1978. Август

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1978. Август

Греческая миллионерша выходит замуж за русского. Вайнеры против Конкина. Куда подевались проститутки Кубы. Белая лягушка хватает за задницу советского режиссера. Карпов и Корчной не здороваются. Самоубийство Лили Брик. Савелий Крамаров ищет пути на Запад. «Место встречи изменить нельзя»: съемки в Москве. Панихида по Лиле Брик. Людская молва уличает Ирину Понаровскую в пляжном сексе. «Москва слезам не верит»: как Владимир Меньшов нашел Гошу. «Динамо» (Киев) выигрывает Кубок. Почему плакал Евгений Мартынов. Как советские чекисты помогали своим болгарским коллегам убить Георгия Маркова. «Крот» в КГБ схвачен. ЧП в горах. Умерла Вера Марецкая. Почему Анатолий Эфрос назвал своих актеров неинтеллигентными людьми. Евгений Мартынов женился. Корчной вызывает в Багио своего психолога. «Сталкер»: Тарковский достает всех. В Москве поймали шайку квартирных воров. Первое дело шайки «иконников». Матч в Багио: как Карпов качался на стуле. Как Аллу Пугачеву отправили в Сопот. Ученого-ядерщика лишают наград и отпускают на Запад. «Взлет»: в роли Циолковского — опальный Евгений Евтушенко. Очередная победа Карпова. Пугачева покоряет Польшу. Почему Лев Лещенко не хотел выступать в гала-концерте. Жестокое убийство в Сочи. Банда «Тяп-Ляп» громит Казань.

Месяц начался с сенсационного события мирового масштаба: 1 августа в Москве, во Дворце бракосочетаний на улице Грибоедова, сочетались законным браком советский гражданин Сергей Каузов и греческая миллионерша, дочь знаменитого судовладельца Аристотеля Онассиса Кристина Онассис. Вот как описывает тот день 1 августа фотограф Феликс Дунаевский, который был отправлен запечатлеть это событие на фотопленку по заданию Главной редакции фотоинформации:

«Перед зданием Грибоедовского загса царило настоящее столпотворение: западные журналисты и телеоператоры осаждали центральный вход. Однако статные молодые люди в костюмах и галстуках, очевидно, сотрудники КГБ, внутрь никого не пускали. Я с трудом проник в здание через черный ход. Взобравшись на подоконник второго этажа, я начал снимать всю эту бурлящую толпу. Среди прочих заметил своего старого знакомого, журналиста из ФРГ Норберта Кухинке (он потом сыграет роль журналиста в «Осеннем марафоне» Г. Данелия. — Ф. Р.).

Минут через двадцать после этого в загсе появились Онассис и Каузов. На Кристине было легкое шелковое платье и туфли на низком каблуке. Красавицей я бы гречанку не назвал: выше среднего роста, худая, с маленькой неразвитой грудью, короткая стрижка. Привлекали внимание лишь ее необычно большие темные глаза. Жених был в темном костюме в тонкую светлую полоску.

Оркестр заиграл марш Мендельсона, ведущая церемонии произнесла дежурные слова. Сергей и Кристина поставили в книге регистрации свои подписи. Цветы, шампанское, поздравления, поцелуи. В общем, ничего особенного.

Самое интересное началось, когда молодожены вышли из загса. Люди в черных костюмах сдерживали натиск журналистов, а Кристина и Сергей, закрывая лица руками, прорывались к своей машине. Тогда мало кому удалось сделать нормальный кадр. Некоторые журналисты от бессилия просто плакали!..

Не успел я сесть в черную «Волгу», которая специально меня ждала, как ее обступили зарубежные репортеры. Один из них спросил меня по-английски (переводил наш водитель): «Сколько пленок отснято?» Я ответил, что шесть. Тогда он, подняв вверх палец, заявил: «За одну пленку с хорошим кадром я отдам всю свою аппаратуру!» А у него, между прочим, были высочайшего качества камеры — мечта всех советских фотографов! Я отшутился, и мы поехали догонять новобрачных.

А на следующее утро в АПН коллеги меня спрашивали: «Ты что, американцу пленку за аппаратуру продал?» Оказывается, такую информацию передал «Голос Америки». Между тем за свою работу я получил 400 рублей премии. И это при том, что АПН получил от «Шпигеля», где были опубликованы мои фотографии, порядка 14 тысяч долларов. Но мне было все равно. Я никогда не считал эту съемку своим журналистским достижением…»

В Москве вот уже несколько дней (с 29 июля) находится съемочная группа фильма «Место встречи изменить нельзя», которая прибыла в столицу для нескольких целей: во-первых, показать отснятый материал заказчику в лице Гостелерадио, во-вторых — провести съемку натурных эпизодов в Москве. Просмотр отснятого материала состоялся в просмотровом зале в Останкино и завершился… грандиозным скандалом. Присутствовавшие там авторы сценария — братья Вайнеры — назвали эпизоды с участием Владимира Конкина, который играл Шарапова, полной лажей и потребовали немедленно заменить актера на другого исполнителя. «Мы же вас предупреждали, что Конкин не годится для этой роли! — бушевали сценаристы. — У вас он похож на кого угодно, но только не на кадрового разведчика. Это мальчишка какой-то, а не фронтовой офицер!» Но все упреки сценаристов были напрасны: к этому времени было уже отснято большое количество материала, и замена главного исполнителя потребовала бы новых значительных затрат как материальных, так и физических. А идти на это заказчик явно не хотел. В итоге Говорухину было рекомендовано оставить Конкина, но провести с ним разъяснительную работу, с тем чтобы тот играл своего героя чуть пожестче.

