Часть 1. Деятельность III отделения в 1856–1865 годах

Начало 1856 года стало особым временем, как для России, так и для III отделения. Поражение России в Крымской войне, зафиксированное в Парижском мирном договоре в марте 1856 года, стало толчком для проведения целой серии давно назревших реформ в экономике и сфере государственного управления. Проведение же реформ коренным образом изменило политическую обстановку внутри страны, поставив отделение в совершенно новые, до этого не известные ему условия.

Положение, в котором оказалось ведомство, осложнилось серьезными кадровыми изменениями в его высшем руководстве. Первым покинул свой пост Орлов, занимавший его с 1844 года. Он был назначен председателем Государственного совета и Комитета министров. Но поскольку Орлов детально не вникал в дела ведомства, предоставив фактическое руководство им управляющему отделением и начальнику штаба корпуса жандармов генерал-лейтенанту Дубельту, его уход мог и не оказаться серьезным влиянием на дела отделения. Но когда Дубельт, рассчитывавший занять освободившееся место узнал, что начальником отделения станет князь В. А. Долгоруков — личный друг нового императора Александра II, то он подал в отставку, что явилось для III отделения серьезным ударом. Его преемником стал генерал-майор Тимашев, по свидетельству современников "дотоле известный замечательным даром рисовать карикатуры"¹. Таким образом, в самый сложный момент своей истории отделение оказалось фактически обезглавленным.

В период 1856–1866 гг. III отделение не претерпело особых изменений. Штат отделения в эти годы оставался прежним — 42 чиновника, включая начальника и управляющего отделением. Бюджет отделения — 150 тысяч рублей в год. Численность корпуса жандармов в этот период времени — 4.800 человек. На его содержание выделялось 720 тысяч рублей в год². Единственными новшествами в этот период времени стало распространение сферы деятельности корпуса жандармов на железные дороги. В 1845 году на строительстве железной дороги Петербург-Москва было создано жандармско-полицейское управление. Начиная с 1856 года, жандармские подразделения размещаются на всех крупных станциях и железнодорожных узлах, подчиняясь жандармским управлениям соответствующих железных дорог³.

В 1859 году было повышено денежное содержание всех чинов корпуса и созданы школы грамотности для нижних чинов корпуса. Сделано это было не из-за какой-то собой любви к просвещению, а для того чтобы солдаты и унтер-офицеры могли бы ясно изложить все ими замеченное в донесении или рапорте⁴.

В конце 1863 года после подавления восстания в Царстве Польском, Литве и некоторых губерниях Белоруссии, там наряду с прежними губернскими жандармскими управлениями создаются уездные жандармские управления. Уездные жандармские управления имели следующий состав: начальник управления (обычно в чине до ротмистра) фельдфебель и 30 унтер-офицеров⁵.

Новая обстановка в стране существенно изменила объект деятельности III отделения в этот период времени. Вместо рассеянных по стране мелких тайных кружков, в среднем по полтора десятка членов в каждом, отделению пришлось столкнуться с зарождающимся массовым общественно-политическом движением и заграничной русской печатью в лице основанной 1 июля 1857 года Герценом газетой "Колокол". Уже в отчете за 1858 года отделение отмечало, что общественное мнение внутри страны "сильно возбуждено сочинениями Герцена и другими книгами печатаемыми вне России"⁶.

Для пресечения распространения зарубежной русской печати III отделением и другими государственными учреждениями были приняты следующие меры: усиление таможенного надзора, обыски у лиц состоящих под полицейским надзором или у тех относительно которых имелась информация о наличии у них запрещенных печатных изданий, усиление тайного наблюдения, попытки внедрения агентов в ближайшее окружение Герцена(как правило, безуспешно, за исключением одного-двух случаев), поездка высокопоставленных чинов III отделения и МИД за границу с целью воздействия на местные власти по поводу нахождения на их территории лиц, издающих антиправительственную литературу. Таковыми были поездки управляющего III отделением генерала Тимашева в июне 1859 года в Париж (успешная), и зимой 1860-61 года в Лондон (безуспешная). Добиться запрета на издание "Колокола" и выявить его корреспондентов не удалось.

