1977. Март

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1977. Март

Отмена «сухого закона» в Набережных Челнах. Запоздалое извещение о смерти Валерия Саблина. «Санаторный» день Владислава Дворжецкого. Землетрясение в Москве. ЦСКА становится чемпионом… и меняет тренера. ЦРУ принимает решение идти на контакт с Толкачевым. Успешные прогоны «Мастера и Маргариты». Драка, потрясшая Ленинград. «Мимино»: съемки за границей. Как Татьяну Егорову хотели завербовать в «стукачи». Высоцкий запил. Кто поджег «Россию»? Арест Анатолия Щаранского. Как поймали грабителя сберкассы. Исключение из СП Владимира Корнилова. Минкульт принимает «Мастера и Маргариту». Мемуары Брежнева. Контакт ЦРУ с Толкачевым. Брежнев клеймит диссидентов. Высоцкий: запой продолжается. Рок-группа «Цветы» возвращается. Юрий Завадский пытается пробить «Царскую охоту». Лев Копелев отказывается присутствовать на собственном исключении из Союза писателей. «Мимино»: возвращение в «Россию». Как обкуривали Брежнева. Кто писал мемуары генсека. Новая попытка добраться до убийц — Бразинскасов. Ростислав Плятт бьется с цензурой. СССР — США: переговоры впустую. «Ну, погоди!» № 10: почему Анатолий Папанов не озвучивал Волка. Диски «АББА» и «Би Джиз» добрались до СССР.

Во вторник, 1 марта, в Набережных Челнах закончился уникальный эксперимент, который не имел аналогов в истории страны лет этак 50: там был отменен «сухой закон». Ввели его ровно семь лет назад с одной-единственной целью: чтобы не сорвать строительство ударной стройки — КамАЗа. В этих целях в магазинах была резко ограничена продажа спиртного, особенно «огненной воды» — водки. В итоге вскоре город превратился чуть ли не в оазис трезвости на огромной территории спивающейся страны. И это принесло свои впечатляющие плоды. Во-первых, резко сократилось количество преступлений, во-вторых, вверх пошла рождаемость, причем дети появлялись на свет здоровыми.

И все же, несмотря на столь впечатляющие результаты, из Центра на этот эксперимент взирали без особого энтузиазма. Там внезапно испугались последствий: а что, если и другие крупные города захотят пойти этим же путем и ограничат продажу спиртного? А ведь эта статья в бюджете приносила казне колоссальные прибыли (2-е место после кинопроката). В результате сразу после того, как была пущена первая очередь КамАЗа, эксперимент в Набережных Челнах был прекращен: там была открыта продажа спиртных напитков по общим правилам.

2 марта КГБ города Горький прислало повестку на имя отца Валерия Саблина Михаила Петровича с просьбой явиться к ним в управление. Поскольку вот уже больше месяца, как вызываемый скончался, по вызову явился его младший сын Николай. В КГБ его встретили неласково: мол, почему пришли вы, а не отец, нам нужен именно он. Поскольку сказано это было в не самой мягкой форме, нервы Николая не выдержали: «Да вы что! Отец умер. Сердце. И вам это известно. Как вы смеете!»

А тамошняя канцелярская крыса ему в ответ: «Умер, говорите? Удостоверьте соответствующим документом».

И только когда Николай выложил на стол свидетельство о смерти отца, ему небрежно бросили свернутый вчетверо документ. Это было еще одно свидетельство о смерти — на этот раз его брата Валерия Саблина. В нем значилось, что «гражданин Саблин Валерий Михайлович умер третьего августа 1976 года в возрасте 37 лет, о чем в книге регистрации актов о смерти 1977 года февраля месяца 22 числа произведена запись за № 344». В графе «причина смерти» стоял прочерк. Так, спустя семь месяцев после казни Саблина его родным соблаговолили сообщить об этом, причем причину смерти скрыли. Поэтому больная мать мятежного капитана и напишет письмо в Военную коллегию Верховного суда СССР, где будет вопрошать: «Почему мы не получили никакого ответа на ходатайство о помиловании сына, поданное моим мужем в Президиум Верховного Совета СССР еще 20 июля 1976 года?.. Облегчение сейчас может принести мне только объяснение того, что произошло с сыном, ответы на волнующие меня вопросы, знание того, что все случившееся согласуется с Законами Советского государства и с человеческими нормами». Однако письменного ответа на свое послание мать Саблина так и не дождется.

В тот же день в Мюнхене футболисты киевского «Динамо» встретились в матче розыгрыша Кубка европейских чемпионов с тамошней «Баварией». Гости приехали с твердым намерением сыграть вничью, чтобы в ответном матче на своем поле решить исход противостояния в свою пользу. Увы, из этой затеи ничего не вышло. Но выигрыш немцев получился минимальный (1:0), и при таком счете у киевлян оставались хорошие шансы на выход в полуфинал престижного турнира. Этот шанс они не упустят — в повторной игре выиграют у немцев 2:0.

Владислав Дворжецкий продолжает залечивать раны на даче в Переделкине. 3 марта он записал в своем дневнике следующие строчки: «Вчера у нас был «санаторный» день. Договорились с Митькой (приятель актера Дмитрий Виноградов. — Ф. Р.), что никуда не пойдем и будем проводить время, как в санатории: бездумно и беззаботно. Целый день играли в карты, ели, смотрели телевизор… Мне постоянно шла карта, и я выигрывал (кому в карты не везет, того вряд ли кто полюбит). Все было очень тихо-мирно, без всплесков, а сердце почему-то разболелось, даже страшно стало… Сегодня поликлиника, ЖСК со справками — опять ехать в Москву…»

В эти же дни в Токио проходил чемпионат мира по фигурному катанию. Золотые медали в спортивных танцах завоевали советские фигуристы Ирина Роднина (в 9-й раз) и Александр Зайцев (в 5-й). 13-летняя Елена Водорезова стала первой из советских фигуристок, кто завоевал малую серебряную медаль в сумме произвольной и короткой программ, а в произвольной выступила лучше всех.

