НИДЕРЛАНДСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ
Просвещение было одним из самых эпохальных интеллектуальных и общекультурных воздействий в истории Европы. Это было обширное и многостороннее явление, в котором, возможно, следует выделить четыре направления — переход к терпимости, секуляризация, классификация знаний и популяризация. Последнее, в особенности, — в отношении науки.
Просвещение затронуло все европейские страны, но некоторые из них играли более важную роль в создании и пропаганде новых идей, чем другие. В отличие от большей части остальной Европы, влияние и активность нидерландского Просвещения в течение XVIII в., скорее, шло на убыль, чем возрастало. В этом отношении нидерландское Просвещение в некоторой степени напоминало Просвещение английское (в отличие от шотландского), уходящее своими корнями в крупные интеллектуальные прорывы конца XVII в. и оказавшее мощное влияние на европейское Просвещение XVIII в., но обладавшее гораздо меньшим воздействием впоследствии. Для Европы нидерландское Просвещение, можно сказать, было фундаментальным в первой трети XVIII в., менее значительным во второй трети, и маргинальным — в третьей.
Поразительной чертой нидерландской культурной и интеллектуальной жизни в конце Золотого Века и продолжающегося светского характера нидерландского Просвещения в начале XVIII в. был разрыв между бурным развитием интеллектуальных произведений на французском языке, с одной стороны, и нидерландском и латыни, с другой. Главные гугенотские мыслители в Республике — Бейль, Баснаж и Маршан — ни в коем случае не работали в изоляции от нидерландского контекста, в котором находились. Они обзавелись нидерландскими покровителями и доверенными лицами и в целом ряде отношений приспособились к своему новому окружению. Их труды также охотно читались и обсуждались нидерландскими теологами, философами, учеными и регентами-интеллектуалами, входившими в их окружение. Но они не принимали никакого участия в нидерландских картезианских, кокцеянских и беккеровских дискуссиях, редко преподавали в нидерландских университетах и их сочинения даже редко выходили на нидерландском языке. Только в спорах вокруг Спинозы гугеноты, особенно Бейль, заметно проявили себя. Большинство из них так и не овладело нидерландским языком. Бейль умудрился прожить двадцать пять лет в Республике, вообще не говоря на нидерландском{1385}. Проспер Маршан (1678-1756 гг.), последний великий гугенотский мыслитель, прибыл в Нидерланды в 1709 г. и провел полвека в Республике, где он был крупной фигурой. Но он так и не научился говорить на нидерландском и в своих трудах ориентировался преимущественно на Бейля и других гугенотов, а не на нидерландских авторов, хотя и сотрудничал с некоторыми из них, особенно с Юстусом ван Эффеном и физиком Виллемом Якобом ван Гравесанде, которые писали на обоих языках{1386}.
Важнейшим аспектом европейского Просвещения было происходящее, начиная с 1700 г., изменение в дискуссиях по поводу религии. Позитивное восприятие терпимости возросло, конфессиональный пыл угас, дискуссии вышли за пределы сцены, контролируемой Церковью и духовенством, и, в первую очередь, произошел новый всплеск интереса к разнообразию религий и взаимосвязи между различными религиозными традициями и теологическими системами. Стремление к классификации и сравнению теологических воззрений получило новый стимул после выхода в свет «Dictionnaire» Бейля и оставило много свидетельств до середины XVIII в.
Ключевой фигурой в этом процессе был друг Бейля Жак Баснаж (1653 — 1723 гг.), сын юриста-гугенота из Руана и проповедник во французской реформатской общине в Роттердаме с 1685 по 1709 гг., который затем по приглашению Хейнсиуса (относившегося к нему с большим уважением) занял должность священнослужителя в валлонской Церкви в Гааге. Этот знаменитый поборник терпимости составил «L’Histoire et la religion des Juifs depuis J?sus-Crist jusqu’a pr?sent» (5 томов; 1706-11 гг.), первое подробное изложение истории евреев в послебиблейскую эпоху, написанное в Европе и примечательное своим объективным тоном, особенно пристальным вниманием к сефардским антихристианским полемистам XVIII в. Элие Монтальто, Саулу Леви Мортейро и Исааку Оробио де Кастро. Баснаж сам осознавал всю новизну своего предприятия и сознательно подчеркивал несправедливость и гонения, которым христиане подвергали евреев, чтобы заставить христиан взглянуть на эти отношения под новым углом{1387}. По той же причине он уделил много места аргументам против христианства, выдвинутым Исааком Оробио де Кастро в его знаменитом споре с ван Лимборхом в (или около) 1684 г. Знание об опровержении христианства еврейскими писателями, которое стало характерной чертой французского радикального Просвещения после 1750 г., особенно в трудах барона Гольбаха, можно сказать, вступило в мир Просвещения благодаря Баснажу и его кружку{1388}.
