ВОЙНА ЗА ИСПАНСКОЕ НАСЛЕДСТВО, 1702-13 гг.

Для Соединенных Провинций многое было поставлено на карту в мировой войне за Испанское наследство, вспыхнувшей в мае 1702 г. В этом месяце Республика — в союзе с Британией, Австрией и Пруссией — объявила войну Франции и ее союзнику, бурбонской Испании.

Вступление Нидерландов в войну против бурбонских монархий часто считается продолжением европейской политики Вильгельма III. Такая трактовка в значительной степени соответствует истине, так как политика Вильгельма III после 1688 г. была основана на достижении консенсуса с Амстердамом и Штатами Голландии, и Голландия была главным вдохновителем нидерландского участия в войне 1702-13 гг. Но интересы Голландии далеко не во всем совпадали с интересами Вильгельма III, и не традиции штатгальтера-короля, а интересы Голландии определили нидерландскую роль в новом конфликте.

В момент смерти Вильгельма III, за два месяца до начала войны, стратегическое положение Соединенных Провинций и будущее их заморской системы торговли выглядело более неустойчивым и ненадежным, чем в любой момент времени после 1672 г. Последний король Испании из династии Габсбургов, Карл II, скончался в 1700 г., оставив трон Испании и Испанской империи в Европе и Америке внуку Людовика XIV, ставшему королем Испании под именем Филиппа V. Филипп получил поддержку от Франции в своих усилиях по консолидации власти над Испанией и ее империей. В 1701 г. французские войска вступили в Южные Нидерланды, и нидерландцы были вынуждены вывести свои гарнизоны из «барьерных» крепостей. Отныне между Францией и Республикой больше не было буфера, и Соединенные Провинции лишились возможности силовыми методами сохранять ограничения на торговлю по Шельде. Столь же угрожающей для нидерландских интересов была ситуация в Испании и Испанских Индиях. Купцы из Амстердама, доминировавшие в нидерландской торговле с Испанской Америкой через Кадис и Кюрасао, придерживались точки зрения, что вступление на испанский трон короля из династии Бурбонов означает, что испанский рынок и испанская торговля и колонии рано или поздно перейдут под французский контроль. В определенной степени, это уже произошло. В 1701 г. Филипп V передал «асиенто» — монополию на ввоз рабов в Испанскую Америку — от португальского консорциума, который сотрудничал с ВИК и покупал большую долю ее рабов на Кюрасао, — французской Гвинейской компании^{1190}. В 1700-02 гг. деловое доверие нидерландских (и английских) купцов, торговавших с Испанией и Испанской Америкой, упало до такой степени, что они закрыли свои склады в Кадисе, Севилье, Аликанте и Малаге и передали ответственность за свои товары в Испанских Индиях нейтральным генуэзским и гамбургским фирмам^{1191}. Рассчитывая посредством войны заставить Бурбонов отказаться от притязаний на испанский трон, голландские регенты и купеческая элита стремились восстановить благоприятное для нидерландской стороны положение в коммерции Испанских Индий, существовавшее до 1700 г., и подтвердить ограничения на поставку товаров через устье Шельды, а также достичь стратегической безопасности, обуздать французское могущество и заставить Людовика пойти на уступки в отношении французских торговых тарифов.

Для нидерландцев представлялось жизненно важным пресечь амбиции Франции и отменить переход испанского наследия к династии Бурбонов. Но было почти столь же актуальным помешать номинальному союзнику Республики, Британии, достичь всех целей за пределами Европы, если могущество Бурбонов будет сломлено. Британия в это время становилась более быстрорастущей и динамично развивавшейся морской, колониальной и коммерческой державой, чем Республика, и соперничество между англичанами и нидерландцами, особенно в Индии, Западной Африке и торговле с Испанской Америкой было острым, как никогда.