В субботу, 5 марта, в 22 часа 22 минуты по московскому времени миллионы жителей столицы пришли в панику — в городе произошло землетрясение. К счастью, сила его оказалась слишком мала, чтобы нанести городу какие-либо повреждения (всего 3–4 балла), но страху эта встряска наделала в Москве порядочного. Я сам был свидетелем этого. В тот вечер я смотрел по «ящику» фильм «Служили два товарища», как вдруг услышал за окном какой-то шум. Выглянул и увидел своих соседей по ближайшим домам. Все они проживали на верхних этажах и страшно перепугались, когда в их квартирах закачались люстры, задрожала посуда в сервантах, а у кого-то даже рухнули полки. Наша семья последствий землетрясения не ощутила, поскольку дом у нас был двухэтажный, а сами мы жили на первом этаже. Я даже не помню, чтобы у нас хотя бы люстра задрожала.

Между тем эта встряска была всего лишь слабым отголоском сильнейшего землетрясения, которое в тот день произошло в Румынии и сильно повредило ряд тамошних городов, в том числе и столицу — Бухарест, а также нанесло урон и соседней Молдавии. Что касается Москвы, то она за всю свою историю пережила лишь одно сильное землетрясение, которое случилось в XV веке. А в 1940 году, после Карпатского землетрясения, столицу тряхануло лишь слегка — было зафиксировано 2–3 балла.

Волею судьбы популярный певец Вячеслав Малежик в те дни находился с гастролями в Николаеве. В тот момент, когда в Румынии началось землетрясение, он стоял на сцене и пел песню «Зеленый крокодил» («Фонари и окна гасит город сонный, а мне опять приснился крокодил зеленый — зеленый-презеленый, как моя тоска»). Далее послушаем его собственный рассказ:

«Ну, стою пою. И вдруг слышу гул какой-то, штукатурка на меня начинает сыпаться. Я, правда, подумал, что меня кто-то разыгрывает из своих — и круг на сцене вот-вот поедет, или еще какую каверзу придумали. Но — пою. Так до конца и допел, а потом, как выяснилось, по всему городу паника была страшная, люди из домов выскакивали, метались, не знали, куда спрятаться. И только те, что на концерте были, так ничего и не заметили, и никакой паники. А самый сильный толчок — как раз и был под «крокодила»…»

7 марта, за четыре тура до завершения XXXI чемпионата СССР по хоккею с шайбой определился его победитель — ЦСКА. Армейцы набрали 55 очков и стали недосягаемы для своих ближайших преследователей — столичных динамовцев. Золотой состав ЦСКА выглядел следующим образом: вратарь — Владислав Третьяк; защитники — Алексей Волченков, Сергей Гимаев, Александр Гусев, Виктор Кузнецов, Владимир Лутченко, Владимир Палилов, Вячеслав Фетисов, Геннадий Цыганков; нападающие — Борис Александров, Вячеслав Анисин, Владимир Викулов, Александр Волчков, Виктор Жлуктов, Александр Лобанов, Борис Михайлов, Владимир Петров, Владимир Попов, Валерий Харламов; тренер — Константин Локтев. Кстати, для последнего это был последний успех в ЦСКА: на тот момент высшее спортивное руководство уже приняло решение назначить главным тренером ЦСКА Виктора Тихонова, который до этого руководил рижским «Динамо», а год назад стоял у руля национальной сборной на Кубке Канады. Большинству специалистов назначение Тихонова на должность тренера в сильнейший клуб страны казалось странным: дескать, неужели у нас в столице перевелись тренеры, если потребовалось вызывать такового из Риги? Но объяснение этому факту лежало, в общем-то, на поверхности: Тихонова сначала назначили главным тренером сборной страны, а это автоматически повлекло и назначение его тренером сильнейшего клуба. Хотя сам Тихонов какое-то время упорно отказывался взваливать себе на плечи два тяжелых «мешка» одновременно и возглавлять ЦСКА не хотел. Но раз партия приказала…

Прошлогодний чемпион страны столичный «Спартак» на этот раз довольствовался 6-м местом, что явилось провалом. Помню, в нашем классе мне сочувствовали все, особенно девчонки. Дело в том, что я тогда здорово фанател и был на всю школу чуть ли не единственным фанатом «Спартака» (тогда это движение только зарождалось). Даже в школу я ходил со спартаковским значком и периодически сотрясал коридоры учебного заведения фанатскими кричалками. Именно поэтому я и был выбран своими товарищами по классу политинформатором: отвечал за блок спортивных событий. Когда ЦСКА стал чемпионом и мне пришлось сообщать об этом одноклассникам, я являл собой грустное зрелище.

Тем временем Адольф Толкачев продолжает искать контакта с ЦРУ. Как мы помним, впервые он отважился на этот шаг в прошлом месяце, но тогда две его попытки завершились провалом. И вот — новая. На этот раз он не стал оставлять записку под стеклоочистителем посольского автомобиля, а пошел в открытую: когда американец остановил машину у светофора, Толкачев подбежал к нему и попытался передать записку непосредственно в руки. Но американец, посчитав это провокацией КГБ, ударил по газам. Толкачев снова остался ни с чем.

В тот же день американец (а был он цэрэушником) доложил об этом инциденте своему непосредственному начальнику — московскому резиденту Гарднеру Гасу Хэтэуэйю, а тот уже отправил шифровку в Лэнгли. Ответ пришел непосредственно от шефа ЦРУ Тернера: тот был убежден, что налицо грубая провокация Лубянки. Однако Хэтэуэй был иного мнения: сопоставив предыдущие случаи, он вдруг предположил, что человек, так настойчиво стремившийся выйти на контакт с ними, на самом деле делает это искренне. «Если бы это была провокация КГБ, то они бы избрали более изощренный способ», — рассуждал Хэтэуэй. Поэтому в новой телеграмме Тернеру резидент попросил разрешения связаться с искателем контакта по домашнему телефону, благо он был указан в одной из его записок. Как ни странно, но вскоре из Лэнгли пришел ответ: «Контакт разрешаем».