Известен и первый пострадавший за чтение "Колокола" — в России — 28 января 1858 года в газете "Ведомости Санкт-Петербургской полиции" было опубликовано следующее сообщение: "До сведения правительства дошло, что советник Мухин читал в одном из здешних трактиров сочинение преступного содержания. Произведенным исследованием и собственным сознанием Мухина сведения эти подтвердились, а потому он выдержан под стражей и выслан из Санкт-Петербурга в одну из отдаленных губерний под строгий полицейский надзор". Хотя название заграничного издания в сообщении не называлось все поняли, что речь идет о "Колоколе". Этим делом первого официального выявленного читателя "Колокола" занимались лично начальник III отделения князь Долгоруков, управляющий отделением Тимашев, петербургский обер-полицмейстер Шувалов. Непосредственно вели дело чиновник III отделения Крейц, впоследствии московский обер-полицмейстер и жандармский полковник Ракеев⁷.

1 марта 1858 года на эту историю в "Колоколе" откликнулся и сам Герцен статьей "Не стыдно ли?" В ней он выражая изумление "полицейским самодурством" и мягко пенял правительству Александра II на это, выражая надежду, что это "случайность"⁸.

Наиболее крупным делом первой половины 60-х годов ХIХ века для III отделения стали подготовка и проведение арестов тогдашнего лидера революционного движения в России — Н. Г. Чернышевского и его ближайших помощников М. Л. Михайлова и В. А. Обручева, занимавшихся легальной литературной деятельностью в редакции журнала "Современник".

Особая опасность Чернышевского для тогдашней российской монархии заключалась в том, что Чернышевский видел основную задачу в подготовке народного восстания в установлении связи с армией и осуществление с ее помощью военно-революционного переворота.

Особенно интенсивно эта работа развернулась с конца 1860 года, когда благодаря энергии Чернышевского вокруг него сплотилась большая группа высокопоставленных офицеров российской армии. Руководителем этой группы был полковник Сераковский, служивший в Генеральном штабе.

Для руководства подготовкой военного переворота Чернышевским в составе "Петербургского революционного центра" летом 1861 года был создан "Военно — революционный комитет".

Члены "Военно-революционного комитета" из числа высокопоставленных офицеров развернули активную работу в армии. Полковник Генерального штаба И. М, Савицкий вёл активную работу в Академии генерального штаба и в гвардейском Семёновском пехотном полку. Он заверял Чернышевского, что в случае массовых революционных выступлений в Петербурге этот полк поддержит восставших. Одновременно с этим, Савицкому удалось привлечь к сотрудничеству с революционным подпольем командира 4-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта Столпакова. Другой член "Военно-революционного комитета" гвардейский офицер Погоскин, издававший в 1858 году по указанию Чернышевского журнал "Солдатская беседа", вёл с его помощью революционную пропаганду среди солдат и офицеров Петербургского гарнизона.

Пропагандистская работа среди частей Петербургского гарнизона шла настолько успешно, что уже в конце 1860 года, в нём начали происходить стихийные революционные выступления. Так, в знак протеста против реакционной политики правительства, в коллективную отставку с военной службы подали 126 из 135 слушателей Инженерной академии. Из-за, обнаружившегося, почти поголовного революционного настроения курсантов Стрелковой и Кавалерийской школ в Петербурге, эти школы были закрыты распоряжением военного министра.

Одновременно с подготовкой военно-революционного переворота Чернышевский считал, что без глубокой конспирации и постоянной борьбы против политической полиции существование революционной организации будет невозможным. Поэтому по инициативе Чернышевского в составе "Петербургского революционного центра" была создана Служба безопасности.

Члены созданной Чернышевским революционной службы безопасности входили в контакт с офицерами и чиновниками Третьего отделения и Петербургского жанжармского управления, предлагая им свои услуги в качестве агентов в революционной среде. Благодаря этому, им удаалось узнать многое о планах полиции.