Другой центральной фигурой в классификации и переоценке религий был швейцарец Жан ле Клерк (1657-1736 гг.). Ле Клерк был кальвинистским пастором из Женевы, который, благодаря чтению произведений Гроция, Стефана Курцеллеса и Епископия убедился в истинности ремонстрантизма. Не имея возможности открыто объявить себя ремонстрантом в Швейцарии, он поселился в Амстердаме в 1684 г. по настоянию ван Лимборха и стал выдающимся глашатаем ремонстрантизма на французском языке. Он женился на Марии, дочери Грегорио Лети, и вслед за своим другом ван Лимборхом и Епископием стал ведущим поборником терпимости. Одним из его проектов было первое генеральное издание трудов Эразма (10 томов; 1703-06 гг.), давнего героя ремонстрантов. Однако основной его заслугой был пересмотр религиозной и философской литературы. Его журнал, выходивший в период своего полного расцвета под названием «Bibliotheque choise» (28 томов; 1703-13 гг.), а впоследствии под заголовком «Bibliotheque ancienne et moderne» (29 томов; 1714-27 гг.), превзошел «Nouuelles» Бейля по уровню систематизации и объективности воззрений.
Поразительным примером нового подхода к религии был монументальный «C?r?monies et Coutumes religieuses de tout les peoples du monde», изданный в Амстердаме в 13 томах в 1723 г. Этот труд, по большей части написанный Жаком-Фредериком Бернардом (1683(?)-1744 гг.) и великолепно проиллюстрированный гравером-франкмасоном Бернардом Пикартом (1673-1733 гг.), выделялся своим обзором религиозных верований и обрядов, рассматривая христианство также, как и другие религии, наравне с иудаизмом, исламом и франкмасонством{1389}. Для придания наибольшей достоверности своим иллюстрациям Пикарт даже побывал, например, на пасхальном «седере» — ночном богослужении в доме ведущего старейшины амстердамской сефардской общины, чтобы суметь изобразить эту сцену. Следующим вкладом в переоценку религий, характерной для эпохи Просвещения, был генеральный труд Маршана, его «Dictionnaire historique» (2 тома; Гаага, 1758-59 гг.), дополнение к Бейлю, воплощавший в себе светскую критику католицизма — за его нетерпимость и традицию гонений — и беспристрастное рассмотрение социнианства.
Нидерландские, в отличие от нидерландско-гугенотских, писатели эпохи Просвещения были, в целом, менее поглощены религией и проявляли больший интерес к науке. Единственной точкой соприкосновения между обоими крыльями нидерландского Просвещения была кампания против Спинозы. Это интеллектуальное наступление, инициированное Бейлем, непрерывно продолжалось на протяжении первой четверти XVIII в. Много произведений этого периода свидетельствовало о повсеместном присутствии «спинозистов» в нидерландском обществе, отождествляя «спинозистов» и вольнодумцев. Было в порядке вещей также осуждать откровенность, с которой «спинозисты» осмеливались выражать свои мнения{1390}. Хотя Республика, подражая Англии, в течение двух первых десятилетий XVIII в. была страной, где деизм и отрицание религии откровения считались широко распространенным явлением, нидерландское общество было уникально в том отношении, что вело такую непрерывную антидеистическую и антиатеистическую наступательную кампанию. Она проводилась с предельным рвением, вопреки — или, возможно, благодаря — тому факту, что многих ведущих представителей основного направления интеллектуальной мысли, в том числе Бейля и Маршана, подозревали в том, что они сами больше склонялись к вольнодумству, чем стремились показать.