В Театре на Таганке продолжаются репетиции «Мастера и Маргариты». Вся театральная тусовка только и ждет того часа, когда состоится премьера, и пребывает в жутком волнении. В не меньшем мандраже пребывает и труппа театра. Прогон следует за прогоном, причем на каждый приходит весьма именитая публика: писатели, художники, ученые, журналисты, короче — элита. Практически все в восторге от увиденного. 9 марта после прогона исполнителя роли Воланда Вениамина Смехова лично поздравил его не самый большой поклонник Юрий Карякин. Да и сам главреж Юрий Любимов пребывает в весьма добром расположении духа, чуть ли не всех артистов называет «душками», а особенно благоволит к тому же Смехову.

Съемочная группа фильма «Мимино» в эти дни пребывает в Западном Берлине (со 2 марта), где снимаются «заграничные» эпизоды с участием Мизандари (Вахтанг Кикабидзе) и Ларисы Ивановны (Елена Проклова). Были сняты эпизоды: Мизандари покупает надувного крокодила; летчики гуляют по городу и др. Съемки продолжались до 10 марта.

Громкий скандал в те дни потряс Ленинград. В его эпицентре оказался популярный эстрадный певец Сергей Захаров, который в течение нескольких дней выступал в составе труппы Ленинградского мюзик-холла на сцене Дворца культуры имени Ленсовета со спектаклем «Нет тебя прекрасней» (выступления были приурочены к Международному женскому дню). Спектакль пользовался огромным успехом у публики, и достать билеты на него было практически невозможно. Простые ленинградцы буквально дневали и ночевали у билетных касс, а так называемые «блатные» старались попасть на представление, заполучив контрамарки через администраторов дворца либо через самих артистов. Собственно, именно из-за контрамарок и разгорелся весь сыр-бор.

В тот злополучный день Захаров в компании нескольких друзей, которым нужны были контрамарки, зашел в кабинет администратора Дворца культуры Роднова, чтобы с ним утрясти эту проблему. В тот момент в кабинете, кроме хозяина, находился и главный администратор мюзик-холла Михаил Кудряшов. Услышав про просьбу Захарова, тот заметил, что свои контрамарки артист уже получил от него накануне и на большее рассчитывать не вправе. Это замечание Захарову не понравилось, и он попросил Кудряшова не вмешиваться: мол, я же не у тебя прошу. Тот тоже оказался не робкого десятка (как-никак бывший боксер-разрядник) и ответил артисту той же монетой — так же грубо. Захаров вспылил и бросился на администратора с кулаками. Если бы не присутствовавшие здесь хозяин кабинета и коллеги Захарова, то заварушка могла бы вспыхнуть нешуточная. Но драчунов мигом разняли, развели по разные стороны, а администратор дворца, дабы погасить конфликт, согласился пропустить друзей певца на спектакль. Но, как показали дальнейшие события, инцидент этим не исчерпался.

В антракте Захаров отыскал своего обидчика и предложил продолжить выяснение отношений где-нибудь в удобном месте — например, на улице. Кудряшов, который, как я уже упоминал, был боксером, согласился, тем более что Захаров пообещал, что они будут биться тет-а-тет. Здесь же определили и время поединка — сразу после завершения спектакля.

Представление закончилось поздно вечером, но Захаров еще какое-то время был занят — давал интервью для Киевского ТВ. Вопросы были стандартные; каковы ваши ближайшие планы, собираетесь ли продолжать свою карьеру в кино (Захаров снялся в водевиле «Небесные ласточки», премьера которого состоялась в декабре прошлого года) и т. д. Все это время Кудряшов терпеливо ждал, когда его будущий противник освободится. Наконец, соперники вышли на улицу. Но едва они приняли стойку, как к месту поединка подбежали те самые друзья Захарова, которых он провел на спектакль: ученик студии мюзик-холла, неистовый меломан и бармен одного из ленинградских ресторанов. Не говоря ни слова, они накинулись на администратора и принялись избивать его с шести рук. В итоге бывший боксер получил множественные травмы лица, а также повреждение паха. Травмы были настолько серьезные, что в тот же день администратора отправили в больницу, где он вынужден был пролежать почти месяц. Инцидент хотя и получил огласку, однако пока ни к каким серьезным последствиям для певца не привел — это случится чуть позже. А пока Захаров продолжал выступать с концертами и раздавать бодрые интервью (8 марта он пел в «Голубом огоньке», правда, не зная, что это одно из его последних выступлений по ТВ).

Тем временем в Москве актрису Театра сатиры Татьяну Егорову КГБ пытается… завербовать в свои агенты. Произошло это аккурат в те дни, когда Егорова пребывала на седьмом небе от счастья — ждала ордер на новую квартиру. Как мы помним, актриса жила в арбатской коммуналке, а тут ей должны были выдать ордер на отдельную квартиру на проспекте Вернадского. И хотя это окажется 16-метровая хрущоба, да еще грязная и старая, но она будет своя, отдельная. Так вот, незадолго до получения ордера в один из мартовских дней раздался звонок во входную дверь. Егорова открыла и увидела на пороге мужчину в черном тулупе. Не говоря ни слова, он сунул ей под нос красную книжечку, на которой была вытеснена аббревиатура из трех букв — «КГБ», и прошел в комнату. Там он уселся на стул, нагло раздвинув ноги. Чтобы унять дрожь, которая стала бить хозяйку по всему телу, она предложила гостю выпить вина, «Каберне». Но тот ответил, что на работе не пьет. Тогда Егорова стала пить одна маленькими глотками. Видимо, взирать на это гостю было не слишком приятно, поэтому он попросил налить и ему. Пока он пил, Егорова успокоилась. И даже пошутила:

— Вот вы на работе и пьете! Как вы в КГБ-то оказались, такой парень симпатичный?