Тем временем на Кубе проходит очередной, 11-й по счету, Всемирный фестиваль молодежи и студентов (с 29 июля). От Советского Союза туда отправилась представительная делегация в лице Микаэла Таривердиева, Иосифа Кобзона, Марка Захарова, Александры Пахмутовой, Роберта Рождественского, Льва Лещенко, Владимира Винокура, Николая Мащенко, Ирины Понаровской, Светланы Резановой, Александра Ворошило, Владимира Шаинского, ВИА «Пламя» в полном составе и других. Приведу воспоминания лишь некоторых из них.

В. Винокур: «Целую неделю мы жили на Кубе. Фестиваль был потрясающе ярким, красочным. Мы жили в бунгало, ели какую-то необыкновенную еду. Пили ром. Я сначала сопротивлялся, мы не привыкли к этому напитку. Кубинцы научили. Оказалось, что в жару ром пьется, как «Крем-сода». Куба была нищая страна, еда по талонам. Но на нас это не отразилось.

Я слышал еще до поездки, что на Кубе — очень красивые женщины. Почему-то я ни одной не видел.

«Может, нас не теми дорогами возят?» — подумал я и решил выяснить, в чем дело.

Оказывается, перед нашим приездом Фидель Кастро собрал на стадионе всех девушек и сказал, что, если он узнает, что во время фестиваля кто-то занимается проституцией, отправит в тюрьму на пять лет. Профессиональных проституток власти Кубы вывезли в провинцию, а остальных девушек прятали по домам и не разрешали выходить на улицу…»

М. Таривердиев: «Меня боялись отпускать на фестиваль молодежи и студентов. Борис Пастухов поставил условия: я поеду, если врачи дадут мне медицинскую справку о том, что мне это можно. Я очень хотел поехать. И пошел в районную поликлинику, где понятия не имели, что я перенес инфаркт, и дали мне такую справку. Я полетел. Помню ощущение, с каким я вышел из самолета. Жара стояла такая — градусов пятьдесят, — что в первый момент нельзя было вдохнуть этот горячий влажный воздух. Но я довольно быстро акклиматизировался и замечательно провел время. Хотя началось все с довольно неприятного для меня момента: Кобзон должен был петь на открытии фестиваля песни из «Семнадцати мгновений весны», но в последний момент передумал и спел какую-то песню о Че Геваре, упав перед портретом на коленки. Я был раздосадован. Но потом плюнул на это и наслаждался океаном, небом, кубинской экзотикой, которая меня просто покорила. На Кубе только что прошли «Семнадцать мгновений весны», и меня принимали просто как национального героя. Возили в машине в сопровождении мотоциклистов. Это было ужасно забавно: мчались без остановки на огромной скорости прямо на красный свет…

Однажды с Марком Захаровым и Колей Мащенко, режиссером из Киева (он снял сериал «Как закалялась сталь». — Ф. Р.), нас повезли отдохнуть в Варадеро. Потрясающее место! Черный песок, океан, который, как и море, волновал меня всегда бесконечно. Жили мы в коттеджах, каждый — в своем. Там водились огромные белые лягушки. Как-то слышим нечеловеческий вопль Коли Мащенко. Прибегаем к нему. А он, бедный, пошел в туалет, сел, прошу прощения, на унитаз, а ему на место, которым он сел, прилепилась эта огромная белая лягушка. Нам было смешно ужасно! Ему, конечно, было не до смеха. Потом все время прошло под страхом нападения белых лягушек. Я как-то лег в постель. Чувствую, что-то холодное коснулось тела. Пробкой выскакиваю и обнаруживаю на кровати… записную книжку. Это Марк Захаров забавлялся — точно рассчитал реакцию…»

Продолжается шахматный матч в Багио. Как мы помним, некоторое время назад Корчной потребовал, чтобы психолога его соперника — доктора Зухаря — отсадили из партера куда-нибудь подальше. Однако главный арбитр матча оставил все, как было. И Корчной вынужден был вести 7-ю партию из укрытия — сидеть в основном не на сцене, а в комнате отдыха перед монитором. Только когда Карпов делал ход, Корчной волей-неволей садился за доску. С непривычки — обычно он сидел за доской почти все пять часов — он играл далеко не лучшим образом. Правда, 7-я партия закончилась ничьей. А 8-я принесла новый скандал.

Перед ее началом Карпов внезапно заявил, что не станет больше приветствовать соперника рукопожатием. Поэтому, когда Корчной протянул ему руку, наш гроссмейстер даже не поднялся. Корчной обернулся к главному арбитру: «Вы понимаете, что происходит?» Тот в ответ только пожал плечами, хотя по правилам Карпов обязан был предупредить его о своем решении. Потом представитель Карпова объяснит журналистам, что столь неожиданный шаг был вызван тем, что в своих предматчевых интервью Корчной позволил себе оскорблять не только Карпова, но и его друзей — Батуринского и Таля. Кто-то из журналистов задал резонный вопрос: «Но почему реакция Карпова так запоздала: до восьмой партии он отвечал на рукопожатия?» Вопрос так и остался без ответа.

По словам Корчного, этот инцидент выбил его из колеи — в 8-й партии он играл как ребенок. В итоге 3 августа счет в матче был «размочен» — Карпов повел 1:0.

И вновь вернемся на родину. 4 августа, на своей даче в Переделкино, покончила с собой Лиля Брик. Как мы помним, еще в мае этого года она, вставая с кровати, не удержалась на ногах, упала и сломала шейку бедра. Травма, в общем-то, не самая серьезная, если бы не возраст пострадавшей — 87 лет. Как ни старались врачи, но кость никак не срасталась, и Брик все это время была прикована к постели. А для нее, человека активного, такое положение было самой худшей пыткой. В конце концов, видимо, поняв, что ходить, как прежде, ей больше уже не суждено, Брик приняла огромную дозу амбутала. Перед смертью, уже теряя сознание, она написала предсмертную записку, в которой просила никого в случившемся не винить.

