Часть 5. Политическая полиция и Первая русская революция 1905–1906 годов

Несмотря на ряд неудач практики "полицейского социализма", стоивших потери служебного кресла её основателю, в МВД не спешили от неё отказаться. Тем более, что и ушедший в отставку Зубатов не забывал о своем детище и регулярно встречался с активистами созданного им движения.

Однако, чтобы возродить движение, нужен был лидер. Всю осень 1903 Зубатов занимался его поисками, пока, наконец, в конце 1903 года его коллеги из Петербургской охранки не предложили ему обратить внимание на одного молодого петербургского священника Георгия Гапона.

Изучение личности Гапона дало следующие результаты: Гапон будучи уроженцем одного из сел Полтавской губернии, окончил в 1902 году семинарию в Полтаве и был назначен священником одной из кладбищенских церквей Полтавы. Однако честолюбивому и молодому отцу Георгию хотелось гораздо большего, и он отправился в Петербург с твердым намерением поступить в Духовную академию.

Поступить туда обычным порядком из-за низких выпускных оценок, полученных в семинарии, Гапон не мог, и поэтому он записался на прием к главе "Святейшего Синода" Победоносцову. Произведя на него хорошее впечатление, смог добиться своего зачисления в "Духовную академию". После её окончания Гапон стал священником⁵².

В качестве проповедника он посещал рабочие кварталы и ночлежные дома. Ряса священника, хорошо поставленная речь, задушевный тон способствовали успеху проповедей и личности самого Гапона.

Основной идеей его проповедей стал план широкомасштабной реформы в сфере социального обеспечения путем создания христианских профессиональных союзов среди рабочих кооперативов, общественных работ для безработных, земледельческих колоний для малолетних и несовершеннолетних преступников.

Вскоре деятельность Гапона и порожденная, ею молва о незаурядной личности этого молодого священника заинтересовала высшее духовенство и некоторые круги петербургского высшего общества. Одним из первых открыл свои двери для Гапона салон статс-дамы императрицы Александры Федоровны — графини Е. Н. Нарышкиной⁵³.

Вначале 1904 года в Петербурге состоялась встреча Гапона с Зубатовым, на которой Гапону была обещана поддержка его миссионерской деятельности среди рабочих Петербурга со стороны министерства внутренних дел. Эти обещания оказались не пустым звуком, и уже 15 февраля 1904 тогдашний министр внутренних дел В. К. Плеве утвердил устав созданного Гапоном "Собрания русских фабрично-заводских рабочих в городе Санкт-Петербурге". К ноябрю 1904 Союз имел 12 отделений в Петербурге и в его пригородах, объединяя в своих рядах свыше 10 тысяч петербургских рабочих⁵⁴.

Настроения рабочих, входивших в союз, были самые монархические, дело доходило до того, что при открытии одного из новых отделов союза, на котором присутствовал петербургский начальник Фулон, многие из рабочих после торжественного молебна походили поцеловать ему руку, и затем снялись вместе с ним на фотографию⁵⁵.

Казалось, что правительственные и высшие политические круги могут торжествовать, однако процессы развития этого собрания начали вскоре приобретать свою логику и выходить из предначертанных для них рамок. Эта ситуация была вызвана следующими причинами. С одной стороны начальство, несмотря на свою благосклонность к Гапону, сделало все, чтобы держать его самого и его организацию под полным контролем, пресекая всякие попытки к самостоятельной деятельности. Так, были резко оборваны попытки Гапона присоединить к своему "Собранию…" остатки зубатовской организации в Москве и начать работу по организации соответствующих собраний в Киеве и Харькове⁵⁶.

Гапону дали ясно понять, что не допустят перерастания его собрания во всероссийскую организацию и сказали, что Собрание должно ограничить свою деятельность пределами Петербурга и носить характер культурно-просветительного общества. Понятно, что все это сильно ударяло по самолюбию молодого батюшки уже ощутившего "сладкое бремя" звания "народного вождя".

С другой стороны на Гапона давили и в самом Союзе, где Гапон, кстати, не занимал никакой официальной должности и даже не был его формальным членом. Руководящим органом Собрания было его Правление, избранное 6 апреля 1904. Подавляющее большинство рабочих членов правления, несмотря на свой монархизм, не были никак не связаны с полицией и поэтому требовали от Гапона порвать самому связи с полицией и прекратить полицейскую опеку над организацией.

Оказавшись между двух огней, Гапон начал маневрировать, заявив членам Правления о том, что он порвал связь с полицией, а Департаменту полиции сообщил, что он продолжает полностью контролировать организацию, умалчивая об истинном положении дел в организации и настроениях её членов⁵⁷.

