ПАРТИЯ И ФРАКЦИЯ В НАЧАЛЕ 1660-х гг.
Пиренейский мир и Реставрация Стюартов в Британии дали Республике основания и для оптимизма, и для тревоги. Оранжисты, естественно, испытали прилив энтузиазма, так как новый король Англии был дядей юного принца Оранского, которому в то время исполнилось десять лет. Можно было ожидать, что Карл II будет благоволить интересам мальчика и его политическим перспективам. Но в то же самое время купеческие и регентские элиты могли надеяться на мир в Европе, отсутствие помех в торговле и на морских путях, и улучшение отношений с Англией{521}. Кромвелевский режим внушал страх и ненависть как голландцам, так и южным нидерландцам из-за его агрессивной морской политики, которая причинила большой ущерб коммерции и судоходству обеих частей Нидерландов. Никто не был расположен недооценивать способность англичан совершать нападения и наносить ущерб нидерландской торговле и колониальной империи также и в будущем. Соответственно, многие регенты и купцы считали вопросом величайшей важности заручиться дружбой нового короля и установить гармоничные англо-нидерландские отношения. Некоторые оптимисты в амстердамском городском совете даже считали, что демонстрация доброй воли могла убедить тридцатилетнего монарха отменить ненавистный Навигационный Акт 1651 г.{522}
Карл провел два месяца на территории Нидерландов весной 1660 г., в Бреде и Гааге, прежде чем отплыл из Схевенингена в Англию в июне. В эти недели провинциальные ассамблеи и городские советы старались превзойти друг друга в стремлении угодить новому королю, устраивая торжественные приемы, банкеты и всевозможные церемонии в его честь. Живший в отставке на своей вилле в Зоргвлите Якоб Кате (который, в отличие от Вондела, практически никогда не затрагивал государственных дел в своей поэзии){523} сочинил поэму, прославлявшую «короля Великой Британии», и призывал к заключению пакта дружбы между Британией и Республикой. Карл был доволен оказанным ему вниманием и почестями, но, в то же самое время, подчеркивал свое расположение к юному племяннику, принцу Оранскому, и намерение покровительствовать ему и его матери, «королевской принцессе» Марии, своей сестре. Штаты Зеландии, разочарованные тем, что Карл не принял их приглашение вернуться в Лондон через Зеландию, поспешили продемонстрировать больше почтения к Вильгельму, чем они проявляли прежде. В июне Штаты Зеландии проинструктировали своих Gecommitteerde Raden пересмотреть все их постановления о штатгальтерстве с 1650 г. и подготовить рекомендации{524}.
Больше всего беспокойства у де Витта вызывала готовность многих оппортунистов среди регентов изъявлять почтение Оранскому дому после того, как удача вновь повернулась к нему лицом в связи с английской Реставрацией. Такие люди оправдывали свое угодливое отношение как прагматичное и соответствующее интересам коммерции, судоходству и колоний Республики. У де Витта было несколько надежных союзников в амстердамском vroedschap'е, особенно Корнелис и Андрис де Грефы, Ян Хюйдекопер, и новый пенсионарий Питер де Грот, сын Гроция, — все люди с твердыми республиканскими убеждениями и глубокой подозрительностью к политическим и династическим амбициям Оранского дома{525}. Но эти люди составляли меньшинство в городском совете. Традиционно, большинство их коллег придерживалось более гибких взглядов на нужды и интересы города, и политические и экономические преимущества улучшения отношений с Англией перевешивали в их глазах любую угрозу, которую могло представлять оранжистское возрождение для внутренней стабильности Республики и гегемонии Голландии. Как считал сам де Витт, существовала неподдельная опасность, что в своем стремлении к дружбе с Англией Амстердам мог избрать неразумные методы, которые могли, в конечном счете, подорвать власть партии Штатов.