— Просто оказался: учился в Плехановском… мне предложили… я пошел, — последовал ответ.

Закончив с вином, гость спросил:

— Вы где отдыхаете?

— Обычно в Латвии… на берегу моря.

— А в Сибирь не хотите?

— Я там была, на гастролях, — ответила Егорова. — А вы были? Нет? Вот вам бы туда и поехать!

Видимо, вино ударило хозяйке в голову, и последние остатки страха у нее улетучились. Поэтому, когда гость достал из кармана пачку «Примы» и попытался закурить, Егорова его быстро осадила:

— У меня не курят! И вообще мне пора в театр. Подъем!

Когда они вышли на улицу, Егоровой казалось, что здесь-то чекист от нее отвяжется. Но он засеменил рядом с ней, дымя на ходу сигаретой. Тогда актриса спросила его без обиняков:

— Что вам от меня надо?

— Мы хотим, чтобы вы нам помогли.

— В чем?

— Я вам расскажу, — оживился парень. — Мы даем вам «девочку», вы с ней сидите в ресторане «Националь», стреляете иностранных «мальчиков». Короче, знакомитесь с ними для того, чтобы выведать интересующую нас информацию.

После всего услышанного Егорову буквально переполняло жгучее желание врезать наглецу по морде, но она сдержалась. И решила ему подыграть.

— Хорошо, пошла я в ресторан, а этот «мальчик» приглашает меня к себе в номер. Мне идти?

— Конечно! — закивал головой чекист.

— А если в номере он начнет ко мне приставать, на кровать заваливать?

— Вы ему в морду! — последовал ответ.

— Но тогда я не смогу выведать интересующую вас информацию.

У парня на лице отобразилось смятение. Наконец он произнес:

— В вашем театре нам многие помогают. И остаются довольные — мы и народных даем, и заслуженных. А вы почему не хотите?

Тут они подошли к Театру сатиры, и Егорова вскочила на ступеньки, как на безопасную территорию. И решила больше не хитрить. Когда чекист спросил о будущей встрече, она высказала ему все, о чем думала все это время:

— Пошел отсюда, ничтожество! Не смей ко мне близко подходить! Что стоишь? Вон я сказала!

Чекист действительно больше к ней не подходил, но зато в течение месяца настойчиво звонил по телефону и обкладывал трехэтажным матом. Но Егорова каждый раз бросала трубку. За что и поплатилась: осенью КГБ ей отомстит, не пустив вместе с театром на гастроли в Югославию.

Но вернемся в март 77-го. В воскресенье, 13 марта, в Театре на Таганке должен был состояться спектакль «Гамлет». Как и положено на представлениях этого театра, зрителей пришло столько, что яблоку негде было упасть. А спектакль не состоялся по причине того, что Гамлет — Владимир Высоцкий — элементарно запил. Причем пил он уже несколько дней, из-за чего до этого был сорван еще один спектакль с его участием — «Пугачев». А «Гамлета» на этот раз заменили «Обменом» по Ю. Трифонову. Описывая события тех дней, В. Золотухин отозвался на очередной запой своего коллеги следующим образом:

«Что-то он перемудрил со своей жизнью. Чего, казалось бы, не хватает: талант, слава, успех повсюду и у всех? Ведь он так сорвет парижские гастроли…» (В конце года, к славному юбилею 60-летия Октябрьской революции власти обещали выпустить «Таганку» на первые западные гастроли — в Париж. — Ф. Р.).

Полным ходом идет следствие по делу о пожаре в гостинице «Россия». Возглавляет его следователь по особо важным делам Прокуратуры Москвы Александр Шпеер. Несколько десятков следователей и экспертов буквально рыли носом землю, чтобы установить причины возгорания, но в этой работе было много таинственного. Например, официально было объявлено, что пожар начался у лифта на пятом этаже, откуда огонь стал распространяться по шахтам. Однако производители лифтов финны, узнав об этом, тут же командировали в Москву своих специалистов, чтобы те опровергли эту информацию: мол, наши лифты не могли стать разносчиком огня. И ведь доказали!

Тогда дознаватели сосредоточились на другом объекте — радиоузле рядом с лифтом. И тут же появилась новая версия: мол, кто-то из рабочих оставил в розетке включенный паяльник, из-за которого произошло замыкание. В пользу этой версии говорил такой факт: накануне пожара коллективу гостиницы вручили переходящее Красное знамя за успехи в социалистическом соревновании, и рабочие якобы отметили это дело массовой попойкой. Однако обвинение в пьянстве на рабочем месте никому предъявлено почему-то не было.

Стремительное распространение пожара стало возможным благодаря облицовке помещений в «России». На полу в коридорах лежали ковровые дорожки без спецпропитки, на стенах были самоклеющиеся импортные обои, которые быстро и удушливо горят. Оказывается, еще за 9 месяцев до трагедии Госпожнадзор вынес очередной протест администрации «России» по этому поводу, но там положили его под сукно.

Рассказывает И. Панков: «У двух десятков экспертов пищи для размышлений было достаточно. Выяснилось, что за 9 месяцев до катастрофы Госпожнадзор вынес очередной протест, где указал, что облицовка помещений «России» сверхпожароопасна. Экспертная комиссия посчитала, что огонь распылялся по отложениям органики в воздуховодах и междуэтажных проемам. А система дымоудаления сработала с точностью до наоборот. Огромные вентиляторы на дне лифтовых шахт должны были оттягивать дым из помещений и гнать его под крышу к выходным отверстиям. Но верхние жалюзи открылись частично — вентиляторы закачивали губительный поток на этажи. Кроме того, в «России» не было системы оповещения людей и автоматических средств пожаротушения (так сегодня оснащен столичный отель «Космос»), когда спринклерные головки в номерах срабатывают на значительное повышение температуры и превращаются в холодный душ.