Тем не менее, несмотря на все принимаемые Чернышевским меры по конспирации, его роль в руководстве революционной деятельностью была хорошо известна правительству.

Переломным моментом в отношении царского правительства к Чернышевскому стали события 25 сентября 1861 в Петербурге, когда в центре столицы состоялась массовая антиправительственная демонстрация студентов, курсантов военных училищ и слушателей военных академий. В ней приняло участие около 2 тысяч человек. Демонстрацию организовал "Петербургский революционный центр", и она проходила в присутствии Чернышевского.

После этого в правящими кругами Российской империи было принято принципиальное решение о необходимости устранения Чернышевского из политической жизни.

Ещё больше обострилась обстановка вокруг Чернышевского, после того как в начале 1862 года "Петербургский революционный центр" был преобразован в партию "Земля и воля", которая начала непосредственную подготовку вооружённого восстания.

После того как отрывочная информация об этом дошла до правительства, подготовка к аресту Чернышевского вступила в завершающую стадию.

Использовав в качестве повода грандиозные пожары в Петербурге в период с 20 по 28 мая 1862, правительство, обвинив в их организации революционное подполье и лично Чернышевского, произвело 7 июля 1862 его арест.

Подготовка к аресту Чернышевского происходила следующим образом. С целью изоляции Чернышевского и получения о нем дополнительной информации 14 сентября и 4 октября 1861 года были арестованы его ближайшие помощники М. Л. Михайлов и В. А. Обручев. А 24 октября 1861 года постоянное круглосуточное наружное наблюдение было установлено за самим Чернышевским.

Кроме наружного наблюдения делались настойчивые попытки внедрить агентов наблюдения в дом Чернышевского. В декабре 1861 года были подкуплены швейцар дома, где проживал Чернышевский и его жена, работавшая у Чернышевского кухаркой. Однако довольно неуклюжие действия наружного наблюдения и новоявленных агентов из числа прислуги, были быстро обнаружены Чернышевским, который в мае 1862 года уволил кухарку.

Полгода наблюдения не дали ничего существенного о деятельности Чернышевского, аналогичными были результаты с Михайловым и Обручевым.

Убедившись в бесплодности своих усилий в этом направлении в III отделении решили арестовать Чернышевского, надеясь при обыске в его квартире найти что-либо существенное. Поводом для ареста стало упоминание имени Чернышевского в перехваченных письмах Герцена, Огарева и Бакунина.

Сам арест Чернышевского произошел 7 июля 1862 года. Арест был произведен жандармским полковником Ракеевым, одним из старых сотрудников отделения. Еще в 1837 году он сопровождал тело Пушкина в Святогорский монастырь. Осенью 1861 года он арестовал соратников Чернышевского Михайлова и Обручева. Чернышевский был доставлен в III отделение, оттуда после короткого допроса в Алексеевский равелин Петропавловской крепости⁹.

Арест Чернышевского не дал отделению тех улик, на которые оно рассчитывало. Попытка доказать авторство Чернышевского в отношении прокламации "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон", призывавшей крестьян к восстанию, также не увенчалась успехом. В результате чего первый допрос Чернышевского состоялся лишь спустя четыре месяца после его ареста — 30 октября 1862 года¹⁰.

Планы правительства по нейтрализации Чернышевского оказались под серьезной угрозой. Однако желание убрать его из политической жизни было настолько велико, что от III отделения потребовали фабрикации доказательств необходимых для судебного процесса.