Продолжается пребывание Стенли Лаудена в Ялте. Однажды утром, когда импресарио коротал время в сквере возле отеля за игрой в шахматы, к нему подошел неизвестный мужчина. Похвалив игру Лаудена, он внезапно предложил ему пройти в бар и выпить чего-нибудь прохладительного. Англичанин согласился. По дороге неизвестный назвал себя: «Я актер Савелий Крамаров. Вы слышали что-нибудь обо мне?» Лауден честно признался, что нет. «Странно, — удивился Крамаров. — Но фильмы с моим участием демонстрировались за рубежом». На что Лауден сообщил, что сей факт ничего не значит: «Фильмы могут идти, но широкий зритель их не видит».

Пока они шли в бар, Лауден заметил, что за ними следят. Во всяком случае, ему показалось, что молодая пара, изображавшая из себя влюбленных, как-то странно на них посмотрела, когда они проходили мимо них. Крамаров это тоже отметил, но промолчал. В тот момент его волновало совсем другое. Он вновь обратился к Лаудену:

— Послушайте, в этой стране я звезда, меня все знают, но я хотел бы использовать свой талант в других странах.

— А чего вам не хватает на родине? — спросил англичанин.

Крамаров секунду помедлил, после чего произнес:

— В последние годы меня здесь зажимают все сильнее. Я человек верующий, а это, как вам известно, у нас не приветствуется.

Это была сущая правда. В последние несколько лет Крамаров перестал скрывать свои религиозные воззрения, в открытую посещал синагогу. Он даже отказывался сниматься в такие дни, чем сильно раздражал режиссеров и киноначальников. Поэтому предложений сниматься год от года становилось все меньше и меньше. Дело дошло до того, что актер, который каких-нибудь пять лет назад был нарасхват, снимаясь в четырех-пяти фильмах одновременно, да еще в главных ролях, теперь перебивался одной ролью в год, к тому же эпизодической. Вот и в 78-м у него была всего лишь одна роль — он играл бандита Свирепого Гарри в фильме «Новые приключения капитана Врунгеля».

— Так чего же вы хотите от меня? — спросил своего собеседника Лауден.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы взяли несколько роликов с моими ролями и были бы в Лондоне моим спонсором.

Лауден, конечно, удивился такой просьбе, но огорчать актера не стал: сказал, что согласен ему помочь. По лицу Крамарова было видно, что он на седьмом небе от счастья. Они договорились, что завтра же Крамаров передаст Лаудену пленки со своими ролями. Однако импресарио прихода своего нового знакомого на следующий день так и не дождался. Причина стала известна вечером, когда Лаудена познакомили с директором Крымской филармонии, кстати, личным другом самого Брежнева с детских лет, Николаем Гаспаровым. В ходе их разговора тот внезапно коснулся личности Крамарова. Он сказал:

— Маэстро, многие обратили внимание на то, как вы сегодня общались с актером Крамаровым. Уверен, что это была деловая беседа двух творческих людей, но мне хотелось бы вас предостеречь. Дело в том, что такие люди, как Крамаров, всегда стремятся вовлечь других в свои личные дела.

— Вы хотите сказать, что мне нельзя общаться с советскими актерами? — изумился Лауден.

— Ни в коем случае, общайтесь ради бога. Но только не с такими, как Крамаров. Он пытается установить контакты с представителями Запада, ищет любую возможность эмигрировать из страны. И мы не хотели бы, чтобы помощь ему исходила с вашей стороны.

— Да, но Крамаров известный, популярный актер! Разве это не так?

— Так, конечно, но он еврей, и поскольку пользуется популярностью, у него меньше шансов выехать из страны, чем у рядовых евреев. Вы меня понимаете?

Лауден не стал ничего говорить, только кивнул головой. Его собеседник продолжил:

— Вы обратили внимание, что после того вашего разговора Крамаров к вам больше не подходил? Мы попросили его прервать свое пребывание в Ялте и вернуться в Москву. Мы не хотели каких-либо неприятностей.

В понедельник, 7 августа, в Москве начались натурные съемки фильма «Место встречи изменить нельзя». Как мы помним, съемочная группа приехала в столицу еще в конце июля, однако к съемкам удалось приступить только теперь — спустя десять дней. Простой был вызван скандалом вокруг Владимира Конкина (сценаристы требовали заменить его другим актером, но потерпели неудачу) и тем, что пленочный цех никак не мог прислать результаты проб пленки. Поскольку один из исполнителей главных ролей — Владимир Высоцкий — в те дни находился вдали от родины (аккурат в этот день он приехал на Таити), пока снимали эпизоды без его участия. В частности, был снят начальный эпизод фильма: счастливый Шарапов идет по дышащей жаром Москве, из репродуктора звучит голос Леонида Утесова, поющего песню про Брестскую улицу (эпизод снимали на спуске возле памятника Ивану Федорову).

В тот же понедельник в Переделкино состоялась панихида по Лиле Брик. Луи Арагон из Франции приехать не сумел, зато пришло множество других друзей покойной. Вот как вспоминает об этом драматург Л. Зорин:

«У гроба толпились разные люди, почти не стыкующиеся друг с другом. Подтянутый, респектабельный Симонов выступил не то от себя, не то от советской литературы. Он заверил, что «никому не удастся оторвать от Маяковского Брик». Добавил, что «эти попытки смешны». С ним рядом неподвижно стоял редковолосый худой человек, полуседой, в серебристой щетине, с остановившимися глазами. Он страстно крикнул: «Сестра моя! Друг мой! Никто на земле, кроме тебя, не смог возвратить мне свободу, ты вырвала меня из застенков, вернула меня мирозданию, жизни!» Я узнал его. Это был Параджанов…

Поднятую Параджановым тему продолжила хрупкая Рита Райт. «Если бы все, — сказала она, — кому помогла ты, сюда пришли, то им бы не хватило здесь места». Ее поддержала одетая в черное, совсем незнакомая мне старуха. Объяснили, что это Шевардина, первая любовь Маяковского, которая вошла в его жизнь еще до встречи с Марией Филипповой, впоследствии увековеченной в «Облаке». Судьба Шевардиной была черной — она просидела семнадцать лет, вернулась в пустой, равнодушный мир. Лиля Юрьевна ее нашла и пригрела.