Словом, форс-мажор, трагическое стечение обстоятельств.

Как показал пожар, ни жильцы, ни персонал «России» к этому готовы не были. Подавить первоначальный очаг силами двух радистов и дежурной по этажу не удалось. Люди в панике распахивали двери и окна, словно приглашая огонь к себе. О самодельных платках-респираторах, как о путях спасения, мало кто имел представления…»

Между тем параллельно официальной версии — случайное возгорание — существовала и другая — диверсия. Одним из тех, кому эта мысль первому пришла в голову, был автор проекта гостиницы Виталий Мазурин (он же станет и главным архитектором проекта восстановления «России»). После того как на второй день после пожара ему на стол легли схемы всех этажей гостиницы, он сделал вывод о том, что сплошного фронта огня не было и заключения экспертов по этому поводу — липа. По мнению Мазурина, распространение огня по горизонтали или по вертикали невозможно не только с большой скоростью — оно невозможно вообще. Согласно схемам, вентиляционные шахты были проложены таким образом, что магистральные воздухоходы пронизывали санузлы номеров снизу доверху, то есть отрезали воздушный (или дымовой) поток от соседних комнат и выводили его к чердаку, где огню тоже никак было не разгуляться — вентиляция проходила внутри огнеупорных железобетонных блоков.

Главным доводом в пользу умышленного поджога было то, что пожар возник не в одном месте, а сразу в нескольких. Об этом говорили многочисленные свидетели, а также имелись вещественные доказательства. Например, было известно, что наиболее сильно пострадали от огня 5-й и 13-й этажи (последний особенно), но в промежутках между ними были этажи, которые огнем вообще не были тронуты. Значит, можно было предположить, что злоумышленники подожгли 5-й этаж (оттуда подавалось электропитание) и 13-й (там располагалась автоматика, приводящая в действие систему дымоудаления). Кстати, версией о диверсии занимались МВД и КГБ, но их представители позднее заявили, что подтверждения эта версия не нашла. Но так могло произойти по причине боязни официальных властей побеспокоить общественность: в таком случае это было бы очередным провалом спецслужб, которые за полтора месяца «проспали» сразу несколько ЧП — сначала взрывы в Москве, теперь вот пожар в крупнейшей гостинице.

По слухам, которые распространяли независимые источники, пожар в «России» был результатом интриг между КГБ и МВД. В последнем совсем недавно была создана оперативно-розыскная часть (ОРЧ), которая собирала компромат на расхитителей социалистической собственности и коррупционеров. Одна из штаб-квартир ОРЧ располагалась именно в «России», что не давало покоя КГБ, который тоже имел свои «очаги влияния» в гостинице. Поджог в «России» и мог явиться результатом этой борьбы: его могла организовать как одна, так и другая сторона, заинтересованная в вытеснении конкурента с выгодной территории. Другое дело, что поджигатели, видимо, надеялись обойтись малым уроном и совсем не рассчитывали, что пожар примет столь катастрофические размеры. Кстати, все документы по расследованию этого ЧП будут спрятаны в спецчасти Мосгорсуда и доступ к ним будет засекречен.

Еще одна версия пожара — поджог организовала внутренняя оппозиция. Версия тоже вполне правдоподобная, если учитывать последние события — ужесточение репрессий против диссидентов. Устроив такую акцию, ее организаторы из числа оппозиционеров убивали сразу двух зайцев: и спецслужбы подставляли, и в то же время имели возможность свалить этот пожар на них же.

Тем временем КГБ продолжает репрессии против диссидентов. Его очередной жертвой стал активист еврейского движения за эмиграцию Анатолий Щаранский. О том, что над ним реально нависла угроза ареста, Щаранский знал за несколько дней до этого. Знали об этом и его друзья: например, дочь Сахарова Таня предлагала Щаранскому спрятаться у себя на даче. Но тот сослался на то, что ему необходимо уладить в городе срочные дела. КГБ, прознав о том, что друзья пытаются спрятать Щаранского от ареста, тут же форсировал события. Утром 15 марта, когда Щаранский выбежал на пару минут на улицу, чтобы позвонить из телефона-автомата, на его руках защелкнулись наручники.

Самое время взглянуть на киношную афишу столицы. 1 марта на широкий экран вышла лента Валерия Чечунова «Иван и Коломбина», рассказывающая о том, как демобилизованный солдат (актер Александр Харитонов) возвращается на «гражданку» и приходит работать в автоколонну. Фильм стал дебютом для молодого сценариста Валерия Приемыхова, который ждал его выхода буквально с замиранием сердца. А потом едва со стыда не сгорел — так не понравилось ему увиденное. Кстати, не только ему: критики назовут эту ленту «худшим фильмом года».

Кино по ТВ: «Доверие» (1—2-го), «Выбор цели» (с субтитрами, 1-я серия, 3-го), «Необыкновенное лето» (4-го), «Дубравка», «Служили два товарища» (5-го), «Снегурочка», «Прощание с Петербургом», «Два капитана» (премьера т/ф, 6—7-го, 12—13-го), «Сюжет для небольшого рассказа» (7-го), «Мы вместе, мама» (премьера т/ф), «Евдокия» (8-го), «Журавушка», «Москва, любовь моя» (впервые по ТВ 9-го), «Сибирячка» (9—10-го), «Три товарища» (10-го), «Молодо-зелено» (11-го), «Кукла» (Польша) (12—13-го), «Коммунист», «Всадник с молнией в руке» (15-го) и др.

Из других передач назову следующие: Праздничный концерт в Большом театре (5-го), «Шире круг» (6-го), «Ритмы зарубежной эстрады» (7-го), «Для вас, женщины!» (8-го, концерт с участием Муслима Магомаева, Татьяны Шмыги, Беллы Руденко, ВИА «Пламя», «Орэра» и др.), «Голубой огонек» (8-го, с участием Эдуарда Хиля, Майи Плисецкой, Ларисы Голубкиной, Людмилы Гурченко, Розы Рымбаевой, Ирины Понаровской, Сергея Захарова, Геннадия Хазанова, Савелия Крамарова, Александра Белявского, Ивана Дыховичного и др.), Заключительный концерт лауреатов и дипломантов VI Всероссийского конкурса артистов эстрады (11-го).

