ВСО оправдывает пакт с нацистами

ВСО оправдывает пакт с нацистами

Тень Гитлера нависла над конгрессом в Праге. Руководители ВСО знали, что нацисты заинтересованны в сделке, и они решили избежать оскорбления Германии путем ограничения обсуждения ситуации там лишь минимумом¹⁵. Режим как таковой не был осужден. Лигу Наций попросили помочь «в борьбе за восстановление прав евреев в Германии», но просьба была похоронена в пространной дискуссии об эмиграции и о Палестине¹⁶. Не было предложено никакого плана оказания давления на мировое общественное мнение, и не потребовали каких-либо действий со стороны Лиги Наций.

Сионистско-нацистский пакт был опубликован за день до обсуждения резолюции о бойкоте, и можно догадываться, что нацисты сделали это, чтобы помешать одобрению бойкота.

Лидер правых «ревизионистов» Владимир Жаботинский * изложил дело о бойкоте, но не было шансов на то, что его предложение — будет серьезно обсуждено. Англичане арестовали нескольких ревизионистов по обвинению в убийстве Арлосорова, и прокурор излагал доказательства в суде в то время, когда заседал конгресс. Так как репутация ревизионистов была в прошлом запятнана актами насилия в отношении своих сионистских соперников, большинство делегатов было убеждено в их соучастии в деле Арлосорова. Их дурная слава еще более утвердилась, когда сторонники Жаботинского, одетые в коричневую униформу, сопровождали его в зал в строгом военном строю, вынудив президиум объявить форму вне закона, так как существовало опасение, что возникнет мятеж единомышленников Арлосорова — лейбористов. Поддержка Жаботииским бойкота и выступление его против пакта были отвергнуты как предложения взбесившегося террориста — врага умеренного руководства, избранного демократическим путем. Его резолюция была отклонена 240 голосами против 48.

__________

* Подробное освещение деятельности лидера фашиствующих сионистов-ревизионистов, основателя Новой сионистской организации В. Жаботинского содержится в 10–11 главах книги. — Прим. ред.

__________

Однако тот факт, что резолюция Жаботинского была отвергнута, не обязательно означал, что делегаты были за сделку с Гитлером; когда нацисты объявили, что они подписали соглашение с сионистами, которое позволит германским евреям направить в Палестину принадлежащие им ценности на три миллиона рейхсмарок в виде германских экспортных товаров, значительная часть конгресса отвергла заявление как пропагандистский трюк. Когда существо сделки стало известным, разразился страшный скандал. Руководство полностью просчиталось, ибо надеялось, что пакт будет пользоваться огромной популярностью. Теперь, потрясенные враждебностью к нему, руководители пытались защитить себя откровенной ложью; лидер лейбористов Берл Локкер нагло провозгласил: «Исполком Всемирной сионистской организации не имел никакого отношения к переговорам, которые привели к соглашению с германским правительством» ¹⁷. Никто не поверил этой грубой фальшивке.

Многие делегаты, в частности американцы, были за бойкот и голосовали против Жаботинского, прежде всего потому, что они считали, что ВСО слишком занята Палестиной, чтобы взять на себя еще одну тяжелую задачу. Теперь Стефан Уайз предъявил руководству ультиматум. Он потребовал разъяснения того, «как помешать германским… пропагандистам использовать пакт. Его требование горячо обсуждалось весь день… политическим комитетом»¹⁸. В заключение лидеры не осмелились официально взять па себя ответственность за «Хаавару»*, то есть за соглашение о трансфертной сделке, и притворились, что оно обязывает только Германию и подписавшего его представителя — Англо-Палестинский банк.

Но поскольку этот банк принадлежал им, они только преуспели в том, что выставили себя в смешном свете перед друзьями и врагами.

___________

* «Хаавара» на иврите означает «торговое товарищество». Так был закамуфлирован пакт с нацистами. — Прим. ред.

___________

Дебаты о Сионистско-нацистском пакте продолжали бушевать до 1935 г. Контора по реализации «Хаавара» быстро

— стала солидным банком и торговым домом, причем, когда ее деятельность достигла апогея, в ее Иерусалимском отделении работало 137 специалистов. Под давлением нацистов положения «Хаавары» все время менялись, но по сути соглашение оставалось неизменным: германские евреи могли вкладывать деньги в банк внутри Германии, которые затем использовались для покупки экспортных товаров, продававшихся обычно за пределами Германии, но не исключительно в

Палестине. Когда эмигранты наконец прибывали в Палестину, они получали плату за товары, купленные ими после того, как товары были окончательно проданы. Финансовая изобретательность руководителей «Хаавары» помогла им распространить операции во многих направлениях, но в течение всего срока деятельности привлекательность компании для германских евреев осталась той же самой: это был наименее болезненный путь вывоза еврейского имущества из Германии. Однако нацисты устанавливали правила, которые с течением времени, естественно, ужесточились; и к 1938 г.

