СТАНОВЛЕНИЕ «ИСТИННОЙ СВОБОДЫ»
Ни один независимый монарх (к немалому огорчению Липсия) больше не обладал суверенной властью в северных Нидерландах после 1672 г. В этом году правительственные обязанности приняли на себя Штаты Голландии, поручив принцу Оранскому руководство военными действиями и исполнительную власть, но с условием действовать только в режиме консультаций со Штатами, «которые лучше знают обстановку в стране и умонастроения людей»{372}. Голландия, с Зеландией и Утрехтом, в отличие от Брабанта и Фрисландии, наотрез отказалась передать суверенную власть принцу Анжуйскому. Несмотря на это, правительство на севере в 1572-87 гг. еще не было полностью республиканским по своему характеру. Это было вызвано не столько тем, что Филипп II еще теоретически признавался сувереном, сколько тем, что принц Оранский — и, на короткое время, также принц Анжуйский и Лестер — властно вмешивались в процессы принятия политических решений, военного командования, и назначения на государственные должности. Только после отъезда Лестера в 1587 г. сложилась полностью республиканская система правления, в которой роль главного правительственного органа страны — на практике, если не в теории, — перешла к Штатам Голландии во главе с Олденбарневелтом. Более того, в этот первый период подлинно республиканского правления возникла и политическая философия, нашедшая свое яркое выражение в сочинениях Гроция, написанных до 1618 г., а также в примечательном трактате «De Republica Ebraeorum» (1617 г.) лейденского профессора Петра Кунеуса, который называли «самым сильным общественным манифестом республиканской теории в ранние годы Нидерландской Республики»{373}. Но эта начальная фаза республиканского правления потерпела крах, несмотря на ее многочисленные успехи. Она закончилась через тридцать лет coup d'etat (государственным переворотом (фр.)) Морица в 1618 г., который фундаментально изменил структуру власти Соединенных Провинций на всех уровнях, заменив полностью республиканскую модель квазиреспубликанской «цезарианской» системой. Он также остановил поток сочинений в духе Гроция и Кунеуса. Отныне штатгальтер контролировал политику и систему назначения на государственные должности посредством узкого круга своих доверенных лиц и фаворитов, главным образом, выходцев из дворянского сословия и военных, и политическая среда Нидерландской Республики изменилась соответствующим образом.
Учрежденная Морицем система принятия решений, клиентелы и влияния продолжалась при Фредерике-Хендрике, хотя и в модифицированной форме, без теологической базы Морица и с предоставлением некоторой степени самостоятельности Голландии. Но Голландия оставалась, тем не менее, в подчиненном положении, и большинство назначений и решений осуществлял штатгальтер и его фавориты. Распределение влияния в Соединенных Провинциях при оранжистском режиме, другими словами, в корне отличалось от того, которое существовало при республиканской системе, восстановленной в 1650 г. Дворы иностранных держав и дипломаты в Европе середины XVIII в. были прекрасно осведомлены о разнице между этими контрастирующими системами Нидерландской Республики, так как при режиме штатгальтера последний эффективно контролировал нидерландскую дипломатию (несмотря на то, что официально послы вели переговоры с Генеральными Штатами) и принимал большинство военных решений (кроме выделения денежных средств на содержание армии), тогда как при противоположной системе, восстановленной в 1650 г., контроль над дипломатией и армией перешел к Штатам Голландии{374}.
Режим штатгальтеров, несомненно, позволял быстрее принимать политические решения, чем более консультативная и формализованная республиканская альтернатива, и давал возможность Нидерландскому государству держать в секрете свои политические решения высшего порядка{375}. Но, с другой стороны, ему были присущи очевидные слабые стороны. В период правления штатгальтеров большей частью власти и влияния в Республике обладала маленькая клика, зачастую — дворяне, связанные со двором штатгальтера, не представлявшая ни одной широкой группы населения и не имевшая тесных связей с ним, и ответственная, на практике, только перед штатгальтером. Соответственно, правительство было и оставалось отделено от гражданского общества, которое создавало богатство Республики и обеспечивало ее существование во всех сферах. Неизбежным последствием такой системы управления было то, что военные вопросы, имевшие жизненно важное значение для штатгальтера и его фаворитов, получали более высокий, а морские интересы Голландии — заниженный приоритет, чем это было при республиканской системе, в которой Голландия не только предоставляла ресурсы, но и контролировала их использование.