Вполне понятно, что такое двусмысленное положение не могло продолжаться долго и Гапон начал судорожно искать выход из создавшегося положения, все более склоняясь к тому, чтобы порвать с Департаментом полиции, поскольку рост рядов и влияние "Собрания…" среди рабочих Петербурга усиливал его вождистские настроения, стремление к самостоятельности, и заставляя тяготиться ролью полицейского агента, пусть даже высокопоставленного.

Начавшаяся 3 января 1905 забастовка на Путиловском заводе из-за увольнения 4 рабочих, членов "Собрания…", приобрела затем небывалый не только для Петербурга, но и для России размах (150 тысяч участников), побудила Гапона к решительным действиям, которые, как ему казались, смогут покончить с той обстановкой неопределенности, в которой он оказался и которая его тяготила.

В голову Гапона пришла, как ему тогда казалось, гениальная мысль: вывести на улицы Петербурга десятки тысяч своих сторонников и придя во главе этой внушительной манифестации к Зимнему дворцу, показать свои возможности царю. Император, по мысли Гапона, оценив его возможности управления людскими массами, предложил бы ему какой-нибудь заметный государственный пост, сделав его кем-то вроде всероссийского руководителя легального рабочего движения.

Поскольку Гапон по вполне понятным причинам не был единственным агентом полиции в своей организации, то вскоре его действия по реализации своих замыслов, а затем и сами замыслы стали известны руководству Департамента полиции и тогдашнему министру внутренних дел князю Святополк-Мирскому. Поэтому за несколько дней до намеченного на 9 января 1905 манифестации был подготовлен ордер на арест Гапона⁵⁸.

О событиях 9 января 1905, положивших начало Первой русской революции, написано достаточно много, поэтому отметим лишь следующее: во время расстрела манифестации возглавлявшего её Гапона вытащил из-под пуль шедший рядом с ним его близкий друг, начальник инструментальной мастерской Путиловского завода, член партии эсеров, инженер П. М. Рутенберг. Затем Гапона спрятали на квартире мастера И. Д. Батюшкова, где его остригли и вскоре через Финляндию переправили в Австрию⁵⁹.

Там Гапону поначалу пришлось нелегко без денег, знания языка. Однако эти трудности были непродолжительными, так как с одной стороны ему начали оказывать помощь эсеры, не меньше чем охранка нуждавшиеся в "народных вождях", а с другой — дальнейшее развитие революционных событий в России привлекли внимание к Гапону со стороны европейской общественности. Фотографии Гапона и статьи о нем появились во многих европейских газетах, его мемуары были изданы в нескольких крупнейших издательствах, а затем и несколько раз переизданы. Его принимали министры, парламентарии, лидеры партий.

Оживший батюшка не терялся и начал пытаться играть роль революционного надпартийного лидера. С этой целью он написал "Открытое письмо к социалистическим партиям России", в котором он предлагал им объединиться для организации всеобщего вооруженного восстания против самодержавия. Попутно он ненавязчиво предлагал себя в лидеры такой суперпартии.

На это письмо, разумеется, никто не обратил внимания, но Гапона это не особенною обидело. Материальная сторона европейской известности позволяла ему вести весьма разгульный образ жизни, путешествуя по различным европейским странам. Однако вскоре интерес к Гапону стал угасать и вместе с ним иссякать тот денежный ручей, который был с этой известностью связан⁶⁰.

А тем временем Департамент полиции даже в революционной суматохе не забывавший наблюдать, как поживает его старый знакомый, узнав о его материальных затруднениях, решил вновь заполучить его к себе на службу. С этой целью, в контакт с Гапоном вступил небезызвестный Манасевич-Мануйлов. Под его влиянием Гапон в конце 1905 года вернулся в Россию, где после встречи с исполняющим обязанности директора Департамента полиции Рачковским, вновь возобновил свое сотрудничество с полицией.

После этого Гапону дали конкретное поручение разыскать своего старого знакомого, видного деятеля партии эсеров Рутенберга и завербовать его в качестве агента Департамента полиции.

С большим трудом Гапону удалось разыскать в феврале 1906 в Москве Рутенберга и с помощью достаточно примитивных хитростей начать процесс его вербовки. Разгадав без особого труда все нехитрые уловки Гапона и добившись от него признания, что он по поручению Рачковского хочет предложить ему сотрудничество с полицией, Рутенберг, прикинувшись готовым пойти на сотрудничество, срочно встретился с эсеровским руководством, сообщив ему о предложении Гапрона. Рутенбергу посоветовали начать подготовку убийства Гапона и попутно попытаться заманить в эту ловушку Рачковского, убив его вместе с Гапоном.

