ЕСЛИ БЫ ОБЩЕСТВО БЫЛО НЕПОДВИЖНЫМ…

Все было бы менее изменчивым, если бы общество оставалось более или менее стабильным. И так чаще всего и бывало, даже для верхушки местной иерархии. В Китае задолго до XV в. костюм мандаринов был одним и тем же — от окрестностей Пекина (с 1421 г — новой столицы) до только еще осваиваемых китайцами провинций Сычуань и Юньнань. И шелковый наряд с золотым шитьем, который нарисовал в 1626 г. отец де Лас Кортес, — это тот самый наряд, который мы еще увидим на стольких гравюрах XVIII в., с теми же «шелковыми разноцветными сапожками». У себя дома мандарины одевались в простую одежду из хлопка. Свой блистательный костюм они надевали при исполнении служебных обязанностей как социальную маску, как свидетельство подлинности своей особы. В обществе, воистину почти что неподвижном, такая маска практически не изменится на протяжении столетий. Даже потрясения маньчжурского завоевания начиная с 1644 г. не нарушили старинное равновесие, или же нарушили очень мало. Новые господа навязали своим подданным бритье головы (за исключением одной пряди) и видоизменили парадное одеяние прежних времен. И это все; не так-то много в общем. В Китае, замечал один путешественник в 1793 г., «покрой одежды редко меняется из-за моды или [чьего-нибудь] каприза. Одеяние соответствует статусу человека и времени года, в которое он его носит; и оно всегда шьется одинаково. Даже у женщин почти не бывает новых мод, разве что в размещении цветов и прочих украшений, какие они носят на голове»¹⁴⁵. Япония тоже была консервативна, может быть и против своего желания, из-за жесткой реакции Хидэёси^*BG. Веками она оставалась верна кимоно, одежде домашней, мало отличавшейся от кимоно современного, и «дзинбаори, раскрашенной назади кожаной куртке», которую надевали обычно, когда выходили на улицу¹⁴⁶.

В таких обществах перемены происходили, как общее правило, лишь в результате политических потрясений, затрагивавших весь общественный порядок. В Индии, почти целиком завоеванной мусульманами, нормой, во всяком случае для богатых, сделался костюм победителей-моголов (т. е. пижама и чапкан^*BH). «Все портреты раджпутских князей [за единственным, кажется, исключением] показывают их нам в придворном одеянии — неопровержимое доказательство того, что высшая индусская знать в целом переняла обычаи и манеры могольских государей»¹⁴⁷. То же самое можно констатировать и в отношении Турецкой империи: повсюду, где чувствовались сила и влияние османских султанов, их костюм становился непременным у высших классов — как в далеком Алжире, так и в христианской Польше, где турецкая мода лишь поздно и с трудом уступит место французской моде XVIII в. Все эти подражания затем на протяжении столетий почти не претерпевали изменений; образец оставался неизменным. В своей «Общей картине Оттоманской империи», вышедшей в свет в 1741 г., Мураджа д’Оссон замечает: «Моды, кои суть тиран европейских женщин, почти не волнуют сей пол на Востоке: там почти всегда одна и та же прическа, тот же покрой одежды, тот же вид ткани» ¹⁴⁸. Во всяком случае, в Алжире, ставшем турецким в 1516 г. и осужденном им оставаться до 1830 г., женская мода за три века мало изменилась. Краткое описание, которым мы обязаны отцу де Аэдо, находившемуся там в плену около 1580 г., «могло бы с очень незначительными поправками быть использовано для пояснения гравюр 1830 г.»¹⁴⁹.

Китайский мандарин, XVIII в. Национальная библиотека, Кабинет эстампов.