Беспокойство де Витта достигло своего апогея в июне, когда Амстердам совместно с Харлемом и Лейденом пригласил принцессу Марию и принца нанести официальный визит{526}. Амстердам оказал им роскошный прием, превознося блеск Оранского дома и его славное прошлое{527}, — яркий признак того, что крупнейший город Голландии, ревностно бойкотировавший Оранский дом с 1650 г., теперь хотел «восстановить мосты» с Вильгельмом III. Демонстрация симпатий к оранжизму была, собственно говоря, неотъемлемой частью «английской» стратегии Амстердама в 1660-61 гг. и достигла своей кульминации в плане, с готовностью принятом остальными Штатами, отправить чрезвычайное посольство в Лондон с таким великолепным подарком для короля от Генералитета, который затмил бы все предыдущие дары, изгладил воспоминания о нежелании Нидерландов помочь Карлу в его трудные времена и заложил основания для нового начала. Vroedschap назначил комитет во главе с Корнелисом де Грефом для составления «концепции» некой разновидности соглашения о дружбе, которое, как надеялся Амстердам, примет Карл. Главными пунктами этого соглашения были оборонительный союз против агрессии третьей стороны, «неограниченная торговля», что означало отмену Навигационного Акта, и применение принципа «свободный корабль, свободные товары» (Vrij schip, vrij goedt) везде, где одна из двух держав будет вести военные действия с третьей{528}. Этот последний пункт был вызван опытом англо-испанской войны 1655-60 гг., когда англичане часто брали на абордаж нидерландские корабли, обыскивали их и конфисковывали товары, происходившие из Испании или Испанских Нидерландов, или принадлежавшие испанским подданным. Начиная с 1660 г. один из главных приоритетов Амстердама во внешней политике состоял в том, чтобы убедить Англию признать принцип, согласно которому корабли Республики, когда она является нейтральной стороной в конфликте, и перевозимые ими товары, независимо от их происхождения, должны быть избавлены от досмотра и конфискации.
«Нидерландский дар» 1660-61 гг. был поразительным подарком, самым роскошным из всех, которые Генеральные Штаты когда-либо преподносили иностранным правителям. Регенты Амстердама не пожалели ни сил, ни средств, чтобы обеспечить успех своего плана. Корнелис и Андрис де Грефы были друзьями Говерта Флинка и, как и многие амстердамские регенты, страстными ценителями искусств. Они согласовали состав дара английскому монарху с Герритом Уйленбургом, самым известным торговцем предметами искусства в городе и бывшим спонсором Рембрандта и других виднейших художников. В итоге были приобретены итальянские картины, среди них — полотна Тициана и Тинторетто, вместе с греко-римскими древностями из знаменитой коллекции, хранившейся в Херенграхте и принадлежавшей бывшему бургомистру Герарду Рейнсту, знаменитому ценителю искусств, который специализировался на торговле с Венецией. Штаты заплатили 80 000 гульденов за одну только эту часть подарка. К этому изобилию итальянского и античного искусства были добавлены четыре «современные» картины — одна работа Элсхеймера и три нидерландские картины, одна из которых принадлежала кисти Санредама, а две другие — Геррита Доу, самого прославленного художника Лейдена, а затем и всей Республики{529}. Доу, который, как и многие другие современные ему живописцы, был еще и торговцем, принял участие в определении цены на картину Санредама, которую Штаты приобрели у Андриса де Грефа. В дополнение к «Нидерландскому дару» Амстердам оснастил красивую яхту, получившую название «Мэри». На церемонии презентации в банкетном зале Уайтхолла в ноябре 1660 г. Карл долго беседовал с послами Генеральных Штатов, «искренне благодаря их за столь ценный подарок, и изъявил желание вступить с ними в более тесный союз»{530}. Картины Доу — одна из них называлась «Молодая мать» (Морицхёйс), как сообщалось, произвели на короля и двор столь же большое впечатление, как итальянские картины.
Со своей стороны, принцесса Мария направила циркулярное письмо всем провинциальным ассамблеям, прося назначить ее сына на те же высшие государственные должности, которые занимали в прошлом принцы Оранские, умышленно опустив всякую просьбу о временной передаче полномочий в руки Виллема-Фредерика. Зеландия проголосовала 7 августа за оказание нажима в Генеральных Штатах с целью избрания Вильгельма будущим штатгальтером и капитан-генералом Союза, с тем, чтобы он был назначен на эти высокие должности по достижении восемнадцати лет{531}. Фрисландия последовала ее примеру, настаивая также на том, что принцу с шестнадцатилетнего возраста (или еще раньше, если другие провинции согласятся) должно быть предоставлено место в Raad van State, добавив, что фризы гордятся возможностью проявить свою «старую и давнюю» любовь к «дому Оранских и Нассау», которую они неизменно питают с 1650 г. — намек на непостоянство Зеландии{532}. Оверэйссел и Гелдерланд проголосовали аналогичным образом. За всеми этими событиями пристально следил Карл II, который в письме к Штатам Зеландии выразил благодарность за их усилия в поддержку своего племянника{533}.