Еще одним результатом концентрации влияния в руках узкого круга людей при штатгальтерах было то, что политика становилась более подверженной коррупции извне, чем при республиканской системе. Правда, при республиканской системе коррупция также была обычным явлением, и после 1650 г. коридоры власти в Гааге обрели дурную славу за торговлю государственными должностями и секретами, а в городах коррупционные сделки при распределении должностей и благ достигли угрожающих масштабов. Но в данном случае коррупция носила в большей степени внутренний характер, так что Республика оставалась существенно менее уязвимой для связанных с подкупом махинаций иностранных дворов, чем при штатгальтерах. Чудовищно коррумпированная личность, такая как Корнелис Мус, секретарь Генеральных Штатов при Фредерике-Хендрике, сколотивший состояние, главным образом, за счет своего влияния в сфере дипломатии, был типичным симптомом оранжистской системы. Французский посол Шану отмечал это различие в 1653 г., признавая, что при Морице и Фредерике-Хендрике иностранный дипломат в Гааге всегда знал, «qui distribuoient les charges et les graces» («кто распределяет должности и блага» (фр.)), так что подкуп в высших эшелонах власти был вполне подходящим средством ведения дипломатии; напротив, при партиифракции Штатов власть — и, таким образом, также власть коррупции — была более рассредоточена, в результате чего такой подкуп стал менее эффективным инструментом. «Aujourd'hui, — заключал Шану, — cette d?pense serait infinie et unfructueuse» («а теперь эти расходы являются бесконечными и бесплодными» (фр.)){376}.
Демонтаж системы, основанной на личной власти штатгальтеров, начался в последний год правления Фредерика-Хендрика, когда Голландия взяла на себя ответственность за ведение мирных переговоров в Мюнстере и сокращение армии. Двор штатгальтера в 1646-48 гг. утратил значительную часть своего прежнего влияния. Но затем началась борьба за контроль над Республикой, в которой Вильгельм II одержал победу и даже на короткое время успешно восстановил систему, преобладавшую в 1618-46 гг., при которой штатгальтер сосредоточил в своих руках ключевые решения и назначения, а Голландия отступила на задний план. Смерть штатгальтера в ноябре 1650 г. прервала его деятельность, и структура правления после этого сразу вернулась к более республиканской модели, аннулировав изменения, вызванные революцией контрремонстрантов 1618 г. Таким образом, смерть Вильгельма II привела к намного более фундаментальной перемене, чем его сенсационный переворот — факт, который быстро осознали ведущие регенты и который впоследствии подчеркивал Айтзема в своей великой хронике{377}. Новой эре республиканского правления суждено было продлиться 22 года.
Штаты Голландии, столь недавно подвергшиеся унижению, с готовностью ухватились за представившуюся им возможность{378}. Голландские Gecommitteerde Raden спешно восстановили свою власть над армией и созвали Штаты в полном составе на чрезвычайную сессию. Регенты, заточенные в тюрьму Вильгельмом II в Лувестейне, были освобождены и вернулись на свои прежние должности, за исключением братьев Викеров — которые имели в амстердамском vroedschap'е как друзей, так и врагов, — и получили обратно свои места во vroedschap'ах; в связи с этим, власть в Амстердаме перешла к столь же республикански мыслящим братьям де Греф и их сторонникам. В дни смерти принца Голландия внесла предложение на Генеральных Штатах, что провинции должны собраться на специальную «Большую ассамблею» для того, чтобы решить, как лучше всего сохранить Союз в той беспрецедентной ситуации, в которой оказались Соединенные Провинции. Были сделаны приготовления к специальному съезду в Гааге, назначенному на начало 1651 г.
Но кардинальная реструктуризация правительства и властных отношений, которая произошла в течение судьбоносных месяцев между смертью Вильгельма II и созывом Большой ассамблеи, оставила на долю последней мало что иного, кроме как признать и формально узаконить восстановление гегемонии Голландии над федеративным государством. Так, большинство представителей Штатов Голландии не проявило желания назначать кого-либо штатгальтером на смену умершему принцу, и уже в ноябре было принято решение оставить должность штатгальтера в Голландии временно вакантной. Сразу после этого Голландия отправила делегацию в Зеландию, чтобы предотвратить возможные меры, которые могла принять эта провинция по назначению штатгальтера{379}, в связи с рождением Вильгельма III.