Вследствие этого кампания против «спинозистов», деизма и отрицания божественного откровения религий в Соединенных Провинциях, которое приравнивалось к спинозизму, стала подпольным, скрытым течением, получившим уместное название «радикальное Просвещение»{1391}. Реагируя на труды Спинозы, основное нидерландское Просвещение никогда не подвергало прямому сомнению божественное откровение, но вместо этого, скорее, стремилось объединить традиционно благочестивую — хотя и терпимую и не конфессиональную — веру о вездесущности Бога в природе и обществе, с приверженностью к эмпирической науке и «esprit syst?matique» («стремлением к систематизации» (фр.)){1392}. Главный ранний представитель этой «физико-теологии» в Соединенных Провинциях, регент-философ Бернард Ньивентит (1654-1718 гг.) из Пурмеренда, написал две пространных и влиятельных книги для опровержения Спинозы и других «многих атеистических книг», в изобилии представленных в Нидерландах, пропагандируя эмпирическую науку в сочетании с глубоким уважением к Богу, проявлявшему себя во всех явлениях природы, — «Het Regt Gebruik der Werelt Beschouwingen» (1715 г.) и «Gronden van Zekerheid» (1720 г.). Они пользовались большой популярностью в Республике и, в отличие от позднейших нидерландских книг, выходили на английском и немецком, а также французском и нидерландском языках, и оказали определенное воздействие на развитие мысли во Франции{1393}. Первоначально бывший картезианцем, Ньивентит в этих книгах категорически отвергал картезианскую науку как основанную на априорных суждениях, горячо защищая вместо этого «philosophia experimentalis» «знаменитого мистера Бойля в Англии»{1394}, то есть эмпиризм. Значение Ньивентита заключается не только в его оригинальности — аналогичный физико-теологический подход уже пропагандировал во Франции Фенелон в «Demonstration de l'existence de Dieupar les merveilles de la Nature» (1712 г.) и такие писатели, как Джон Рай и Уильям Дерхем в Англии, — но, скорее, в его долговременном воздействии на нидерландскую культуру{1395}. Ибо, в отличие от Франции, предложенное Ньивентитом удобное сочетание скептического эмпиризма с не знающей сомнений верой, которая избегала опасных вопросов, поднятых Спинозой, Гюйгенсом, Бейлем и Беккером, продолжало доминировать во всем нидерландском Просвещении. Ньивентит объяснял в предисловии к «Het regt gebruik», что он писал на нидерландском языке специально с целью повлиять на своих соотечественников и пресечь распространение «атеизма» в нидерландском обществе.
Рост зависимости нидерландской системы торговли от промышленности и технологической специализации в последние фазы нидерландской мировой гегемонии в торговле, до 1740 г., придал стимул применению и теоретической науки, и технологий, в отношении которых Нидерланды намного опережали всю остальную континентальную Европу в первой половине XVIII в. В физике роль нидерландцев заключалась в систематизации и пропаганде ньютоновской науки. Двумя основными фигурами в этом направлении были Виллем Якоб ван Гравесанде (1688-1742 гг.) и Питер ван Мюшенбрук (1692-1761 гг.). Гравесанде, сын чиновника Генералитета в Хертогенбосе, сделал больше, чем кто-либо другой до Вольтера, для распространения знания о ньютоновских принципах в Европе, отчасти через посредство «Journal de la R?publique des Lettres», который он основал вместе с Маршаном и ван Эффеном в 1713 г. Гравесанде побывал в Англии, общался с Ньютоном и, после того как в 1717 г. стал профессором физики, привлек в Лейденский университет сотни студентов, усваивавших новую науку на его лекциях. В 1719 г. он опубликовал знаменитый учебник физики, сделавший его главным представителем ньютоновской науки на континенте, — роль, которую он сохранял на протяжении 1720-х и 1730-х гг. Мюшенбрук также встречался с Ньютоном и, будучи профессором в Дуйсбурге (1719-23 гг.), а особенно занимая кафедру профессора математики в Утрехте (1723-40 гг.), стал вторым международно известным нидерландским поборником новой науки.
