1979. Октябрь
1979. Октябрь
В Москве будет «пепси». Почему режиссер Александр Зархи стоял на коленях перед Олегом Борисовым. У Брежнева отказали ноги. Грузины громят англичан. Новая любовь Елены Кореневой. Умерла актриса Валентина Телегина. Как Брежнев просил орден для Черненко. Брежнев в ГДР: не слушают ноги. Премьера фильма «Возрождение». «Ах, водевиль, водевиль…»: снимают натуру. Борис Ельцин становится дедом. Елена Коренева «романит». Дебют «Машины времени» на профессиональной сцене. Худсовет против «Водевиля». Сизов заступается за Хилькевича. Умерла актриса Елена Кузьмина. Горком против «Сталкера». Инфаркт у Косыгина. Давид Тухманов в лидерах хит-парада. Диссидент Марченко запутал КГБ. В Москве обезврежена банда грабителей таксистов. Галина Беляева беременна. Маска для Наталии Белохвостиковой. Ален Делон попал в «Тегеран-43». Делономания. Взятка для зятя генсека. Кремль ищет выход из афганского кризиса. «Москва слезам не верит»: один день в «Ударнике». Мытарства нового фильма Андрея Смирнова. Людмила Гурченко в Нью-Йорке: встреча вопреки КГБ. Как Ален Делон падал на Наталию Белохвостикову. Андрей Смирнов разозлил главного архитектора Москвы. Шифровальщик КГБ переходит на сторону ЦРУ.
В понедельник, 1 октября, столичные газеты разнесли по городу приятную новость: в тот день в Москве, на комбинате безалкогольных напитков, открылся комплекс по производству напитков пепси-кола. Сообщалось, что проектная мощность комплекса составляет 24 тысячи бутылок в час. То есть пепси в скором времени (к Олимпиаде-80) должно было стать в столице столько же, сколько лимонада «Буратино». Молодой читатель, который сегодня может себе позволить купить в открытой продаже хоть пепси, хоть колу, хоть фанту, вправе пожать плечами: ну и что, дескать? Но не стоит забывать, что в приснопамятном 79-м подавляющая часть москвичей вкуса этих напитков вообще не знала, лицезрея их разве что по телевизору в передачах типа «Международной панорамы» или фильмах про западную жизнь. А попробовать ох как хотелось! Сам я впервые познал вкус пепси, колы и других заморских напитков летом 76-го, когда вырвался с коротким визитом в «витрину социализма» — ГДР.
Александр Зархи продолжает съемки фильма «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского». Однако между режиссером и исполнителем главной роли Олегом Борисовым возникли серьезные трения. Актер и режиссер по-разному видят главного героя, не могут сойтись во взглядах и на всю концепцию фильма. Вот как эти события описывает сам О. Борисов:
«Во время съемки Зархи попросил меня два раза подпрыгнуть на одной ноге. «Зачем?» — спросил я. «Если не понравится — вырежем!» — ответил Зархи. «Стоп! Могу ли я узнать, Александр Григорьевич, о чем играем сцену?» Он после некоторого замешательства начал пересказывать сюжет: «Раздается звоночек. Робкий такой. Приходит к Достоевскому Анечка Сниткина. Он идет открывать и, радостный, подпрыгивает». — «Александр Григорьевич, вы меня не поняли. Сцена о чем? Сценарий я читал». Снова пауза, во время которой он надувается: «Я же говорю, раздается звоночек. Робкий такой…» Я не дослушиваю и спокойно объявляю, что ухожу с картины. «Я с вами не о концепции спорю — ее у вас нет, — а об элементарных профессиональных вещах. Я не знаю, что я играю, что делаю. Для подпрыгиваний у меня нет оснований». Резко хватает меня за руку: «Умоляю, не погубите! Я стар, и будет большая беда, если вы уйдете». Стараюсь выдернуть руку, а он — на колени. Я, конечно, этого не ожидал. Руку не отпускает. Плачет: «Я с колен не встану, пока вы не дадите слово, что завтра будете сниматься!» — «Хорошо, я буду сниматься, только отпустите руку».
Вечером к нам в номер пришел Алик Григорович. Рассказывал, как Зархи после сцены со мной отвел его в сторону и, смеясь, ужасно довольный, поделился с ним: «Я все уладил! Вы же видели!.. Борисов будет сниматься! Это я специально припадок разыграл». «Знаю, — холодно ответил ему Григорович, — только не понимаю, что вам за радость так унижаться?» — «Разве это унижение? Для меня это — раз плюнуть! Если б вы знали, мой милый, сколько раз в жизни мне приходилось на колени вставать! На каждой картине!»…
Забегая вперед сообщу, что трюк Зархи оказался напрасным. Конфликт режиссера и актера будет продолжен и приведет к громкому скандалу: Борисов выйдет из этого проекта. На его место возьмут Анатолия Солоницына.
В Москве в эти дни проходил Всесоюзный съезд кардиологов, на котором присутствовал начальник 4-го управления Минздрава Евгений Чазов. В последний день работы форума (5 октября) его должны были избрать председателем правления (президентом) этого общества, из-за чего Чазов отказался от поездки в ГДР вместе с Леонидом Брежневым (поездка была приурочена к торжественному событию — 30-летию образования республики). Однако внезапные изменения в здоровье генсека заставили Чазова изменить свои планы.
В понедельник, 1 октября, Брежнев впал в состояние такой астении, что не смог даже встать с постели. К нему немедленно вызвали Чазова. С помощью своих коллег тому удалось с большим трудом активизировать генсека. Тот даже смог участвовать в переговорах с премьер-министром Греции Караманлисом, состоявшихся 2 октября. Однако после этого Андропов стал уговаривать Чазова покинуть съезд и готовиться сопровождать Брежнева в ГДР.
«Иначе без вас может случиться несчастье», — говорил шеф КГБ. Чазову пришлось согласиться.
