Нерон

Нерон

Нерон Клавдий Цезарь[398] вступил на престол, когда ему не исполнилось еще 17 лет. По натуре это был юноша не столько злой, сколько безволь­ный. Он не был лишен способностей и обнаруживал некоторые хорошие задатки. Но обстановка первых лет его правления убила в нем все хоро­шее и развила до чудовищных размеров все дурное.

Первое время всеми делами распоряжались Афраний Бурр и воспита­тель молодого императора известный философ и писатель Л. Анней Сене­ка. Оба они старались восстановить сенаторский режим в духе принципа­та Августа. Но это оставалось скорее теоретической программой, так как на практике управление государством все более и более переходило на бюрократический путь, установленный при Клавдии. Во всяком случае, в сфере внутриполитических отношений в первые годы правления Нерона не было никаких тревожных симптомов.

Однако в это же время в семье императора и в узком придворном кру­гу происходили события, которые должны были навести на размышле­ния всякого внимательного наблюдателя. Уже в 55 г. скоропостижно умер Британник, сводный брат Нерона. Внезапная смерть и необычайная быс­трота, с которой его похоронили, заставляют думать, что он был отрав­лен. По чьему распоряжению? Наши источники единогласно указывают на Нерона.

Этот вопрос тесно связан с другим, более широким. За молодого импе­ратора шла борьба двух придворных группировок: партии Сенеки и Бурра и партии Агриппины. Каждая старалась влиять на Нерона всеми возмож­ными средствами: лестью, поощрением в нем артистических наклоннос­тей, покровительством его любовным увлечениям и т. д. Особенно удоб­ным был последний путь. Проводником влияния Агриппины являлась Ок­тавия, молодая жена Нерона. Сенека и Бурр в противовес этому влиянию выдвигают вольноотпущенницу Акте, в которую император влюбился. Тог­да Агриппина, видя, что власть ускользает из ее рук, попыталась поста­вить ставку на Британника. Она имела неосторожность открыто грозить сыну, что пойдет с пасынком к преторианцам. Возможно, что это были только слова. Однако они возымели свое действие, и весьма вероятно, что Британника отравили либо по приказанию самого Нерона, либо по распо­ряжению Бурра и Сенеки.

Эта история резко ухудшила отношения между Агриппиной и Неро­ном, и без того уже начинавшим тяготиться опекой своей властолюбивой матери. В конце концов разразилась катастрофа. В 58 г. Нерон познако­мился с блестящей римской дамой Поппеей Сабиной, женой одного из сво­их собутыльников М. Сальвия Отона. Между ними начался роман при яв­ном попустительстве Отона. Поппея приобрела огромное влияние на сла­бохарактерного Нерона и стала добиваться того, чтобы он развелся с Октавией и женился на ней. Это послужило источником нового конфлик­та между императором и его матерью. Агриппина всеми силами сопротив­лялась разводу с Октавией. Тогда Нерон решил отделаться от матери. На ее жизнь было организовано покушение во время ее переезда на судне, которое в определенный момент должно было пойти ко дну вместе с Аг­риппиной. Однако ей удалось спастись. Нерон, смертельно испугавшийся, что план убийства раскрыт и что мать теперь открыто выступит против него, послал отряд под начальством вольноотпущенника Аникета, коман­дира мизенского флота. Солдаты покончили с Агриппиной (59 г.).

После этого Нерон развелся с Октавией, Поппея была разведена с Отоном, и император вступил в новый брак. Октавия была отправлена в ссыл­ку на о. Пандатерию и там убита (62 г.)[399]. Примерно в это же время умер Бурр. На его место Нерон назначил двух префектов претория, одним из которых был Софоний[400] Тигеллин. Он скоро приобрел большое и пагубное влияние на императора. Сенека, видя, что Нерон окончательно ускользает из его рук, устранился от дел. Таким образом, последние сдерживающие начала исчезли для императора, и он мог беспрепятственно предаваться своим театральным увлечениям, мотовству и распутству. Скоро он поте­рял здесь всякую меру.