Кроме преподавательской деятельности и популяризации знаний, Гравесанде был в некотором отношении и теоретиком, внесшим несколько уточнений в законы Ньютона, а также изобретателем, который сконструировал ряд насосов, паровых машин и подъемных устройств{1396}. Он также пытался интегрировать ньютоновскую науку с философией, позаботившись предостеречь своих студентов насчет Спинозы, чьи идеи он осуждал как «tres dangereuses» («опаснейшие» (фр.)), которого обвинял в злоупотреблении математическим методом{1397}. Мюшенбрук также опубликовал учебник ньютоновской науки, свои «Elementaphysico-mathematica» (1726 г.), и был знаменитым изобретателем. Двумя его самыми примечательными изобретениями были пирометр, прибор для измерения высоких температур в печах, и атмометр, инструмент для измерения испарения с влажных поверхностей.
Главная цель Вольтера во время его третьей в жизни поездки в Нидерланды зимой 1736-37 гг. заключалась в том, чтобы побывать на лекциях Гравесанде и посетить великого Бургаве, готовясь к написанию своего основного учебника по ньютоновской науке, «Elements de laphilosophie de Newton» (1738 г.){1398}. Вольтер был в огромном долгу перед Гравесанде и не сомневался в том, что он и Бургаве были двумя ведущими представителями нидерландской науки, сообщая молодому Фридриху Великому в Берлине в январе 1737 г., что лекции обоих профессоров посещали от 400 до 500 иностранных студентов, которые тогда находились в Лейдене.
В области физики нидерландское Просвещение было посредником между Британией и континентом{1399}. Но в области исследований, выполнявшихся с помощью микроскопов, ботаники, анатомии и медицины нидерландское Просвещение заслуженно можно назвать наставником Европы, в том числе и Британии. Традиции Гюйгенса и ван Левенгука в сфере изготовления линз и использования микроскопов продолжал, в частности, Николас Хартсокер (1656-1725 гг.), сын ремонстрантского проповедника в Гауде. Проведя много лет в Париже, где он занимался изготовлением микроскопов для обсерватории, в 1696-1704 гг. он возглавлял собственную обсерваторию, предоставленную ему vroedschap'ом Амстердама, после чего стал придворным математиком курфюрста Пфальцского в Гейдельберге. Хартсокер провел последнюю часть своей жизни (1716-25 гг.) снова в Республике. Он был и ведущим антиньютоновцем, и критиком ван Левенгука, стремившимся в своих «Conjectures Physiques» (1707 г.) и последующих научных трудах к созданию альтернативной научной системы{1400}. Среди других предметов разногласий с ван Левенгуком он утверждал, что раньше его открыл состав спермы.
В ботанике традиции Коммелина, Румфия и других в начале XVIII в. продолжили Рюйш, племянник Коммелина Каспар Коммелин (16681731 гг.), также великий ботаник, и Бургаве, который, помимо прочих своих функций, стал в 1709 г. главой лейденского «hortus botanicus» и впоследствии издал прославленный каталог 3 700 экземпляров растений, которые можно было тогда обнаружить в университетских садах. В первую очередь из-за большого количества экзотических и редких растений, сохраненных в засушенном виде в нидерландских коллекциях и растущих в регентских, патрицианских и университетских садах, знаменитый шведский ботаник Карл Линней (1707-78 гг.), который получил известность главным образом в качестве классификатора флоры, провел несколько лет в Соединенных Провинциях (1735-38 гг.), занимаясь исследованиями и завершив двухтомную рукопись, которую он привез с собой в Швецию. Его «Systema Naturae» была издана в Лейдене в 1735 г., а его «Fundamentа Botanica» — годом позже.