Из театральных премьер выделю одну. 10-го в Театре на Малой Бронной был показан спектакль «Обвинительное заключение» с участием Геннадия Сайфулина, Леонида Каневского, Георгия Мартынюка и др.

Эстрадные представления: 4—6-го — в «Октябре» пела Людмила Зыкина; 6-го в ЦДКЖ — Нина Дорда; 11-12-го в ЦДСА — ВИА «Поющие сердца»; 12—13-го в ГЦКЗ «Россия» — Мичел (Испания); 13-го в ЦДСА — Александра Стрельченко; 13-го — в «Варшаве» состоялся творческий вечер Сергея Михалкова; 14-го там же выступал Лев Лещенко.

В четверг, 17 марта, на страницах «Комсомольской правды» было опубликовано письмо, вызвавшее потом бурную дискуссию. Авторами письма (комментарий к нему написала Инна Руденко, озаглавив материал «Моя хата… с кафелем») была молодая супружеская чета Андрей и Лариса К. (обоим — по 24 года). Они писали, что делом всей своей жизни избрали борьбу за собственное материальное благополучие. Получив в наследство старый деревенский домик, они сумели создать из него нечто вроде дворца, эдакий «полированный роскошный рай». Деньги на обустройство своего «гнездышка» супруги находили, где только возможно: колымили на сельской стройке, экономили на жизненно необходимом и т. д.

Эта публикация не останется незамеченной, и в «Комсомолку» посыплются сотни писем, где их авторы будут соглашаться, либо, наоборот, осуждать героев. К примеру, супруги Мамаевы напишут: «А дальше что? Ну, машина. А потом? Что они вспоминать будут лет через 10–20? Как кафель доставали? Самые лучшие годы убить на «хату»!» А вот отклик иного рода — от О. Иваненко: «В их письме — вызов нытикам. Всем, кто вечно жалуется на свою «несчастную судьбу», кто считает, что квартиру, мебель и пр. пр. им кто-то должен преподнести на подносе. Считаю, что Андрей и Лариса — очень волевые люди…»

Через год эта история разрешится самым неожиданным образом: Лариса заберет с собой дочь и уйдет от Андрея к родителям. А он продаст свою «хату с кафелем», о чем и сообщит в ту же «Комсомолку». Но вернемся в март 77-го.

В Москве очередное ЧП: неизвестный молодой человек ограбил сберкассу. Преступление произошло вечером, перед самым закрытием банковского учреждения. В зале в тот момент находилась одна из работниц кассы — заведующая Людмила Кувшинова. Незнакомец через кассовое окошко схватил ее за кофту и, ткнув под нос пистолет, потребовал отдать ему всю наличность. Кувшинова сделала вид, что согласилась выполнить требование преступника, а сама незаметно нажала на кнопку тревоги. Грабитель, видимо, догадался об этой хитрости, поэтому стал действовать в три раза быстрее. Рассовав пачки с вожделенными купюрами по всем карманам, он бросился вон из кассы. А Кувшинова… бросилась за ним, причем не с пустыми руками — с табельным пистолетом, который до этого покоился в ее сейфе.

Выбежав на улицу, женщина стала оглашать ее громкими криками: «Помогите! Ограбили!» Наудачу в этот миг из-за ближайшего поворота выехал «уазик», за рулем которого сидел военнослужащий Академии Генштаба Сергей Пазухин. Заметив женщину с пистолетом в руке, он тут же притормозил рядом. В двух словах объяснив ему, что произошло, Кувшинова сунула Пазухину в руки пистолет и указала рукой на мужчину, который бежал в сторону обводного канала. Пазухин нажал на «газ». В считаные секунды он догнал грабителя и стал кричать ему, чтобы тот остановился. Но тот, остановившись, шарахнул по «уазику» из своего пистолета. Выстрел получился каким-то неестественным, будто взорвалась хлопушка. Оказалось, что в руках у грабителя был… пугач, смастеренный из стартового пистолета. Пазухин в ответ жахнул из своего оружия, которое было настоящим. Пуля пролетела в нескольких сантиметрах над головой преступника и, срикошетив от каменного бордюра, улетела в сторону. Грабитель понял, что шансов уйти по земле у него не осталось, и сиганул в холодную воду обводного канала. Но и здесь его шансы оказались на нуле. Когда он, дрожа от холода, вылез на берег, там его уже поджидала милиция.

18 марта из Союза писателей СССР был исключен очередной неугодный — писатель Владимир Корнилов, который имел смелость, после того как его произведения зарубила родная цензура, опубликовать их в западных журналах «Грани» и «Континент». Речь идет о повести «Девочки и дамочки», романе «Демобилизация» и стихах. Повесть была написана еще в конце 60-х, и ее собирался опубликовать в «Новом мире» сам Твардовский. Но цензура этого не позволила. В «Девочках…» рассказывалось о женщинах, рывших противотанковые рвы под Москвой в 41-м году. «Демобилизация» была посвящена послевоенным годам: в нем техник-лейтенант, уже немало отслуживший, пытался вырваться из казармы на волю, в гражданскую жизнь. Что касается стихов (они появились в 1975 году в 5-м номере журнала «Континент»), то они были не менее смелы: например, в одном из них речь шла о расстреле большевиками Николая Гумилева в 1921 году.

Заседание, где решался вопрос об исключении Корнилова, длилось несколько часов. Вел его председатель Московского отделения СП Феликс Кузнецов. Практически все литераторы выступили с резким осуждением поступка Корнилова, а также припомнили ему массу других грехов. Например, один переводчик вспомнил, что во время похорон писателя Константина Богатырева (они состоялись еще летом прошлого года) Корнилов обронил фразу: «Костю убил КГБ». На слова переводчика тут же отреагировал именитый писатель, который закричал: «Ну-ка, давайте сюда свидетелей — мы его здесь и арестуем!» Чтобы читателю стало понятно, что представляло из себя то заседание, приведу отрывки из его стенограммы.

