АГИТПРОП ПЕРЕСТРАИВАЕТСЯ…
АГИТПРОП ПЕРЕСТРАИВАЕТСЯ…
В первой половине января 1949 года Шепилов, желая «прощупать» настроение «хозяина», в ходе очередного визита к нему осторожно упомянул о жалобах театральных критиков на гонения со стороны руководства ССП и в доказательство своих слов выложил на стол письмо Борщаговского. Однако Сталин, даже не взглянув на него, раздраженно произнес: «Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева». Оказывается, накануне «хозяин» принимал партийного руководителя Москвы Попова, имевшего репутацию грубого солдафона и крайнего шовиниста. Докладывая о положении дел в столице, тот как бы между прочим обмолвился, что Фадеева-де при попустительстве Агитпропа затравили космополитствующие критики, а он из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью[790].
Окрик вождя поверг Шепилова в шок, а запоздалое прозрение породило панику. Ему, баловню судьбы, лихо вскарабкавшемуся на идеологический олимп партии, было что терять и за что опасаться. Если раньше глава Агитпропа и его сторонники действовали сообща, то теперь стали спасаться в одиночку и любой ценой. Желая продемонстрировать Сталину верноподданнические чувства и вымолить у него прощение за неосмотрительные заигрывания с театральными критиками, Шепилов представил на утверждение политбюро не первой свежести проект решения о ликвидации советской англоязычной газеты «Moscow News». Это издание, воспринимавшееся номенклатурными ура-патриотами как некий осколок западного либерализма и рассадник космополитических идей, давно уже дышало на ладан. Еще 5 января 1948 г. Шепилов настоятельно рекомендовал Жданову закрыть его, обосновывая это «нежелательным» национальным составом работников редакции: русских — 1, армян — 1, евреев — 23, прочих — 3. Однако тогда Жданов, видимо, колебался. Только 12 июля, когда тот фактически уже сдал дела Маленкову, его удалось уговорить пойти на эту меру, и он завизировал проект соответствующего решения. Но с последовавшей вскоре смертью Жданова аппарат ЦК погрузился в решение куда более насущных для него кадровых вопросов и документ положили под сукно, решив ограничиться паллиативом — чисткой в редакции[791]. И вот теперь, с выходом в свет постановления политбюро от 20 января 1949 г. в истории о «Moscow News» была поставлена логическая точка[792].
Вскоре расправились и с главным редактором этого издания М.М. Бородиным (Грузенбергом), личностью весьма примечательной. Начало его биографии было связано с Витебском, где он юношей освоил профессию молотобойца и вступил в Бунд. В 1903-м присоединился к большевикам, став профессиональным революционером (партийная кличка — «Кирилл»), Выехав в 1904-м за границу, в Берне познакомился с Лениным. Через два года был избран делегатом IV (объединительного) съезда РСДРП в Стокгольме. Затем находился в США, пока в мае 1918 года не был вызван в Советскую Россию Лениным, который направил его со специальным заданием по линии Коминтерна через скандинавские страны и Англию в Новый Свет. Туда Бородин доставил известное письмо Ленина «К американским рабочим». В 1919-м Бородин уже в качестве дипломата представляет Советскую Россию в Мексике. Потом с пропагандистской миссией отправляется в Европу, но был схвачен английской полицией, и 1921–1922 годы провел в тюрьме Глазго. С 1923 года находился в Китае в качестве главного советника от правительства СССР при Гоминьдане, принимал участие в руководстве Национальной революционной армией во время ее Северного похода летом 1926-го. Однако в следующем году, после неожиданного антикоммунистического маневра Чан Кайши и его переориентации на капиталистический Запад, Бородин был отозван в Москву. Там ему пришлось расплачиваться за провал стратегической установки Сталина, предполагавшей большевизацию Гоминьдана и последующее его вступление в Коминтерн. В мае 1929 года политбюро инкриминировало Бородину «крупнейшие политические ошибки оппортунистического характера и крупнейшие дисциплинарные проступки…», якобы совершенные им в Китае. Поскольку тогда же было признано недопустимым в дальнейшем поручать опальному коминтерновцу «ответственную работу специфически политического характера», он вынужден был заняться журналисткой деятельностью. С 1932-го и вплоть до конца 40-х жизнь Бородина была связана с редакцией «Moscow News» (правда, после войны он работал еще и в Совинформбюро заведующим отделом печати Китая). В декабре 1948 года, когда начались антиеврейские гонения, Бородин, случайно встретив на улице бывшего коллегу по Совинформбюро И.С. Юзефовича (рассказ о нем впереди), обреченно произнес:
«Мы с вами, Иосиф Сигизмундович, отрезанные ломти…».
Арестовали его в феврале 1949-го. Произошедшее потом проясняет заявление, направленное 24 марта 1950 г. властям этой очередной ни в чем не повинной жертвой режима:
«… Мне инкриминировали преступления, которые я никогда не совершал, как-то: вражеская деятельность, в том числе шпионаж в пользу Америки и Англии. После моих чистосердечных признаний, что это абсолютно ни на чем не основано, меня увезли в Лефортово и там подвергли моральной и физической пытке, площадной брани. Избиению дубинкой по разным частям тела… несмотря на мой возраст (65 лет тогда) и мои болезни… Я уверен, что долго не выдержу этой пытки и что смерть моя неминуема и неизбежна, и стал давать несуразные показания, не сознавая, что делаю…».
Ответа на этот вопль отчаяния не последовало. 29 мая 1951 г. Бородин умер, не дожив до окончания следствия. За решеткой оказался и сын старого большевика, Н.М. Бородин, которого предварительно отстранили от руководящей работы во 2-м главном управлении МГБ СССР[793].