Герман Бургаве (1668-1738 гг.), еще один сын проповедника и горячий поклонник религиозной терпимости, а также науки, был одной из центральных фигур нидерландского Просвещения и, в свое время, самым известным врачом в Европе. Значение «le c?l?bre Boerhaave» («прославленого Бургаве» (фр.)), как называл его Вольтер, заключалось не в каких-либо конкретных открытиях, а, скорее, в его беспрецедентном объеме научных знаний того времени и концепции медицины как клинической науки, основанной на знании всех наук, понимавшихся в эмпирическом, а не в дедуктивном смысле{1401}. Он придавал большое значение проведению химических опытов, а также анатомии, ботанике и исследованиям, выполнявшимся с помощью микроскопа. Среди самых влиятельных из многих написанных им книг были его медицинские «Aphorismi» (1709 г.), замечания о диагнозах и методах лечения, и его «Elementa Chemiae» (1732 г.), которой восхищался Вольтер{1402}, переведенный на разные языки и остававшийся на протяжении большей части XVIII в. одним из первостепенных европейских учебников химии. Бывший, как Гравесанде и Мюшенбрук, почитателем Ньютона, Бургаве научил Вольтера и всю остальную Европу, как ньютоновские принципы применяются в химии{1403}. Его посетил в Лейдене в 1717 г. Петр Великий, и он сопровождал царя во время его экскурсии по лейденским «hortus» и их музею. Слава Бургаве, который к 1720-м гг. стал ведущей фигурой нидерландского научного мира, означала окончательное свержение с пьедестала картезианской дедуктивной науки в Соединенных Провинциях и ее замену эмпирической «esprit syst?matique» XVIII в.{1404}
Несколько учеников Бургаве сделали блестящую карьеру в Германии и Санкт-Петербурге. Среди самых талантливых из них был Герард ван Свитен (1700-72 гг.), уроженец Лейдена, который провел там много лет сначала в качестве студента, а затем практикующего врача, когда слава Бургаве достигла своего апогея. Являясь католиком, он не мог рассчитывать на получение кафедры в Республике, но после смерти Бургаве был назначен личным медиком императрицы Марии-Терезии и директором Императорской библиотеки в Вене. В 1740-х гг. ван Свитен реорганизовал медицинский факультет Венского университета по лейденскому образцу, применяя принципы Бургаве. Главным опубликованным трудом ван Свитена был его комментарий к «Aphorismi» Бургаве, который он издал в Лейдене (6 томов; 1766-72 гг.) ближе к концу своей жизни.
Нидерландские медицинские и анатомические коллекции с приложенными к ним чертежами и гравюрами пользовались не меньшей известностью, чем коллекции редких растений и насекомых с сопутствующими рисунками. Опираясь на методы Сваммердама{1405}, Рюйш приобрел особую известность благодаря своему умению сохранить в законсервированном виде для последующей демонстрации анатомические органы, а также другие физиологические, энтомологические и ботанические образцы. Его знаменитая коллекция экспонатов по естественной истории была продана царю Петру Великому в 1717 г. за 30 000 гульденов. Затем Рюйш постепенно собрал новый музей, который после его смерти в 1731 г. был продан польскому королю за 20 000 гульденов. Коллекции по естественной истории и «кабинеты редкостей» были знаменитой достопримечательностью Амстердама и Лейдена начала XVIII в. и самыми впечатляющими в Европе. Но такие коллекции можно было увидеть не только в названных выше городах. Страсть к коллекционированию «редкостей» распространилась по всем прибрежным провинциям и за их пределами. Одной из главных достопримечательностей Утрехта для дипломатов, участвовавших в мирной конференции в 1712-13 гг., был музей гугенота Николаса Шевалье, славившийся своими чучелами редких птиц и животных, а также коллекцией монет, китайских скульптур и восточного оружия{1406}. Франсуа Валентин (1666-1721 гг.), реформатский проповедник, который прожил много лет в Ост-Индии, переведя Библию на малайский язык и написав известный компендиум о нидерландской империи на Востоке, «Oud en Nieuw Oost-Indien» (1724-26 гг.), прославился после возвращения в родной Утрехт в 1714 г. в качестве коллекционера морских раковин и растений{1407}. Он основал общество конхиологов (специалистов по моллюскам. — Прим. ред.) в Дордрехте, получившее название «кабинет Нептуна».