А. Рекемчук: «Демобилизация» — ужасный роман. Корнилов оскорбляет Советскую армию. Я знаю, по чьему заданию написан роман. По заданию Солженицына!..»

Медников: «Мы все говорим об антисоветчине. Это неверно. Говоря о Корнилове, следует говорить об антикоммунизме…»

М. Прилежаева: «…Это ужасно! Ведь у него есть дети! Они ходят в школу, они несут туда антисоветскую заразу. Что же будет с его детьми?! Мы обязаны подумать о его детях! Если дети не верят ему — они проклянут своего отца! Это трагедия! Если же они воспримут его антисоветскую пропаганду — это тоже ужасно. Они будут ее распространять…»

М. Алексеев: «Я хочу вас спросить, где вы были в 41-м году? Где был ваш отец?»

В. Корнилов: «Мне в 41-м году было 13 лет. Я был в эвакуации, в Сибири. А мой отец был на фронте».

М. Алексеев: «А я в это время был комроты… Я кровь свою проливал под Сталинградом! И вот какого поганца и мерзавца мы вырастили…»

В. Корнилов (разрывая свой блокнот): «Я мог сюда не прийти. Но я сюда пришел. Я знал, что вы будете нарочно себя распалять, чтобы в конце концов сказать, что вам велено. Но все-таки я сюда пришел. Пришел, потому что писатель не имеет права отказываться ни от какого жизненного материала, тем более от того, который сам плывет к нему в руки.

Вы любите нас учить, что надо окунаться в жизнь, ездить в творческие командировки? Прекрасно! Я никогда никаких творческих командировок не брал и считаю и вас прошу считать, что мой приход сюда, к вам, взглянуть на вас — это и есть моя первая и моя последняя творческая командировка».

В тот день, когда Корнилова исключали из СП, в Театре на Таганке проходила сдача «Мастера и Маргарита» высокой комиссии из Управления культуры. У всех актеров, занятых в спектакле, был сильный мандраж, вполне объяснимый, — решалась судьба спектакля. К огромному счастью всего коллектива, просмотр прошел без единого (!) замечания, чего на «Таганке» за тринадцать лет ее существования не было ни разу. Поэтому, едва эта новость облетела театральную Москву, как таганковцам стали звонить их преданные друзья и поздравлять. Звонили коллеги — актеры, режиссеры, писатели, ученые. Позвонил даже известный булгаковед Абрам Вулис (а уж он-то как никто другой разбирался в творчестве Михаила Булгакова). Сами таганковцы той же ночью отметили это событие дружеским застольем в ресторане ВТО.

В эти же мартовские дни голова главного идеолога страны Михаила Суслова внезапно озаботилась мемуарами Брежнева. Как мы помним, впервые эта проблема возникла два месяца назад — в поезде, на котором генсек ехал в Тулу. Там же возникла и кандидатура человека, кто мог бы это дело протолкнуть, — генерального директора ТАСС Леонида Замятина. Вспомнив об этом, Суслов вызвал Замятина к себе в кабинет. «Ну, как идут дела с книгой?» — взял с места в карьер Суслов. «С какой книгой?» — не понял Замятин. У главного идеолога аж брови взметнулись до потолка. «Что значит, с какой? Вы что забыли, что Леонид Ильич поручил вам написать о подвиге солдат 18-й армии, а вы, как я понял, еще даже и не начинали? Позор! Немедленно приступайте. Соберите небольшую группу, и больше никому ни слова. Работать в строжайшем секрете. Чтобы даже члены Политбюро не знали. Считайте это важнейшим поручением партии. Вам ясно?» — «Ясно», — ответил обескураженный Замятин и поспешил распрощаться. Далее послушаем его собственные воспоминания:

«Расстроенный — уж больно тяжела ноша — возвращаюсь к себе в ТАСС и говорю своему заму Игнатенко: «Вот, Виталий, велено писать книгу за Брежнева. Что будем делать?» А тот ко мне недавно перешел из «Комсомолки», молодой, прыткий, глаза горят энтузиазмом. «Так сделаем, Леонид Митрофаныч, не сомневайтесь».

Вскоре приглашают к Самому. И Леонид Ильич говорит: «В Институте международных отношений работает подполковник Пахомов. Он был моим помощником по политотделу 18-й армии. Сейчас, правда, совсем больной, жалко мужика. Я его в институт и пристроил. Так вот, он каждый день вел записи боев. Возьмите у него все тетрадки, возьмите у Дорошиной, что я ей навспоминал, и, пожалуйста, напишите наконец о солдатах».

К Пахомову я отправил Игнатенко, он забрал дневники и предложил передать их известному журналисту Аркадию Сахнину. Я позвонил в «Новый мир» и пригласил Аркадия к себе.

— Есть важнейшее партийное поручение, совершенно секретное и очень ответственное.

Тот немедленно согласился…»

Между тем Адольф Толкачев наконец-то добился желаемого — на контакт с ним вышли цэрэушники. Как мы помним, в последний раз он пытался обратить на себя внимание ЦРУ в начале месяца, но работник американского посольства, с которым он собирался пообщаться, умчался на машине прочь. Толкачеву было впору лезть в петлю. Как вдруг спустя пару недель после этого вечером в его доме зазвонил телефон. На другом конце провода он услышал незнакомый голос, который говорил по-русски, но с большим акцентом. «Это господин Толкачев? — спросил незнакомец. — Мы получили вашу записку и согласны на ваше предложение. За телефонной будкой, что вторая слева от входа в Институт радиопромышленности, вас ожидает пакет. До свидания». От счастья у Толкачева аж сперло в зобу.