Де Витт подвергался всё более растущему давлению. Кроме Голландии, ни одна другая провинция не признала Акт Устранения, тогда как, даже в Голландии, растущий энтузиазм за назначение принца Оранского фактическим главой государства означал, что Устранение является отныне мертвой буквой. Лейден и Харлем выбрали этот момент, чтобы предложить назначить принца штатгальтером, зная, что несколько малых городов поддержат их{534}. Де Витт, вместе с Корнелисом де Грефом и союзниками в ridderschap'е, маневрировал, стремясь помешать предложению Лейдена получить широкую поддержку в Штатах Голландии. Отвергнув нажим и предложив в качестве приманки более чем щедрый пенсион для принца от имени Штатов Голландии, де Витт склонил принцессу Марию к компромиссному соглашению, в соответствии с которым принц временно должен быть объявлен только «Дитём государства», чтобы он смог получить надлежащее образование и подготовку (под контролем Штатов Голландии) для занятия тех высоких должностей, на которые его прочили, подразумевая, что в конечном счете он их получит{535}. С помощью этой уловки де Витт и де Греф надеялись достаточно удовлетворить Марию, чтобы она убедила брата придти к устраивающему обе стороны соглашению в переговорах, которые тогда велись в Лондоне. Соответственно, в конце октября Голландия отменила Акт Устранения и взяла на себя содержание и образование принца.
Сделка Марии с де Виттом имела определенные весомые преимущества и для ее сына, и для стабильности Республики. Однако ее уступчивость вызвала немало упреков, не только со стороны тех (в том числе проповедников, бывших сторонниками Воэция), для кого поддержка Оранского дома была, главным образом, формой сопротивления голландским регентам, но и со стороны прооранжистских регентов, которые посчитали, что Мария предала их долговременные усилия в пользу ее сына, ничего не сделав для упрочения их влияния{536}. Их негодование возросло, когда выяснилось, что в комиссию, назначенную голландскими Штатами для наблюдения за образованием молодого принца, вошли де Витт, де Греф и другие регенты из партии Штатов, но никто из числа голландских оранжистов. Вдовствующая принцесса Амалия фон Сольмс бранила свою невестку за то, что она позволила де Витту обвести себя вокруг пальца и отказалась от испытанных друзей Оранско-Нассауской династии в Голландии — Лейдена, Харлема и Энкхёйзена{537}. Курфюрст Бранденбургский также был взбешен, ибо план де Витта лишил влияния и его. В отчаянии курфюрст и вдовствующая принцесса предложили назначить другую комиссию для контроля над наставниками и окружением принца, состоявшую из Амалии, Виллема-Фредерика, бургомистра ван дер Аа из Лейдена, и делегатов от ridderschap'а, Харлема и Энкхёйзена.
Но только де Витт, казалось, справился с одним препятствием, как всё снова пришло в замешательство из-за внезапной смерти Марии: «королевская принцесса» скончалась от оспы в январе 1661 г. Мария назначила опекуном сына короля, своего брата, и это поставило перед де Виттом целый ряд новых проблем. Со времени Лестера ни один иностранец не обладал таким рычагом влияния на внутреннюю политику Нидерландов, как отныне английский монарх. Понятно, что с Карлом нелегко было иметь дело. Англо-нидерландские переговоры в Лондоне, на которые Амстердам возлагал столь большие надежды, шли без особого успеха. Вместо отмены Навигационного Акта король был близок к тому, чтобы издать его заново от собственного имени. Старая борьба между двумя Ост-Индскими компаниями нисколько не угасла, скорее, разгорелась с новой силой. Вдобавок к этому, возникли новые трения на Карибских островах, в Западной Африке и из-за Новых Нидерландов (в Северной Америке. — Прим. ред.). Западнофризские порты, живущие рыболовством города Мааса, порты ловли сельди в Зеландии — Зирикзее и Броуверсхавен — и снова Амстердам также были глубоко встревожены биллем, внесенным на рассмотрение в Парламент, который запрещал заниматься ловлей рыбы всем, кроме подданных английской короны, в пределах десяти миль от английского побережья{538}. Более того, в Штатах Голландии оранжистская партия-фракция с конца 1650-х гг. добилась значительных успехов. Предложению де Витта о выделении средств на содержание принца Оранского воспротивились как недостаточному семь городов — Лейден, Харлем, Энкхёйзен, Роттердам, Горкум, Схонховен и Пурмеренд{539}.