Шкловский, сидевший у гроба безмолвно, крикнул высоким рыдающим голосом, с трудом выталкивая слова: «Маяковского… великого поэта… убили! Убили после его смерти! Его разрубили на цитаты! Но… из сердца… никто…» Тут он замолк…»

Спустя несколько часов тело Лили Брик кремировали в том же самом крематории, где огню был предан Владимир Маяковский. С последним надгробным словом к покойной обратились поэтесса Маргарита Алигер и кинорежиссер Александр Зархи. Затем, согласно завещанию покойной, ее прах был развеян в поле неподалеку от одного из самых живописных мест Подмосковья — старинного Звенигорода. Позднее там будет установлен камень с выбитыми на нем инициалами: ЛЮБ.

8 августа на родину возвратилась советская делегация, участвовавшая во Всемирном фестивале молодежи и студентов на Кубе. Не успели члены делегации разъехаться из аэропорта по домам, как по городу с быстротой молнии полетели разного рода слухи о том, как посланцы великой страны вели себя на острове Свободы. Один из самых душераздирающих слухов касался певицы Ирины Понаровской. Молва утверждала, что певица предалась на фестивале распутной любви с одним известным советским артистом, причем сексом они занимались прямо на пляже. Естественно, их застукали и приняли соответствующие меры. Понаровскую немедленно выслали домой, а с наказанием в отношении ее пляжного партнера решили повременить, поскольку на нем держался финальный концерт советской делегации. Понаровская отправилась домой не самолетом, а на теплоходе, и якобы умудрилась учудить и там. Выпив лишнего, она упала в бассейн и была извлечена оттуда членами команды. Между тем слух не имел под собой никакой реальной основы: Понаровская весь фестиваль пробыла в Гаване, ни в каких сексуальных оргиях не участвовала и домой вернулась вместе со всеми — то бишь на самолете. Но времена тогда были такие, что только слухами наш народ и кормился.

Кинорежиссер Владимир Меньшов продолжает подготовку к съемкам своего знаменитого фильма «Москва слезам не верит». В самом разгаре подготовительный период, во время которого идет интенсивный поиск актеров на главные и второстепенные роли. Исполнителей на главные женские роли Меньшов уже подобрал, хотя далось ему это, как мы помним, нелегко. В течение двух месяцев перед его взором прошла целая вереница актрис, среди которых были как безвестные, так и самые именитые. Например, на роль Людмилы пробовались такие звезды советского кино, как Валентина Титова, Людмила Савельева, Жанна Болотова, на роль Катерины — Ирина Купченко, Тамара Семина, Алла Ларионова, на роль Алевтины — Галина Польских, Людмила Зайцева. Но в итоге на эти роли были выбраны актрисы куда менее именитые: Вера Алентова (Катерина), Ирина Муравьева (Людмила), Раиса Рязанова (Алевтина).

Еще более тяжелыми оказались поиски исполнителей мужских ролей. Там тоже выбор был огромный, в пробах участвовали такие звезды, как Олег Видов, Евгений Жариков, Владимир Ивашов, Лев Прыгунов и другие. И опять Меньшов отдал предпочтение актерам нераскрученным: Борис Сморчков был утвержден на роль Николая, мужа Алевтины, Юрий Васильев — на роль обольстителя Рачкова. Александр Фатюшин — на роль хоккеиста Турина. Но дольше всех искали главного персонажа — Гогу. На него пробовались Анатолий Кузнецов, Леонид Дьячков, Анатолий Васильев, Владимир Меньшов и другие. Больше всех худсовет удовлетворил актер Театра Ленсовета Леонид Дьячков. Сам Меньшов, у которого голова уже опухла от этих проблем, тоже согласился с этой кандидатурой. Как вдруг случилось неожиданное. Вечером того же дня по телевидению был показан фильм Иосифа Хейфица «Дорогой мой человек» (4-я программа, 21.30). И хотя фильм этот Меньшов видел неоднократно, но ни разу ему в голову не пришла мысль, что исполнитель главной роли в нем — Алексей Баталов — может иметь что-то общее с его Гогой. Он даже на пробы этого актера ни разу не вызывал. А тут бац — и Меньшова озарило. И уже на следующий день Баталов был оповещен о том, что его приглашают для проб в меньшовскую картину. И хотя прежняя кандидатура на эту роль — Леонид Дьячков — будет еще какое-то время устраивать худсовет, сам Меньшов будет иметь иное мнение: только Алексей Баталов.

12 августа на столичном стадионе «Торпедо», в присутствии 22 тысяч зрителей, состоялся финальный матч на Кубок СССР по футболу между двумя украинскими командами: киевским «Динамо» и донецким «Шахтером». Как и положено кубковой игре, она прошла в острой борьбе. Первыми успеха добились посланцы Донецка. Их «золотая голова» (еще его называли «золотой лысиной») Виталий Старухин точным ударом своей уникальной головы отправил мяч в ворота киевлян. Случилось это на 15-й минуте. И в течение последующих 40 минут как ни старались киевляне отыграться, у них ничего не получалось. Но, как говорится, капля камень точит. На 55-й минуте одна из очередных атак на ворота «Шахтера» закончилась голом — мяч забил вездесущий Олег Блохин. С таким счетом закончилось основное время игры, после чего было назначено дополнительное. Однако оно закончилось, едва успев начаться: уже на второй минуте все тот же Блохин дальним ударом поставил точку в этом поединке. Кубок уехал в Киев.