С другой стороны, и в сфере широкой внутренней политики обста­новка стала осложняться. Еще при Августе был издан закон, согласно которому в случае насильственной смерти господина все рабы, находив­шиеся в момент убийства под одним кровом с господином и не пришед­шие ему на помощь, подлежали казни. В 57 г. сенат издал постановле­ние, что казни в этом случае подвергаются и те рабы, которые по завеща­нию должны были получить свободу. Принятие этого постановления может говорить только об одном: в Риме усиливались заговоры рабов и убийства ими своих господ.

В 61 г. был убит одним из своих рабов градоначальник Рима Педаний Секунд. Подлежало казни 400 рабов. Дело дошло до сената, где прозвуча­ли голоса против такой массовой расправы. Однако большинство сенато­ров высказалось в пользу точного применения закона. Но когда осужден­ных повели на казнь, собралась большая толпа, пытавшаяся их отбить. Пришлось вызвать войска, которые оцепили всю дорогу к месту казни, и только тогда удалось привести приговор сената в исполнение.

Три года спустя над Римом разразилось страшное бедствие. Летом 64 г. в ветреный день в городе начался пожар. Он быстро охватил огромную территорию и продолжался 6 дней. Из 14 районов уцелели только четыре; три сгорели до основания, а в других остались только развалины. Число жертв было очень велико. Хотя правительство приняло экстренные меры, чтобы облегчить участь погорельцев, в народе говорили, что город подо­жгли по желанию Нерона. Он якобы был недоволен старым Римом и хотел его уничтожить, чтобы построить новый. Другой вариант гласил, что го­род подожгли, чтобы дать возможность императору насладиться зрели­щем грандиозного пожара и вдохновить его на создание великого произве­дения искусства.

По-видимому, эти разговоры не соответствовали действительности, и пожар возник случайно. В частности, следует отметить, что пожар начал­ся в полнолуние (в июле), когда его «эстетический» эффект был не столь уж велик. Тем не менее слух о поджоге держался чрезвычайно упорно и порождал большое недовольство в народе, которое ежеминутно могло при­нять открытые формы[401]. Тогда решили найти «виновных». Арестовали много людей, принадлежавших к различным нелегальным организациям. Они были обвинены в поджоге и подвергнуты мучительной казни. Наша тради­ция (Тацит, отчасти Светоний) считает их христианами. Однако едва ли в эту эпоху проводили четкую разницу между христианами и приверженца­ми других восточных религий. Поэтому соответствующие места Тацита[402] и Светония[403], вероятно, являются позднейшими вставками.

Несмотря на казнь «поджигателей», слухи, компрометирующие импе­ратора, продолжали держаться. Нерон сам давал им пищу, скупив за де­шевую цену огромный участок земли между Палатином и Эсквилином и начав там строить роскошный дворец — «Золотой дом» (Domus Aurea).

Пожар Рима сыграл немалую роль в усилении оппозиционных настро­ений среди римского общества. Этим настроениям давали обильную пищу распутство Нерона, его кровожадность, безграничное мотовство, маниа­кальное увлечение театром. Император выступал публично в качестве пев­ца, поэта, возничего, актера, кифареда и т. д. Он учредил даже два новых праздника — Ювеналии и Неронии — по типу греческих состязаний. Пра­вильно организованная клака, стоившая огромных денег, должна была изоб­ражать энтузиазм зрителей.

В 62 г. закончилась либеральная эра «сенатского режима». Ее оконча­ние совпало с такими событиями дворцовой жизни, как смерть Бурра, вы­движение Тигеллина, самоустранение Сенеки, гибель Октавии, о которых мы говорили выше. В сенате возобновились процессы об оскорблении ве­личества. Начались казни и конфискации, вызванные в такой же степени борьбой с оппозицией знати, как и стремлением получить источник средств для покрытия колоссальных расходов.