Однако Рачковский вел себя крайне осторожно, всячески избегая личных встреч с Рутенбергом, общаясь с ним только через Гапона. Опасаясь, что весь план сорвется, Рутенберг решил убить только Гапона. С тем, чтобы избежать нежелательного резонанса в виду все еще сохранявшейся популярности Гапона среди некоторых кругов петербургских рабочих, решено было облечь убийство в форму суда над Гапоном с участием рабочих — бывших членов его организации.

10 апреля 1906 Гапон был приглашен Рутенбергом на встречу в одну из уединенных дач под Петербургом, где в соседней комнате находились несколько рабочих из бывшей гапоновской организации. После того, как они услышали голос Гапона, который в очередной раз склонял Рутенберга к сотрудничеству с Рачковским, обещая 25-тысячное вознаграждение, они, выскочив из соседней комнаты, повесили молившего о пощаде Гапона в коридоре дачи. Его тело было обнаружено полицией спустя несколько недель⁶¹.

Кроме неудач на фронте рабочего движения русскую политическую полицию продолжали беспокоить эсеровские боевики, нанесшие ей летом 1904 г. тяжелый удар — 28 июля 1904 в центре Петербурга на Измайловском проспекте взрывом бомбы, брошенной эсеровским боевиком Сазоновым из группы Савинкова, был убит министр внутренних дел Плеве. В высших сферах империи после этого стали задавали вопрос — способна ли политическая полиция вообще выполнить свои функции?

Однако еще большие испытания были впереди после того, как руководство эсеровской партии начало ощущать свою оторванность от массового революционного движения, руководящая роль в котором оказала в руках социал-демократов из фракции меньшевиков.

Все это заставляло эсеровское руководство, продолжавшего делать ставку на террор, искать очередной крупный объект для своей террористической деятельности. После некоторых размышлений выбор был остановлен на дяде Николая II, великом князе Сергее Александровиче, московском генерал-губернаторе, считавшемся в придворных кругах сторонником крайне жесткой линии и решительным противником каких-либо уступок даже либеральному, не говоря уже о революционном движении.

Эсеры считали, что убийство великого князя сделает Николая II уступчивей перед требованиями либералов.

Организатором этой акции, как, впрочем, и убийства Плеве, вновь стал глава эсеровской боевой организации и по совместительству секретный сотрудник Особого отдела Департамента полиции Азеф. Как и в случае с убийством Плеве он, исходя из своих собственных соображений, не стал оповещать полицию о готовящемся покушении.

Непосредственным исполнителем акции стала группа боевиков во главе с Савинковым, направившаяся во второй половине января 1905 в Москву.

Единственным способом для политической полиции предотвратить готовящееся покушение был бы контакт Савинкова с московскими эсерами, среди которых охранное отделение Москвы имело немало своих агентов, в том числе среди боевиков эсеровской организации. Однако, предполагая такой вариант, Савинков и его группа в контакт с московской организацией не вступал. Несмотря на это, кое-какие сведения, правда весьма неясные, в Особый отдел и в Московскую охранку поступили. В результате чего было усилено патрулирование Москвы нарядами войск и полиции, усилена личная охрана великого князя. Одновременно ему посоветовали почаще менять маршруты своих поездок по Москве. От этого, однако, великий князь отказался, что, собственно, и привело его к гибели.

В ходе своего десятидневного наблюдения, боевики Савинкова, действовавшие под видом уличных торговцев вразнос и извозчиков, смогли точно определить то сравнительно небольшое количество маршрутов, которыми пользовался Великий князь для своих поездок по Москве и время этих поездок.

4 февраля 1905 великий князь в 14 часов 30 минут выехал из своей резиденции в Кремле через Никольские ворота. Поблизости от них его встретил один из боевиков Савинковской группы — Каляев и, дав карете великого князя приблизиться поближе, бросил под неё бомбу. Мощным взрывом карету и находившегося в ней Сергея Александровича разнесло на куски, оглушенный взрывом Каляев был арестован подоспевшими к месту взрыва полицейскими⁶².

Убийство великого князя вызвало значительные перестановки в руководстве Департамента полиции, его прежний директор Лопухин был отрешен от должности и его место, правда, в качестве исполняющего обязанности, занял вернувшийся на службу после трехлетнего перерыва Рачковский.

Возвращению на службу с повышением Рачковскому помог тогдашний петербургский генерал-губернатор Трепов, одновременно являвшийся главой теневого правительства, находившемся рядом с Николаем II и действовавшим параллельно с официальным кабинетом министров. Трепов был в этом теневом кабинете чем-то вроде министра внутренних дел и ставил перед собой цель укрепить полицию старыми испытанными кадрами.