Суть главного течения в нидерландском Просвещении заключалась в ниспровержении картезианской дедуктивной науки и ее замене «philosophia experimentalis», мании к научной классификации, которая простиралась далеко за пределы сферы естественных наук. Типичным представителем «esprit syst?matique» XVIII в. был Ламберт тен Кате (1674-1731 гг.), один из отцов-основателей современной лингвистики. Друг художников ван дер Верфа и Яна ван Хёйсума (последний прославился в такой же степени, как и дочь Рюйша, в качестве натюрмортиста), Тен Кате стал первопроходцем в области исследований древнеготского, раннегерманского, старонидерландского и англосаксонского языков, и был первым ученым, классифицировавшим языки в зависимости от смещения ударения, попытавшись установить их взаимосвязь и эволюцию. Во введении к своему основному труду Тен Кате говорил о своём восхищении нидерландским языком и стремлении открыть его многовековую эволюцию посредством исследований в области древненемецких языков{1408}. Босуэлл, приехавший в Утрехт более чем полвека спустя, был поражен оригинальностью труда Тен Кате{1409}.
Еще одним аспектом, в котором Республика являлась центром европейского Просвещения до около 1740 г., была ее роль штаб-квартиры европейских научных периодических изданий и книжных обозрений. В период раннего Просвещения общий обмен библиографическими новостями и обозрениями был существенным элементом в распространении идей и знаний о литературе. Ибо, хотя латынь постепенно сходила со сцены, вытесняемая современными разговорными языками, европейцы все еще крайне ограниченно распространяли и приобретали книги, — ситуация, которую усугубляло преобладавшее незнание других языков, кроме латыни и французского. Англия внезапно (с последней четверти XVII в.) стала играть жизненно важную роль в европейской культуре в целом. Но, в качестве пережитка прошлого, лишь немногие люди на континенте знали английский, и английские книги редко можно было увидеть в продаже{1410}. Ситуация в отношении немецкого языка была не лучше, а в случае других, менее распространенных языков — еще хуже. Фактически, было крайне трудно узнать о новых книгах, издававшихся в других странах, и нелегко их получить.
Именно это позволяет объяснить удивительную многочисленность журналов и книжных обозрений в Соединенных Провинциях, начиная с «Nouvelles de la R?publique les lettres», основанного Бейлем в 1684 г., и до 1740-х гг. Главные европейские журналы оказались сконцентрированы в Соединенных Провинциях отчасти из-за того, что Нидерланды, этот всеобщий резервуар товаров для Европы, были одновременно центром международной книготорговли и ведущим центром издательского дела на нескольких языках, а отчасти по той причине, что мировоззрение раннего Просвещения распространилось в Соединенных Провинциях глубже, чем где-либо еще, создав исключительно крупный местный рынок для информации о книжных новинках. Нидерландские литературные обозрения были международными по своему охвату, но их продажи по-прежнему находились в высокой степени зависимости от местного рынка. Дополнительными факторами были сравнительная свобода печати и присутствие многочисленных гугенотских эрудитов, поддерживавших тесные связи с Францией, Швейцарией и Англией.
Как правило, около половины книг, обозрение которых содержали нидерландские журналы, выходило в Республике{1411}. Из остальных большинство издавалось во Франции, и меньшее количество — в Англии и Германии. Например, из книг, рассматривавшихся в «Journal Litt?raire» (1713-37 гг.), который выпускался в Гааге, 55% издавались в Соединенных Провинциях (хотя нередко на французском), и около четверти — во Франции{1412}. Всего 8% издавалось в Британии, и около 7% — в Германии. Если не считать дополнительного итальянского сегмента, книги, выходившие за пределами Соединенных Провинций, Франции, Англии и Германии, практически не играли никакой роли в раннем Просвещении вообще.
Основополагающая функция нидерландского Просвещения состояла в распространении на континенте английских идей и культуры. Все прогрессивные мыслители в Европе хотели узнать о Ньютоне, Бейле и Локке, но, как правило, не могли ознакомиться с их научными трудами напрямую. Для помощи этому процессу в Амстердаме в 1717 г. был основан журнал, специализировавшийся на английских изданиях, «Biblioth?que anglois».
Мишель де ла Рош, его издатель, объяснял необходимость в этом периодическом издании тем, «paree que les editions anglaises n'etaient jusque-l? gu?re connues en dehors d'Angleterre» («что английские издания до войны не были известны вне Англии» (фр.)){1413}. Аналогичная потребность существовала и в отношении немецких книг, и в 1720 г. был начат выпуск специализированной «Biblioth?que germanique».