Не теряя ни минуты, он накинул на себя пальто и выскочил из дома. Дорога до указанного места заняла у него несколько минут. Найдя указанную телефонную будку, Толкачев без труда отыскал за ней бумажный пакет и, сунув его под пальто, засеменил домой. Он был настолько взволнован, что не заметил, как на противоположной стороне улицы из автомобиля за ним внимательно следят двое мужчин. Это были цэрэушники. В пакете содержался перечень вопросов о советских радарах, подробные инструкции, как и где оставить ответы, и небольшая сумма советских денег, равная 500 долларам.

Толкачев самым внимательным образом изучил все вопросы, изложенные цэрэушниками, и уже на следующий день приступил к их реализации. Имея доступ к секретной информации, он в течение нескольких дней выносил с работы данные о радарах, интересовавших американцев, а также присовокупил к этому материалы о других секретных разработках. Ему хотелось с первого же раза поразить воображение своих новых хозяев. И ему это удалось. Когда через несколько дней цэрэушники развернули перед собой его послание, у них аж дыхание сперло от восторга: о таких секретах они даже не мечтали. Вот тогда им стало абсолютно понятно, что все происходящее не интриги КГБ и что к ним в руки угодила курица, которая будет нести золотые яйца.

В понедельник, 21 марта, в Москве открылся съезд профсоюзов. В первый день на нем с трехчасовой речью выступил Леонид Брежнев, который впервые в открытую высказал свое отношение к внутренней оппозиции. Брежнев заявил: «У нас не возбраняется «мыслить иначе». Другое дело, когда несколько оторвавшихся от нашего общества лиц активно выступают против социалистического строя, становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы и, не имея опоры внутри страны, обращаются за поддержкой за границу, к империалистическим центрам — пропагандистским и разведывательным. Наш народ требует, чтобы с такими, с позволения сказать, деятелями обращались как с противниками социализма, людьми, идущими против собственной Родины, пособниками, а то и агентами империализма…»

Сей пассаж генсека был не случаен. После того как новый президент Америки Джеймс Картер вкупе со своим советником по национальной безопасности ярым антисоветчиком Збигневом Бжезинским стали привечать советских диссидентов, в Кремле было решено сделать наоборот — как следует их поприжать. За короткое время сразу в нескольких республиках Союза были арестованы более десятка видных диссидентов, чего еще ни разу не было за всю историю существования диссидентского движения в стране. Американская администрация явно не ожидала подобной реакции, убежденная в том, что престарелые члены Политбюро пойдут им на уступки. А оказалось, что кремлевские старики еще способны на какие-то серьезные поступки.

Тем временем Владимир Высоцкий весьма далек от всех этих баталий — он продолжает пить горькую. В то время как практически вся труппа «Таганки» находится под впечатлением успешной сдачи Управлению культуры спектакля «Мастер и Маргарита», Высоцкому на это дело, как говорится, с пробором. А чего ему радоваться, если у него была мечта сыграть в этой постановке Ивана Бездомного, но из этой затеи так ничего и не вышло. Вот он и запил. 21 марта из-за неявки Высоцкого в театр спектакль «Гамлет» заменили на репетицию «Мастера и Маргариты».

В эти же дни фирма «Мелодия» выпустила гибкий миньон новой столичной рок-группы. Вернее сказать, группа-то была старая, но название у нее было иное: вместо ВИА «Цветы» — Группа Стаса Намина. Как мы помним, «Цветы» появились на свет в 1970 году, а свою первую пластинку выпустили осенью 73-го. Тот миньон имел колоссальный успех и в миг разошелся миллионным тиражом. Потом были его допечатки. Так «Цветы» стали первой рок-группой страны, которая официально добилась всесоюзного признания. В 1974 году «Цветы» были приняты на работу в Московскую филармонию, получив статус профессионального коллектива. Однако потом в жизни коллектива наступили тяжелые времена. Как вспоминает сам основатель «Цветов» Стае Намин: «Мы были первой супергруппой, известной на всю страну, на которой чиновники культуры захотели зарабатывать «бабки». И хоть мы работали по пять-шесть концертов в день, нам почти не платили. Как-то выступали дней двадцать подряд по пять раз в день, и на нас все, кроме нас самих, заработали большие деньги… и «правые», и «левые». «Правые» — филармония, а «левые» — администраторы. Каждому же из нас выдали на руки по 5 рублей 50 копеек с концерта. Мы были супергруппой, но не по документам. Не знали, как оформить для нас документы на соответствующие ставки. Ведь у нас были волосы ниже плеч, и не знали, как в таком виде провести нас для оформления ставок через Министерство культуры!..»

В итоге в 1975 году «Цветы» прекратили свое существование. Однако спустя полтора года коллектив вновь собрался, но уже под другим названием — Группа Стаса Намина. И тут же фирма «Мелодия», видимо, памятуя о том бешеном успехе двух первых миньонов ансамбля, предложила им записать новую пластинку. В нее вошли четыре песни: «Красные маки» (В. Семенов — В. Дюнин), «Ах, мама» (В. Сахаров, С. Дьячков — С. Намин), «Вечером» (С. Намин — И. Кохановский) и «Старый рояль» (А. Слизунов, К. Никольский — В. Солдатов). Самой популярной в народе суждено будет стать последней песне. Но знал бы слушатель, какого труда стоило музыкантам ее пробить. Во время приемки пластинки худсовет тот прицепился к одной из строчек в «Рояле»: «…и стерлись клавиши моей души…», объявив их декадентскими. С большим трудом тогда удалось отстоять и эту строчку, и саму песню.

Между тем Группой Стаса Намина в те дни заинтересовался кинорежиссер Олег Бондарев (снял «Мачеху» с Татьяной Дорониной), который задумал использовать их музыку в своем очередном фильме. Через своего знакомого — Николая Добрюху — он вышел на Стаса Намина. Далее послушаем рассказ непосредственного участника тех событий — Н. Добрюхи: