Проблема достоверности ранней римской истории

Проблема достоверности ранней римской истории

Изложенный выше очерк развития римской историографии и ее налич­ного состояния наводит на самые печальные размышления о степени до­стоверности ранней римской истории. Действительно, письменность по­явилась в Риме, во всяком случае, позднее начала его истории (может быть, в VI в.). Летопись понтификов возникала не раньше середины V в. Следо­вательно, до этого существовала только устная традиция, обладающая, как правило, весьма малой достоверностью. Галльский погром 390 г. уничто­жил значительную часть письменного материала. Наличная традиция (глав­ным образом Ливий, Дионисий и Плутарх) дошла до нас, в лучшем слу­чае, из третьих рук: архивный материал — анналисты старшие — аннали­сты младшие.

К этому нужно прибавить несовершенство римского календаря и ле­тосчисления. Первоначально год в Риме был десятимесячным, а месяц — лунным, состоявшим из 28—29 дней. Позднее (согласно традиции, при Нуме Помпилии) ввели двенадцатимесячный год, но месяц по-прежнему оставался лунным. Перед понтификами стояла сложная задача выравнива­ния лунного года с солнечным. Только реформа календаря, произведенная Юлием Цезарем в 45 г. до н. э., положила конец этому хаосу. Точное ис­числение времени при старом доюлианском календаре было невозможно.

Сюда присоединялась путаница с эрой. Исчисление годов вели «от ос­нования Рима». Но когда он был основан? Греческий историк Тимей из Тавромения (IV в. до н. э.), по словам Дионисия (I, 74), датировал основа­ние Рима и Карфагена одним и тем же годом — «за 38 лет до 1-й олимпи­ады», т. е. 814 г. до н. э.; Фабий Пиктор — 1-м годом 8-й олимпиады (748 г.); Цинций Алимент — 4-м годом 12-й олимпиады (729/28 г.). Катон считал, что Рим был основан «432 года после Троянской войны», т. е. в 1-й год 7-й олимпиады (752 г.). Полибий дает 2-й год 7-й олимпиады (751/50 г.). Ту же дату мы находим у Диодора и Цицерона. Наконец, Варрон остановился на 3-м годе 6-й олимпиады (754/53 г.), и эта дата официально была принята в Риме. «Варронова эра» перешла и в современную историографию, конеч­но, не как дата основания Рима, определить которую невозможно, а как условная точка отсчета.

Все вышесказанное чрезвычайно затрудняет установление подлинных фактов ранней римской истории. Традиция дает здесь массу материала явно мифического и легендарного. Таков Ромул, сын Марса, основатель Рима и первый царь, живым взятый на небо. Таков Нума Помпилий, второй царь, создатель римского культа, супруг нимфы Эгерии. Таковы недостоверные детали так называемой «реформы Сервия Туллия», например исчисление ценза в ассах и проч. Миф и легенда тесно переплетаются здесь друг с другом и скрывают возможное ядро исторической истины. Многое пись­менная традиция получила в наследство от бесписьменных эпох народ­ного творчества, многое было придумано позднее. В этих выдумках боль­шую роль играл принцип так называемой «этиологии» (от греч. слова ????? — причина). Когда наивное мышление древних пыталось объяснить возникновение отдельных институтов, обычаев, обрядов и проч., оно при­бегало к выдумке «этиологической саги», в которой создание или возник­новение этих институтов приписывалось определенному (чаще всего вы­думанному) лицу или связывалось с каким-нибудь легендарным событи­ем. Так, например, основание Рима (Roma) приписывалось его эпониму Ромулу (Romulus); римские свадебные обычаи, в которых оставались еще некоторые следы «умыкания» невест, породили для своего объяснения ле­генду о похищении сабинок и т. д. Одно время в науке сильно увлекались принципом этиологии. Теперь это увлечение прошло, однако нельзя отри­цать, что в отдельных случаях этиологическое объяснение может дать хо­рошие результаты. На искажение исторической истины влияли также ри­торические тенденции поздней анналистики, политические причины (на­пример, стремление возвысить род Юлиев), греческие влияния и т. п.

Естественно, что в исторической науке возникло скептическое отно­шение к возможности восстановить события ранней римской истории. Одним из первых представителей критического отношения к римской тра­диции был голландский ученый второй половины XVII в. Яков Перизоний. В XVIII в. французский ученый Бофор написал книгу с характерным заглавием «Рассуждение о недостоверности пяти первых веков римской истории». Основное положение Бофора сводится к тому, что при нена­дежности традиции достоверное изложение частностей римской истории первых веков Республики невозможно. Но историческая мысль на этом не остановилась. В конце 90-х гг. XIX в. итальянский ученый Паис в своей работе «История Рима» пошел гораздо дальше. По его мнению, достовер­ная римская история начинается только с III в. Гиперкритицизм Паиса простирается так далеко, что он отрицает достоверность «Законов XII таб­лиц».

Однако этот чрезмерный скептицизм оставлен даже Паисом в его по­следних работах. Современная наука признает, что внутренняя критика литературной традиции и, главное, комбинированное использование ис­точников дают возможность установить если не детали, то общий ход рим­ской истории в древнейшую эпоху. Теперь наблюдается скорее обратная тенденция: чрезмерное доверие к традиции. Этим страдают, например, соответствующие главы VII тома «Кембриджской древней истории» («The Cambridge ancient history»), самой крупной сводки материала древней ис­тории в западной науке за последнее время.

По поводу доверия к традиции в исторической науке второй полови­ны XX века следует отметить, что, несомненно, в распоряжении ан­налистов были островки твердой почвы тогда, когда они могли вос­пользоваться каким-либо документом или когда дело касалось эпо­хальных событий, прочно закрепившихся в народной памяти, напри­мер, день поражения римской армии от галлов на реке Аллии — 18 июля. Спрашивается, однако, сколь надежны мосты, которые пере­брасывали историки между подобными островами. По-видимому, именно в ответе на этот вопрос заключается возможность осторож­ного доверия ранней римской традиции. Дело в том, что анналисты не ввели, не могли ввести ложную версию основных событий поли­тической и военной истории Рима, так как эти события были предме­том общественного знания в III—I вв. до н. э. Вот почему свидетель­ства Цицерона, Ливия, Дионисия, Диодора, использовавших прежде всего материал анналистики, сходны в принципиальных моментах. Значит, сколь можно судить, существовала основная общая линия традиции. Что же включает в себя общая линия, так сказать, стер­жень традиции? Во внешних делах: сообщения о военных кампани­ях, поражениях и победах, о мирных договорах и триумфах, о присо­единении территорий, об основании колоний; во внутренних делах: возникновение основных структур государственной власти, полити­ческие перевороты, законодательные изменения, а также сооруже­ние главных общественных и культовых зданий и т. д. Сюда же нуж­но отнести народные легенды, предания о героизме и доблести, воз­никновение культов и др.

Вместе с тем следует помнить, что доверие не исключает необходимо­сти критического разбора имеющегося материала. Ведь интерпретация фактов, красочные рассказы о событиях — это, естественно, область субъективного и, как правило, недостоверного. Причем нужно иметь в виду, что субъективные элементы включают несколько уровней: субъек­тивизм семейных преданий и хроник, субъективизм анналистов Ш—II вв. до н. э., а затем писателей рубежа старой и новой эр. Таким образом, осторожное доверие к традиции с постоянным кри­тическим разбором ее дает возможность с большой степенью досто­верности восстановить ход римской истории в VIII—IV вв. до н. э.