Миллионы болельщиков наблюдали за этим поединком по телевизору, а вот популярный композитор и певец Евгений Мартынов, который был страстным болельщиком «Шахтера» (он был родом из Донецка), вынужден был следить за ним по радиотрансляции, да еще летя в самолете (он возвращался из США). Вот как об этом вспоминает один из его коллег, который летел в том же самолете:

«В кабине пилотов был радиоприемник, и мы с Женей несколько раз заходили туда и справлялись о счете. Наконец нам сказали, что «Маяк» передал: после первого тайма «Шахтер» ведет 1:0. Жене — как бальзам на душу! Решили даже по такому поводу глотнуть немного с бортпроводницами. После этого чуть-чуть прикорнули и проснулись, когда самолет уже выруливал на посадку. Едва приземлились, Женька сразу в пилотскую: «Как там «Шахтер»?» Ответ был для него подобен нокдауну: «Проиграл 1:2.» Слезы потекли по щекам, как у ребенка, словно случилось что-то совсем страшное или невмоготу обидное. Элла (невеста композитора. — Ф. Р.), приехавшая в аэропорт его встречать, даже перепугалась, увидев Женю, выводимого в неописуемом горе из самолета! Притом все уже вышли, а мы со стюардессами и пилотами его еще несколько минут успокаивали. А Элка-то сама киевлянка и, услыхав о причине мужских слез, сразу своего жениха на место поставила: «Играл бы хорошо твой «Шахтер», так мне бы, может быть, пришлось плакать из-за проигрыша «Динамо». А если он почти сам себе голы забивает, то хоть болей за него, хоть пой для него, хоть плачь — все без толку!..»

Леонид Брежнев тем временем находится в Крыму, где совмещает отдых с деловыми встречами с лидерами социалистических стран. Так, 14 августа Брежнев принимал у себя болгарского руководителя Тодора Живкова. Во время встречи были обсуждены несколько проблем сотрудничества между двумя странами, о которых потом было сообщено в газетах. Но одна тема осталась за скобками газетных передовиц. Речь идет о помощи КГБ болгарским спецслужбам в деле физического устранения видного болгарского диссидента Георгия Маркова, который окопался в Лондоне и работал на Би-би-си. Как мы помним, некоторое время назад болгары обратились к советским чекистам с просьбой о такой помощи, на что Андропов поначалу хотел ответить отказом. Но потом, под давлением своих коллег, согласился помочь болгарам, но только технически, не участвуя конкретно в покушении. В итоге в Софию отправились посланцы КГБ: некто Голубев и один из технических специалистов, которые должны были обучить болгар практическому использованию специальных ядов, не оставляющих следов после убийства. Действие яда было опробовано на лошади: миллиграммовая доза свалила животное. Однако болгарам этого показалось мало, и они решили приблизить эксперимент к реалиям дня. Они испытали действие яда на одном из заключенных, приговоренных к смерти. Причем опыт провели, моделируя реальную обстановку. Сотрудник МВД подошел к смертнику на расстояние около метра и произвел бесшумный выстрел из вмонтированного в зонтик механизма. Заключенный вздрогнул, как от укуса пчелы, и дико закричал — видимо, он понял, что с ним на самом деле произошло. Однако кричал он напрасно: дни шли за днями, а яд на него не действовал. Болгары заволновались и стали предъявлять претензии советским специалистам: дескать, яд — бракованный, лошадь берет, а человека нет. Голубеву пришлось срочно возвращаться в Москву для дополнительных консультаций со своими коллегами из 12-го оперативно-технического управления КГБ. Те, выслушав его рассказ, предложили альтернативный способ покушения: смазать ручку двери автомобиля специальным составом, вызывающим инфаркт у прикоснувшегося к ручке через день-два. Однако болгары отказались от такого способа, сочтя его опасным — ведь к ручке мог прикоснуться не только Марков, а, к примеру, кто-то из его близких или друзей. Тогда решено было вернуться к первоначальному варианту — выстрелу из зонтика. Доза яда была увеличена, и Голубев вернулся в Софию для дальнейшего инструктажа. До устранения Маркова оставалось меньше месяца.

Между тем коллеги «химиков» из 12-го управления — сотрудники 5-го управления (идеология) КГБ по Москве и области торжествовали победу: в те дни им наконец-то удалось разоблачить и арестовать «засланного казачка» в своих рядах — Виктора Орехова, который вот уже почти два года исправно помогал диссидентам, предоставляя им ценную информацию о намерениях КГБ в их отношении. Из-за этого многим правозащитникам удалось либо избежать ареста, либо надежно спрятать, а то и уничтожить все важные документы, интересующие Лубянку. Орехов был судим военным трибуналом и получил 8 лет тюрьмы (наказание отбыл от звонка до звонка в спецзоне для бывших работников правоохранительных органов в марийских лагерях).

В первой половине августа в столичных кинотеатрах состоялись премьеры следующих фильмов: 14-го — советский детектив «Подарки по телефону» Алоиза Бренча с участием Стасиса Петронайтиса, Эугении Плешките и др.; и французский фильм этого же жанра «Частный детектив».

Кино по ТВ: «И тогда ты вернешься» (1-го), «В добрый час!» (2-го), «Право на прыжок» (3-го), «Страх высоты», «Ночная смена» (4-го), «К новому берегу» (5-го), «Пятнадцатилетний капитан», «Дорога жизни» (6-го), «Увольнение на берег» (8-го), «Диалог» (премьера т/ф 8—10-го), «Марианна» (9-го), «Дорогой мой человек» (10-го), «Минута молчания», «Дело «пестрых» (11-го), «Собака на сене», «Тренер» (12-го), «Конец старой Березовки» (13-го), «Меж высоких хлебов» (14-го), «Мой старший брат» (15-го) и др.