Ответом на возобновление террористического режима явилась орга­низация большого заговора (65 г.). В нем приняли участие представители сенаторского и всаднического сословий. Во главе заговорщиков стоял Г. Кальпурний Пизон, молодой человек из знатной семьи, которого наме­ревались провозгласить императором после убийства Нерона. Среди глав­ных участников заговора находился и второй префект претория Фений Руф, недовольный предпочтением, которое император оказывал Тигеллину. Медлительность заговорщиков и плохая организация привели к тому, что заговор был раскрыт. Последовали многочисленные казни. Нерон восполь­зовался удобным случаем, чтобы отделаться от неприятных ему лиц. Так, должен был покончить жизнь самоубийством Анней Лукан, племянник Сенеки, популярный поэт, которому Нерон завидовал до такой степени, что запретил ему публиковать свои стихи[404]. Аналогичная судьба постигла Сенеку, Г. Петрония, по-видимому, автора «Сатирикона», и многих дру­гих представителей знати. Петроний был одним из самых близких друзей Нерона, вкусу которого император безгранично доверял[405]. Это возбудило зависть Тигеллина, который постарался впутать Петрония в заговор. Что касается Сенеки, то он был ненавистен Нерону как представитель идей и тенденций первой половины его царствования.

В 66—67 г. император предпринял артистическое турне по Греции, находя, что в Риме его недостаточно ценят. Он выступал на олимпийских и дельфийских состязаниях и привез с собой в Рим 1,8 тыс. венков. В бла­годарность за хороший прием Нерон объявил эллинов свободными[406]. Это путешествие стоило огромных денег и окончательно привело в расстрой­ство государственные финансы. В том же самом году, когда Нерон отпра­вился в свое артистическое путешествие, он получил известие о большом восстании в Иудее. Из Греции император послал на его усмирение своего полководца Веспасиана.

Провинциальная политика Нерона отличалась непоследовательностью. С одной стороны, в ней выступали прогрессивные элементы, которые по­зволяют видеть в Нероне в известной степени продолжателя традиций Це­заря, Августа, Тиберия и Клавдия. С другой стороны, неупорядоченность провинциального управления и расточительность Нерона, заставлявшая прибегать к усилению налогового обложения, приводили к огромным зло­употреблениям и к росту недовольства.

Еще в начале царствования вспыхнуло восстание в Британии, вызванное тяжестью налогов и притеснениями римской администрации. Восставшие племена возглавляла царица Боудикка. Г. Светоний Паулин, завоеватель Мавритании, в первое время не мог справиться с движением. Восставшие взяли Камулодун и Лондиний, перебив там много римских поселенцев. Толь­ко после того как Паулин собрал все свои силы, ему удалось разбить вос­ставших в большой битве к югу от Темзы (60 г.). Боудикка покончила с со­бой, и восстание было подавлено. Правительство Нерона приняло меры для уничтожения некоторых наиболее вопиющих злоупотреблений.

Очень сложной была ситуация на Востоке. Еще от времен Тиберия Рим унаследовал армянскую проблему. Трудность ее состояла в том, что в армянских делах были заинтересованы парфяне, поддерживавшие в Армении своих ставленников. Полководец Нерона Гн. Домиций Корбулон весьма успешно действовал на Востоке, частью дипломатическим путем, частью силой оружия. В результате нескольких кампаний[407] и дли­тельных мирных переговоров ставленник парфян брат парфянского царя Тиридат отказался от своих формальных притязаний на Армению, со­гласился отдать себя под покровительство римлян и принять армянскую корону из рук Нерона. Для этой цели он в 66 г. лично явился в Рим и был торжественно коронован.

Таким образом, армяно-парфянский вопрос был решен весьма удачно для Рима. Это являлось заслугой главным образом Корбулона. Однако Не­рон, боясь популярности знаменитого полководца, вызвал его в 67 г. в Гре­цию, где тогда находился император, и приказал казнить.

Самым слабым звеном провинциальной политики Нерона оказалась Палестина. Здесь положение было особенно сложным. Римская политика, направленная к разжиганию национальных противоречий, грубое игнори­рование религиозных и бытовых особенностей иудеев и злоупотребления императорских прокураторов вызывали там почти непрерывную цепь вол­нений. В то время как высшее священство Иерусалимского храма и круп­ные землевладельцы в общем и целом мирились с римским господством, народная масса, находившаяся под двойным гнетом, была главным рас­садником недовольства. В народе жила твердая вера в скорое пришествие мессии, обещанного избавителя, который спасет народ от гнета чужезем­цев и установит царство правды на земле.