В то же самое время было необходимо выработать modus vivendi, приемлемый баланс сил на северо-западных немецких приграничных землях вдоль всей границы Республики. Старый вакуум власти в этих областях, столь хорошо и столь долго служивший нидерландским интересам, теперь окончательно исчез. Между 1591 г. и серединой 1630-х гг. Нидерланды и Испания взаимно уравновешивали друг друга, разместив гарнизоны в многочисленных городах в различных частях приграничной зоны. В 1630-х гг. испанцы вывели свои войска из Лингена, Липпштадта и Хамма и были изгнаны из Клеве, так что с конца 1630-х гг. и до 1702 г. Республика контролировала полосу от Клеве-Марка и Мёрса на юге до Восточной Фрисландии на севере, хотя князь-епископ Мюнстера энергично оспаривал нидерландскую гегемонию в 1660-х и в начале 1670-х гг. После поражения князя-епископа в 1674 г. нидерландское влияние в целом приняло доминирующий характер не только в политике и экономике, но, в кальвинистских областях, также в области религии, а в культурной сфере — на протяжении всей зоны. Но в 1702 г. в качестве главенствующей силы в пограничных областях выдвинулась Пруссия.

После смерти Вильгельма III король Фридрих I Прусский аннексировал графства Линген и Мёрс на основании содержавшейся в завещании Фредерика-Хендрика оговорки, что в случае пресечения прямой мужской линии его наследников наследие Оранско-Нассауского дома должно перейти к потомкам его старшей дочери, Луизы-Генриетты, жены Великого Курфюрста^{1192}. Генеральные Штаты и Штаты Оверэйссела выразили протест, но король оказал на нидерландцев встречный нажим, пригрозив выйти из союза против Бурбонов. Разногласия между Республикой и Пруссией и прусская гегемония в регионе возросли в ходе военных кампаний 1702-03 гг., в которых прусские войска завоевали у Бурбонов большую часть бывшей гелдерландской четверти Рормонд, в том числе город Гелдерн, который после этого был окончательно аннексирован Пруссией^{1193}. Нидерландские войска заняли Рормонд и несколько других анклавов, но в целом отношения между Республикой и Пруссией в приграничной зоне оставались крайне напряженными.

В том, что касалось людей и ресурсов, Республика во время войны 1702-13 гг. предприняла крупнейшие и самые продолжительные военные и логистические усилия в своей истории. Армия Генералитета была увеличена с 40 000 человек (численность, установленная для мирного времени) до более чем 100 000. Для финансирования этих усилий расходы Генералитета и налоговые отчисления провинций выросли до беспрецедентного уровня. Но несмотря на рост расходов и численности солдат, было очевидно, что Республика по размеру армий и военной мощи отставала от Франции, Британии, Пруссии и Австрии. На раннем этапе войны регенты пытались добиться, чтобы Республика играла менее важную роль в вооруженной коалиции, чем во время прежней войны. На суше Британия, Австрия и Пруссия выставили в пропорциональном выражении больше войск, чем раньше, тогда как на море преобладание Британии, неизбежное в обстоятельствах, когда Нидерланды направляли большую часть своих военных расходов на содержание сухопутных сил, стало еще более ярко выраженным, чем когда-либо прежде. Англо-голландское морское соглашение от апреля 1689 г., в соответствии с которым обе державы должны были предоставлять линейные корабли для совместных операций в соотношении 5:3^{1194}, обеспечивало и формально закрепляло неуклонно растущий разрыв в военно-морской мощи и расходах.