Временно оставив должность штатгальтера и капитан-генерала Союза вакантными, Штаты Голландии начали принимать на себя политические и военные функции штатгальтерства в своей провинции{380}. Ранее штатгальтер осуществлял верховный надзор за выборами во vroedschap, и, в большинстве городов, пользовался прерогативой избрания городских магистратов (schepenen) по двойным спискам, также как правом назначения главных магистратов в сельской местности — дростов и бальи. Никто из состава Штатов Голландии в целом не сопротивлялся присвоению этих функций Штатами, хотя ridderschap выступил против передаче городам неограниченного контроля над их выборами, призывая к активному надзору Штатов (который предоставил бы ridderschap'у некоторое влияние в процессе выборов), тогда как Лейден считал, что передача властных полномочий должна была произойти лишь «в надежде на то, что в конечном счете новорожденный принц будет служить Республике в тех же должностях, которые были возложены соответственно на его отца, деда, двоюродного деда и прадеда при их жизни»{381}. Ни один другой голландский город не оставался столь же непоколебимо верен Оранской династии.
Штаты приняли полномочия штатгальтера провинции 8 декабря 1650 г., издав хартии для обладающих правом голоса городов, которые присутствовали на сессии, позволив им выбирать членов их vroedschap'а, магистратов и бургомистров без внешнего вмешательства, под верховным наблюдением Штатов{382}. Тем самым регенты присвоили себе полный контроль над раздачей должностей и влиянием в своих городах. Города Голландии, не имевшие своего представительства в Штатах — Гертрёйденберг, Аудеватер, Вёрден, Нарден, Хёсден и Мидделхарнис — должны были, как и раньше, подавать двойные списки претендентов на должности регентов, выбор которых теперь осуществляли Штаты вместо штатгальтера{383}. Аналогичным образом Штаты взяли на себя назначение бальи и дростпов.
Всё это свидетельствовало о существенных изменениях в структуре власти как в городах, так и в сельской местности. Господство регентов усилилось, тогда как влияние некоторых других групп населения, с которыми был склонен считаться штатгальтер — в том числе, в некоторых случаях, цеха и городские ополчения — было ограничено. В Дордрехте, где цеха еще имели решающий голос, возникло сильное сопротивление нововведениям, и в апреле 1651 г. вспыхнули беспорядки в поддержку цехов и коллегии цеховых представителей, называемой «Goede Lieden van Achten» (она избиралась до 1650 г. штатгальтером из числа кандидатов, предложенных цехами), которая сохраняла слово при выборе бургомистров. Дордрехтские регенты подавили волнения с помощью Штатов{384}.
Бальи и дросты были могущественными лицами в сельской местности Голландии, и упразднение должности штатгальтера повлекло за собой переход власти, что одновременно затронуло многие небольшие города. В Горкуме дрост — в 1650 г. эту должность занимал тот же дворянин, которого назначил Мориц в 1617 г. — вплоть до этого управлял и городом, и окружающей сельской местностью{385}. Это закончилось в 1650 г.; новый дрост, назначенный Штатами, не имел власти в городе, который, по примеру остальных, получил от Штатов хартию, позволявшую его регентам проводить собственные выборы и выбирать бургомистров без вмешательства дроста.
Голландия также пыталась, в преддверии Большой ассамблеи, инспирировать подобные изменения в Зеландии. В Зеландии были традиционно сильные оранжистские настроения; но многие регенты хотели подражать Голландии и воспользоваться смертью штатгальтера для упрочения своей местной власти и влияния. Соответственно, только два из шести городов, обладавших правом голоса — Флюшинг и Вер — стремились назначить младенца Вильгельма III штатгальтером{386}. Большинство Штатов Зеландии проголосовало за то, чтобы оставить должность штатгальтера вакантной, отменив право голоса «первого дворянина» (т.е. принца Оранского), сократив Штаты с семи голосов до шести, и по примеру Голландии разрешив городам кооптировать собственных регентов и бургомистров, — полномочия, которые были отвергнуты Флюшингом и Вером{387}. Зеландские дворяне в этот момент подали петицию, в которой утверждали, что «первый дворянин» должен быть представителем зеландского ridderschap'а, и что его голос должен быть теперь передан им, — аргумент, который не произвел должного впечатления на Штаты. С 1650 по 1672 гг. Штаты Зеландии были единственной провинциальной ассамблеей Республики, в которой были представлены одни города. Зеландское общество в целом, однако, было глубоко расколото в результате изменений 1650-х гг., и с апреля 1651 г. Мидделбург пережил несколько месяцев нестабильности и бунтов.