Став фактически главой русской политической полиции, Рачковский рьяно взялся за дело, бросив на поиски отряда Савинкова все наличные полицейские силы Москвы и Петербурга. Как потом выяснилось, он поступил весьма своевременно, поскольку вдохновленные успехом покушения на великого князя Сергея Александровича, террористы задумали грандиозный план уничтожения разом великого князя Владимира Александровича, петербургского генерал-губернатора Трепова, министра внутренних дел Булыгина и его заместителя Дурново и еще несколько высокопоставленных лиц. Они 1 марта 1905 должны были собраться в Петропавловском соборе на панихиду по случаю 34-й годовщины гибели Александра II.

26 февраля 1905, замещавший уехавшего Савинкова Макс Швейцер, подорвался на одной из бомб, которую он заряжал в номере одной из петербургских гостиниц. Расследуя обстоятельства этого происшествия, полиция смогла выйти на след всей группы, и 16–17 марта (по старому стилю) 1905 арестовать всех боевиков, за исключением успевшего скрыться Савинкова⁶³.

Если в борьбе с террором в течение 1905 года полиции удавалось добиваться если не успехов, то, во всяком случае, результатов, то в остальном самом главном в 1905 году, в борьбе с забастовщиками, манифестациями, уличными беспорядками и начавшимися разворачиваться после восстания на броненосце "Потемкин", военными восстаниями дела обстояли совсем неважно.

Тут полностью подтверждалась закономерность, которую открыл и изложил в своей докладной записке, направленной в конце 1904 года в кабинет министров директор Департамента полиции Лопухин, о том, что тайная и общая полиция по своей сути не способны к борьбе с массовым антиправительственным движением, даже если оно и невооруженное. Тайная полиция, отмечалось в этой докладной записке, может вести успешную борьбу только с теми политическими партиями и организациями, которые не имеют за собой массовой поддержки⁶⁴.

Наконец, понимание того, что с массой можно бороться только с помощью другой массы, овладело умами руководства политической полиции, и оно решило начать практическую работу в этом направлении. Удобным поводом для начала кампании "масса против массы" стал Манифест 17 октября 1905, провозглашавший свободу собраний и шествий. Его опубликование не только не успокоило страсти, как на это рассчитывало правительство, но еще больше усилило размах революционных выступлений. Обескураженные такой реакцией на "монаршию милость" власти обратились за помощью к политической полиции.

Начиная с 20 октября 1905 на улицах большинства крупных российских городов стали выходить организованные местными охранными отделениями или жандармскими управлениями с помощью общей полиции "патриотические манифестации" с государственными флагами, портретами Николая II и пением гимна "Боже царя храни".

Практически всегда за очень небольшим исключением, эти манифестации перерастали в массовые погромы рабочих собраний, митингов и еврейских кварталов (если таковые были в наличии). Эти манифестации и погромы, прошедшие практически одновременно за 10–15 дней с момента обнародования манифеста 17 октября 1905 более чем в 100 городах, то есть фактически по всей территории России, показали высокую степень организованности и контроля за обстановкой политической и общей полиции.

В ходе погромов было убито 5 тысяч, ранены или получили увечья различной степени тяжести свыше 10 тысяч человек⁶⁵.

Однако, дав режиму возможность получить передышку и укрепиться, погромы не достигли той основной цели, ради которой они собственно, и организовывались — подавление революционного движения.

Их организаторы не учли того, что размах погрома был выше там, революционное движение имело меньший размах. В других местах погромщики, вооруженные в основном холодным и дробящим оружием, встретили вооруженных револьверами и бомбами боевиков различных революционных партий. В результате они понесли большие потери, что вызвало их деморализацию и выход из борьбы. Правительство и его местные органы из-за своих бюрократических предрассудков не решились раздать огнестрельное оружие членам черносотенных организаций и поэтому вскоре решили отказаться от "народных форм" борьбы с революцией и бросить на её подавление армию.

Таким образом, борьба правительства и революционного лагеря к концу осени 1905 стала приобретать черты гражданской войны.

У революционеров стали появляться свои вооруженные силы и органы безопасности. Так, например, в начале декабря 1905 накануне декабрьского восстания в Москве, в распоряжении штаба боевых дружин Москва находилась около двух тысяч вооруженных дружинников. На закупку вооружения для них была затрачена громадная по тем временам сумма около 50.000 рублей⁶⁶.

При Штабе боевых дружин города Москвы было создано "Политическое розыскное управление", возглавляемое В. Фидлеровским, в задачу которого входило обеспечение штаба и дружин от проникновения в них агентов полиции, а также вооруженная борьба с полицейскими органами и их сотрудниками. Одной из таких акций стал захват и последовавшая за ним казнь начальника "Сыскного отделения" Московского полицейского управления Войлошникова, который ранее был чиновником в Московском охранном отделении⁶⁷.