средний клиент терял по крайней мере 30 и даже 50 процентов своих средств. Тем не менее в данном случае убытки были все-таки в три раза (а то и в пять раз) меньше, чем убытки, которые несли евреи, чьи деньги шли в любом другом направлении ¹⁹.

Высший предел по схеме «Хаавары» составлял 50 тыс. марок (20 тыс. долл., или 4000 английских фунтов) на эмигранта, вследствие чего соглашение теряло свою привлекательность для самых богатых евреев. Поэтому только 40 419 тыс. долл. пошли в Палестину, через «Хаавару», в то время как 650 млн. долл. поступили в Соединенные Штаты, 60 млн. — в Соединенное Королевство; существенные суммы были отправлены и в другие страны. Однако если с точки зрения вывоза ценностей германского еврейства «Хаавара» не была жизненно необходима, то для сионизма она была нужна как воздух. Около 60 процентов всего капитала, вложенного в Палестину между августом 1933 г. и сентябрем 1939 г., переводилось на основе соглашения с нацистами²⁰. Кроме того,

англичане, чтобы ограничить количество иммигрантов, установили ежегодную квоту для еврейских иммигрантов под предлогом слабого экономического положения страны; однако «капиталистам», то есть тем, у кого было больше 1000 английских фунтов (5000 долл.), въезд разрешали сверх квоты.

16 529 владельцев этих сумм были, таким образом, дополнительным источником иммиграции, а также экономическим подспорьем для сионизма. Их капитал породил бум, обеспечивая Палестине искусственное процветание в самый разгар мирового кризиса.

Вначале ВСО пыталась защититься от обвинений в подрыве бойкота и неприкрытом коллаборационизме, утверждая, что трансферт через «Хаавару» в действительности не подрывал бойкота, поскольку Германия не получала иностранной валюты за свои товары, так как все они покупались внутри страны за марки. Однако вскоре Берлин потребовал часть платежей за некоторые товары в иностранной валюте, и ВСО стала искать новых покупателей для Германии в Египте, Ливане, Сирии и Ираке. В то же время сионисты начали экспортировать апельсины в Бельгию и Голландию, используя нацистские суда²¹. К 1936 г. BCO начала продавать нацистские товары в Англии ²². ВСО не была заинтересована в ведении борьбы против нацистов, и любой вариант защиты схемы «Хаавары» подтверждал это. Зелиг Бродецкий, один из членов сионистского Исполкома и позже, в 1939 г., президент Совета депутатов британских евреев, упрекал весь мир за то, что тот презирал ВСО:

«Конгресс поднялся на уровень, до которого немногие еврейские организации могли бы подняться.

Легко пускать в ход креп-кие ругательства, организовывать митинги, призывать к бойкотам, но гораздо труднее было говорить — спокойно и спокойно доказывать. Говорилось, что решения — относительно Германии были слишком слабы. Нет! Неевреи могли позволить себе пользоваться сильными словами, а евреи не могли делать это»²³.

Предателями были не сионисты, предателем был всякий,

шедший не в ногу с ними, в этом по крайней мере хотел убедить весь мир Моше Бейлинсон, видный лейбористский сионист. Он не впервые пытался — обосновать сотрудничество с фашизмом. В 1922 г. он был членом делегации, которая от имени итальянского сионизма заверила Муссолини в своей лояльности. Ну а теперь он пытался разработать теоретическую защиту нацистского пакта.

«После того как — стены гетто были опрокинуты, главным оружием защиты наших жизней и прав стал протест… Все наши протесты на протяжении десятилетий не привели к уничтожению преследований не только в огромной империи царей, но даже в относительно — крошечной Румынии.

Конгресс не «предавал»; он торжествовал победу.

Он не «боялся»; напротив, у него было достаточно мужества положить начало новой еврейской государственной мудрости… В самом деле, 18-й конгресс ВСО имел мужество уничтожить традицию ассимиляторов, главная характерная черта которой заключается в том, чтобы полагаться на других и взывать к другим…

В течение жизни поколений мы боролись с помощью протестов. Теперь у нас в руках другое оружие, сильное, надежное и верное оружие: виза в Палестину»²⁴.