Театр на Таганке продолжает свои гастроли в Тбилиси. Вечером 3 октября актеры играли очередной спектакль — «Мастера и Маргариту», — а в это время по ТВ транслировали суперматч по футболу на Кубок европейских чемпионов: играли тбилисское «Динамо» и «Ливерпуль». Стоит отметить, что это была вторая игра этих команд: первая состоялась две недели назад в Тбилиси и закончилась поражением тбилиссцев 1:2. Теперь перед советскими футболистами стояла сверхсложная задача — надо было обыграть английский клуб у него дома с разницей в два мяча. Полстраны в семь вечера прильнуло к экранам телевизоров, чтобы посмотреть на этот поединок. Странно, что в самом Тбилиси нашлись люди, которые предпочли футболу спектакль «Таганки». Хотя и это объяснимо: театр был суперпопулярным, а его спектакль «Мастер и Маргарита» суперскандальным. Вот как вспоминает о тех событиях актер «Таганки» Михаил Лебедев:
«Мы в ДК профсоюзов играли «Мастера…», а «Динамо» (Тбилиси) играло с «Ливерпулем». Это было замечательно. У нас за кулисами все сидели, прикованные к телевизору. И мы придумали очень интересную шутку — Витя наш, говоря текст роли, вдруг как комментатор вставлял: счет матча такой-то… Зал просто взрывался! И когда он объявил, что «Динамо» победило 3:0 — произошел просто «обвал»! Это было нечто…»
3 октября свой очередной день рождения справляла актриса Елена Коренева. Она только-только вернулась из ГДР со съемок фильма «Тот самый Мюнхаузен» и, как и все участники съемок, была свободна — в работе наступил двухнедельный перерыв. Поскольку за дни экспедиции Коренева успела здорово соскучиться по своим друзьям, она пригласила к себе на день рождения их всех плюс кучу малознакомого народа. В числе последних оказался и врач французского посольства по имени Убер, который внезапно… влюбился в именинницу. Случилось это после того, как хозяйка дома станцевала зажигательный танец под музыку из очень популярного тогда американского фильма «Лихорадка субботним вечером» (фильм у нас никогда не шел, но музыка из него в исполнении группы «Би Джиз» крутилась на всех дискотеках страны). Увидев, как танцует Коренева, француз забыл про свою девушку, с которой он пришел на вечеринку, и все свое внимание переключил на хозяйку — они танцевали один «медляк» за другим. Кстати, в разгар вечеринки имениннице позвонил из Западной Германии ее добрый приятель Алексей Менглет и, узнав, с кем она танцует, предупредил: мол, будь осторожна, как бы тебя не подкараулил кто-нибудь из наших подруг с пистолетом за пазухой. Намек был прозрачный: красавец француз из породы «белокурых бестий» был жених выгодный и на него имели виды многие девушки. Но Кореневу это не испугало, и она смело откликнулась на ухаживания француза.
4 октября на 65-м году жизни скончалась замечательная актриса Валентина Телегина. Сниматься в кино она начала еще будучи студенткой ленинградского Института сценических искусств — в середине 30-х. Из-за своей неброской внешности она изначально была определена играть роли простых и добродушных героинь. И первой большой ролью Телегиной в кино стала именно такая роль — Мотя Котенкова в фильме Сергея Герасимова «Комсомольск» (1938). Как писали киноведы: «Искусство Телегиной отмечено теплотой, бытовой достоверностью, естественностью». За свою долгую жизнь в кино актриса переиграла огромное количество ролей второго плана, среди которых лучшими были: Прасковья Телегина («Член правительства», 1940), Христофоровна («Кубанские казаки», 1950), Клавдия Кондратьевна («Дом, в котором я живу», 1957), самогонщица Алевтина («Дело было в Пенькове» (1958), Мария Ефимовна («Прощайте, голуби!», 1961), Марья Ивановна («Телеграмма», 1972)и др.
В последние годы Телегина часто болела и в кино снималась все реже и реже. Одна из последних ее ролей — Матрена в телефильме «Голубка» (1978). Как пишет Э. Лындина:
«Мы встретились, когда она была очень больна. Тяжелое, хриплое дыхание, отечные ноги, сердце сдавало с каждым днем… А ей, неуемной, энергичной, нетерпеливой, хотелось работать. Иногда что-то получалось, она молодела, собиралась, блестели глаза, в голосе звенели веселые нотки. Хотя случалось так все реже и реже. Не только потому, что уходили годы. В кинематографе старость обычно особенно трудна, в силу вступает жестокий закон невостребованности, замешанный к тому же на нашем циничном равнодушии. Нечто подобное происходило и в жизни Валентины Петровны…»
4 октября Леонид Брежнев отправился с четырехдневным официальным визитом в ГДР, чтобы принять участие в торжествах по случаю 30-летия образования республики. Как мы помним, генсек очень плохо себя чувствует, но все равно поехал, поскольку, во-первых, не мог подвести своего друга Эриха Хонеккера, во-вторых, знает, что немцы приготовили ему роскошный подарок в виде сразу двух высших орденов своей страны — Золотой Звезды Героя ГДР и ордена Карла Маркса. И хотя в коллекции генсека скопилось уже до сотни разных наград из многих стран, лишние, как говорится, не помешают. Но Брежнев взял с собой в поездку и своего верного оруженосца Константина Черненко, у которого этих наград куда меньше — что называется, кот наплакал. А это, по мнению генсека, не порядок. Накануне отлета Брежнев лично звонит советскому послу в ГДР П. Абрасимову и заявляет: «Ты там поговори с Хонеккером — не мешало бы немцам наградить Черненко своим орденом». Посол пообещал выполнить эту просьбу, хотя заранее понимал, что она невыполнима. Немцы ведь не дураки: ладно, дать орден Брежневу, но при чем здесь Черненко? Поэтому Абрасимов даже и не подумал подходить с этой просьбой к руководителю ГДР. Но надо знать Брежнева — если он чего решил…
Вспоминает Е. Чазов:
«Первое испытание для нас выпало уже на второй день, когда Брежнев должен был выступить с докладом на утреннем заседании, посвященном 30-летию ГДР. Для того, чтобы успокоиться и уснуть, он вечером, накануне выступления, не оценив своей астении, принял какое-то снотворное, которое предложил ему кто-то из услужливых друзей. Оно оказалось для него настолько сильным, что, проснувшись утром, он не мог встать. Когда я пришел к нему, он, испуганный, сказал только одно: «Евгений, я не могу ходить, ноги не двигаются». До его доклада оставался всего час. Мы делали все, чтобы восстановить его активность, но эффекта не было. Кавалькада машин уже выстроилась у резиденции, где мы жили. Громыко и другие члены делегации вышли на улицу и нервничали, боясь опоздать на заседание. Мы же ничего не могли сделать — не помогали ни лекарственные стимуляторы, ни массаж.