Несмотря на нарастающую волну массового революционного движения в октябре-декабре 1905, полиция все же принимала для борьбы с ним все меры, на которые была способна.

Эти меры заключались в том, что полиция посредством арестов активистов Советов или даже всего состава Совета, местных комитетов различных революционных партий, пытались нарушить организованное управление революционными событиями со стороны Советов или их руководящих органов, облегчая тем самым работу армейских частей.

Наиболее крупными акциями политической полиции в этом направлении, которые, в конечном счете, помогли самодержавию устоять в критический для него период декабря 1905, стали аресты Петербургского и Московского Советов соответственно 3 и 7 декабря 1905 года⁶⁸.

Этим акциям предшествовало созванное в конце ноября 1905 межведомственное совещание представителей МВД и Министерства юстиции.

Оно было созвано по настоянию начальника Петербургского охранного отделения полковника Герасимова для решения вопроса о путях дальнейшей борьбы с революционным движением. Большинство участников совещания высказались против применения каких-либо решительных мер. Герасимов, требовавший активизации действий против революционных руководящих органов, оказался в одиночестве и только после окончания совещания он убедил министра юстиции Акимова поддержать предлагаемые им меры, после чего тот тут же подписал Герасимову полномочия на производство обысков и арестов по его усмотрению⁶⁹.

Арестом Петербургского Совета была сорвана подготовка вооруженного восстания в Петербурге.

Арест Московского Совета вечером 7 декабря 1905, восстания в Москве не сорвал, но нарушил управление им, превратив его в разрозненные бои повстанцев с войсками в различных районах города, не связанные общим планом.

Наконец Московской и Петербургской охранками были предотвращены попытки взрывов на железной дороге Москва-Петербург с целью сорвать переброску правительственных войск из Петербурга в Москву. Это, в конечном счете, и предопределило неудачу Московского восстания, а вместе с ним и всей Первой русской революции.

Несмотря на то, что к началу 1906 года волну революционных выступлений удалось несколько сбить, правящие круги продолжали испытывать недовольство недостаточно эффективной, как им казалось, деятельностью политической полиции.

Для улучшения её деятельности было решено прибегнуть к испытанному способу — сменить министра внутренних дел. В апреле 1906 новым министром внутренних дел стал бывший до этого Саратовским губернатором П. А. Столыпин, находившийся затем на этом посту более пяти лет.

Это стало своеобразным рекордом для этого ведомства, поскольку в период 1899–1917 годов средний срок пребывания на посту министра внутренних дел составлял 2–3 года, а в 1905–1906 годах на этом посту происходила самая настоящая министерская чехарда. С июля 1904 по апрель 1906 сменилось три министра внутренних дел: Святополк-Мирский (июль 1904 — январь 1905), Булыгин (январь — октябрь 1905), Дурново (октябрь 1905 — апрель 1906).

Будучи новичком в среде петербургской бюрократии, Столыпин на первых порах чувствовал себя на новом месте не очень уверенно и поэтому практически сразу приступил к чистке центрального аппарата. Первой её жертвой стал Рачковский. К нему лично Столыпин не имел никаких претензий, однако обширные связи и опыт Рачковского делали его независимым от новичка-министра, а следовательно, непредсказуемым и опасным. Вместо Рачковского директором Департамента полиции стал безликий Трусевич.

Однако бурное время требовало для руководства не только исполнительного чиновника, но человека обладающего разворотливостью, инициативой и сравнительного малоизвестного вне сферы деятельности политической полиции.

Таким человеком, необходимым новому министру и в то время целиком от него зависящим, стал начальник Петербургского охранного отделения полковник Герасимов.

В 1906–1909 гг. он был ближайшим помощником Столыпина в руководстве политическим сыском, а возглавляемое им охранное отделение — центральным органом руководства политической полицией империи. Особый отдел Департамента полиции в это время выполнял канцелярские функции.

Это превосходство местного учреждения над центральным выражалось не только особыми отношениями Герасимова и Столыпина, но и конкретными цифрами. Так, в 1906–1907 годах весь персонал Особого отдела не превышал 60 человек70, в то время как Петербургское охранное отделение в то же самое время насчитывало в своем составе: 56 штатских чиновников, 15 жандармских офицеров, 200 агентов наружного наблюдения и 200 солдат-жандармов⁷¹.

Новое руководство не стало в тогдашней обстановке проводить резких реорганизаций структуры своего ведомства, ограничившись лишь тем, что в декабре 1906 были созданы районные охранные отделения⁷².