Значительное болынинств-о евреев было против «Хаавары».

У компании не было защитников за пределами ВСО, в то же время торговля с нацистами не пользовалась популярностью и у — многих ее членов. Протесты начали поступать, когда конгресс в Праге еще заседал. Пакт был крайне непопулярен в Польше, где евреи опасались, что, если не будет сопротивления антисемитизму в соседней стран-е, их собственные антисемиты начнут требовать, чтобы польское правительство пошло по стопам немцев. В Америке и в Англии, в каждой из них имелись более или менее сильные демократические традиции, многие сионисты, включая некоторых видных деятелей — участников движения, выступали против пакта. В августе 1933 г. видный кливлендский раввин Аба

Хилел Силвер был одним из самых первых, кто жаловался:

«Да, сама идея переговоров палестинских евреев с Гитлером по торговому вопросу, вместо того чтобы потребовать справедливости для преследуемых евреев Германии, является немыслимой. Создается впечатление, что все это дело было противозаконной продажей, производимой после банкротства, и что евреи Палестины пытаются обеспечить для себя несколько выгодных сделок»²⁵.

Сетования можно было услышать даже в далеких уголках земли. Мельбурнский еврейский еженедельник «Джуиш уикли ньюз» протестовал: «Они выставят нас на посхмешище перед немцами, которые тогда будут в состоянии заявить,

что, если дело доходит до конфликта между еврейским бизнесом и национальным чувством, бизнес всегда выигрывает»²⁶. Раввин Уайз возвращался к этому вопросу бесчисленное количество раз. В сентябре 1933 г. он назвал «Хаавару» «новым золотым тельцом — золотым апельсином» и продолжал: «Я думаю, что откровенно выражу мнение евреев всех стран, если скажу, что нам омерзителен любой еврей, проживает ли он в Палестине или за ее пределами, который идет на заключение любого торгового соглашения с нацистским правительством, какова бы ни была причина»²⁷.

В речи, произнесенной на Всемирной еврейской конференции в Женеве в 1934 г., Уайз резко критиковал лейбористов,

ставших преобладающей силой в палестинском сионизме:

«Один руководящий палестинец снова и снова повторял в Праге: «Палестина — это главное!» Эта конференция должна ясно заявить, что, если Палестина и главенствует над всеми другими факторами в решении наших проблем, ее главенство прекращается, когда оно вступает в конфликт с более высоким моральным законом»²⁸.

Уайз установил, что разъедает ВСО: земля Израиля стала гораздо более важной, чем нужды народа Израиля. Лейбористский сионизм стал в самом полном смысле утопическим культом. Лейбористские сионисты увидели в отправке все новых евреев в старую еврейскую страну единственный путь, который позволит еврейской нации продолжить свое существование. Настоящий еврейский народ, миллионы евреев диаспоры — это все лишь резервуар, из которого они будут черпать молодых иммигрантов — строителей своего государства. Диаспора как таковая обречена: либо евреев выгонят, как в Германии, либо они будут ассимилированы, как во Франции. Когда перед евреями открылась эта странная перспектива — либо выжить, либо погибнуть с сионистами в Израиле, — сионисты были вынуждены просить большей поддержки у нацистов, чтобы превратить свою мечту в реальность.

В конце 1933 г. они пытались возродить организацию Арлосорова по ликвидации еврейских активов в Германии.

Вейцман поручил Кохэну предложить германскому министерству иностранных дел, чтобы он, бывший президент движения, теперь председатель его Центрального бюро но расселению германских евреев, приехал в Берлин для обсуждения схемы ликвидации активов, но нацисты отказались направить ему приглашение²⁹. Они всегда были менее заинтересованы в сделке с сионистами, чем сионисты — договориться с ними. Нацисты достигли того, Чего хотели: сионисты сорвали бойкот и не было никаких признаков того, что они сопротивляются нацизму; на данный момент этого было достаточно. Но даже этот отпор не мот сбить Вейцмана с его курса. Через полтора года, 3 июля 1935 г., он писал Артуру

Руппину, директору отдела колонизации в Палестине и одному из самых энергичных поборников дальнейшего сближения с нацистами:

«Д-р Мозес, как мне стало известно, установил связь с представителями имперского министерства национальной экономики и после ряда бесед, которые он там имел, представил меморандум, содержащий требования, чтобы дополнительно экспортируемые в Англию товары — если об этом удастся достигнуть договоренности по просьбе наших друзей в Германии, — были в конечном счете использованы на благо людей, которым разрешалось выехать в Палестину с «капиталом» в 1000 фунтов»³⁰.