Я предложил, чтобы делегация выехала на заседание и, если через 30 минут мы не появимся, принимала решение о дальнейших действиях. Нервное напряжение достигло апогея. Наконец вместе с охраной, которая переживала ситуацию не меньше нас, врачей, мы решили вывести Брежнева на улицу, в сад, и попытаться заставить его идти. Удивительные от природы силы были заложены в организме Брежнева. Из дома мы его в буквальном смысле вынесли, когда же его оставили одного и предложили ему идти, он пошел самостоятельно, сел в машину, и мы поехали на заседание.
Истинное состояние Брежнева на заседании знали только я и начальник охраны правительства Ю. В. Сторожев. Ответственный и честный человек, он не меньше меня переживал ту ситуацию, в которой мы оказались, и попросил немецких друзей проследить за Брежневым, когда он будет выходить на трибуну. Мы сидели вдали от него и ничем ему помочь не могли…»
Чазов, видимо, запамятовал, но о состоянии Брежнева в те минуты знал еще один человек — его личный телохранитель Владимир Медведев. Именно ему было поручено страховать генсека во время его выступления. Вот как он сам об этом вспоминает:
«Торжества проходили в Спортхалле, Леонид Ильич должен был выступить утром с получасовым докладом… К президиуму нужно было идти через весь зал. Я проводил его. Первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии Эдвард Герек помог Брежневу подняться из президиума, а я ждал возле трибуны. И пока Леонид Ильич читал доклад, я стоял рядом, сзади: если начнет падать — подхвачу. Переживал ужасно: упадет — не упадет… После доклада я также проводил его…»
А вот как об этом же вспоминает Э. Герек:
«Брежнев должен был выступить от имени зарубежных делегаций. Ведущий объявил его выступление, собравшиеся разразились аплодисментами, камеры были направлены на советского лидера, однако он не мог встать и подняться на трибуну. Задержка становилась невыносимой, и в качестве дружеского и человеческого жеста я взял Брежнева под руку, поскольку я сидел рядом с ним, а Хонеккер сделал то же самое с другой стороны, и вместе мы поставили его на ноги. Будучи таким образом запущен в движение, советский лидер самостоятельно пошел к трибуне и без дальнейших проблем произнес речь. Казалось бы, этим дело и должно было закончиться. Однако спустя два или три дня, уже после того как я вернулся в Варшаву, меня посетил советский посол Борис Аристов и выразил протест, в котором он заявил, что товарищ Брежнев вовсе не нуждался в моей помощи, чтобы встать со стула, и мой поспешный жест был, в сущности, недружественным, ибо он служил намеком на якобы дряхлость товарища Брежнева…»
Вернемся на несколько дней назад. 5 октября «Советская культура» лягнула группу «Битлз». Сделано это было руками журналиста с подозрительной фамилией Лютый (со времен «Неуловимых мстителей» эта фамилия у всех воспринималась со знаком минус). Поводом к тому, чтобы «лютовать», журналист выбрал событие, которое произошло некоторое время назад в родном городе «битлов» Ливерпуле: тамошние власти приняли решение воздвигнуть легендарному ансамблю памятник. Лютого это событие возмутило: он сообщил советскому читателю, что в Ливерпуле масса других насущных проблем (трущобы, безработица), но власти города не хотят их решать и отводят внимание ливерпульцев такими вот акциями. Лютый пишет: «Кампания прославления ливерпульской четверки доходит подчас до абсурда. Предложено, к примеру, переименовать местный аэродром в «битлодром»…» Эх, Лютый, Лютый! Где теперь ты, и где теперь «Битлз»?
Продолжается пребывание Брежнева в ГДР. На второй день генсек вспомнил о том, о чем он просил посла Абрасимова — об ордене для Черненко. По словам самого посла, выглядело это следующим образом: «В перерыве между заседаниями в комнату советской делегации зашел Хонеккер. Леонид Ильич с ходу обратился к нему: «Эрих, что тебе — жалко Черненко орден дать?» Хонеккер в недоумении посмотрел на меня и, ничего не ответив, перевел разговор на другую тему.
На следующий день (7 октября. — Ф. Р.) нам было объявлено, что к восьми часам вечера надо быть в резиденции советской делегации. К этому времени приехал Хонеккер в сопровождении членов Политбюро и торжественно вручил Черненко орден Карла Маркса — высшую награду ГДР…»
Еще об одном неприятном инциденте вспоминает все тот же В. Медведев:
«Из-за слабости Брежнева устроители праздника перенесли торжественное шествие. Потом состоялся официальный обед. Стол для главных руководителей был выделен отдельно — на виду у всех. Когда мы вошли, все зааплодировали. Леонид Ильич прошел к столу, поднял ли он рюмку со всеми вместе, не помню. Зато хорошо помню, что произошло в следующую минуту. Генеральный секретарь покрутил головой налево-направо и громко произнес:
— А что тут делать? Пойдем.
Ничего никому не объяснив, даже не попрощавшись, Брежнев двинулся к выходу. Очень было неловко, стыдно — все на нас смотрят… Пробыли, наверное, минут пять. Подобные срывы случались все чаще и за рубежом, и в стране…»
Советские люди знают, что их руководитель находится в ГДР, но абсолютно не ведают, что там с ним происходит и как он там чудит. Официальный рупор пропаганды — программа «Время» — показывает в своих репортажах лишь короткие куски пребывания Брежнева в Берлине, причем именно те, где он ведет себя адекватно.
8 октября Брежнев вернулся на родину, а вечером того же дня (20.05–21.00) телевидение приготовило ему подарок: началась премьера 5-серийного документального фильма по его книге «Возрождение». Фильм снял земляк генсека режиссер Евгений Рябко, текст проникновенно читал Вячеслав Тихонов, который тем самым сильно уронил свое реноме в глазах поклонников. Одна из газет по поводу этой премьеры писала: «Не часто фильм или телепередача дают такую душевную, нравственную нагрузку».