Ко всему этому присоединились удручающие новости о том, что Карл назначил своим постоянным послом в Гааге сэра Джорджа Даунинга — бывшего сторонника Кромвеля, перешедшего затем на сторону роялистов, известного своим грубыми манерами и враждебностью к нидерландцам. Он был вооружен инструкциями, предписывавшими мобилизовать оранжистский лагерь для оказания давления на Голландию с целью добиться от нее согласия на возложение контроля за образованием принца на трех опекунов — Карла, Амалию и Великого Курфюрста, — и сразу после своего приезда в июне вступил в закулисные переговоры с оранжистскими представителями и военными. В одном из своих докладов из Гааги Даунинг отмечал: «Не подлежит сомнению, что де Витта нужно как можно больше скомпрометировать»{540}.
К осени 1661 г. сложилось впечатление, что Карл загнал партию голландских Штатов в ловушку между растущим английским давлением на море и волной оранжистских симпатий внутри страны. Уже многие в Амстердаме сожалели о расходах, понесенных в связи с «Нидерландским даром». Ведущий представитель фризской делегации на Генеральных Штатах предрекал в ноябре 1661 г., что, если между Республикой и Англией разразится война, «провинции Зеландия, Фрисландия, Оверэйссел и Гронинген не поднимут оружия против Англии и не станут вносить вклад в войну»{541}. Более того, Гелдерланд, а также Утрехт, чей ridderschap был преимущественно оранжистским, но сам город «un peu holladnis?e» («несколько проголландский» (фр.)), были безнадежно внутренне расколоты.
Самой острой проблемой, разделявшей Соединенные Провинции в 1661 г., кроме будущего статуса принца Оранского, являлся проект мирного договора для окончания войны с Португалией. До мая четыре провинции — Зеландия, Гронинген, Утрехт и Гелдерланд — упорно отказывались утвердить договор без возвращения Нидерландской Бразилии. Еще одна главная задача Даунинга в 1661 г. как раз и состояла в том, чтобы сыграть на этом расколе и использовать его к выгоде для Англии, сделав всё возможное (тогда как его монарх также оказывал нажим на Португалию), чтобы помешать заключению мира{542}. Таким образом, Англия могла одновременно помешать нидерландцам возобновить свою торговлю с Португалией и получить коммерческие привилегии, равные английским, а также расширить брешь между провинциями, ослабив Республику изнутри.
Де Витт, при помощи Питера де Грота, в конечном счете, сумел перетянуть Утрехт и половину Гронингена на свою сторону, но Зеландия и Гелдерланд по-прежнему оставались в лагере оппозиции. В ходе эпических четырехчасовых дебатов в Генеральных Штатах 23 июня 1661 г., в которых участвовали, помимо регулярных провинциальных делегаций, 26 чрезвычайных депутатов от Зеландии, три от Утрехта, и Штаты Голландии в полном составе{543}, Зеландия и Гелдерланд отказались заключать договор «без возвращения земель Бразилии», настаивая на том, что «заключение мира или объявление войны без согласия всех провинций противоречит статьям Унии». Голландцы напомнили собранию, что в 1648 г. «мир с Испанией был одобрен большинством голосов без согласия Зеландии и Утрехта»{544}. Наконец, еженедельно сменявшийся председатель, глава гронингенской делегации Схюйленборг (который, по своекорыстным соображениям, примкнул к Голландии, сопротивляясь поддержке Вест-Индской компании со стороны города Гронинген), закрыл дебаты, постановив, что Генеральные Штаты заключают мир с Португалией, одобренный большинством пяти провинций против двух.