Армия Республики никогда не была столь крупной, вдвое превосходя по численности британскую армию, действовавшую на континенте: свыше 100 000 человек против 49 000. В 1708 г. нидерландская армия достигла своего абсолютного максимума для раннего Нового времени, насчитывая 119000 человек по сравнению с 70 000 в британской^{1195}. Для достижения этого уровня провинциальные ассамблеи заняли большие суммы денег у населения путем выпуска провинциальных долговых обязательств, увеличив постоянную армию с 45 000 до 75 000 человек, и в дополнение к этому наняв еще 42 000 солдат из немецких протестантских княжеств. Около 15 000 временно нанятых солдат получали жалованье из контрибуций, взимавшихся в оккупированных областях Южных Нидерландов. Верховным главнокомандующим союзных армий в Нидерландах был назначен Мальборо, но, в соответствии с секретным англо-нидерландским соглашением от июня 1702 г., он не имел права перебрасывать или вводить в бой нидерландские войска без согласия нидерландских генералов и «военных депутатов» Генеральных Штатов. Последние получили инструкции от Генералитета, предписывавшие им сотрудничать с Мальборо, но отказываться от участия в любой военной операции, противоречившей интересам или достоинству Соединенных Провинций.

Нидерланды все еще были великой державой и основным участником антифранцузской коалиции. Но сравнительный упадок Республики в первые годы войны за Испанское наследство был уже очевидным. Значительно более высокую часть субсидий, выплачивавшихся императору, предоставляла Британия, а союзные немецкие княжества и выставляли больше войск, и вносили больше средств в войну на Пиренейском полуострове, хотя нидерландские войска также участвовали в захвате Гибралтара. (До 1713 г. Гибралтар считался частью Испании «Карла III», совместно оккупированной британцами и голландцами — в Гибралтаре был даже открыт «музыкальный зал» скорее для развлечения нидерландских солдат, чем британских.) Нидерландские контингенты были также в составе союзной армии в Каталонии.

Еще с 1650-х гг. партия-фракция Штатов вынашивала идею назначить командующим нидерландской армией иностранного генерала, компетентного в военных вопросах, но неспособного бросить вызов голландским регентам во внутренней политике. Поэтому, в определенной степени, назначение Мальборо командующим союзными силами в Нидерландах можно считать частью политической реакции, наступившей после смерти Вильгельма III в 1702 г., предтечей которой были планы назначить главнокомандующим Тюренна или шведского генерала в 1650-х гг. Вильгельм III установил более жесткий контроль над нидерландской армией, чем кто-либо из предыдущих штатгальтеров, и благодаря этому смог отменить систему «военных депутатов»^{1196}. Теперь же эта система — что также являлось частью политической реакции 1702 г. — была восстановлена, хотя вместо семи или восьми депутатов, обычно назначавшихся до 1672 г., их было только четыре: один представлял Голландию, а три — оставшиеся шесть провинций, выбиравшихся в порядке ротации^{1197}. Но ничто не указывало на факт, что назначение Мальборо также означало форму подчинения нидерландских военных сил британским.

В скором времени стало очевидным, что этот новый конфликт, с его неисчислимыми затратами, крахом торговли с имевшими жизненно важное значение французским, испанским и испано-американским рынками и существенным подрывом навигации в Средиземноморье, наносит беспрецедентный ущерб нидерландской системе торговли, городам и промышленности^{1198}. Штаты Голландии отказались от сохранения англо-нидерландского торгового эмбарго на торговлю с Францией, и в 1704 г. Генеральные Штаты достигли соглашения с Людовиком XIV о частичном возобновлении франко-нидерландской торговли во время войны^{1199}. Но это пошло на пользу, главным образом, экспорту сельскохозяйственной продукции и виноторговле. Франция, как и Испания, по-прежнему сохраняла в силе запрет на импорт нидерландских мануфактурных и колониальных товаров. Осознание тяжести упадка широко распространилось по всей Республике. Но, несмотря на это, купцы, владельцы мануфактур и общественность по-прежнему безоговорочно поддерживали Штаты Голландии в необходимости продолжения войны^{1200}. Амстердамские купцы были уверены, что нидерландская торговая система прошлых десятилетий не сможет выжить без поражения Франции и отказа короля из династии Бурбонов от испанского престола, закрытия Шельды и восстановления нидерландской торговли с Испанской Америкой. Свержение Филиппа V и утверждение австрийского кандидата, «Карла III», у власти в Испании, Южных Нидерландах и испанских вице-королевствах в Америке считалось призом, стоившим затраченных на это усилий, людских жертв и финансовых средств. Ибо, если бы Бурбоны сохранили за собой власть над Испанской империей, старая система так или иначе прекратила бы свое существование. Поэтому антиоранжистская фракция в голландском ridderschap'е, а также антиоранжистские регенты и купечество искренне соглашались с Хейнсиусом и Кеппелом: Франция и бурбонская Испания должны быть разбиты совместными усилиями с Британией, Пруссией и Австрией, и необходимо выработать новые гарантии и условия торговли в Южных Нидерландах, Испании и Испанской Америке^{1201}.