Но не только регенты Голландии и Зеландии приступили к действиям. Интенсивная политическая борьба, фактически, происходила во всех провинциях. Если Амстердам выпустил медаль, на которой Вильгельм II был представлен в образе греческого божества Фаэтона, который из-за гордыни и переоценки своих сил рухнул с высоты славы и разбился, с добавлением фразы «Magnis excudit ausis» («Пал, посягнув на великое» (лат.)), выражающей облегчение от того, что Вильгельм II исчез со сцены, то многие влиятельные люди во внутренних провинциях желали сохранить систему Морица, Фредерика-Хендрика и Вильгельма И, и точно также маневрировали с целью получения преимуществ в преддверии Большой ассамблеи. При поддержке Штатов Фрисландии Виллем-Фредерик убеждал Штаты Гронингена и Дренте без промедлений избрать нового штатгальтера, предпочтительно его самого. Фризская делегация в составе трех grietmannen, бургомистра Снека и секретаря Делегированных Штатов поспешила в Гронинген, чтобы превознести достоинства династии Нассау{388}. Вскоре после этого Гронинген объявил своим штатгальтером Виллема-Фредерика; его примеру последовали и Штаты Дренте. В то же самое время граф обратился к элитам других провинций с просьбой не оставлять должность штатгальтера в них вакантной. Три дня спустя после рождения Вильгельма III он написал Штатам Утрехта, призывая их назначить малолетнего принца «штатгальтером Утрехта», а самого себя — «наместником штатгальтера» для осуществления его полномочия, пока принц не достигнет совершеннолетия{389}. Он преследовал ту же цель в Гелдерланде и Оверэйсселе, где от его имени энергичные усилия прилагали местные дворяне-оранжисты{390}. Но ни одна другая провинция не последовала примеру Гронингена и Дренте в выборе штатгальтера накануне Большой ассамблеи.
Конечно, Голландия ни в коем случае не собиралась оставлять решение вопроса о дальнейшем государственном устройстве на волю случая. Во внутренние провинции, такие как Зеландия, были отправлены делегации. Новый лидер голландского ridderschap'а, Якоб ван Вассенар, сеньор Обдам (1610-66 гг.), искусно «обработал» дворян, заседавших в штатах Гелдерланда и Оверэйссела. Военачальник, дрост Хёсдена с 1643 г., а вскоре ставший еще и губернатором гарнизона, он добился особого успеха среди молодых дворян благодаря обещаниям раздачи офицерских патентов и продвижения по службе в армии. Обдам и Корнелис де Греф, который сопровождал его в поездке в Гелдерланд, воспользовались также недовольством неймегенского raad'а поддержкой Вильгельмом II коллегии Gemeensluyden, представителей городских цехов, которые традиционно имели голос при избрании членов raad'а{391}. Регенты Неймегена стремились контролировать свой город, как это делали другие регенты, без всякого стороннего влияния представителей цехов, и отмена штатгальтерства была очевидным путем для достижения этой цели. Оказавшись под исходящим с разных сторон давлением, но уступив проголландскому большинству, Штаты Оверэйссела проголосовали за приостановку своего решения о штатгальтерстве{392}.
Большая ассамблея была первым примером с 1579 г., когда делегаты всех провинций собирались для обсуждения формы и структуры Союза. Среди них неизбежно возникло много разногласий. Даже статус делегаций вызвал острую дискуссию. Штаты Голландии участвовали в заседаниях ассамблеи в полном составе. Но хотя Голландия убеждала другие делегации также присутствовать в качестве «полных Штатов», уполномоченных принимать решения без оглядки на столицы своих провинций, ни одна из делегаций не сделала этого. Четыре провинции — Фрисландия, Гронинген, Утрехт и Зеландия — поручили свое представительство «чрезвычайным делегациям» из их провинциальных Штатов{393}. Оверэйссел первоначально отправил только свою обычную делегацию Генеральных Штатов, но впоследствии наделил ее «чрезвычайным» статусом. Самым спорным было представительство Гелдерланда. Три четверти провинции, охваченной жесточайшим расколом — Неймеген поддерживал Голландию, Арнем не определился, а Зютфен занимал прооранжистскую позицию{394} — не смогли придти к согласию, поэтому делегации, прибывшие из четвертей Неймегена и Арнема, представляли (в пику Hof'у Гелдерланда) членов полных Штатов Гелдерланда, собравшихся в Гааге, тогда как представители Зютфена присутствовали в качестве членов обычной делегации Гелдерланда на Генеральных Штатах.