Вейцман далее разъяснил, что заявление Пражского конгресса о «борьбе» за права германских евреев, строго говоря, пустые слова. Он обсуждал итоги конгресса в Праге в связи с подготовкой к предстоявшему в 1935 г. конгрессу в Люцерне:

«Мне хорошо известно, что конгресс в Люцерне может обойти и оставить без последствий вопрос о германских евреях, поступив точно так же, как Пражский конгресс… Я осмеливаюсь усомниться, выиграет ли кто-либо, особенно германские евреи и германские сионисты, от тщательнейшего рассмотрения вопроса о германских евреях, тем паче если будет сделан специальный доклад. Обсуждение этого вопроса не принесет большой пользы, особенно в нынешнее время, ввиду готовности во всем мире договориться с Германией. Вместе с тем я считаю весьма вероятным, что такой доклад мог бы стать опасным для единственного позитивного явления, которое мы имеем в Германии, — для ширящегося сионистского движения… Мы, будучи сионистской организацией, должны заняться конструктивным решением германского вопроса путем переселения еврейской молодежи из Германии в Палестину, а не вопросом о равноправии евреев в Германии»³¹.

Примечательно, что слово «конструктивный» всегда было одним из излюбленных штампов Вейцмана; после первой мировой войны он уверял капиталистов в Версале, что политика сионизма конструктивна, в отличие от поведения тех евреев, которым присущи «деструктивные тенденции». «Конструктивное» отношение к Гитлеру, столь широко распространенное в капиталистических кругах того времени, как это ни невероятно, исходило от еврея, но, разумеется, Высокий Сионизм отличался от обычного еврейского мышления как небо от земли. Друг Вейцмана, немецкий еврей Руппин, был хорошим примером в этом отношении. Человек, улучшающий расу, именно он ведал превращением молодых людей из среднего класса в «конструктивных» тружеников на дарующей здоровье еврейской земле. В 1934 г. в своей книге «Евреи в современном мире» он открыто изложил оппортунистическую линию сионистского движения. В ней он снова говорил евр.

ям, что именно они виноваты в том, что дела пошли тем путем, которым они пошли, и увещевал их, говоря:

«Такая попытка мирного решения проблемы была бы возможной, если бы… евреи… признали, что их особое положение среди немцев неизбежно приведет к конфликтам, причиняемым природой человека; они не могли бы быть устранены доводами и разумом. Если бы обе стороны поняли, что нынешнее положение объяснялось не злой волей, а обстоятельствами, возникшими независимо от воли той или другой стороны, не было бы необходимым решать еврейскую проблему в оргии необузданной ненависти».

Его теория «непонимания» логически приводила к тому, что он делал вывод: «Для достижения модус вивенди потребуются различные промежуточные и частичные решения»³².

Льюис Намьер, бывший руководитель политического департамента Исполкома ВСЮ, крупный историк английской аристократии, написал предисловие к книге Руппина. Осведомленные сионисты, включая Наума Гольдмана, считали

Намьера ярым еврейским антисемитом ³³. Будучи преданным интересам британской аристократии, он презирал евреев как людей, олицетворяющих капитализм, вульгарную «торговлю». Как и можно было ожидать, в предисловии к книге он выражал свое «понимание» антисемитизма: «Не каждый, испытывающий недовольство нами, должен называться антисемитом, да и нет чего-либо неизбежного и врожденно злого в антисемитизме»³⁴. Однако первоначальный вариант предисловия был еще более сильным. Вейцман прочитал его и должен был предупредить Намьера, чтобы он не был столь откровенен, высказывая их взаимную терпимость к нацизму:

«Подчеркнутые карандашом на стр. 6 слова: «но произошло то и т. д…» — кажутся мне опасными, хотя я согласен с Вашим выводом. Но книга написана Руппином, а предисловие — Вами, его будут цитировать в Германии, и «деревенщина» будет говорить: «Евреи сами думают, что все это будет на благо… и т. д.».

Я бы опустил эти слова, если возможно»³⁵.

Таковы были настроения руководящих деятелей сионистского движения в 1935 г., когда они съезжались на свой летний конгресс в Люцерне. Отрицая публично (в фиксированных выступлениях), что они имели отношение, к соглашению о «Хааваре», тайно они делали все, что могли, чтобы расширить сферу деятельности этого пакта. В любом отношении их мышление и их политические мероприятия расходились с позицией огромного большинства евреев во всем мире.