Несмотря на тяжелый упадок экономики, война за Испанское наследство в первые годы казалась успешной, превзойдя самые смелые ожидания амстердамских купцов. Начиная с сенсационной победы Мальборо над французами при Бленхейме (1704 г.), союзники шли от триумфа к триумфу. 1706 год стал свидетелем кульминации поистине чудесной череды успехов на суше и на море. Англо-нидерландские войска при поддержке пруссаков разгромили французскую армию при Рамийи, освободив почти все южные Нидерланды из-под власти Бурбонов. Летом того же года союзные армии, дислоцированные в Каталонии и Португалии и при их содействии, опустошили значительную часть центральной Кастилии и захватили Мадрид. В то же время союзный флот установил контроль над Средиземноморьем, тогда как Фландрия и Брабант перешли под совместное англо-нидерландское управление, с администрацией в Брюсселе, в которой преобладали нидерландские интересы, особенно в экономической сфере. Нидерландский экономический контроль над югом страны в 1706-13 гг. рассматривался в Гааге как частичная компенсация за быстро растущую британскую гегемонию, политическую и экономическую, над Португалией, Каталонией, Савойей, а также в Гибралтаре, Менорке и других завоеванных местностях в Испании. Брюссель был вынужден под нидерландским давлением восстановить на территории Испанских Нидерландов тарифный список 1680 г., благоприятный для нидерландской коммерции^{1202}.

Но Штаты Голландии стремились, в качестве награды за свой вклад в войну и сопутствующие жертвы, не только превратить юг страны в монопольный рынок для нидерландской торговой системы, в некоторой степени уравновешивавший британское доминирование в Ирландии и Португалии, но и ограничить политический контроль Габсбургов посредством новых и более обширных условий в отношении «барьерных» городов, направленных на создание совместного нидерландско-габсбургского политического кондоминиума. В соответствии с первоначальным замыслом в 1706 г. Голландия хотела, в обмен на гарантии наследования престола в Британии протестантским претендентом, чтобы Британия поддержала права нидерландцев содержать гарнизоны в любых городах и крепостях в южных Нидерландах по выбору Генеральных Штатов^{1203}. В своем окончательном виде (октябрь 1709 г.) «барьерное соглашение» между Республикой и Британией предусматривало, что в обмен на нидерландские гарантии протестантского наследования в Британии последняя гарантирует будущий нидерландский «Барьер» на юге, состоявший из существенного количества городов и фортов. Они образовали три группы. Во-первых, группа крепостей (сюда входили Гент, Лир и Дамме), фланкировавшая южный берег устья Шельды и канал Брюгге-Дамме, преследовала цель укрепления нидерландского контроля над устьем и линию коммуникаций с внешней линией гарнизонов на французской границе. Во-вторых, Ипр, Ньивпорт, Лилль, Турне и Валансьен, обеспечивавшие нидерландский контроль над западной оконечностью Фландрии и валлонской Фландрии. И, наконец, дальше на юг, Шарлеруа и Намюр, которые должны были обеспечить нидерландский контроль над долинами Мёза и Самбры^{1204}. Для финансирования содержания этих гарнизонов нидерландцы должны были получать доходы с любых отвоеванных частей бывших Габсбургских Нидерландов, находившихся под французским контролем во время смерти Карла И, а также дополнительную крупную сумму, выплачивавшуюся ежегодно провинциями Испанских Нидерландов, как было раньше, до 1700 г. Наконец, все ограничения, относившиеся к устью Шельды и оговоренные в Мюнстерском мирном договоре 1648 г., были подтверждены.