Однако продолжим хронику метаний обуреваемого страхом Шепилова. 23 января 1949 г. он и его заместитель А.Н. Кузнецов (бывший помощник А.А. Жданова) направили Маленкову, возглавившему по поручению Сталина расследование «дела» о критиках-космополитах[794], записку, в которой не только отмежевались от своих вчерашних протеже, но и обрушились на них с серьезными обвинениями, не забыв при этом особо намекнуть на «актуальную» тогда детали — еврейское происхождение большинства критиков:
«ЦК ВКП(б) в ряде документов и указаний подчеркивал серьезное неблагополучие в области литературной критики. Факты показывают, что особенно неблагополучно обстоит дело в театральной критике. Здесь сложилась антипатриотическая буржуазно-эстетская группа, деятельность которой наносит серьезный вред делу развития советского театра и драматургии. Эта группа, в состав которой входят критики Ю. Юзовский[795], А. Гурвич, Л. Малюгин, И. Альтман, А. Борщаговский, Г. Бояджиев и др., заняла монопольное положение, задавая тон в ряде органов печати и таких организациях, как Всероссийское театральное общество и Комиссия по драматургии Союза советских писателей. Критики, входящие в эту группу, последовательно дискредитировали лучшие произведения советской драматургии, лучшие спектакли советских театров, посвященные важнейшим темам современности… Основной тон в указанной группе задают критики А. Гурвич и Ю. Юзовский. А. Гурвич, два года тому назад разоблаченный газетой «Культура и жизнь», с тех пор почти не выступал по вопросам советской драматургии. Ю. Юзовский выступает в печати лишь со статьями о Шекспире и Горьком, проявляя барско-пренебрежительное отношение к советскому театру и драматургии. Однако эти критики сохраняют влияние на остальную группу театральных критиков… Указанная группа критиков сумела проникнуть на страницы центральных газет. Так, А. Борщаговский и Л. Малюгин печатались в «Правде», Ю. Юзовский, Г. Бояджиев, А. Борщаговский — в газете «Культура и жизнь», А. Мацкин, Л. Малюгин, А. Борщаговский — в «Известиях» и т. д. … О положении во Всероссийском театральном обществе в сентябре 1948 года. Отдел пропаганды и агитации докладывал ЦК ВКП(б); было принято решение о смещении руководства общества. В указанном обществе сложилась затхлая, гнилая обстановка, способствующая проявлению антиобщественных, буржуазно-эстетских настроений. Вместо борьбы с проявлениями формализма и безыдейности в театральном искусстве руководство общества примиренчески относится к этим чуждым влияниям… В декабре 1948 года проходили перевыборы бюро секции критиков ВТО. Перевыборное собрание прошло под знаком засилья указанной группы, которая почти целиком вошла в избранное бюро секции критиков… Из девяти избранных оказался лишь один русский. Следует отметить, что национальный состав секции критиков ВТО крайне неудовлетворителен: только 15 % членов секции — русские. Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) дал указание Комитету по делам искусств при Совете Министров РСФСР и новому руководству ВТО отменить указанные выборы и рекомендовать сосредоточить работу с театральными критиками в Союзе советских писателей[796]. Эстетствующие критики окопались в газете «Советское искусство» и журнале «Театр». Редактор газеты В. Вдовиченко и член редколлегии, руководящий освещением вопросов драматургии и театра, Л. Малюгин предоставили страницы газеты критикам типа Бояджиева, Борщаговского, Мацкина и др. Штатные сотрудники газеты Я. Варшавский и К. Рудницкий выступали в газете под тремя-четырьмя псевдонимами, не давая печататься молодым авторам…»[797].
На следующий день, 24 января, под председательством Маленкова состоялось заседание оргбюро, на котором выступил Шепилов, изложивший содержание приведенной выше записки и предложивший принять разработанный Агитпропом проект постановления ЦК «О буржуазно-эстетских извращениях в театральной критике». Однако Маленков, смекнув, что таким образом Шепилов пытается, перехватив инициативу, выйти сухим из воды, отклонил заготовку конкурента. Тем самым, во-первых, он дал понять, что не желает делиться ни с кем славой укротителя космополитической крамолы[798], а во-вторых, выразил Шепилову, возомнившему себя партмеценатом (вместо того, чтобы держать деятелей литературы и искусства в ежовых рукавицах), недоверие как руководителю, претендующему на участие в выработке важнейших решений партии. Но самое главное, Сталину не нужно было еще одно закрытое, кулуарное постановление, о котором через неделю забыли бы все, в том числе и те, кто его готовил. Он хотел встряхнуть общество и бюрократию массовой политической кампанией, пусть даже с элементами публичного скандала. И потому задействовал самый эффективный и авторитетный пропагандистский инструмент той поры — «Правду», дав соответствующее задание Маленкову и Поспелову. Поэтому в качестве альтернативы предложению Шепилова было решено опубликовать в «Правде» передовую директивную статью, разоблачающую «безродных космополитов» в театральной критике и сигнализирующую о начале широкомасштабной пропагандистской кампании против антипатриотических сил в стране[799].
«Правда» находилась в непосредственном ведении Маленкова, а главный ее редактор П.Н. Поспелов, педантичный кабинетный чиновник, думается, не случайно подготовил к упомянутому выше заседанию оргбюро на имя Маленкова записку «О неправильной позиции работников агитпропа ЦК в связи с активизацией антипатриотической группы театральных критиков»[800]. 21 января он даже выступил с основным докладом на торжественно-траурном собрании, посвященном 25-летней годовщине со дня смерти Ленина, что считалось особо почетным поручением. Не испытывавший особых симпатий к Поспелову, Сталин оказал ему такую милость, очевидно уступив настоятельной просьбе Маленкова, которому весьма импонировало то, что главный редактор «Правды» был не в ладах с Шепиловым.