80. НАВОИ. «ФАРХАД И ШИРИН»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

80. НАВОИ. «ФАРХАД И ШИРИН»

Великий узбекский философ и поэт Алишер Навои жил в XV веке. Он был современником Улугбека, внука Тимура, прославившегося своим покровительством науке и искусству. Навои написал ряд замечательных поэтических произведений. Среди них особенно известна поэма «Фархад и Ширин». Отрывки из нее печатаются по книге: Алишер Навои «Фархад и Ширин», перевод Льва Пеньковского, М. 1946.

Познанья чару, кравчий, дай скорей:

Глотка вина не стоит власть царей.

Что мощь владык? Обман, насилье, гнет!

Я пью вино страданья за народ.

НАШЕСТВИЕ ХОСРОВА НА АРМЕН

Крепость Михин-Бану. В ожидании осады. Фархад на вершине скалы.

Хосров осматривает крепость. Два метких камня Фархада.

Войска стихов построив на смотру,

Поэт в поход повел их поутру.

Парвиз, поднявший гнева острый меч,

 Решив страну армян войне обречь,

Собрал такую силу, что и сам

Не ведал счета всем своим бойцам.

За войском поднимавшаяся пыль

Мрачила светоч дня за милем миль[100]

Скажи — совсем затмила светоч дня,

Мозг небосвода самого темня.

Не помнил мир, чтоб чей-нибудь поход

Настолько был несправедлив, как тот.

Немного дней водил Парвиз войска, —

Увы, была страна Армен близка…

Тревоги весть летит к Михин-Бану,

Что вторгся неприятель в их страну,

Что, как поток, залил он царство… нет, —

Какой поток! То — море страшных бед!

Какое море! Ужасов потоп!

Нет ни дорог свободных и ни троп…

Бану не растерялась: в ней давно

Созрела мысль, что горе суждено.

И был начальник крепости умен —

К осаде крепость приготовил он.

А крепость, простоявшая века,

Была и неприступна, и крепка,

Но так ее сумел он укрепить,

Что крепче и кремлю небес не быть.

А за ее стеной, что вознеслась

Зубчатым гребнем в голубой атлас,

За каждым из зубцов — гроза врагам —

Сидел не просто воин, — сам Бахрам!2

Рвы доходили до глубин земных,

И так вода была прозрачна в них,

Что по ночам дозорным со стены

Бывали звезды нижние3 видны.

Вся крепость так укреплена была,

И так припасами полна была,

Что даже и небесный звездомол

Лет в сто зерна б того не промолол.

Как звезд при Овне — было там овец,

Коров — как звезд, когда стоит Телец.

Описывать запасы всех одежд

Нет смысла нам, а счесть их — нет надежд…

Теперь Бану заботилась о том.

Чтоб власть в народе укреплять своем.

А пери думу думала одну.

 Она с военачальником Бану

Фархаду в горы весть передала:

Мол, таковы у нас в стране дела, —

Его судьба, увы, ее страшит, —

Пусть он укрыться в крепости спешит.

Не думал он в укрытие засесть,

Но, чтоб обиды пери не нанесть.

Он все же нужным счел туда пойти.

Но с тем, чтоб не остаться взаперти…

Над крепостью была одна скала —

Быть башней крепости небес могла.

На ней Фархад решил осады ждать,

Чтоб камни в осаждающих метать.

Увидел с высоты своей Фархад,

Что мчится в десять всадников отряд,

И громко закричал оттуда вниз:

«Эй, ты, сардар4! Хосров ли ты Парвиз,

Иль не Хосров, но уши ты открой

И вслушайся в мои слова, герой!

Своих людей ко мне ты с чем послал?

Когда б меня ты в гости приглашал.

То разве приглашенья путь таков,

Что требовал бы сорока полков?

А если ты на смерть меня обрек,

Мне это — не во вред, тебе — не впрок.

И грех пред богом и перед людьми

За десять неповинных жертв прими.

Ты волен мнить, что это — похвальба,

Однако шлема не снимай со лба:

Метну я камень в голову твою —

И лунку шлема твоего собью5

Вот мой привет! И вот — второй! Проверь:

Сбиваю с шлема острие теперь».

Фархад метнул за камнем камень в шлем —

И лунку сшиб и острие затем.

Сказал: «Вот подвиги людей любви!

Ты видел сам и воины твои,

Как меток глаз мой, как сильна рука:

Так уведи скорей свои войска,

Иначе — сам же на себя пеняй:

Всех истреблю поодиночке, знай!

Хоть пощадил я череп твой, а все ж

И сам ты головы не унесешь.

И мой совет: благоразумен будь —

И с головой ступай в обратный путь.

И милосердью ведь пределы есть:

Не вынуждай меня, сардар, на месть,

Я не хочу, чтоб каждый камень мой

Стал неприятельскою головой.

Но мне, в себе несущему любовь,

Я верю — бог простит и эту кровь.

Тебя он шахом сделать захотел,

Мне — прахом быть назначил он в удел,

Однако дело, коим занят шах,

Стократ постыдный прах в моих глазах.

По полю гнёта день и ночь скача,

Конем насилья все и всех топча,

Ты тем ли горд, что кровь и произвол

Ты в добродетель царскую возвел?

Моею речью можешь пренебречь,

Но странно мне, что ты заносишь меч —

И тучу войск на ту страну ведешь,

Куда тебя вела любовь… О, ложь!

Свои уста, язык свой оторви —

Ты говорить не смеешь о любви!..»

Рассерженный Хосров остался нем.

Фархад пробил сначала камнем шлем,

Теперь, произнеся такую речь,

Вонзил он в сердце шаха острый меч.

И, в сердце уязвлен, Хосров ушёл,

К своим войскам он, зол, суров, ушёл.

Войска печали, кравчий, отзови!

И шах и нищий — все равны в любви.

Любовь для нас, как власть царям, — сладка,

Но есть соблазн и в доле бедняка.