Дипломатические учреждения Московского государства.
Дипломатические учреждения Московского государства.
Сложные задачи, стоявшие перед Московским государством со времени Ивана III в области внешней политики, требовали создания особого учреждения для руководства дипломатическими сношениями.
При Иване III такого учреждения еще не существовало. Вопросы внешней политики обсуждались и решались самим великим князем совместно с Боярской думой. Техническая сторона приема послов возлагалась на великокняжеских казначеев, которые играли в то время роль министров финансов. В качестве послов первое время выступали находившиеся на службе у великого князя греки и итальянцы. Таковы греки Юрий Траханиот, Дмитрий Ралов, итальянцы Вольпе, Джисларди. Более культурные, чем природные москвичи, ловкие, оборотистые, знающие европейские порядки и политическую обстановку на Западе, они казались незаменимыми как дипломаты. Но среди них были типичные авантюристы, для которых дипломатическая служба московскому государю была только средством обогащения. С такими чертами, например, выступает Антонио Вольпе, денежный мастер, выкрест; он служил одновременно и Ивану III, и Венецианской республике, и римскому престолу, и Золотой Орде и всех их обманывал. Однако очень скоро рядом с иностранными специалистами на дипломатической службе появляются и русские. В княжение Василия III иностранные источники с уважением говорят о великокняжеском дьяке Дмитрии Герасимове, который неоднократно ездил с дипломатическими поручениями в Рим, к цесарю, в Данию, в Пруссию. Довольно образованный, он владел латинским и немецким языками, участвовал в работах известного греческого ученого монаха Максима Грека по переводу священных книг на русский язык, интересовался богословскими вопросами, ценил итальянскую музыку и знакомился за границей с памятниками старины.
Организация особого учреждения, которое ведало международными сношениями, падает на XVI век. Постепенно из числа влиятельных великокняжеских дьяков выделяются те, которые специализируются на переговорах с иностранными послами. В 1549 г. «посольское дело» было «приказано» дьяку Ивану Михайловичу Висковатому (в то время он «был еще в подьячих»). Этим назначением и положено было начало Посольскому приказу как особому учреждению. В 1561 г. Висковатый получил звание «печатника», т. е. канцлера. Назначение лица неродовитого на столь ответственную должность объясняется, повидимому, тем, что руководство внешней политикой царь оставлял за собой и попрежнему решал связанные с нею вопросы сообща с Боярской думой, а «печатник» заведывал только канцелярией. «Знал бы ты свои дела, которые на тебя положены, не разроняй списков!» — говорил Висковатому митрополит. Очень скоро, однако, скромный начальник посольской канцелярии стянул в свои руки всю текущую дипломатическую работу и сделался: очень важным звеном во всей внешнеполитической деятельности правительства. «Отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве», Висковатый не был лишен талантов: «его уму и искусству, как москвича, ничему не учившегося, — по словам иностранца-современника, — очень удивлялись иностранные послы». Висковатый пал жертвой крупного дипломатического поражения, которое потерпело Московское государство в 1569—1570 гг., когда Турция и Крым вступили в Ливонскую войну. Обвиненный в турецкой ориентации и в самостоятельных сношениях с султанским правительством, он был казнен в декабре 1570 г.
Висковатого в Посольском приказе сменили братья Щелкаловы, Андрей и Василий. Думный дьяк Андрей Щелкалов, «человек необыкновенно пронырливый, умный и злой», в течение четверти века управлял Посольским приказом и приобрел громадное влияние на все стороны правительственной жизни. Типичный представитель нарождавшейся бюрократии, «не имея покоя ни днем, ни ночью, работая, как безгласный мул, он был недоволен тем, что у него мало работы, и желал еще больше работать» (Исаак Масса). Сменивший его брат, думный дьяк и печатник Василий Щелкалов, «далеко уступал Андрею своими дарованиями».
Как учреждение Посольский приказ еще в начале XVII века не был велик; в нем в 1594 — 1601 гг. числилось, кроме «посольского думного дьяка» и его товарища, тоже дьяка, всего 15 — 17 подьячих, не считая переводчиков и низшего персонала. В XVII веке Посольский приказ значительно разросся. Кроме руководства внешней политикой, он занимался делами иностранных купцов и всех приезжих иноземцев (кроме военных). Приказ управлял вновь присоединенными территориями в первое время после их завоевания (например, Сибирью, Смоленской областью, Украиной и т. д.) и ведал сбором денег на выкуп пленных («полоняничных денег»). Наконец, Посольскому приказу были подчинены некоторые второстепенные приказы (четверти Новгородская, Галицкая, Устюжская и Владимирская и Печатный приказ). Смешение функций крайне затрудняло правильное течение дел в Посольском приказе. Это дало повод одному из умнейших его начальников (Ордин-Нащокину) сказать с досадой, что нельзя смешивать «великие государственные дела» с «кружечными», т. е. со сбором доходов с кружечных дворов (кабаков).
Разнообразие и обширность функций Посольского приказа в XVII веке потребовали значительного расширения его штатов. В 1689 г. в Посольском приказе было 53 подьячих, 22 переводчика и 17 толмачей.
Крупное значение, которое приобрели международные отношения в жизни Московского государства, нашло себе выражение и в том, что, начиная с 1667 г., во главе приказа стояли уже не дьяки, а бояре, иногда с титулом «царственные большие печати и государственных и великих дел сберегателя», т. е. канцлера. Одно время самому приказу присвоивалось наименование «Государственный приказ посольской печати». Все это свидетельствовало о возросшем значении внешнеполитической деятельности правительства. Таким образом, в течение XVII века Посольский приказ вполне оформился как учреждение. Но царь сохранил за собой бдительный контроль за деятельностью своих дипломатов. При царе Алексее был организован особый Приказ тайных дел, состоявший под непосредственным его ведением, куда «бояре и думные люди не входят и дел не делают, кроме самого царя». Из этого приказа, в частности, прикомандировывались к послам «в государства» и на посольские съезды подьячие «для того, что послы в своих посольствах много чинят не к чести своему государю, в проезде и в разговорных речах, и те подьячие над послами надсматривают и царю, приехав, сказывают». Контроль этот был, впрочем, малодействителен, ибо послы, «ведая в делах неисправление свое и страшась царского гневу», подкупали этих подьячих, «чтоб они, будучи при царе, их, послов, выславляли, а худым не поносили» (Котошихин).