Но если в южных Нидерландах, Германии и Италии военные действия развивались успешно, то в Испании и Новом Свете они шли довольно плохо. Кастильское население поддерживало Филиппа, так как его соперник — Габсбург, «Карл III», всё больше считался захватчиком и ставленником каталонцев, валенсийцев и португальцев, а также протестантов и евреев. Филипп V отвоевал Мадрид. Союзные армии в Испании были вытеснены франко-кастильскими армиями обратно в Каталонию и Португалию. В конечном счете, фортуна начала поворачиваться лицом к французам и на северном фронте. К 1710 г. эта первая поистине глобальная война превратилась в тупиковое противостояние, истощившее всех участников, особенно французов и нидерландцев.

На протяжении нескольких лет, до 1710 г., Людовик пытался расколоть сплотившуюся против него коалицию, предлагая нидерландцам заключить выгодный для них сепаратный мир — стратегию, напоминавшую ту, которую он успешно провел в жизнь в 1677 г. В ходе нескольких раундов секретных франко-нидерландских переговоров, достигших своей кульминации в Гертрёйденбергских переговорах весной 1710 г., Людовик объявил о своей готовности принять отказ Филиппа от испанского трона и признать «Карла III», если Филипп получит компенсацию в виде габсбургских владений в Италии, и предоставить нидерландцам их «Барьер», французский тарифный список 1664 г. и другие преимущества. Нидерландская правящая элита проявила к этому предложению живой интерес. Но переговоры 1709-10 гг. вряд ли могли привести к положительному результату^{1205}. Помимо опасений навлечь на себя злейшую вражду Британии и Австрии, среди регентов существовало слишком сильное недоверие к Людовику. Что, если нидерландцы сложат оружие, порвут с союзниками, а Людовик нарушит данные Республике обещания? Репутация Короля-Солнца в таких вопросах была далеко не безупречной. Еще один камень преткновения заключался в том, как на самом деле изгнать Филиппа из Испании. Людовик отказался участвовать в любой военной операции по принуждению своего внука к отказу от испанских владений. В ходе окончательного анализа ситуации, самые влиятельные голландские регенты — Хейнсиус, Корвер и пенсионарий Гауды, Бруно ван дер Дуссен, — не видели иной альтернативы, кроме отклонения французских предложений и продолжения войны вместе с Британией и Австрией^{1206}.

После 1710 г. Людовик, утратив надежды на заключение сепаратного мира с нидерландцами, сосредоточил свое внимание на Лондоне. Когда во время формальных переговоров между державами на мирном конгрессе в 1712 г. выяснилось, что Франция и Британия заключили сделку между собой, Республику, как и Австрию, охватило возмущение. Выяснилось, что тори, в то время находившиеся у власти в Британии, готовы позволить Филиппу V остаться королем Испании и Испанских Индий в обмен на широкие преимущества для Британии, в частности, уступку Гибралтара и Менорки, а также «асиенто» на поставку рабов для Испанских Индий. В Гааге произошли антибританские беспорядки и пошли разговоры о четвертой англо-голландской войне. Вместе с Австрией Республика некоторое время пыталась продолжать войну против Франции без Британии, но остальные союзники сочли свои военные силы и финансы недостаточными для этого. У регентов не оставалось выбора, кроме как принять условия Утрехтского договора (1713 г.), выработанные Британией и Францией без их прямого участия.