В следующие месяцы выяснилось, что положение де Витта было менее опасным, чем представлялось ранее. Распря между Голландией и Зеландией из-за Португалии утихла, и стало ясно, что двойная стратегия Карла II в нидерландской политике — вытеснить нидерландцев в морской сфере, одновременно расколов их изнутри, — была, до определенной степени, взаимно противоречивой, по крайней мере, в приморских провинциях{545}. В Амстердаме регенты, купцы и директора Вести Ост-Индской компаний, поняв, что их «Дар» не принес им никаких преимуществ, и столкнувшись с растущей конфронтацией вместо примирения в торговле, утратили интерес к принцу Оранскому и сплотились вокруг де Витта — сильная, единая Голландия отныне была их единственным прибежищем. Во многом аналогичный процесс произошел в других городах Голландии и Зеландии.
В Зеландии традиционно были сильны оранжистские симпатии. Но Зеландия понесла больше потерь от английской морской экспансии и приобрела больше выгод на островах Карибского моря и в Западной Африке, чем от отсутствия штатгальтера, несмотря на неприязненное отношение зеландцев к голландской политике религиозной терпимости. В августе 1661 г. Штаты Зеландии выразили серьезную озабоченность из-за посягательств новообразованной Королевской Африканской компании на гвинейское побережье, где Вест-Индская компания с 1630-х гг. доминировала в торговле золотом и рабами, приносившей высокие доходы. Они проголосовали за тесное сотрудничество с Голландией в вопросе сопротивления растущему английскому давлению{546}. Чем больше Карл поощрял амбиции лондонских купцов и торговых компаний, тем больше Зеландия отдалялась от Англии и оранжизма.
Новые веяния в политике Зеландии привели к изменениям в балансе партий-фракций в городских советах. В Мидделбурге, антианглийски настроенном городе, партийный блок Штатов, который пришел к власти с конца 1661 г., призывая к сотрудничеству с Голландией, возглавлял ни кто иной, как Хендрик Тибалт, который был «правой рукой» Вильгельма II в Голландии в 1649-50 гг. и свергнут партией-фракцией Штатов в 1651 г. как непреклонный оранжист. Этот удивительный разворот на 180 градусов отражал весь узел противоречий политики партий-фракций и сильное влияние народного мнения в Зеландии. Соперничавшие группировки в ратуше представляли смесь идеологических, теологических, финансовых, семейных и честолюбивых интересов, испытывавших к тому же воздействие иммигрантского фактора. Английский наблюдатель, писавший в августе 1663 г., зашел настолько далеко, что истолковал мидделбургскую политику как борьбу между «местными» регентами, то есть потомков старых и уважаемых зеландских семей, с блоком новичков, состоявшим из «валлонов и французов»; «местных» возглавлял Вет, валлонов-Тибалт{547}. Он объяснял ярый оранжизм Тибалта в 1649-50 гг. как следствие народного давления, а его новую политическую позицию в 1662 г. приписывал тому факту, что «акции принца Оранского… упали столь низко, что месье Тибалт больше его не опасается». К январю 1662 г. только Флюшинг и Вер из шести зеландских городов еще сохраняли верность оранжистам, все остальные перешли на сторону партии Штатов. Даунинг был встревожен растущим сотрудничеством между Голландией и Зеландией и тем, что он называл «известным заговором с целью заключения новой разновидности акта об устранении принца Оранского»{548}.
Пока в Лондоне продолжались англо-нидерландские переговоры, а англо-нидерландские отношения все больше ухудшались, де Витт решительно сопротивлялся требованиям Карла о компенсации за потери и ущерб в Ост-Индии, тогда как Фрисландия и оранжистский лагерь требовали уступок с нидерландской стороны, надеясь тем самым обеспечить заключение англо-нидерландского договора о дружбе, который урегулировал бы морские споры и открыл бы оранжистам путь к укреплению своих позиций на внутриполитической сцене как друзьям и сторонникам англичан. Таким образом, на протяжении большей части 1662 г. конфронтация между соперничавшими политико-теологическими блоками в голландской политике зависела от того, будет или нет дан ответ на английские требования о компенсации за ущерб, понесенный в Индиях{549}. В апреле 1662 г. партия-фракция Штатов добилась новых успехов благодаря тому, что де Витт сумел успешно заключить договор о союзе с Францией, содержавший статью, которая гарантировала нидерландскую рыбную ловлю в Северном море. Де Витт и, по определению Даунинга, «хунта» ведущих регентов — Питер де Грот, ван Бервернингк из Гауды, и пенсионарий Дордрехта (кузен де Витта, Говерт ван Слингеланд) — начали настаивать на том, что если нидерландские уполномоченные с Англией не смогут придти к соглашению в соответствии с данными им инструкциями, их следует отозвать. Де Витт и его сторонники предпочитали скорее увеличить напряженность, даже пойти на новую войну с Англией, лишь бы не уступать нажиму Карла. Их поддержали Зеландия и Утрехт, а против выступили Фрисландия, Гелдерланд, Оверэйссел и Гронинген{550}.