Эстрадные представления: 1-го в «Энтузиасте» выступал греческий ансамбль «Бузуки»; 1—2-го в Ждановском ПКиО — посланец солнечного Узбекистана ВИА «Ялла» (3—4-го — в «Софии»); 1—3-го в ГЦКЗ «Россия» — японский квартет «Ройял Найтс»; 2, 6-го на ВДНХ — Лата Мангешкар (Индия); 8-го в «Энтузиасте» — татарский певец Ильгам Шакиров; 11—17-го на ВДНХ — ВИА «Синяя птица»; 11—14-го в ГЦКЗ «Россия» — Роза Рымбаева из Казахстана.

Из Москвы перенесемся в Ставрополье, в альплагерь «Узункол». Утром 16 августа там произошло несчастье, о котором рассказывает Татьяна Визбор (дочь Юрия Визбора, который в те дни находился там же):

«На «Узункол» опустился сплошной туман. Как шутили тогда, «в раю было холодно, шел снег и дул ветер». На зарядке свою же вытянутую руку невозможно было разглядеть. Наша группа новичков должна была выходить на занятия в ущелье Мырды. Когда мы стояли на построении, мимо, казалось, не видя ничего перед собой, пробежал отец с перекошенным лицом в полном альпобмундировании. Я тогда ничего не поняла, а после мы узнали, что произошло несчастье… Группа из пяти человек, участвовавшая в соревнованиях Центрального совета «Спартака»… Короче, Олег Коровякин погиб, Ковуненко, Зыбин, Башкиров получили многочисленные ожоги разной степени, Капров — единственный не пострадавший. Ночью к ним в палатку залетела шаровая молния… Коровякин умер, даже не проснувшись (26 лет, женат, дочери 6 лет). Самое обидное, что все было сделано по правилам, ошибки не было: они ночевали за 100 метров от гребня и все металлические вещи отнесли за пределы лагеря. На спасательные работы были брошены все разрядники, все значкисты, четыре новичка (остальных просто не пустили) и весь преподавательский состав лагеря. Первая группа ушла в восемь часов утра, как только все выяснилось (ребята долго не могли связаться по рации с лагерем, что-то, как всегда, барахлило). Последняя — пришла в два часа ночи. Отец ассистировал доктору прямо на горе. Оставаясь в, лагере, мы готовили палату для раненых…»

17 августа в Москве умерла популярная актриса театра и кино Вера Марецкая. Окончив в 1924 году Школу-студию при Театре им. Вахтангова, она вступила в студию под руководством Юрия Завадского. Очень скоро 17-летняя Марецкая стала любимицей всей студии. Ей прощалось все: даже регулярные опоздания на занятия и хроническая рассеянность. Особенно сильно на нее злился Завадский, но в то же время и сильно ее любил. В 1925 году они поженились. Правда, брак этот продлился недолго, однако даже расставшись как муж и жена, они продолжали работать вместе: в 1940 году Завадский взял Марецкую в свой Театр им. Моссовета, где она сразу же стала примой, играя исключительно главные роли в таких спектаклях, как «Хозяйка гостиницы», «Машенька», «Надежда Дурова» и др.

Но всесоюзную славу Марецкой принесло, конечно же, кино. Сниматься она начала давно — с 1925 года (первая роль — домработница Катя — в комедии «Закройщик из Торжка»), однако широкая известность пришла к Марецкой только в 1940 году, когда на экраны страны

вышел фильм «Член правительства», где она сыграла простую деревенскую женщину Александру Соколову, которая сумела дорасти до члена правительства. Затем на ее счету были не менее популярные фильмы: «Она защищает Родину» (1943, Сталинская премия в 1946), «Сельская учительница» (1947, Сталинская премия в 1948), «Мать» (1956). В 43 года Марецкая стала народной артисткой СССР (1949). В 70 — Героем Социалистического Труда (1976).

Марецкая долгие годы была одной из лучших актрис Театра им. Моссовета, там ее уважительно называли «Вэ Пэ» (сокращенное от Веры Петровны). Женщиной она была веселой и частенько хвалилась перед более молодыми коллегами своими прошлыми амурными победами (а в числе ее любовников были такие видные представители творческой элиты, как кинорежиссер Иосиф Хейфиц, писатель Михаил Зощенко и др.). Как частенько хвалилась Марецкая: «Я люблю доводить мужиков до безумия и покидать их в последний момент… Так им и надо!..»

В последние годы Марецкая сильно болела. Однако полостные операции и трепанация черепа не надломили ее — пусть реже, чем всегда, но она выходила на сцену. В последний раз она вышла на сцену родного театра в спектакле «Миллион за улыбку». Умерла Марецкая спустя две недели после того, как справила свое 72-летие.

В тот день, когда не стало Марецкой, столичный Театр на Малой Бронной уезжал в шотландский город Эдинбург, где должен был участвовать в театральном фестивале, показав два спектакля: «Женитьбу» и «Месяц в деревне». Однако перед самым вылетом труппы из Москвы, в аэропорту Шереметьево, произошел забавный казус, который, впрочем, был вполне типичен для тех лет. Дело в том, что советским гражданам, выезжавшим за границу, выделялись крайне скудные средства на житье-бытье, поэтому они восполняли этот пробел тем, что брали с собой в дорогу как можно больше дешевой и не скоропортящейся пищи — то бишь консервов. Актеры «бронновцы» поступили точно так же, рассчитывая, что родная таможня не станет к ним за это придираться. И та действительно закрыла на этот факт глаза, хотя поволноваться актерам все-таки Пришлось. Первой тормознули Ольгу Яковлеву, которая на просьбу открыть огромный баул с легкостью согласилась и явила глазам потрясенного таможенника десятка три или четыре банок консервов.