Они охватывали по несколько губерний, руководя деятельностью всех расположенных на их территории жандармских управлений и охранных отделений, координируя и объединяя их розыскную деятельность⁷³.

Касаясь непосредственной деятельности Герасимова по руководству политическим розыском, можно отметить то, что он не стал изобретать особых новшеств, а сосредоточил свое внимание на укреплении системы внутренней агентуры и усиление эффективности её деятельности, без чего эффективная борьба с революционным движением была, по его мнению, невозможна.

Решительной ломке с его стороны подверглись прежние принципы агентурной деятельности, закрепленные в многочисленных инструкциях, циркулярах Департамента полиции, согласно которым полицейскому агенту запрещалась работа в центральных органах политической партии и общественных организациях, нахождение на руководящей партийной работе, связанной с отдачей распоряжений и поручений рядовым членам партии.

Обычно в практической агентурной работе эти ограничения соблюдались редко, но нарушая их, должностные лица сознавали, что в случае каких либо скандалов и публичны инцидентов они рискуют своим служебным положением. Поэтому для прикрытия таких действий между агентом и его начальником устанавливалось молчаливое соглашение: агент входил в руководство той или иной организации, но своему руководителю формального сообщения об этом не давал, в свою очередь руководитель делал вид, что ничего не знает о действительной роли своего агента в той или иной организации. Герасимов решительно порвал с такой практикой, считая необходимым легализовать работу агентов в руководящих органах наблюдаемых организаций, как с целью улучшения информированности, так и организации контроля за деятельностью агентуры. Когда положение агента внутри той или иной организации было официально закреплено, то это сокращало злоупотребления как со стороны агента, так и его руководителя. С этой же целью для контроля за деятельностью агентуры Герасимов практиковал засылку в одну и ту же организацию не менее двух агентов, ничего не знавших друг о друге⁷⁴.

Новые приемы были внесены Герасимовым и в практику непосредственной борьбы с антиправительственными организациями. Если ранее, по разработанным еще Зубатовым схемам, полиция не арестовывала ставшими ей известными отдельных революционеров, стараясь через них выйти на руководящие органы организации, а через них и на всю её структур и лишь затем полностью разгромить её, то Герасимов рассуждал следующим образом: уничтожать полностью организацию, в руководящих органах которой имеется его агент, нет никакого смысла, так как на месте ликвидированной возникнет новая, в которой его агента не будет. На приобретение нового агента придется затратить какое-то время, в течение которого деятельность организации будет находиться вне контроля. Поэтому организации, в руководящих центрах которой имеются агенты, не следует громить арестами, а подвергать разгрому её функциональные органы: типографии, склады оружия, литературы, лабораторию по производству взрывчатки, арестовывая лиц, имеющих к ним отношение. Из членов центральных органов необходимо арестовывать только очень активных организаторов, а также тех, кто является внутриорганизационным противником или соперником агента или подозревают его в связях с полицией или тех, чье плохое отношение к агенту мешает его работе. Тех же, кто находится в дружественных отношениях с агентом или содействует ему в его внутрипартийной деятельности, следует оберегать от арестов. Массовые аресты центрального руководства следует проводить только в особых случаях: во время политических кризисов, во время массовых выступлений или в ходе подготовки к ним.

Кроме официально зарегистрированных агентов, Герасимов имел целую сеть личных агентов, отчитывавшихся только перед ним и только ему известных. Уходя в 1909 году со службы, Герасимов предложил своим личным агентам выбор: желают ли они быть переданными его преемнику или желают оставить службу, многие из них выбрали последнее. И из них после 1917 года не был никто раскрыт⁷⁵.

Говоря о борьбе политической полиции с революционным движением в новых условиях, которые определяли обстановку в стране в 1906–1907 гг. нужно отметить, что основными объектами розыскной деятельности в этот период являлись две партии: эсеры и большевики.

В условиях наметившегося с начала 1906 года спада революционных выступлений, эти партии значительно изменили тактику своих действий. Так эсеры вновь усилили свою террористическую деятельность, сделав 1906 год рекордным по количеству террористических актов. Большевики из провала декабрьского 1905 года восстания в Москве сделали вывод о том, что успешное восстание невозможно без поддержки армии и резко активизировали свою деятельность вооруженных силах, готовя ряд крупных восстаний на Балтийском флоте и армейских частях вблизи Петербурга.

Таким образом, основным объектом деятельности политической полиции стали "Боевая организация" партии эсеров и "Военная организация" партии большевиков, руководившие соответствующими направлениями деятельности данных партий.