В 66 г. в Цезарее[408] при попустительстве прокуратора Гессия Флора про­изошел погром. В ответ на него вспыхнуло восстание в Иерусалиме, руко­водимое партией зелотов. Это было националистическое течение, стре­мившееся свергнуть не только господство римлян, но и гнет крупных зем­левладельцев, ростовщиков и богатого священства Иерусалимского храма. Крайнее крыло националистической партии римляне называли сикариями (убийцами) за то, что они применяли террористические методы борьбы. Сикарии вербовались из рабов, крестьянской бедноты и низов городского населения. Вождями движения были Иоанн из Гискалы и Симон, сын Гиоры. Восставшие осадили немногочисленный римский гарнизон в Иеруса­лиме, а когда он капитулировал, перебили его.

Римские власти проявили полную растерянность. Гессий Флор не при­нимал никаких мер, а легат Сирии Цестий Галл[409], начавший было осаду Иерусалима, снял ее и при отступлении был разбит. После этого восста­ние охватило всю Иудею, Самарию, Галилею и часть Трансиордании. В городах шла ожесточенная борьба между иудеями и «язычниками», а в Иерусалиме в первое время восстания умеренные и крайние националис­ты образовали правительство единого фронта, руководившее движением.

Нерон отправил для борьбы с восстанием своего последнего крупного полководца Тита Флавия Веспасиана, уцелевшего только потому, что он был незнатного происхождения и Нерон не считал его опасным. Веспасиан происходил из сабинского г. Реате, из семьи откупщика налогов. Когда началось иудейское восстание, ему было уже 57 лет. При дворе его не любили, так как он не отличался придворным лоском[410], но Веспасиан был единственным опытным полководцем, которому можно было доверить ус­мирение опасного восстания.

В 67 г. с войском в 50 тыс. человек Веспасиан начал операции в Палес­тине. В следующем году восстание было подавлено всюду, кроме Иудеи. Но Веспасиан приостановил дальнейшие операции, узнав о низложении Нерона.

Едва только император в 68 г. вернулся из греческого путешествия, как узнал о новом, еще более опасном движении. Ничем не мотивированная казнь Корбулона заставила поторопиться еще уцелевших представителей римской знати. Наместник Лугдунской Галлии[411] Г. Юлий Виндекс, сгово­рившись с правителем Тарраконской Испании Сервием Сульпицием Гальбой, начал восстание под лозунгом восстановления республики. К восстав­шим легионам присоединились галльские племена, недовольные ростом налогов. Хотя легионы Верхней Германии под предводительством Вергиния Руфа выступили против галльского движения и Виндекс был разбит, но зато германские войска потребовали от Вергиния, чтобы он провозгла­сил себя императором. Правда, Вергиний отказался выполнить это требо­вание, но положение Нерона от этого не стало лучше.

Известие о восстании Виндекса послужило сигналом к усилению недо­вольства в Риме. Растерявшийся Нерон не предпринимал никаких серьез­ных мер и переходил от ребяческой самоуверенности к приступам полного отчаяния. Начали колебаться преторианцы. Этим воспользовался новый пре­фект претория Нимфидий Сабин и стал вести агитацию в пользу Гальбы. Колебаниям солдат положили конец обещания щедрых наград, данные Нимфидием от имени Гальбы. Тигеллин не сделал ничего для того, чтобы спасти своего бывшего покровителя. Сенат низложил Нерона и объявил его вне закона. Всеми покинутый, кроме нескольких рабов и вольноотпущенников, низложенный император бежал из Рима и после долгих колебаний покон­чил жизнь самоубийством в одной из пригородных вилл. Перед смертью он не переставал повторять: «Какой артист погибает!» (лето 68 г.).

Светоний рассказывает[412], что еще долго неизвестные лица украшали могилу Нерона цветами, выставляли его бюсты у ораторской кафедры на форуме, выпускали прокламации, в которых говорилось, что император жив и скоро вернется, чтобы наказать своих врагов. Хорошую память о Нероне сохраняли греки и парфяне. Характерно, что в течение 20 лет, пос­ледовавших за смертью Нерона, на Востоке три раза появлялись самозван­цы под его именем и собирали вокруг себя много сторонников.