Когда вся труппа оказалась на борту самолета, началось пиршество. Из всех баулов и сумок были извлечены припасенные продукты, и актеры интенсивно заработали челюстями. Эта же картина продолжилась и на чужой земле — в Шотландии. Когда в Лондоне актеры пересели в поезд, отправлявшийся в Эдинбург, пиршество продолжилось. Бедные англичане, которые впервые в жизни наблюдали подобное зрелище, были в шоке. Когда труппа приехала в Эдинбург, первое, что сделал главный режиссер театра Анатолий Эфрос, — собрал актеров на короткую летучку. И объявил, что все его актеры — неинтеллигентные люди! В его устах это было самым страшным ругательством. Однако уже спустя несколько часов актеры полностью реабилитировались в глазах своего шефа, покорив тамошнюю публику своей бесподобной игрой. Особенным успехом пользовалась гоголевская «Женитьба».

И вновь вернемся в Москву. В субботу, 19 августа, здесь женился популярный композитор и певец Евгений Мартынов. Его женой стала 19-летняя киевлянка Эвелина Старенченко, с которой он познакомился около года назад. Девушка давно была согласна стать женой Мартынова, да он все тянул — ждал, когда получит новую квартиру. Наконец незадолго до свадьбы это событие произошло — Мартынов стал обладателем роскошной квартиры на втором этаже в доме № 32 на Большой Спасской улице. Въехав туда, артист заявил: «Ну вот, теперь можно и жениться!» Вспоминает его брат Ю. Мартынов:

«Зеркальный зал ресторана «Прага» буквально ломился от гостей, цветов, улыбок, поздравлений! Женя весь вечер прикасался к бокалу только символически, потому что в конце торжества должен был петь сам: так он для себя решил и держал в тайне этот сюрприз для всех. И вот Женя поет! Поет самозабвенно, переполняемый любовью и радостью. Поет для счастливой супруги. Для друзей и близких, искренне желающих ему счастья и удачи в семейной жизни — следующей главе в судьбе…»

В Багио продолжается матч Карпов — Корчной. После того как Корчной обратился к жюри матча, чтобы они убрали из первого ряда личного психолога его соперника — Зухаря, последний дал честное джентльменское слово, что отсядет в 7-й ряд. И действительно какое-то время он там сидел. Но потом вновь пересел поближе — в 4-й ряд. Тогда Корчной вызвал в Багио своего «знахаря» — Бергинера. Но тот работал значительно хуже своего соперника. В итоге Карпов выиграл две отложенные партии и к 20 августа уже вел 3:1. По словам самого Корчного, в тот злополучный день, когда доигрывались две партии, он хотел предложить Карпову ничью, но не смог этого сделать — ведь они друг с другом словесно не общались. И еще он заметил, как после первого доигрывания, когда они с Карповым поменялись за столом местами, Зухарь, сидевший в правой половине зала, вслед за Карповым поменял свое место и перешел на левую сторону.

Под Таллином идут съемки фильма «Сталкер». 20 августа съемочную группу покидала уже известная нам киновед Ольга Суркова, которая оставила в своем дневнике следующую запись:

«Я возвращаюсь в Москву поездом. Вместе со мной в купе едет администратор картины Татьяна Глебовна. Всю дорогу она рассказывает мне о том, как медленно работает Андрей (Тарковский. — Ф. Р.). И приводит, в частности, в пример съемки кадра с деревом: «Это дерево мы один день снимали пять часов, а на следующий день — еще восемь!!! Вначале мы обдирали листья. Потом их приклеивали. Потом делали паутину. Потом поливали дерево водой. Потом его красили. Потом припыливали. Потом Андрей долго кусал усы и наконец заявил, что кадр готов для съемок!»

Еще она жаловалась на то, что Андрей стал груб на площадке, кричит и на рабочих, и на актеров: «Бестолочи… бараны…» Ну, ладно бы на актеров… А ведь рабочие вообще все могут бросить, им-то что?! Кроме того, ведь сам Тарковский — художник-постановщик. И если он кричит, что кадр не готов, то кто виноват? Это художник-постановщик должен был этот кадр сдать в готовом виде режиссеру-постановщику, вот и сдавал бы! И Княжинский совершенно не при деле: «Андрей сам, лично по пять часов устанавливает кадр, который оператор-профессионал устанавливал бы семь минут… А он все хочет сам, сам…»

Все это было слушать грустно и тревожно. Андрей после перенесенного инфаркта жил под Таллином, на загородной вилле близ моря, на-втором этаже, с верандой. Заделался вегетарианцем, ел все без соли «по Брегу», делал часовую дыхательную гимнастику «по йогам» и вообще был полон благих намерений. А Лара (жена режиссера Лариса Тарковская. — Ф. Р.) пила… как будто бы «втихаря»…»

В Москве задержали шайку квартирных воров. Этого успеха удалось добиться благодаря бдительности старшего инспектора угро 114-го отделения милиции капитана Кунина. Это он поздно вечером, возвращаясь с дежурства, обратил внимание на молодую женщину, которая стояла у припаркованного возле дома № 3 на улице Строителей «Запорожца», нервно курила и озиралась. Наметанный глаз сыщика сразу учуял в поведении незнакомки что-то подозрительное. «Не иначе как на шухере стоит», — предположил Кунин и решил понаблюдать, что будет дальше. А дальше было вот что. Не докурив очередную сигарету, женщина щелчком отбросила ее в сторону и села в автомобиль. И через пару минут достала новую сигарету. Кунин решил больше не испытывать судьбу и подошел к незнакомке. Представившись и предъявив ей свое служебное удостоверение, сыщик поинтересовался: «Ваша машина?». «Моя», — последовал ответ. «А права у вас имеются?» — вновь озадачил женщину сыщик. «Имеются… только я оставила их дома», — ответила незнакомка. «Тогда попрошу вас выйти и пройти со мной в отделение», — приказал Кунин женщине. Та попыталась было возмутиться, но увидев, что милиционера таким образом не прошибешь, вынуждена была подчиниться.