Большая ассамблея открылась в Бинненхофе, в Гааге, в январе 1651 г., с торжественного обращения, в котором пенсионарий Голландии, Якоб Кате, использовал свои литературные способности, чтобы превознести республику как образцовую систему государственного устройства, по самой своей сути намного превосходящую монархии, приведя в пример славу древних и средневековых республик Афин, Спарты, Рима, Флоренции, Венеции, Швейцарии и Генуи{395}. Неизвестно, понимал ли сам Кате всю иронию своего утверждения — ведь едва ли кто-нибудь из присутствовавших мог не знать о том, как он сам на протяжении многих лет самым постыдным образом пресмыкался перед Фредериком-Хендриком, следствием чего стало отстранение Голландии от политической жизни Соединенных Провинций.
Первым пунктом, стоявшим на повестке дня, было штатгальтерство. С ноября 1650 г. Фрисландия, самая сплоченная из «малых» провинций в середине XVII в., возглавила оппозицию Голландии, приняв на себя согласование действий в поддержку Оранско-Нассауской династии. Чтобы позволить фризской делегации без проволочек отвечать на действия голландцев, она была уполномочена Делегированными Штатами тайно вести переговоры с Виллемом-Фредериком и действовать без обращения за одобрением к Леувардену{396}. Фрисландия и Гронинген настаивали на том, что вопрос о том, назначать или нет штатгальтера, был не чисто провинциальной проблемой, так как штатгальтерство было также органом власти Генералитета{397}. Оговорка, сделанная в статьях 9 и 21 Утрехтской Унии, что споры между провинциями должны решаться при посредничестве штатгальтеров, была интерпретирована этими провинциями в том смысле, что каждая провинция обязана иметь штатгальтера{398}. Учитывая несравненные услуги, оказанные Оранско-Нассауской династией государству с 1572 г., фризы добавляли, что штатгальтеров следует избирать из этого рода. Они также доказывали, что военная дисциплина требовала, чтобы во главе армии стоял «единственный предводитель», командующий соответствующего ранга и престижа, который мог бы эффективно ею руководить. Они настаивали на назначении Вильгельма III капитан-генералом и адмиралом, а до его совершеннолетия исполнять обязанности капитангенерала должен фризский штатгальтер.
Но Фрисландия не могла соперничать с Голландией по части оказания давления на другие провинции. Гелдерландский ridderschap отказался поддержать Виллема-Фредерика, отчасти из-за «продвижения на должности командующих армейскими ротами, которое [Обдам и де Греф] пообещали некоторым дворянам»{399}. Штаты Оверэйссела приняли решение, в марте 1651 г., что назначать штатгальтера необязательно, и что штатгальтерство Оверэйссела останется вакантным на неопределенный срок{400}.
Второй главной темой заседаний ассамблеи была религия. Защитники ортодоксального кальвинизма лишились своего принца, но никоим образом не собирались отказываться от своих планов по формированию конфессионального и в моральном отношении более дисциплинированного общества. Здесь голландцы могли ожидать более яростной критики, чем в любой другой сфере; ибо, с точки зрения малых провинций, Голландия оказывала недостаточную поддержку государственной Церкви и проявляла чрезмерную терпимость к другим религиозным направлениям. Штаты Оверэйссела, расходившиеся во мнениях по всем другим вопросам, единодушно поддержали призыв Фрисландии о принятии более энергичных мер для борьбы с католицизмом и протестантскими диссентерами{401}. Оранжистский пенсионарий Зеландии, Йохан де Брюн (1649-58 гг.), превосходный поэт и ортодоксальный кальвинист, видел, что в этот момент не имелось никакой возможности объединить Штаты Зеландии вокруг оранжистской платформы, зато он может сплотить Зеландию на почве движения за проведение более строгой церковной политики{402}. На ключевой вопрос, беспокоивший реформатские синоды того времени — распространение социнианской литературы и идей — Зеландия во время работы Большой ассамблеи предложила свой ответ, объявив о суровом наказании за пропаганду социнианской доктрины и книг{403}.
Консистории и синоды Реформатской Церкви стремились повлиять на Большую ассамблею. Консистории подали свои наказы синодам, которые затем подготовили совместную петицию, зачитанную перед Большой ассамблеей. Самого Боэция попросили написать наказ от имени утрехтской консистории. Он хотел, чтобы Большая ассамблея подтвердила акты Национального Синода в Дордрехте как основу государственной Церкви, и чтобы Генералитет получил более широкие полномочия в вопросах защиты и покровительства Церкви. В частности, Союзу и провинциям, по его мнению, необходимо было более эффективно бороться с католичеством, более ревностно распространять Реформацию в Генералитетских землях, и противодействовать растущей угрозе социнианства{404}.