В своей основе это был раскол между приморскими и внутренними провинциями. Но последние были внутренне и внешне слишком неустойчивы, чтобы долго сопротивляться де Витту и голландской элите. Тогда как Оверэйссел колебался, Гронинген снова погрузился в хаос, в июле в городе вспыхнули крупные беспорядки, в которых цеха, требовавшие «отмены их налогов… и чтобы правительство не было монополизировано несколькими семьями», свергли магистрат и парализовали работу Штатов{551}. Город оставался в неспокойном состоянии вплоть до ноября, когда Виллем-Фредерик вступил в него с сильным отрядом войск и восстановил порядок. Де Витт использовал смуту, чтобы получить голос провинции, так что к августу только Фрисландия и Гелдерланд по-прежнему упорствовали в том, что не будут разрывать отношений с Англией из-за морских споров, касающихся только Голландии и Зеландии.
Летом 1662 г. Даунинг оставался уверенным в том, что де Витт и его приверженцы потерпят крах под неослабевающим давлением, и что они зажаты в тиски, откуда нет выхода. В августе он передавал слова фризского депутата, что де Витта и его «хунту» следует «списать со счетов, ибо, если случится раскол, они не только не должны ожидать какой-либо помощи от них, но… наоборот»{552}. «В самой Голландии, — уверял Даунинг министров в Лондоне, — (как бы ни упорствовал мистер де Витт) нет никаких признаков разрыва с Англией, и (не говоря уже обо всем остальном), они слишком любят себя и свою торговлю, и знают, что у них больше оснований думать об экономии и о способах оплаты того непомерного долга, который они уже накопили, чем влезать в новые долги…». Налоги, пошлины «и акцизы», объяснял он, «на данный момент в Голландии высоки как никогда, а их границы защищены лишь слабыми гарнизонами, а со всеми своими соседями не урегулированы споры, что им очень хорошо известно». В этой последней фразе содержится намек на нерешенный вопрос Овермааса, из-за которого Соединенные Провинции по-прежнему спорили с Испанией, и анклавов, оспариваемых епископом Мюнстера, который в 1661 г. завладел этим городом и активизировал свой конфликт с Республикой.