Доставив дамочку в отделение, Кунин взял с собой трех напарников и вновь отправился к дому № 3 по улице Строителей. Интуиция подсказывала ему, что если женщина кого-то ждала, значит эти люди непременно должны объявиться возле «Запорожца». Спустя двадцать минут из дома вышли двое мужчин, причем у каждого в руках было по огромному тюку с вещами. Мужики успели сделать всего лишь несколько шагов, как сзади на них набросились стражи порядка и ловко защелкнули на руках незнакомцев наручники. Оба задержанных оказались матерыми квартирными ворами, а женщина исполняла в их шайке роль наводчицы.

В том же августе в Москве на свет появилась банда так называемых «клюквенников» — похитителей церковной утвари и антиквариата, которой суждено будет войти в анналы отечественной криминалистики в качестве самой дерзкой группировки этого «профиля». Создал и возглавил банду не кто-нибудь, а сын известного полководца, командующего артиллерией Войска Польского Петра Дейнеховского Анатолий. Перед парнем маячили весьма радужные перспективы, но он предпочел избрать иную стезю — криминальную. Начинал он рядовым «кидалой» у магазина «Весна» на Мичуринском проспекте — «кидал» доверчивых приезжих, жаждущих приобрести дефицитные ковры, представляясь им как заведующий складом. Интеллигентные манеры и синий халатик, накинутый на плечи, делали свое дело — никто из жертв даже предположить не мог, что этот юноша может их «кинуть». А он кидал. Да еще как кидал — на тысячи рублей.

«Побомбив» приезжих лохов примерно годик, Анатолий решил переквалифицироваться в другую криминальную профессию — в «клюквенники». Произошло это не вдруг, а после того как парень изрядно пообщался с «деловыми» в. «Стекляшке» — ресторане «Хрустальный», что на Кутузовском проспекте. Поскольку одному «бомбить» церкви было несподручно, Анатолий подобрал себе бригаду из трех человек. В нее вошли Андрей Зиновкин (выпускник Бауманского высшего технического училища), Александр Займовский (сын академика, ближайшего сподвижника самого И. Курчатова) и Игорь Лапшин (без именитой родословной, но зато с задатками хорошего альпиниста, что было очень даже кстати).

Дебют банды состоялся в августе 78-го. Местом совершения первого преступления главарь выбрал Донской монастырь, причем осуществить задуманное должен был «альпинист» Лапшин. Ему предстояло под покровом ночи взобраться на купол монастыря, выставить стекло и, спустившись вниз по веревке, взять икону Иоанна Воина в золотом окладе и уйти опять через купол. Лапшин сказал, что ему это дело провернуть — как два пальца об асфальт. И поначалу так оно и было. Вооружившись веревкой, он добрался до купола и стал спускаться вниз. Однако узел на конце он завязал не слишком туго, отчего тот развязался, и вор рухнул вниз. В итоге Лапшин сломал ключицу и заорал благим матом. На шум прибежали старушки, жившие при монастыре, но впотьмах приняли стонущего не за вора… а за посланца Божьего. И, рухнув на колени, принялись бить ему челом и целовать землю. Однако прибежавший вслед за ними сторож оказался не столь наивным и препроводил Лапшина в милицию. Там вор разыграл целый спектакль: стал клясться, что в монастырь забрался по причине своей набожности — дескать, хотел свечку поставить Иоанну Воину и помолиться. Но стражи порядка оказались не лыком шиты и возбудили-таки против ночного визитера уголовное дело. Но у Лапшина на этот случай была «отмазка»: он имел на руках справку о своей психической неполноценности, которая помогла ему в дальнейшем избежать уголовного наказания — его отправили лечиться в психушку. После этого провала Анатолий Дейнеховский заречется работать в Москве и будет «бомбить» церкви исключительно за ее пределами.

23 августа в Багио игралась 15-я партия матча Карпов — Корчной. И опять — в условиях «холодной войны» между шахматистами. В тот момент когда Корчной погрузился в глубокие раздумья перед очередным ходом, Карпов начал раскачиваться в своем кресле. Корчной, которого сей факт отвлекал от мыслей, вынужден был встать и уйти изучать позицию у демонстрационной доски. В этот миг к нему подошел главный арбитр матча Шмид и спросил, в чем дело. Корчной объяснил и попросил сделать Карпову замечание. Арбитр согласился. Однако Карпов оказался неуступчив, он сказал: «Ему мешает это, а мне мешают его зеркальные очки!» Далее послушаем рассказ В. Корчного:

«Прошло минут пятнадцать, прежде чем его наконец уговорили вести себя прилично. Дело, по-видимому, было не в красноречии главного судьи — просто позиция обрела ничейный характер, и Карпов понял, что даже техническая новинка не поможет ему выиграть…

Вопрос о поведении Карпова обсуждался на жюри. Мы предлагали зафиксировать кресла, чтобы на них нельзя было вертеться во время игры. Но Батуринский заявил, что, согласно правилам ФИДЕ, каждый участник вправе выбирать себе кресло по своему усмотрению. Жюри послушно приняло «поправку Батуринского».

Нам так и не удалось ни пристыдить, ни усмирить Карпова: время от времени он применял свой прием — особенно когда судьям, наскучивало следить за игрой и поведением участников. Вспоминаю, как однажды я отсел от столика во время своего хода, потому что сидеть за доской было невозможно; как к Карпову подошел Шмид и посмотрел на него с укоризной. Тот перестал качаться. Шмид обратился ко мне: «Ну, пожалуйста, сядьте за доску, видите — он больше не качается!» Так и хотелось ответить: «А где гарантия, что он дальше будет вести себя нормально?» Но я понимал главного судью: что мог поделать он, лишенный апелляционным жюри каких-либо полномочий!

Кстати, насчет зеркальных очков, которые я надевал на игру. Кто придумал, что я спасался таким образом от вредного воздействия советского психолога? Ведь я носил очки, начиная с первой партии, когда Зухарь был еще «в резерве главного командования»! Цель была проста: лишить Карпова его любимого занятия — стоя у стола, в упор смотреть на противника. Пока на мне были очки, он мог любоваться лишь собственным отражением…»