В совместных петициях синодов Большой ассамблеи утверждалось, что католицизм возрождается — и что его подавление должно проводиться более эффективно во всех провинциях и в Генералитетских землях{405}. В последних должно было вступить в силу изгнание католиков со всех должностей, заблокированное с 1649 г. В то же время синоды хотели, чтобы Большая ассамблея приняла постановление, согласно которому ни одна пользовавшаяся терпимым отношением конгрегация лютеран, меннонитов и ремонстрантов не могла быть основана там, где они пока отсутствуют, чтобы предотвратить их дальнейшее распространение, и чтобы евреям, «богохульствующим против Христа», было запрещено публично исповедовать свою веру во всех Соединенных Провинциях{406}, а также приняла энергичные меры по подавлению социнианства. Наконец, в отношении образа жизни синоды требовали издания указов по ужесточению соблюдения воскресенья, пресечению вызывающей одежды и проституции, и закрытию танцевальных школ.
Фрисландия и Гронинген горячо поддержали эти требования и призывали к большей координации действий между провинциями в церковных делах в целом, доказывая, что хотя провинции имели общую государственную Церковь и единые правила по борьбе с католицизмом, но отсутствие органа власти Генералитета для надзора за выполнением указов на территории всех Соединенных Провинций серьезно подрывало возможность провинций проводить согласованную политику в этой сфере{407}. Оверэйссел также одобрил петиции синодов. Но Голландия отвергла призыв Фрисландии к «гармонии и единству, которые должны совместно установить Соединенные Провинции». Государственной Церкви было отказано во многом из того, что она хотела. Голландия согласилась, впрочем, подтвердить акты Национального Синода 1618-19 гг. в качестве единой основы государственной Церкви во всех Соединенных Провинциях, ослабив опасения, что в стране могут произойти попытки обесценить завоевания контрремонстрантов 1618-19 гг., и постановила, что пользовавшимся веротерпимостью Церквям — лютеранам, анабаптистам и ремонстрантам — «в будущем не дозволено появляться в любых других местах, за исключением тех, где они уже существуют», это подразумевало, что изгнание этих вероучений из многих городов и значительной части сельской местности{408}отныне становилось согласованной политикой Союза.
Третьей главной заботой Большой ассамблеи была организация и командная структура армии. Ни одна провинция не хотела ослабления принципа общей армии и системы обороны. Но провинции не могли придти к единому мнению относительно того, как Генералитет без штатгальтера должен управлять армией и назначать и продвигать по службе армейских офицеров{409}. Несколько провинций, особенно Гелдерланд, который поставлял большую долю армейских офицеров нидерландского происхождения, пытались уменьшить степень влияния Голландии, переложив ответственность за назначение и продвижение по службе на Генеральные Штаты, в которых Голландии принадлежал только один голос из семи. Но Голландия, при поддержке Зеландии, предложила менее громоздкий метод, настаивая на том, чтобы продвижением офицеров по службе занимался Raad van State, где Голландия обладала двумя голосами из восьми. В конечном счете, был найден компромисс, заключавшийся в том, что назначение на армейские должности должно производиться совместно Генеральными Штатами и Raad van State.
Подход Голландии к проблемам, связанным с армией, вызвал яростный шквал критики со стороны некоторых дворян и военнослужащих во внутренних провинциях, которые сочли, что он имеет ярко выраженный политический оттенок. Ван дер Капеллен жаловался, что голландские регенты не только не имеют опыта и знаний, необходимых для правильной оценки кандидатов на продвижение по службе, но и заботятся не столько о военной эффективности, сколько о продвижении своих родственников и друзей и превратят армию в сеть политического патронажа, «обращая мало внимания на заслуги»{410}. Изменение в структуре власти в 1650-51 гг. действительно повлекло за собой далеко идущие последствия для связей между армией и обществом. Голландия, радикально сократив размер армии, теперь попыталась политически ее подчинить и уменьшить ее статус. Кроме установления контроля над системой назначений и продвижения по службе, голландские регенты стремились нейтрализовать прооранжистские настроения в армии, — в частности, помешать назначению Фридриха-Виллема на должность «исполняющего обязанности капитан-генерала» или получению им какого-либо влияния в рядах армии. Никто не забыл, что в 1650 г. именно он командовал войсками, направленными против Амстердама. Добившись назначения Волферта ван Бредероде главнокомандующим с титулом фельдмаршала, Голландия гарантировала, что ни одна личность, которая могла бы представлять угрозу в политическом отношении, не возглавит армию и не двинет войска против гражданских властей. Большая ассамблея еще больше понизила статус военных, постановив, что в гарнизонных городах ключи от города и ответственность за открытие городских ворот на рассвете и в сумерках должны быть переданы от военных губернаторов бургомистрам{411}. Аналогичным образом, юрисдикция армейского командования над солдатами, обвиненными в совершении правонарушений, была уменьшена до предельного минимума — случаев дезертирства и неповиновения, тогда как все дела, связанные с нападениями, грабежами, изнасилованиями и убийствами, в которых были замешаны солдаты, передавались гражданским властям{412}.
Большая ассамблея также обсудила вопрос представительства в Генеральных Штатах и в коллегиях Генералитета. С самых первых дней существования Союза количество провинций, имевших право голоса, оставалось неизменно равным семи. Но должны ли быть постоянно исключены из их числа другие области, особенно Статс-Брабанте и Дренте, а если да, то на каком правовом основании? С 1648 г. города Статс-Брабанта, во главе с Хертогенбосом и Бредой, вербовали сторонников в провинциальных ассамблеях с целью разрешения получить право голоса в Генералитете. Для этой провинции на кону стояло многое, так как представительство в Генеральных Штатах должно было принести с собой не только повышение статуса, но и политическое влияние и то же самое право на самоуправление и налогообложение, которым обладали существующие семь провинций.
На своем собрании в Тилбуге в январе 1651 г. делегация городов Статс-Брабанта договорилась, что если им не удастся добиться признания в качестве провинции с полным правом голоса, то, во всяком случае, было бы выгодно получить «хотя бы свободу самоуправления и самостоятельного сбора налогов», как Дренте{413}. Дренте также отправила делегации к разным провинциальным ассамблеям, прося предоставить ей полное право голоса.
На Большой ассамблее обе области имели широкую поддержку. Делегация Дренте в Леувардене в апреле 1651 г. встретила благожелательный прием, а фризская делегация в Гааге получила инструкции оказать Дренте полную поддержку{414}. Статс-Брабант получил также положительный ответ от Фрисландии, Гронингена, Зеландии и Гелдерланда. Собственно говоря, только Голландия решительно отвергла прошения обеих провинций. Брабантцы не жалели усилий, чтобы преодолеть сопротивление голландцев, сочиняли целые трактаты, пускали в ход всевозможные юридические, политические, фискальные и исторические аргументы. Среди прочего, они отмечали, что контроль за налогообложением со стороны Генералитета нарушал древние привилегии Брабанта, вступал в прямое противоречие с принципами Утрехтской унии, и, в конечном счете, мог настроить местное население «против государства»{415}.
Тот факт, что лишь одна Голландия сопротивлялась прошению СтатсБрабанта, показывает, что каковы бы ни были наружные аргументы, исключение этой области из числа провинций, обладавших правом голоса, не было связано с религиозными соображениями. Городские советы Хертогенбоса, Бреды, Берген-оп-Зома и Граве состояли исключительно из приверженцев Реформатской Церкви, как никто горевших желанием дать бой католицизму. В Соединенных Провинциях каждая провинция обязывалась поддерживать Нидерландскую Реформатскую Церковь на основе национального синода в Дордрехте, и официально запретить католицизм, и не существовало никакой вероятности, что какая-либо из провинций будет придерживаться в этом отношении собственного образа действий. Можно поставить под сомнение утверждение, что требование о наделении провинции полноправным статусом усилило бы реформатскую веру в Статс-Брабанте. Но политическая элита провинции никоим образом не могла придерживаться нереформатских воззрений. Голландия пыталась создать впечатление, что основой для сопротивления принятию Статс-Брабанта в число полноправных провинций является брабантский католицизм, но действительной причиной отказа Голландии дать Статс-Брабанту (и Дренте) представительство в Генеральных Штатах было ее нежелание увеличивать общее число голосов в Генералитете, что привело бы, в некоторой степени, к ослаблению голландского доминирования{416}.
Дополнительный мотив в отношении Статс-Брабанта заключался в промышленном потенциале Тилбурга и Хелмонда. Пока Статс-Брабант оставался подчинен Генералитету, Голландия могла манипулировать делами этих городов — центров текстильной промышленности — в интересах Лейдена и Харлема. Если, однако, северный Брабант стал бы полноправной провинцией, он вскоре мог бы конкурировать с Голландией в сфере производства текстиля, причем благодаря гораздо более низким зарплатам занятых в этой отрасли рабочих преимущества находились на его стороне.
Во время работы Большой ассамблеи несколько провинций впали в хроническую внутреннюю нестабильность. Разногласия среди «четвертей» Гелдерланда усилились. В Гронингене возник глубокий раскол между городом и Оммеландами из-за провинциального Hof'а или Hooftmannenkamer'а{417}, с одной стороны, и среди оммеландских йонкеров, с другой стороны, где одна группировка сопротивлялась Виллему-Фредерику, а другую возглавлял Осебранд Ян Ренгерс, сеньор Слохтерена, богатейший дворянин «четверти» Фивелинго и «правая рука» штатгальтера{418}. Зеландия также стала жертвой внутренних распрей. Большая часть провинции была охвачена беспорядками, включая Зирикзее и особенно Толен, который находился в состоянии постоянного брожения. Штаты несколько раз вмешивались, чтобы успокоить население и цеха. В Мидделбурге в эти месяцы население, встревоженное последствиями экономического упадка Зеландии и подстрекаемое несколькими группами элиты — в том числе городскими проповедниками, которые находились тогда заодно с бургомистрами, — поднялось против правящей фракции. В июне 1651 г. в ходе восстания, в котором приняло участие несколько тысяч человек, бургомистр Хендрик Тиболт, бывший главным союзником Вильгельма II в Зеландии, был свергнут, и контроль над vroedschap'ом Мидделбурга временно перешел к братьям Вет, лидерам проголландской группировки. Пришедший в восторг от этого Ян де Витт объявил переворот в Мидделбурге «несомненным чудом и делом руки Господа»{419}. Имевшие право голоса города Зеландии отныне раскололись на три против трех: Флюшинг, Вер и Гус в целом оставались верны оранжистской партии, тогда как Мидделбург, Зирикзее и (хотя и не столь решительно) Толен склонялись на другую сторону{420}.
Полная неустойчивость малых провинций подчеркивала значение Большой ассамблеи как символа единства Соединенных Провинций. Собрание должно было любой ценой придти к согласию относительно того, как, при новых обстоятельствах, должен функционировать Генералитет и армия. Было очевидным, что малые провинции сами по себе были слабыми и нестабильными. Поэтому целостность и стабильность Голландии были теперь в большей степени, чем когда-либо, тем фундаментом, на котором покоилось всё остальное — становым хребтом Республики и ее торговли, судоходства, колоний, международного положения и военного и военно-морского могущества. Для регентов, заседавших в охваченных межфракционными спорами Штатах Зеландии, или дворян в Гронингене или Гелдерланде, безуспешно пытавшихся придти к компромиссу, Большая ассамблея представляла не более чем далекую федеративную концепцию, тогда как Союз под главенством Голландии воплощал единственную реалистичную надежду на внутреннюю устойчивость и военную безопасность. Таким образом, Большая ассамблея закончила свою деятельность в обстановке достаточно искренней демонстрации гармонии и горячих призывов к единству. Амстердам, до самого окончания ее работы, был полон решимости добиться компенсации за использование против него армии летом 1650 г., а Фрисландия продолжала упорно оправдывать Виллема-Фредерика, остававшегося главным обвиняемым с точки зрения властей Амстердама. В Штатах Голландии первоначально один лишь Лейден призывал к амнистии{421}. Но наиболее прозорливые представители правящей голландской верхушки видели, что их провинция больше выиграет от согласия на амнистию, чем от возбуждения судебного процесса против Виллема-Фредерика, ван дер Капеллена и других глав переворота 1650 г. Способный молодой регент Ян де Витт, только начавший свою политическую карьеру, став в декабре 1650 г. пенсионарием Дордрехта, особенно активно убеждал Штаты Голландии (в том числе, своего собственного отца, который все еще испытывал на этот счет сомнения) в преимуществах предлагаемой амнистии{422}. Эта мера позволила Большой ассамблее завершиться в обстановке почти всеобщей эйфории.
Чтобы отметить ее окончание, Штаты Зеландии выпустили любопытную памятную медаль, рисунок и надпись на которой были сочинены поэтом-пенсионарием провинции, де Бруном. На медали была изображена прочная скала с подвешенным к ней гербовым щитом Семи Провинций, на которой стояла благодарная женская фигура, поднимавшая над собой фригийский колпак (символ свободы) под солнцем процветания{423}.