Всё это было правдой, и всё же утверждение Даунинга, что Голландия не выдержит английского нажима, было ошибочным. Было нелегко оценить степень разобщенности в Голландии, так как оранжисты ради собственных выгод старались преувеличить свое предполагаемое влияние. Даунинг отмечал в августе 1662 г., что «Харлем и другие утверждают, что не настолько слепы, чтобы втянуть себя в разногласия с Англией», но не смог объяснить, почему они зашли так далеко, и почему они оказывают ему так мало помощи{553}. Если мы тщательно проанализируем доверенных лиц Даунинга среди нидерландских регентов, то увидим, что он поддерживал хорошие отношения с фризской делегацией в Гааге и Леувардене, регулярно встречаясь и переписываясь с двумя фризскими депутатами, Эно ван Боотсма и Виллемом ван Хареном, но что (несмотря на пресловутую продажность голландских и зеландских регентов) ему, по большей части, так и не удалось завязать доверительные отношения и найти коллаборационистов среди Штатов Голландии и Зеландии{554}. Реальность заключалась в том, что к лету 1662 г. Голландия и Зеландия единым фронтом выступали на стороне де Витта, до такой степени, которая позволяла ему проводить независимую политику, наращивать военно-морские силы и бросать вызов английскому королю. Английская тактика, по сути, подрывала позиции оранжистской партии. Как сформулировал это один из фризских корреспондентов Даунинга в июне, де Витт «afferme de jour a autre son party en les Provinces Unies et celuy de sa Majest?, et Monsieur le Prince d'Orange, commence 'a decliner» («добился того, что позиции его партии в Соединенных Провинциях изо дня в день укрепляются, а позиции Его Величества и монсеньера принца Оранского начинают ослабевать» (фр.)){555} -
Это было подтверждено событиями осени 1662 г. Англо-нидерландский договор о дружбе был, наконец, подписал в сентябре, но в столь накаленной атмосфере и после столь длительных проволочек, со столь многими спорами, возникавшими со всех сторон, что оказался не в состоянии обеспечить стабильную основу дружественных отношений, в которых нуждались оранжисты. Тем временем Штаты Голландии и Зеландии пришли к соглашению о штатгальтерстве, а также о ратификации мира с Португалией. Ранее Даунинг сообщал, что «соглашение между пенсионариями [де Виттом и Ветом] снова взбудоражило эту ассамблею и побудило оказать давление на Штаты Зеландии, но безрезультатно, города Флиссинг и Тен Вер по-прежнему упорно выступали против него, в ответ на что вдовствующая принцесса написала им письмо с выражением самой искренней благодарности»{556}. В сентябре он докладывал в унынии, что, несмотря на его и Амалии усилия, направленные на то, чтобы этому помешать, оба пенсионария преуспели, и де Витт «объявил перед ассамблеей Штатов Голландии, что… ни одна провинция не должна говорить о возложении каких-либо государственных функций на принца Оранского, пока ему не исполнится 18 лет [т.е. не ранее 1668 г.]»{557}. Тибалт и мидделбургский vroedschap поддержали соглашение, которое было одобрено Зеландией четырьмя голосами против двух — Флюшинга и Вера. На протяжении середины 1660-х г. де Витт гармонично сотрудничал с Тибалтом и господствующей фракцией в Мидделбурге и в Штатах Зеландии.
Тем временем мирный договор с Португалией снова оказался на грани срыва из-за английского сопротивления его заключению и отказа трех провинций — Зеландии, Гронингена и Гелдерланда — его ратифицировать{558}. Выход из тупика снова был найден благодаря сотрудничеству Голландии и Зеландии. Преодолев противодействие Флюшинга и резкие возражения Гронингена и Гелдерланда, Голландия и Зеландия договорились (в обмен на прекращение сопротивления ратификации со стороны Зеландии и сотрудничество по вопросу штатгальтерства) о применении нового метода по разделу соли, уступленной Португалией по условиям договора в виде компенсации Вест-Индской компании за ее потери в Бразилии, что было особенно выгодно Зеландии.
К тому времени, когда в январе 1663 г. в Нидерланды прибыл новый французский посол, Годфруа д'Эстрада, де Витт одержал целый ряд политических и дипломатических успехов. Кроме заключенных им соглашений с Португалией, Францией и Англией он, наконец, уладил спор из-за Овермааса с Испанией, остававшийся неразрешенным с 1648 г. Испанцы надеялись сохранить за собой большую часть этой территории, подстрекаемые религиозными орденами в южных Нидерландах, которых беспокоила участь многочисленных монастырей и церковных земель в этой области. Но после Пиренейского мира Испания поменяла свой взгляд на этот вопрос, поставив улучшение отношений с Республикой выше всех других соображений{559}. В соответствии с временным испанско-нидерландским соглашением о разделе от декабря 1661 г. спорная территория была разделена пополам, и города Валкенбург, Херлен и Далхем отошли нидерландцам.
На д'Эстраду произвело сильное впечатление политическое мастерство де Витта и очевидный закат Оранской династии. «Je vois bien а pr?sent, — докладывал он в феврале, — que c'est une Maison enti?rement d?truite, et qu'il ne faut pas songer a prendre d'autres mesures qu'avec Messieurs les Etats, c'est a dire avec Monsieur de Witt» («Насколько я вижу, эта династия в настоящее время находится в самом плачевном состоянии, и должна найти какие-то другие меры против господства Штатов, то есть месье де Витта» (фр.)){560}.