Особенностью деятельности "Боевой организации" партии эсеров в этот период времени стало то, что террористическая деятельность, ранее находившаяся под полным контролем секретного сотрудника полиции и по совместительству руководитель "Боевой организации" Евно Азера, начала децентрализовываться, как по причине выхода из партии эсеров, группы "эсеров-максималистов", так и в результате создания самостоятельных боевых организаций в составе местных эсеровских организаций, которые не информировали центральную боевую организацию о своих планах и текущей деятельности.

Изменились и методы деятельности террористических групп и организаций. Большинство из них отказались от прежнего метода, разработанного еще при создании Боевой организации и заключавшегося в выслеживании объекта покушения под видом уличных торговцев, извозчиков и разносчиков, когда путем наружного наблюдения устанавливались особенности передвижения объекта, позволяющие совершить на него покушение.

Эсеры-максималисты, отказавшись от системы наружного наблюдения, работали чаще всего экспромтом, иногда даже до самого последнего момента не зная, как именно они буду действовать на месте покушения. Именно таким способом максималисты совершили 10 августа 1906 взрыв загородной резиденции Столыпина в Озерках (пригороде Петербурга). Тогда двое боевиков-смертников, нагруженные динамитом, прорвались во время приема в вестибюль резиденции премьера, и там себя подорвали. В результате взрыва погибло несколько десятков посетителей и охранников, ранены члены семьи Столыпина, но сам он, попав в "мертвую зону" прохождения взрывной волны, не пострадал.

Эсеровские боевые организации, действовавшие на местах, наиболее крупными из которых являлись боевые отряды Зильберберга и Трауберга ("Карл"), осуществлявшие теракты, используя новый метод получения необходимой для покушения информации из источников, находящихся вблизи объектов покушения. С помощью этого агентурного способа в конце 1906 — начале 1907 года эсеровские боевики совершали успешные покушения на петербургского градоначальника Лауница и главного военного прокурора генерала Павлова.

Вообще 1906 год стал апогеем эсеровского террора в дореволюционной России, ни до, ни после этого года в истории эсеровской партии не было такого накала террористической деятельности. Всего за 1906 год, только эсеровскими боевиками было совершено 4.742 террористических акта, в результате которых погибло 738 и ранено 972 должностных лица, не считая случайно погибших и раненых из числа солдат, рядовых полицейских и обывателей⁷⁶.

Из всех совершенных терактов можно отметить такие, как, например, 14 мая 1906 в Тифлисе брошена бомба в генерал-губернатора Тимофеева. Генерал-губернатор не пострадал, террорист убит в перестрелке с охраной, его личность не установлена. 15 июля 1906 попытка взрыва здания Московского охранного отделения. Оно было организовано двумя секретными сотрудницами этого же отделения, разоблаченными эсерами-максималистами и под угрозой смерти пронесшими в здание взрывные устройства. 13 августа 1906 на железнодорожной станции Новый Петергоф под Петербургом эсеровской террористкой застрелен командир лейб-гвардии Семеновского полка генерал-майор Мин, один из организаторов и участников подавления декабрьского 1905 года восстания в Москве. Террористка арестована и позднее казнена. 9 сентября 1906 — покушение в Риге на генерал-губернатора Соллогуба. Генерал-губернатор не пострадал, покушавшиеся скрылись.

Все эти акции заставили начальника петербургской охранки полковника Герасимова отказаться от тактики "саботажа террора" посредством Азефа, который, как оказалось, утратил к этому времени большинство нитей управления террористической деятельностью, и перейти к непосредственной борьбе с боевыми организациями.

Первой подверглась разгрому организация Зильберберга, базировавшаяся на территории Финляндии поблизости от курортного поселка Иматра в уединенном отеле, хозяева которого сочувствовали эсерам. Посторонних в отель не пускали, ссылаясь на отсутствие свободных номеров. В конце января 1907 двое агентов Герасимова: мужчина и женщина, дождавшись сильного снегопада, смогли проникнуть в отель под видом застигнутых непогодой туристов, заблудившихся во время лыжной прогулки и попросившихся переночевать. Оказавшись в отеле, молодая пара, показав себя остроумными компанейскими собеседниками, вошла в доверие к обитателям отеля и прожила в нем несколько дней. Уезжала эта пара из отеля с фотокарточками его постояльцев и, завербовав горничную и швейцара⁷⁷.

Через несколько дней отряд был полностью разгромлен. Вскоре был разгромлен и отряд Трауберга ("Карла"), после этого эсеровский террор в Петербурге и Москве был фактически парализован. Продолжали свою деятельность боевые отряды губернских эсеровских организаций, с которыми вели борьбу местные жандармские управления и охранные отделения. К концу 1907 года с массовым эсеровским террором было покончено вплоть до февраля 1917.