Если Клавдий волей случая стал принцепсом, то Нерон получил им­ператорскую власть исключительно благодаря матери — Агриппи­не Младшей. В 49 г., выйдя замуж за Клавдия, Агриппина сделалась императрицей. «Всем стала заправлять женщина, — пишет Тацит (Анналы, XII, 7), — которая вершила делами Римской державы, от­нюдь не побуждаемая разнузданным своеволием, как Мессалина; она держала узду крепко натянутой, как если бы та находилась в муж­ской руке. На людях она выказывала суровость и еще чаще — высо­комерие; в домашней жизни не допускала ни малейших отступлений от строгого семейного уклада, если это не способствовало укрепле­нию ее власти. Непомерную жадность к золоту она объясняла жела­нием скопить средства для нужд государства». Своего сына Нерона Агриппина воспитала таким же властолюбивым и высокомерным. Столкновение двух властных характеров закончи­лось трагической гибелью Агриппины. Для организации убийства Агриппины был придуман хитроумный план. О нем рассказывает Тацит (Анналы, XIV, 3): «Наконец, вольноотпущенник Аникет, пре­фект мизенского флота и воспитатель Нерона в годы его отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину: ведь ничто в та­кой мере не чревато случайностями, как море; и если она погибнет при кораблекрушении, найдется ли кто столь злокозненный, чтобы объяснить преступлением то, в чем повинны ветер и волны? А Це­зарь воздвигнет усопшей храм, жертвенники и вообще не пожалеет усилий, чтобы выказать себя любящим сыном». План был одобрен, однако его исполнение не привело к результату, которого жаждал Нерон. «Корабль не успел далеко отойти, — про­должает Тацит (там же, 5), — вместе с Агриппиною на нем находи­лись только двое из ее приближенных — Креперей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе... как вдруг по данному знаку обрушивается отягченная свин­цом кровля каюты, которую они занимали; Креперей был ею задав­лен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшей кровли. Не последовало и рас­падения корабля, так как при возникшем на нем всеобщем смятении очень многие непосвященные в тайный замысел помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение. Тогда гребцам отдается приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимого для совместных действий единодушия, и некоторые старались наклонить его в про­тивоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Но Ацерронию, по неразумию кричавшую, что она Агриппина и призывавшую помочь матери принцепса, забивают насмерть баграми, веслами и другими попавшими под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до Лукринского озе­ра и была доставлена на свою виллу».

Испуганного неудачей замысла Нерона спасает все тот же Аникет. Префект флота с согласия императора отпраляется на виллу к Аг­риппине, чтобы убить ее надежным и испытанным способом — ме­чом. «Аникет, расставив вокруг виллы вооруженную стражу, — рас­сказывает Тацит (там же, 8), — взламывает ворота и, расталкивая встречных рабов, подходит к дверям занимаемого Агриппиною по­коя; возле него стояло несколько человек, остальных прогнал страх перед ворвавшимися. Покой был слабо освещен — Агриппину, при которой находилась только одна рабыня, все больше и больше охва­тывала тревога: никто не приходит от сына, не возвращается и Агерин[413]: будь дело благополучно, все шло бы иначе; а теперь — пустын­ность и тишина, внезапные шумы — предвестия самого худшего.

Когда и рабыня направилась к выходу, Агриппина, промолвив: "И ты меня покидаешь", — оглядывается и, увидев Аникета с сопро­вождавшими его триерархом Геркулеем и флотским центурионом Обаритом, говорит ему, что если он пришел проведать ее, то пусть передаст, что она поправилась; если совершить злодеяние, то она не верит, что такова воля сына: он не отдавал приказа об умерщвлении матери. Убийцы обступают тем временем ее ложе; первым ударил ее палкой по голове триерарх. И когда центурион стал обнажать меч, чтобы ее умертвить, она, подставив ему живот, воскликнула: "Пора­жай чрево!" — и тот прикончил ее, нанеся ей множество ран».