10 октября стал дедушкой будущий первый Президент России, а в те дни 1-й секретарь Свердловского обкома КПСС Борис Ельцин. Наследницу ему принесла старшая дочка Елена. Внучку назвали простым русским именем, Катя. Что касается младшей дочери Ельцина — Татьяны, — то она в те дни была далеко от родительского дома — училась в Москве, в МГУ. Кстати, она уже «романит» со своим однокурсником, однако внука своему отцу подарит только через полтора года.
12 октября на «Мосфильме» возобновились съемки фильма «Тот самый Мюнхаузен» (до этого группа отдыхала после поездки в ГДР). В павильоне № 2 была построена декорация «карета баронессы», где в тот день и сняли эпизод с участием трех актеров: Инны Чуриковой, Александра Абдулова и Елены Кореневой.
Для исполнительницы роли Марты — Елены Кореневой — это было предпоследнее появление перед камерой в фильме (последнее произойдет 23 октября в эпизоде «У аптеки»). Поскольку свободного времени у актрисы в избытке, она посвятила его устройству своей личной жизни. Как мы помним, на нее положил глаз врач французского посольства Убер, и Коренева ответила ему взаимностью. Чуть ли не ежедневно он подъезжал к ее дому на Малой Грузинской на своей роскошной иномарке с белыми номерами и увозил возлюбленную к себе домой, на Садово-Самотечную. В итоге вскоре Коренева поселилась в апартаментах Убера. Поскольку последний плохо знал русский язык, влюбленные общались по-английски. Француз был человеком экстравагантным и иногда любил устраивать всякие розыгрыши, в которые вовлекал и Кореневу. Например, однажды он пригласил к себе в гости чопорную парочку французских буржуа, а Кореневу заставил принять их… в боксерских шортах, маечке и кедах. При этом не преминул представить свою возлюбленную как известную в России трагическую актрису. В другой раз он обрядил Кореневу в туркменский халат и тюбетейку, а сам нахлобучил себе на голову каракулевую шапку и, подхватив любимую на руки, продефилировал мимо будки с охранниками к машине. Короче, парочка была та еще.
12 октября открыл свой очередной сезон Московский театр комедии при Росконцерте: в тот день в здании ДК «Серп и молот» он показал спектакль «Комик XVII столетия». Однако не этому спектаклю суждено будет стать сенсацией сезона, а совсем другому — «Виндзорским проказницам», где впервые на профессиональной сцене появится рок-группа «Машина времени». Вот как об этом вспоминает А. Макаревич:
«Сдача спектакля худсовету Росконцерта и Министерства культуры прошла на ура… Но когда я увидел афишу спектакля, во мне зашевелилось что-то нехорошее. Афиша выглядела так: очень крупно наверху — «Ансамбль «Машина времени» — и дальше мелко, на грани разборчивости — «В спектакле Московского театра комедии «Виндзорские насмешницы» по пьесе В. Шекспира».
Обезумевший молодняк, впервые увидев наше подпольное имя на официальной афише, ломанулся на спектакль. Они действительно увидели любимую команду на сцене. Мало того, могли любоваться на нее два с лишним часа, но все время мешали какие-то актеры со своей чепухой.
В первом акте наши честные фаны еще надеялись, что мы одумаемся и сбацаем, если не «Поворот», то хотя бы «Солнечный остров». Мы же вместо этого играли совершенно неизвестные песенки на грани разборчивости звука. У меня все время было ощущение, что мы участвуем в каком-то обмане, хотя вроде никакого обмана не получалось. Кстати, спектаклю хлопали — вот что поразительно! Загадочен и непредсказуем наш зритель…»
Близятся к завершению съемки фильма «Ах, водевиль, водевиль…» — остается работать меньше двух недель. 12 октября там начали снимать «музыкальные» эпизоды: песни в исполнении женского ансамбля из десяти человек. Партию соло исполняла молодая певица Жанна Рождественская, которую эти песни композитора Максима Дунаевского и поэта Леонида Дербенева прославят на всю страну. Думаю, многие читатели прекрасно помнят эти шлягеры: «Гадалка» («Ну что сказать…»), «Колпак с бубенчиком», «С нелюбимым мужем», «Ах, этот вечер», «Ты все поймешь» и др.
Однако в эти же дни вокруг фильма разгорелся нешуточный скандал. Вот как об этом вспоминает сам режиссер ленты Г. Юнгвальд-Хилькевич:
«Вдруг в мое отсутствие, без моего разрешения директор пятого объединения «Мосфильма» Марьямов вместе с Евгением Ташковым, по требованию художественного совета, запрашивают показ материала. И смотрят рабочий материал музыкального фильма без музыкальных номеров. После чего они стали меня «разносить». Ташков выступил.
— Где пси-хо-ло-гия?! — спрашивал он мнимого оппонента.
Я ведь физически отсутствовал. Но мне тут же об этом сообщили. Помню, узнав, разозлился страшно. Надел черное пальто, белый шарф и пошел к Сизову, который, как говорили, ходил в свитере с оттянутым горлом. По дороге меня встретил Пуговкин и спрашивает:
— Раздолбали? Я отвечаю:
— Жутко. Он:
— Правильно, что так оделся! Плевать на них на всех!
И я с этим благословением вошел к директору студии.
Сказал Сизову, что художественный совет принял решение, чтобы я снимал по их указке.
— Может быть, моя стилистика не устраивает «Мосфильм», не совпадает с чьим-то высоким полетом мыслей. Но это мой сценарий, — сказал я. — И если этот фильм буду снимать я, то буду делать так, как захочу. Меня совершенно не интересует, как бы этот фильм снял такой замечательный режиссер, как Ташков, сделавший «Приходите завтра». Но его фильм — не шоу, не ревю, а психологическая комедия, традиционно снятая, очень хорошая, которая ко мне не имеет никакого отношения. Если хотите, чтобы таким был и «Водевиль», пусть его снимает Ташков. Но тогда купите у меня сценарий и снимайте как хотите.
Сизов выслушал меня и стал успокаивать. — Ладно, — говорит. — Не горячись.
Он на «ты» со всеми разговаривал. И заказал просмотр материала (просмотр состоялся 15 октября сразу после съемок, где опять снимали музыкальные номера. — Ф. Р.). Снова весь худсовет собрал. Все сели. Ташкова не было. Пошел просмотр. Я к просмотру музыку подложил, смонтировал куски. Нервничал страшно. Помню: закончилась последняя часть, и в просмотровом зале включился свет.
Сизов повернулся ко всем и спрашивает:
— У вас есть претензии к этому материалу?
Главный редактор переглянулась с присутствующими и говорит:
— Да, вот на худсовете…
Она ко мне, кстати, хорошо относилась… Сизов и не ждал ответа, он продолжил:
— Это блестящий материал! «Мосфильм» будет еще гордиться этим фильмом.
Последняя его фраза была такая:
— Не трогать режиссера до конца съемок! Пусть делает что хочет.
И с этими словами он поднялся и ушел.
Я из зала вышел царем, и до конца фильма меня больше никто не потревожил. У Сизова, которого называли «слесарем», хватило такта и таланта не вмешиваться во все последующие этапы работы над этим фильмом…»
15 октября на 71 — м году из жизни ушла актриса Елена Кузьмина. В кино она пришла в конце 20-х годов, выйдя из мастерской ФЭКС: ее первой ролью стала Луиза в фильме «Новый Вавилон» (1929). В начале 30-х Кузьмина вышла замуж за режиссера Бориса Барнета, родила ему дочь Наташу и отныне снималась только у него («Окраина», 1933; «У самого синего моря», 1936). Однако в 1936 году, на съемках фильма «Тринадцать», судьба свела ее с режиссером Михаилом Роммом. Во время экспедиции в Средней Азии между ними вспыхнул роман. Свидетелем этого была вся съемочная группа, и кто-то из доброжелателей тут же дал знать об этом Барнету в Москву.
Когда весть достигла адресата, Барнет буквально взорвался. В прошлом он был прекрасным боксером и проигрывать не умел. Поэтому и решил во что бы то ни стало поговорить с Роммом по-мужски и отправился в пустыню, к месту съемок. Но, прибыв на место, Барнет неожиданно так разволновался, что решил для храбрости поддать. Но не учел одного обстоятельства: после того как на съемках фильма произошел скандал с актером Николаем Крючковым (за пьянку его вывели из фильма), было принято решение все спиртное в съемочной группе уничтожить. Столкнувшись с этой проблемой, Барнет не нашел ничего лучшего, как влить в себя… флакон одеколона «Сирень». Самое смешное, что и Ромм, который разволновался еще сильнее, чем его оппонент, тоже решил для храбрости «принять на грудь», и тоже использовал одеколон, только другой марки. Так они и сошлись — проодеколоненные донельзя. Может быть, благодаря этому их встреча и не закончилась мордобоем: Барнет простил своего обидчика и отпустил жену на все четыре стороны. Дочь Наташа ушла вместе с матерью. Как гласит одна из легенд, однажды Барнет пришел в дом своего обидчика, чтобы навестить свою дочь. А та внезапно сказала: «А моего папы нет дома». Оскорбленный Барнет пулей выбежал из дома и с тех пор предпочитал с дочерью встречаться вне стен этой квартиры.
Выйдя замуж за Ромма, Кузьмина отныне стала «его» актрисой. До начала 50-х она снялась во всех его фильмах: «Мечта» (1943), «Человек № 217» (1945, Сталинская премия в 1946), «Русский вопрос» (1948), «Секретная миссия» (1950, Сталинская премия в 1951), «Корабли штурмуют бастионы» (1953). Потом Ромм перестал ее снимать, опасаясь обвинений в семейственности. Но без работы Кузьмина не осталась и благополучно играла в фильмах других режиссеров: у Валентина Невзорова в «Семье Ульяновых» (1957), у Александра Гордона в «Последней ночи в раю» (1965) и др. Последней ролью Кузьминой стала Мать в фильме Динары Асановой «Беда» (1978).
В столичных кинотеатрах в первой половине октября состоялось несколько премьер, из которых выделю четыре, состоявшиеся в один день — 1 октября. Это: драма Алексея Сахарова об освоении целины «Вкус хлеба» с участием Сергея Шакурова, Валерия Рыжакова, Натальи Аринбасаровой и др.; производственная драма из жизни ученых «Иванцов, Петров, Сидоров» Константина Худякова с участием Леонида Филатова, Михаила Глузского, Александра Галибина и др.; детектив Андрея Разумовского из серии фильмов про «хозяина тайги» милиционера Сережкина «Предварительное расследование» с участием Валерия Золотухина, Юрия Назарова, Надежды Репиной и др.; мелодрама Ланы Гогоберидзе «Несколько интервью по личным вопросам» с участием Софико Чиаурели, Гии Бадридзе и др. Из новинок зарубежного кино назову американский приключенческий фильм Марка Лестера «Каскадеры» (с 8-го).
Кино по ТВ: «Ярость» (т/сп, 2—4-го), «Ветер в лицо» (3-го), «Доживем до понедельника» (4-го), «Долг» (5-го), «Как закалялась сталь» (6—7-го), «Бриллианты для диктатуры пролетариата» (впервые по ТВ 7-го), «Возрождение» (премьера д/ф 8—12-го), «Красные поляны» (9-го), «Семеро смелых» (12-го), «Любовь и королева» (ГДР, премьера т/ф 13-го; в этом фильме поклонники Главного индейца Советского Союза Гойко Митича могли впервые лицезреть своего кумира без индейского прикида, а в костюме одного из героев романа В. Гюго «Мария Тюдор»), «Быть человеком» (13—14-го), «Тронка» (14-го), «Песня о Кольцове» (15-го) и др.
Из театральных премьер назову следующие: 2-го в драмтеатре имени Станиславского был показан спектакль «Взрослая дочь молодого человека»; 5-го в Театре имени Маяковского — «Леди Макбет Мценского уезда», где главную роль — Катерину Львовну Измайлову — играла Наталья Гундарева; в драмтеатре имени Станиславского — «Мелодия для павлина» с участием Риммы Быковой, Майи Менглет, Татьяны Ухаровой и др.
Не пустовали и эстрадные площадки. 5—7-го в ЦДКЖ выступал ВИА «Здравствуй, песня»; 7-го в ГТЭ состоялся концерт из серии «сборная солянка» с участием Гелены Великановой, Александры Стрельченко, Александра Ворошило, Роксаны Бабаян и др., а в ДК имени Чкалова пел Владимир Макаров, некогда прославившийся хитом «Последняя электричка»; 9—10, 13—14-го — в ГТЭ Геннадий Хазанов показал спектакль «Мелочи жизни»; 11 и 13-го там же состоялись концерты с участием Льва Лещенко, Валентины Толкуновой (три месяца назад ей присвоили звание заслуженной артистки РСФСР), Марии Лукач, Виктора Мамонова, ансамбля «Мелодия» и др.: 12—14-го в ЦДКЖ выступала неразлучная пара юмористов Александр Шуров и Николай Рыкунин.
В эти дни вновь сгустились тучи над головой Андрея Тарковского. Закончив работу над фильмом «Сталкер», он теперь ждал, когда фильм наконец разрешат к прокату. Киношное начальство, в сущности, было готово к такому шагу, но вот партийное начальство города считало иначе. Скандал разразился на заседании секретариата МГК КПСС, где отчитывался секретарь парторганизации «Мосфильма» К. Замошкин. Вот его собственный рассказ об этом:
«После моего выступления началось обсуждение. Члены бюро задавали мне вялые вопросы — типа, как мы крепим союз искусства и труда, как проходят отчеты режиссеров-коммунистов и пр. Запланированный разнос затухал, не успев разгореться. И тут в бой вступила Р. Ф. Дементьева — секретарь горкома. Эта дама в моем представлении воплощала в себе обобщенный железобетонный образ пламенных партиек типа Стасовой, Землячки и Клары Цеткин, вместе взятых. Раиса Федоровна сразу же взяла быка за рога. Этим «быком» стал недавно законченный фильм Андрея Тарковского «Сталкер», который она успела посмотреть на «дачах». Сначала Дементьева поинтересовалась, как я лично отношусь к этой картине. Я отметил его высокие художественные достоинства. И тут Дементьева обрушила свой гнев и на меня, и на партком, и на «Мосфильм», и на Госкино. По мнению Дементьевой, картина «Сталкер» была безыдейной, антинародной, недостойной ни «Мосфильма», ни Москвы, и вообще фильму не место на экранах столицы — образцового социалистического города. Она не понимает, как партком разрешил показ этой картины народу. Я пытался объяснить, что партийный комитет «Мосфильма» не имеет никакого отношения к прокату. Тогда Дементьева воззвала к моей совести коммуниста: «Почему вы сами не протестовали против демонстрации «Сталкера»? Меня прямо умиляла трогательная забота Раисы Федоровны о нравственном здоровье московского зрителя, «вынужденного» смотреть эту «гадость».
Тогда слово взял Н. Т. Сизов, который популярно объяснил Дементьевой, что выпуском фильмов на экран занимается специальная организация — Главкинопрокат, работающий под руководством Госкино, что «Сталкер» пойдет в Москве по третьему или четвертому экрану всего в нескольких кинотеатрах и что горком может в ближайшие годы не волноваться, поскольку режиссер скоро уедет за границу, где будет ставить фильм итальянского производства. В заключение Николай Трофимович добавил, что Андрей Тарковский — это наш «общий крест», который несут не только партком и генеральная дирекция «Мосфильма», но и Госкино, и МГК, и даже ЦК КПСС…»
15—18 октября в Москве с официальным визитом находился президент Сирии Хафез Асад. Он встречался со многими советскими руководителями, в том числе и с советским премьером Алексеем Косыгиным. Как писали газеты, переговоры проходили в теплой дружественной обстановке. Однако после одного из них Косыгин вернулся к себе домой, и его сразил обширный инфаркт. Жизнь премьера висела буквально на волоске, и если бы не искусство кремлевских врачей, все могло закончиться весьма плачевно. На долгие месяцы Косыгин выпадет из политической жизни страны. Его место займет первый зампремьера Николай Тихонов, которого Брежнев давно прочил на место Косыгина.
19 октября в «Московском комсомольце» вышла очередная (№ 58) «Звуковая дорожка». В ней был представлен творческий портрет молодой певицы Екатерины Суржиковой, а также помещена статья про английскую группу «Генезис». Здесь же был опубликован очередной хит-парад лучших песен прошедшего месяца. Выглядел он следующим образом: 1. «Взлети над суетой» (А. Пугачева — И. Резник) — Алла Пугачева. 2. «Здравствуй» (Давид Тухманов — В. Харитонов) — Яак Йола. 3. «Ищу тебя» (А. Зацепин — Л. Дербенев) — Ксения Георгиади, Татьяна Анциферова. 4. «Подберу музыку» (Р. Паулс — А. Вознесенский) — Яак Йола. 5. «Звездное лето» (А. Пугачева — И. Резник) — Алла Пугачева. 6. «Летние дожди» (М. Минков — С. Кирсанов) — Алла Пугачева. 7. «Так не должно быть» (Д. Тухманов — В. Харитонов) — Михаил Боярский и Ольга Зарубина. 8. «Песенка Д’Артаньяна» (М. Дунаевский — Ю. Ряшенцев) — Михаил Боярский. 9. «Хочешь, я стану дождиком» (Т. Ефимов — С. Каминский) — «Синяя птица». 10. «Мы с тобой танцуем» (Д. Тухманов — В. Харитонов) — Игорь Иванов. 11. «Олимпиада-80» (Д. Тухманов — Р. Рождественский) — Тынис Мяги. 12. «Никогда не пойму» (В. Добрынин — Л. Дербенев) — «Лейся, песня». 13. «Если нет тебя» (С. Намин — В. Харитонов) — группа Стаса Намина. 14. «Еще не поздно» (Д. Тухманов — В. Харитонов) — Яак Йола. 15. «Любовь настала» (Р. Паулс — Р. Рождественский) — Роза Рымбаева.
Как мы видим, безусловным лидером этого хит-парада является композитор Давид Тухманов, который «отковал» целых пять шлягеров.
А теперь перенесемся во Владимирскую область, в поселок Карабаново, где живет видный советский диссидент Анатолий Марченко. Четыре года он отсидел в лагере за антисоветскую пропаганду. Однако и здесь КГБ не оставлял диссидента в покое, периодически устраивая у него дома обыски, вися на «хвосте». Марченко терпел-терпел все это, а потом взял и отомстил своим соглядатаям весьма своеобразным образом. Вот как это описывает его жена Лариса Богораз:
«В октябре 1979 года пришли с очередным обыском семь человек из александровского КГБ. Толя спал после смены, сына Пашу я отправила в школу. Начали традиционно: «Вам предлагается сдать литературу антисоветского содержания». Я, как обычно, качаю права: «А что такое антисоветская литература?» — «Сами знаете…» И вдруг Толя неожиданно говорит: «Хорошо, сдам». Они опешили. «Она у меня в лесу закопана». Чувствуют, что подвох, но делать нечего — надо идти. Толя стремительно пошел через лес, невзирая на грязь, лужи, они в туфлях семенят за ним: «Скоро, Анатолий Тихонович?» — «Не знаю!» Наконец требуют, чтобы остановился. Тут Толя поворачивается: «Извините, я дорогу только сюда знаю». С грехом пополам местный участковый вывел всех обратно к дому… Естественно, эти «сусанинские» розыгрыши ему не забыли…»
В Москве в те октябрьские дни столичные стражи порядка обезвредили опасную банду грабителей такси. В годы развитого социализма этот вид преступления — нападения на таксистов — был чрезвычайно популярен в преступном мире. За первые два осенних месяца 79-го года в столице было ограблено сразу несколько такси, и везде просматривался почерк одной и той же банды. Однако напасть на ее след МУРу никак не удавалось. И тут помог случай.
Однажды вечером патрульный милицейский экипаж Константина Новикова и Василия Середнева объезжал вверенный ему участок в районе метро «Бауманская». Внезапно из ближайшей подворотни на Спартаковской улице под колеса машины бросился мужчина… со связанными за спиной руками. «Помогите! — закричал он. — Меня ограбили, машину угнали!» Едва он успел произнести эти слова, как из той же подворотни выскочила «Волга»-такси и рванула в сторону центра. «Да вот же они!» — пуще прежнего закричал пострадавший. Усадив его в кабину, патрульные бросились в погоню. По дороге таксист рассказал, что примерно полчаса назад посадил к себе в машину трех мужчин кавказской национальности, которые попросили довезти их до Спартаковской. Однако в темной подворотне приставили к горлу таксиста нож, связали его и ограбили. После чего выкинули из автомобиля. Но им не повезло: именно в эти мгновения поблизости оказался патрульный экипаж.
Погоня по вечерним улицам столицы длилась около часа. «Волга», за рулем которой, судя по всему, сидел профессиональный водитель, отчаянно маневрировала по вечерним улицам города, пытаясь оторваться от погони. Но за рулем патрульной машины тоже сидел ас — Василий Середнев. Видимо, поняв это, преступники решили спасаться на своих двоих. Бросив машину, они разбежались врассыпную. Однако одного из них Новиков и Середнев все-таки настигли и арестовали. Им оказался некто Арутюнов. Спустя несколько дней сыщики задержат и двух его подельников, с которыми он в течение двух месяцев наводил страх на столичных таксистов.
Близятся к завершению съемки фильма «Ах, водевиль, водевиль…». Последним съемочным днем фильма стал вторник 23 октября. В тот день Галина Беляева в сопровождении балета из 19 человек пела задорную песню «Ах, водевиль…» и танцевала канкан. Делать ей это было архисложно, поскольку она была… Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:
«Эмиль Владимирович (Лотяну. — Ф. Р.) приходил на съемочную площадку. Очень заботился обо мне, приносил мне бутербродики и кормил. И наблюдал за мной, когда я снималась. Но ни одного замечания не сделал. Помню, к концу съемок я стала неважно себя чувствовать. Голова кружилась, подташнивало (для этих целей за кулисами стояло специальное ведро, к которому Беляева бегала после каждого дубля. — Ф. Р.). Я даже не понимала, что со мной происходит. Когда пошла к врачу, оказалось, что у меня уже два месяца беременности. Я входила в кадр и танцевала. Спустя семь месяцев после съемок фильма родится Эмиль, мой первый сын…»
Съемочная группа другого фильма — «Тегеран-43» — в те дни находилась в загранэкспедиции — в Париже. Съемки там начались 22 октября с проходов Андрэ (Игорь Костолевский) и Макса (Армен Джигарханян) по улицам города, эпизода «у конторы». На следующий день съемочная группа снимала уже в другом месте — на русском кладбище в Сен-Женевьев-де Буа, который по сюжету посещали Андрэ и дочь Мари Натали (эту роль тоже играла Наталия Белохвостикова).
Вспоминает Н. Белохвостикова:
«Я играла, фактически, три роли: Мари Луни в молодости, потом ее же через тридцать пять лет, в старости, и ее дочь — Натали. Играть Мари в старости было особенно тяжело. Это была сложнейшая процедура, перед началом съемки я по пять часов проводила в гримерной.
Предварительно с меня сняли маску, так же, как снимают с умерших. Если бы я заранее знала, что это такое, ни за что бы не согласилась. Актеры иногда отказываются от этой процедуры, я же, по незнанию, а больше из легкомыслия и любознательности, согласилась. Эту процедуру я запомнила на всю жизнь. Сначала мне намазали ресницы и брови вазелином, туго затянули волосы, воткнули в нос две трубочки, чтобы можно было дышать, и начали накладывать сырой гипс. Я просила гримеров со мной разговаривать, потому что чем дальше, тем больше мне начинало казаться, что я погружаюсь в могилу. Вначале лицу стало холодно и тяжело, когда гипс стал застывать, оно стало каменеть, и наступила кромешная темнота. Казалось, что на меня положили мраморную могильную плиту, с каждой минутой все тяжелее было дышать, а двигать мышцами лица категорически не разрешалось, минуты превратились для меня в мучительные часы. Когда, наконец, с меня сняли эту «железную маску», я сказала: «Больше никогда!» Это было ужасно…»
В тот же день, 23 октября, съемочной группе неслыханно повезло: Алов и Наумов вышли на самого Алена Делона с тем, чтобы предложить ему одну из ролей в своем фильме. Причем получилось все совершенно спонтанно. Продюсером фильма с французской стороны (фильм снимался силами трех стран: СССР, Франции и Швейцарии) был Жорж Шейко. Еще в 60-е годы он был продюсером знаменитого фильма «Черный тюльпан», где Делон играл сразу две главные роли. Однако у него и в мыслях не было пригласить актера-звезду в «Тегеран» — ведь тот никогда не играл эпизодов. Он хотел взять кого-нибудь попроще. Но Алов и Наумов стали настаивать именно на Делоне: мол, есть у нас роль полицейского Фоша на две странички текста, вот пусть Делон его и сыграет. Шейко сначала упорствовал, но затем согласился. Лично позвонил Делону. А на часах было семь вечера. Но актер оказался на месте — он работал допоздна у себя в офисе. Шейко сказал: «У меня такая ситуация… Тут два сумасшедших… хотели бы тебя повидать…». «А кто они — эти сумасшедшие?» — спрашивает Делон. — «Да… два режиссера!.. Русских!.. Можно нам к тебе зайти?» Делон малость подумал, потом ответил: «Я вас жду через пятнадцать минут. Не успеете — ваша проблема!» Далее послушаем рассказ В. Наумова:
«А мы машину уже отпустили. Пришлось идти пешком. Благо рядом, здесь же, недалеко от Елисейских Полей. Еще дождь шел. Мы взяли огромный зонт, и — втроем под одним зонтом!.. Алов еще с палочкой по лужам скользит (палочка — результат аварии, в которую Алов угодил в конце июля. — Ф. Р.)… Пришли к Делону. Сели, разговариваем: «Вот, хотим вас пригласить…» Он спрашивает: «А что играть?» Я даю ему два листка… Он говорит: «Боже мой! Что это?.. Две странички, что ли?» Я нагло отвечаю: «Да!» Он: «А в сценарии всего сколько?» Я говорю: «Сто двадцать страниц!..» Он смеется, говорит: «Ну, хорошо! Значит, так: давайте так договоримся… Сейчас сколько? Восемь? Завтра, в восемь утра… Ладно, полдевятого вы мне приносите на французском языке не менее пятнадцати страниц хорошей роли. Тогда и будем разговаривать!» Мы отвечаем: «Конечно!» Делон в уверенности, что мы ничего этого не сделаем и никогда уже больше не появимся, говорит: «Ну, давайте выпьем!..» Мы говорим: «Да нет уж! Нам пора работать!» Пришли к себе в отель «Рафаэль», заказали ужин в номер, Жорж разыскал нам стенографистку-переводчицу. И с девяти вечера до восьми утра мы сочиняли, а она печатала. В семь утра позвонили Жоржу, разбудили его: «Приезжай быстро!» И ровно в половине девятого, без звонка, Жорж появился в офисе Делона. Тот был на месте. Взял эти странички, почитал… и согласился! Так он стал у нас сниматься…»
В тот день, когда Делон дал свое согласие участвовать в «Тегеране» — 24 октября, — съемки велись в парижском аэропорту, где снимали Костолевского и Белохвостикову. Пребывание Армена Джигарханяна в Париже в тот день закончилось, и он покинул землю гостеприимной Франции. А Ален Делон вошел в картину на следующий день.
Вспоминает Н. Белохвостикова:
«Первый съемочный день должен был произойти на Елисейских Полях, его эпизод длился меньше минуты — инспектор Фош с адвокатом выходят из здания и садятся в машину. Делон сказал: «Ничего у нас не получится, я выйду, и тут же толпа соберется, человек двести, не даст нам снимать». Назначили съемку специально на девять часов утра, когда люди спешат на работу и заняты только собой. Все было продумано: камеры спрятаны, мы ждем в офисе — Делона нет. Вдруг кто-то говорит: смотрите вниз. Выходим на балкон и видим; что внизу творится что-то невообразимое — пожар, что ли? Послали ассистента посмотреть, в чем дело… Оказывается, это Делон! Вышел, встал в арке, и вокруг него моментально собралась толпа, человек двести, как он и обещал! И разогнать ее было уже невозможно. Делон был очень доволен: «Ну что — видали? Так что вам придется сменить или актера, или место съемки!» На что Курд Юргенс сказал: «Я рекомендую сменить актера… на Бельмондо!» Но мы сменили место съемки…»
На следующий день съемки с участием Алена Делона продолжились: снимали первую встречу инспектора Фоша с Натали — когда она бесцеремонно влезает в такси, в котором он едет. И здесь опять без казусов не обошлось. Вот как об этом вспоминает В. Наумов:
«Мы были вынуждены снимать сцену Белохвостиковой с Делоном без переводчика. Дело в том, что наш переводчик просто-напросто не поместился в игровую машину, внутри которой снималась большая актерская сцена. Машина и без того была переполнена сверх всякой меры: шофер, оператор с ассистентом, режиссеры, осветители, актеры. Но в кино, как известно, безвыходных ситуаций не существует. Сначала, как нам показалось, мы решили эту проблему просто: переводчик сел в другую машину, которая должна была ехать следом за игровой и была связана с нами посредством радиопередатчиков. Таким образом замечания режиссеров поступали по радио к переводчику, а оттуда обратно в нашу машину, уже переведенные на французский язык, к Делону. Однако этот неповоротливый, многоступенчатый, в общем, идиотский способ общения возможен где угодно, только не в работе с актером. Мы убедились в этом тотчас же и перешли на язык жестов и мимики. Должен сказать, что Делон понимал нас, как говорится, с полуслова. Все наши пожелания выполнялись точно и, что самое важное, не «вообще», а с той мерой конкретности, без которой немыслимо настоящее актерское искусство…»