Не меньшее, если не большее беспокойство в то время доставляла политической полиции деятельность "Военной организации" партии большевиков, созданной еще до революции, в 1902 году⁷⁸.

Начало революции резко активизировало её деятельность, значение которой особенно возросло в 1906 году, когда окончательно стало ясно, что вооруженные восстания без поддержки или хотя бы нейтралитета армии обречены на поражение.

Для координации работы революционных в армии в начале 1906 года по инициативе "Военной организации большевиков" был создан "Всероссийский военный союз", просуществовавший до лета 1907 года.

В первой половине 1906 года в составе всех местных комитетов партии большевиков были созданы "Военные организации"⁷⁹.

Понятно, что столь активная деятельность не могла не обратить на себя внимания политической полиции, которая также хорошо понимала значение армии для сохранения монархии и повела решительную борьбу с проникновением в неё революционных организаций.

Основные силы были направлены на разгром Центральной военной организации в Петербурге. В первой половине мая 1906 на основании сведений, полученных агентурным путём, петербургская охранка арестовала двух солдат гвардейского Преображенского полка, членов одного из кружков Петербургской военной организации.

Этот арест и дальнейшие розыски привели к массовым арестам 24–26 мая 1906 многих членов данной организации. Однако её разветвлённость и строгая конспирация не дали её разгромить, и её деятельность продолжалась.

Большой неудачей органов политической полиции, размещённых в Петербурге, стали военные восстания в Кронштадте и Свеаборге 19 июля 1906, вспыхнувшие в ответ на роспуск правительством I Государственной Думы. Восстания были неожиданными не только для военного и морского командования, но и для Петербургского охранного отделения, агенты которого в военной среде накануне восстания 18 июля 1906 докладывали, что в находившихся под наблюдением воинских частях всё спокойно⁸⁰.

Только поражение этого восстания и прошедшее по его результатам следствие позволило ликвидировать военную организацию, но только в Кронштадте. Однако спустя два месяца она возникла вновь и при её очередной ликвидации 7 сентября 1907 было арестовано 25 человек⁸¹.

Несмотря на эти аресты и провалы деятельность Центральной и многих местных военных организаций продолжалась. Для разработки планов их дальнейшей деятельности в декабре 1906 в Финляндии городе Таммерфорсе состоялась конференция военных и боевых организаций РСДРП (б). Среди делегатов конференции оказалось несколько агентов полиции, что позволило ей через неделю ликвидировать Петербургскую военную организацию, арестовав её активистов (37 человек) и захватив весь архив организации⁸².

Дальнейшая судьба Военной организации оказалась тесно связанной с судьбой Первой русской революции вообще. Дело заключалось в том, что после разгона I Государственной Думы правительство Столыпина всё же было вынуждено провести новые выборы в Думу. Несмотря на принятые правительством меры и урезанное избирательное право новая II Государственная Дума оказалась ещё более левой, чем её предшественница. Поэтому правительство с первых же дней её работы стало готовить её разгон.

В это же самое время восстановленная 17 февраля 1907 Петербургская военная организация решила установить связь с социал-демократической фракцией II Государственной Думы. Узнав об этом от своих агентов Шорниковой и Бродского, начальник Петербургской охранки Герасимов сообщил Столыпину, что появляется хороший повод для разгона строптивой Думы83.

Получив указание Столыпина, Герасимов разработал план операции. Агенты Герасимова в Петербургской военной организации Шорникова и Бродский разработали наказ солдат Петербургского гарнизона депутатами II Думы, носивший крайне резкий и враждебный правительству характер.

Вручение наказа солдатской делегацией социал-демократическим депутатам в присутствии членов военной организации должно было состояться на квартире одного из этих депутатов — Озола. Бродский должен был принести на встречу пакет с документами, свидетельствующими о подготовке вооруженного восстания, что должно было стать основной уликой, полученной при аресте собравшихся.

Встреча, как и намечалось, состоялась 5 мая 1907, однако Бродский опоздал и пришёл с компрометирующими документами, когда собравшиеся были уже арестованы, и в помещении шёл обыск. Производившие арест и обыск жандармы и полицейские, не посвящённые в детали плана Герасимова, не пропустили Бродского в помещение84.

Несмотря на этот срыв, лишивший полицию задуманных улик, сам факт этой встречи был подан правительством, как подготовка восстания и оно потребовало от Думы лишить социал-демократов депутатской неприкосновенности. После отказа Думы сделать это, она императорским указом от 3 июня 1907 была распущена. Эта дата в советской историографии считается датой завершения Первой русской революции.