«Партии не имеют никакого права давать нам приказы»

«Партии не имеют никакого права давать нам приказы»

Любое еврейское сопротивление должно рассматриваться в контексте нацистской политики в отношении поляков. Гитлер никогда не стремился заручиться услугами какого-нибудь польского квиелинговца: страна должна была управляться путем террора. С самого начала за любой акт сопротивления немцы казнили тысячи людей в порядке коллективного наказания. Члены ППС, бывшие офицеры, многие священнослужители и ученые, многие из людей, которых можно было заподозрить в чувстве солидарности с евреями, были убиты или отправлены в концлагеря. В то же время нацисты стремились втянуть польские массы в преследование евреев посредством материальных подачек, однако всегда существовали люди, которые были готовы помочь евреям. Самой крупной группировкой подобных людей являлась ППС, члены которой выкрали все без исключения образцы официальных штампов и печатей и изготовили поддельные арийские документы для некоторых своих товарищей из Бунда.

Ревизионисты поддерживали контакты с представителями польской армии. Тысячи поляков прятали евреев, рискуя наверняка расстаться с жизнью в случае их поимки.

Наиболее важным преимуществом, каким облагали немцы, было отсутствие у народа оружия, поскольку «полковники»

постоянно заботились о том, чтобы оно оставалось недосягаемым для гражданских лиц. ППС и Бунд никогда не занимались учебной подготовкой своих военизированных отрядов,

если не считать редких случаев организации стрельб, за что они сейчас и расплачивались. Фактически единственными винтовками были те, которые запрятали отступавшие войска, и сейчас они хранились у Армии Крайовой (?K), подчинявшейся эмигрантскому правительству, находившемуся в Лондоне.

Под давлением англичан эмигранты должны были включать в состав АК символических представителей как ППС, так и

Бунда, однако контроль над А К осуществлялся антисемит;;::i и их союзниками. Они не хотели вооружать народ из страха, что после выдворения из страны немцев рабочие и крестьяне повернут оружие против богачей; соответственно они разработали стратегическую доктрину, согласно которой время для удара по врагу должно было наступить в тот момент, когда немцы понесли бы поражение на поле боя. Они настойчиво твердили, что преждевременные действия не достигли бы цели и только заставили бы нацистов обрушить свой гнев народ. Это, естественно, означало, что помощь евреям всегда была несвоевременной. ППС, не имея собственного оружия, чувствовала себя обязанной присоединиться к АК, но ей так никогда и не удалось хорошо вооружиться, чтобы самой сколько-нибудь серьезно помочь евреям.

Те евреи, которые оказывали сопротивление польским антисемитам до войны, первыми поднялись на сопротивление нацистам. Те же, кто ничего не делал раньше, продолжал ничего не делать и теперь. Червяков настаивал на том, чтобы

Бунд выделил одного своего члена в Варшавский еврейсккл совет. Бундовцы с самого начала знали, что совет может быть только орудием в руках немцев, но сочли своим долгом согласиться на это требование, и выбор пал на Шмуля Цигельбойма. Цигельбойм был лидером партийной организации в Лодзи и бежал в Варшаву в надежде на то, что сможет продолжать там борьбу после того, как польская армия покинет город. Позднее он помог мобилизовать оставшихся в Варшаве бундовцев на борьбу бок о бок с ППС.

Цигельбойм с неохотой — согласился на составление описка людей для отправки на принудительные работы, считая, что это все же лучше, чем позволить отрядам вербовщиков произвольно хватать кого попало, но в октябре 1939 г., когда Еврейский совет получил приказ организовать гетто, он отказался продолжать подчиняться ему, заявив совету:

«Я чувствую, что не имел бы права жить, если бы… было создано гетто, а моя голова осталась бы в целости… Понимаю, что председатель обязан доложить об этом гестапо, и знаю, какие последствия это может повлечь за собой для меня лично» ¹⁶.

Члены совета опасались, что занятая Цигельбоймом позиция дискредитировала бы их в глазах евреев, если бы они послушно выполнили приказ нацистов, и поэтому отменили свое первоначальное решение подчиниться ему. Тысячи евреев пришли к зданию их штаб-квартиры, чтобы получить дополнительную информацию, и Цигельбойм воспользовался случаем, чтобы обратиться к ним с речью. Он велел им сидеть дома и вынудить немцев захватить их силой. Нацисты приказали ему явиться на следующий день в полицию. Бунд истолковал это как смертный приговор и тайно вывез его за пределы страны; однако его поступок имел тот благоприятный результат, что приказ о создании гетто был временно отменен.

Свой последний бой Бунд дал перед самой пасхой 1940 г.

Какой-то польский хулиган напал на одного старого еврея и начал таскать его за бороду. Оказавшийся поблизости бундовец увидел это и избил поляка. Нацисты поймали бундовца и на следующий день расстреляли. Польские погромщики начали совершать налеты на еврейские кварталы, в чем немцы им отнюдь не мешал«. Они хотели продолжения таких налетов как доказательство того, что польский народ поддерживает их антиеврейскую политику. Нападения на евреев далеко превосходили все, что наровцы когда-либо творили в независимой Польше, и Бунду стало ясно, что у него нет иного выбора, как рискнуть навлечь на себя гнев нацистов, пойти на открытую борьбу. Стремясь не дать никакого предлога для дальнейших набегов в случае смерти какоголибо поляка, бундовцы не пользовались ни ножами, ни ружьями, а лишь применяли металлические кастеты и куски железных труб. В течение двух последующих дней сотни евреев и членов ППС из района Волы сражались с погромщиками до тех пор, пока польская полиция не положила конец этим уличяьгм боям. Нацисты не вмешались в события. Они делали фотоснимки, которые использовали в своей пропаганде, и решили пока не наказывать евреев за их выступление ¹⁷.

Этот эпизод ознаменовал конец руководящей роли Бунда среди польского еврейства.

По прошествии нескольких месяцев немецкой оккупации лидеры сионистских молодежных организаций «Хашомер» и

«СХехалуц», также бежавшие в Литву, послали своих представителей назад в Польшу, однако отнюдь не с целью организовать там восстание. Они усматривали свой долг в там,

чтобы страдать вместе со своим народом в час его тяжкого испытания и попытаться поддерживать его моральное состояние, показывая ему пример высокой доблести. Первые военные выступления, предпринятые какой-либо сионистской группой, исходили от группировки ветеранов ревизионистского движения «Свит» («Заря»). Она поддерживала связи с «Корпусом безопасности» (КБ), небольшим польским подразделением, в ту пору неофициально связанным с АК; еще в 1940 г.

КБ направил нескольких евреев (в там числе и ряд врачей)

в район между реками Буг и Сан, где они работали совместно с некоторыми членами АК ¹⁸. Однако ни «Свит», ни КБ

не строили никаких планов организации крупномасштабного сопротивления или бегства узников различных гетто ¹⁹.

Серьезные замыслы вооруженного еврейского сопротивления начали зарождаться только после вторжения немцев в

Советский Союз. Нацисты с самого начала перестали каким бы то ни было образом сдерживаться в своей деятельности на территории Советского Союза. «Эйнзацгруппы» (отряды специального назначения) начали систематически истреблять евреев, и к октябрю 1941 г., через четыре месяца после вторжения, в результате массовых казней свыше 250 тыс. евреев погибли в Белоруссии и в Прибалтике. К декабрю 1941 г.

первые сообщения о газовых камерах в Хелмно, на польской земле, убедили молодежные организации, Бунд, ревизионистов и коммунистов, что они должны создать несколько военизированных групп, однако основная масса оставшихся в живых лидеров главных входящих в ВСО партий либо не верила в то, что случившееся в других местах могло повториться и в Варшаве, либо была уверена, что ничего сделать было нельзя. Ицхак Цукерман, один из основателей Еврейской боевой организации (ЕБО), объединявшей силы ВСО с Бундом и коммунистами, а позднее один из ведущих историографов Варшавского восстания, заявил без обиняков: «Еврейская боевая организация восстала без участия партий и против воли партий»²⁰. После войны были посмертно опубликованы некоторые работы Керша Берлинского, члена «левой» «Поалей Циона». Он рассказал о совещании, состоявшемся в октябре 1942 г., в котором участвовали представители его организации и молодежных групп. Предметом обсуждения был вопрос о том, должна ли ЕБО находиться только под поенным командованием или же во главе ее должен стоять военно-политический комитет, причем молодежные группы в любом случае хотели избежать господства партий.

«Товарищи из „Хашомера” и „Хехалуца” отозвались о политических партиях в резком тоне: „Партии не

имеют никакого права давать нам приказы. Они сделали кое-что лишь для молодежи, они ничего больше

не будут делать. Они станут только мешать”»²¹.

На конференции, посвященной истории еврейского движения сопротивления, состоявшейся в апреле 1968 г. в институте Яд Вашем, историки, принимавшие участие в борьбе, и те, кто все еще стремился оправдать пассивное отношение к ней, обменялись друг с другом резкими замечаниями. Исраэль Гутман бросил одному из них, д-ру Натану Эку, свое обвинение в следующих выражениях:

«Вы что, думаете, что если бы мы продолжали ждать до самого конца и действовали бы в соответствии с указаниями лидеров партии, то восстание произошло бы все равно, или же что тогда оно не имело бы никакого смысла? Я считаю, что восстания не было бы вообще, и требую, чтобы д-р Эк привел убедительное доказательство того, что в намерения партийного руководства входила когда-либо организация восстания» ²².

Вот как видный историограф уничтожения еврейской общины Варшавы Эммануэл Рингельблум охарактеризовал психологию своего друга, члена «Хашомера» и командующего ЕБО Мордехая Аньелевича:

«Тот Мордехай, который так быстро возмужал и так стремительно поднялся до ответственнейшего поста командующего организацией боевиков, чрезвычайно сожалел теперь о том, что он и его товарищи напрасно растратили три военных года на культурно-воспитательную работу. Мы не поняли той новой стороны Гитлера, которая ныне становится очевидной, жалуется Мордехай. Мы должны были обучить молодежь пользоваться холодным и боевым оружием. Мы должны были воспитывать ее в духе отмщения величайшему врагу евреев, величайшему врагу всего человечества и величайшему врагу всех времен»²³.

В центре дискуссии, проходившей в движении Сопротивления, стоял ключевой вопрос: где вести борьбу. Вообще говоря, за уход как можно большего числа молодежи в партизаны ратовали коммунисты, тогда как молодые сионисты призывали до конца сопротивляться в гетто. Коммунисты всегда являлись наиболее этнически единой партией в стране, и сейчас, когда нападению подвергся Советский Союз, они целиком отдались борьбе против Гитлера. Советы забросили в Польшу ветерана Гражданской войны в Испании Пинкуса Картина для организации там еврейского подполья. Коммунисты утверждали, что гетто невозможно оборонять и что их защитники погибли бы ни за что. В лесах они могли бы не только выжить, но и начать нападать па немцев. Сионистская молодежь серьезно подняла вопрос об уходе в леса. Красная Армия все еще была далеко, а на польскую коммунистическую

Гвардию Людову польские массы взирали весьма подозрительно из-за ее былой поддержки гитлеро-сталинского пакта,

приведшего к уничтожению польского государства*. Поэтому

Гвардия Людова обладала лишь очень небольшим количеством оружия, окружающая же местность кишела антисемитски настроенными партизанами, нередко наровцами, которые без малейших колебаний были всегда готовы убивать евреев.

Однако в умонастроениях многих молодых сионистов присутствовал еще некий элемент узкого изоляционизма. Самым ярым противником идеи партизанства был Мордехай Таненбаум-Тамаров из Белостока, хотя этот город располагался в дремучих лесах²⁴. Он писал:

«В осуществлении мести, который мы домогаемся, постоянным и решающим является еврейский, национальный фактор… Наш подход к решению этой задачи требует выполнения нашей национальной роли внутри самих гетто (не бросать стариков на произвол их кровавой судьбы!)… И если мы останемся живы — то с оружием в руках уйдем из них в леса»²⁵.

__________

* Главная причина гибели польского государства заключалась в профашистской ориентации и антисоветской политике его правящих кругов, отклонивших в 1939 г. все предложения Советского Союза о заключении союзного договора о взаимопомощи. — Прим. ред.

__________

Эта линия нашла поддержку в Варшаве, где Мордехай Аньелевич, считая, что мысли о возможности спастись в последнюю минуту бегством подорвали бы железную волю, необходимую для того, чтобы выстоять перед лицом неминуемой смерти, умышленно не строил никаких планов отступления ²⁶.

Результаты этой тактики разочаровали ее сторонников: руководители «Хашомера» и «Хехалуца» надеялись, что их пример объединит узников гетто, но они не поняли, что четыре года унижения и страданий сломили дух народа. Гетто нельзя было вооружить, и поэтому те, кто в них томился, полагали, что восстание только увеличит неизбежность их гибели. Исраэль Гутман был совершенно прав, когда утверждал:

«Истина состоит в том, что еврейская общественность в большинстве гетто и не понимала, и не принимала пути и оценок, предлагавшихся бойцами… Боевые организации повсюду вели ожесточенные споры с еврейской общественностью… Молодежные движения добились в Варшаве того, чего они не добились в местах других мятежей» ²⁷.

Варшавское гетто располагало двумя потенциальными источниками снабжения оружием: это были Гвардия Людова,

желавшая помочь ему, но слабо вооруженная, и Армия

Крайова у которой имелось оружие, но не было желания помочь. Узники гетто кончили тем, что, раздобыв небольшое количество оружия, главным образом пистолеты, они в течение нескольких дней храбро сражались, пока окончательно не иссяк их скудный арсенал. Ревизионистам пришлось сформировать свою собственную, отдельную Национальную военную организацию, поскольку остальные политические течения отказались объединиться с группой, которую они считали фашистской. Тем не менее они сумели достать для одного своего отряда немецкое обмундирование, три пулемета, восемь винтовок и сотни гранат. Некоторые из их бойцов спаслись, бежав через туннели и канализационные трубы, и были переброшены несколькими польскими друзьями в леса;

потом попали в немецкие ловушки, снова бежали, укрылись в нееврейском секторе Варшавы и в конечном счете были окружены и зверски убиты. Для Аньелевича конец наступил в гетто на двадцатый день восстания. Марек Эдельман, в ту пору бундовец и заместитель командира ЕБО, рассказывает,

что Аньелевич и 80 других бойцов застрелились в каком-то бункере²⁸. Цукерман — другой заместитель командира этой организации — утверждает, что Аньелевич был убит гранатами, брошенными в укрытие, где он прятался²⁹.