Для этой цели был выбран содержавшийся также в Алексеевском равелине Петропавловской крепости участник одного из революционных кружков, отставной корнет Всеволод Костомаров. Между ним и правительством в лице III отделения была заключена сделка, согласно которой Костомаров давал свидетельские показания на суде, а также изготовлял письменные, доказывавшие авторство Чернышевского в отношении прокламации "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон". В свою очередь, III отделение брало на себя обязательство выделения матери Костомарова ежегодной пожизненной пенсии в 1.500 рублей и единовременного вознаграждения самому Костомарову в размере 500 рублей. Для исполнения задуманного Костомаров в конце февраля 1863 года был освобожден из тюрьмы и отправлен якобы в распоряжение штаба Кубанского Казачьего войска. Под предлогом болезни он остановился на три дня в Москве, где к нему явился его старый знакомый мелкий чиновник и пропойца некто Яковлев. Он изготовил два письма. В одном из них подписанный буквой "Ч". Чернышевский "просил" о замене в прокламации одних слов другими. Другое "письмо" Чернышевского к Плещееву, где указывалось на "связь" между Чернышевским и типографией, где "печатались" прокламации.

С этими "письмами Чернышевского" Костомаров выехал в Тулу, где согласно плану его "задержали" и обнаружили "письма Чернышевского"¹¹.

На основании этих "доказательств" Чернышевский был осужден к 7 годам каторги и поселению в Сибирь навсегда, позднее сокращенному до 14 лет.

Но даже после осуждения Чернышевского, властям пришлось продолжать борьбу с ним, с его политическим, научным наследством, ставшего неотъемлемой частью российской жизни.

Так в 1865 году отделом печати Министерства внутренних дел был подготовлен специальный документ "Собрание материалов о направлениях различных отраслей русской словесности за последние десятилетия", в котором анализировалось соотношение различных политических сил в русской литературе. Авторы документа были вынуждены признать растущее влияние на литературу революционных сил: "Оставя путь свободного развития, литература наша, — сокрушались полицейские меценаты, — значительно отклонилась в несвойственную ей среду одностороннего служения временным политическим, гражданским и общественным вопросам". Далее авторы доклада с прискорбием отмечали: "Немногие, но талантливые деятели создали из критики силу, которая как суд и как авторитет тяготела над литературой, увлекая писателей к нелитературным целям. С другой стороны эта сила подчиняла своему влиянию слепое большинство читателей, развивая в ни ложный вкус и желание видеть в литературе орудие агитации и протестов, наконец, эта же критика приобрела власть над понятием и даже над нравами общества, потому, что под предлогом критических разборов и рецензий все принципы семейной и общественной жизни были низвергаемы или направлены в известную сторону смотря по надобности. Такое важное значение получила у нас критика со времени Белинского и не утрачивала его до Добролюбова и Чернышевского включительно"¹².

Ввиду такого теоретического превосходства противника, авторы документа будущим исполнителям идеологической борьбы с революционными взглядами в литературе предлагали в качестве главного оружия теорию "чистого искусства" и конкретные рекомендации по ее применению, которые вкратце сведшись к следующему: не распылять силы, а сосредоточить их на двух произведениях Чернышевского: "Что делать? " и "Эстетическое отношение к действительности". Исполнителям рекомендовали не утруждать себя научной аргументацией, а эмоционально дискредитировать Чернышевского, обвиняя его во всевозможных недостойных серьезного ученого пороках: невежестве, эстетической безграмотности, попрании "священных устоев семьи и государства", поощрении безнравственности. Кампания началась практически сразу после выхода документа. Особое усердие в ней проявили такие литераторы, как А. Немеровский, К. Случевский, Н. Соловьев, П. Нитович. Из числа "авторитетов" в ней приняли участие Ф. М. Достоевский, выступивший в печати с фельетоном "Отрывок из романа Щедродарова", в котором высмеивал философию и эстетику Чернышевского, путем вырывания из контекста и оглупления отдельных положений его учения¹³. Кампания, впрочем, не принесла особых успехов ее организаторам и вскоре заглохла.

Таким образом, завершилось это самое крупное периода 1856–1865 годов дело III отделения. Несмотря на внешний успех (осуждения Чернышевского), само проведение дела (наблюдение и следствие) свидетельствовали о явной неготовности отделения к работе в новых условиях. Последующее событие показали это достаточно наглядно.