СВОБОДНЫЕ МИРЫ

Вольности городов Европы — это сюжет классический и довольно хорошо освещенный. Начнем же с него.

Несколько упрощая, мы можем сказать что:

1. Запад утратил, именно утратил, свою городскую структуру с концом Римской империи; последняя, впрочем, испытывала прогрессирующий упадок своих городов еще до вторжения варваров. После очень относительного оживления в меровингские времена наступил, где раньше, где позже, полный застой, своего рода «чистое полотно» (буквально: «чистая доска», tabula rasa).

2. Возрождение городов начиная с XI в. ускорилось, накладываясь на подъем деревни, на многообразный рост полей, виноградников, садов. Города росли вместе с деревнями, и зачастую городское право с его четко определенными контурами выходило из общинных привилегий групп деревенских жителей. Город был во множестве случаев вновь воспринятой, заново сформированной деревенской материей. В топографии Франкфурта, остававшегося «деревенским» до самого XVI в., многие улицы сохранили в своих названиях память о лесах, о купах деревьев, о болотах, посреди которых вырос город⁷⁵.

Такая перегруппировка сельского населения логически привела в зарождавшийся город представителей политической и социальной власти в округе — сеньеров, светских и церковных князей,

3. Ничто из всего этого не будет возможным без общего возврата к здоровью, к расширяющейся денежной экономике. Деньги — это путник, который, возможно, и пришел издалека (по мнению М. Ломбара — из мусульманского мира), но оказался деятельным и решающим фактором. За два столетия до Фомы Аквинского Алэн де Лиль говорил: «Ныне все — это не Цезарь, а деньги». Сказать «деньги» — это то же, что сказать «города».

Тогда родились тысячи и тысячи городов, но лишь немногим суждено было блестящее будущее. И значит, только определенные регионы, урбанизированные «вглубь» и тем самым сразу же выделившиеся среди прочих, играли вполне очевидную роль ускорителей движения: зона между Луарой и Рейном, верхняя и средняя Италия, решающие пункты на средиземноморском побережье. Купцы, ремесленные цехи, промышленность, торговля на далекие расстояния, банки — все это зарождалось там быстро. И зарождалась буржуазия, определенная буржуазия, и даже определенный капитализм. Судьба таких «особых» городов была связана не с одним только подъемом деревни, но с международной торговлей. К тому же они выделятся из деревенских обществ и избавятся от прежних политических уз. Разрыв происходил насильственным путем или по-хорошему, но всегда он бывал признаком силы, обилия денег и [экономического] могущества.

Вокруг таких избранных городов вскоре не стало государств. Так произошло в Италии и в Германии в ходе политических потрясений XIII в. На сей раз, [в противоположность тому, как обстояло дело в сказке], заяц опередит черепаху. В других местах-во Франции, в Англии, в Кастилии, даже в Арагоне — государство на обширных территориях возродилось довольно рано; и именно это и тормозило развитие городов, притом располагавшихся в не слишком оживленных экономических зонах. Эти города «бежали» медленнее, чем в прочих местах.

Но главное и непредвиденное заключалось в том, что отдельные города совершенно «взрывали» политическое пространство, конституировались в самостоятельные миры, в города-государства, закованные в латы полученных или вырванных привилегии, которые служили им как бы «юридическими укреплениями». На таких «причинах, относящихся [к области] права», историки в прошлом, быть может, чересчур настаивали, ибо если такие резоны могли порой оказываться выше причин, обусловленных географией, социологией или экономикой, или наравне с ними, то последние [все равно] играли величайшую роль. Что такое привилегия без материального содержания?

На самом деле чудом на Западе было не столько то, что сначала все, или почти все, было уничтожено во время катастрофы V в., а затем скачком возродилось начиная с XI в. История заполнена такими вековыми неторопливыми движениями взад и вперед, такими разрастаниями, рождениями и возрождениями городов: так было в Греции в V-ІІ вв. до н. э., если угодно — в Риме, в мире ислама — начиная с IX в., в сунском Китае. Но всякий раз при таких повторных подъемах существовали два «бегуна»: государство и город. Государство обычно выигрывало, и тогда город оставался подчиненным его тяжёлой руке. Чудом было то, что в первые великие века городского развития Европы полнейшую победу одержал именно город, во всяком случае в Италии, Фландрии и Германии. Он приобрел довольно длительный опыт совершенно самостоятельной жизни — это колоссального масштаба событие, генезис которого отнюдь не удается очертить с полной достоверностью. Тем не менее ясно видны огромные его последствия.