Утро города Санкт-Петербурга

Утро города Санкт-Петербурга

Если житель Санкт-Петербурга и нуждался иметь при себе часы, то лишь только с возвышенною целью — отворотивши полу шинели либо сюртука и вытянув их из кармана на свет божий, дать окружающим полюбоваться и футляром, и цепью, и крышкой, дабы смогли по достоинству оценить владельца брегета. Для практических же необходимостей в каждодневном плавании по житейскому морю у берегов Невы не дале Охты или Коломны определение времени отнюдь не требовало механической точности, так что петербургский житель превосходно с этим справлялся безо всяких часов. Довольно было ему выглянуть из окошка, чтобы при виде хозяек с кульками и ридикюлями, подгоняемых морозом на рынки, или маленьких фигурок с сумками на плечах, едва переставлявших ноги по печальному пути в школу, и при виде синих армяков подрядчиков, как колесная ось ободом, окруженных серым кольцом нанимаемых рабочих, — чтобы по этой картине без ошибки понять, что в мастерских в этот час подмастерья надели сюртуки, а работники — халаты и принялись за дело, и, стало быть, давно уже за работою мужики с топорами, кирками, лопатами, пилами и молотами; что на чердаках, в мезонинах, в углах доходных домов скребут бритвами скулы и полощут ложки в стаканах, а в Адмиралтейской части за тяжелыми шторами зеркальных окон в спальнях царит полумрак; что бледные молочницы, крикливые продавцы овощей, мяса, рыбы уже опорожнили свои бидоны, лотки и корзины в руки полусонных кухарок и поваров; и что, стало быть, в начале девятый час.

Окруженная скачущими жандармами с саблями наголо длинная вереница извозчичьих карет протягивалась, проламывалась, прорубалась сквозь привычное течение жизни, точно массивная цепь сквозь часовой механизм, перекашивая зубчатки, изгибая оси, заклинивая стрелки и превращая циферблат в бессмысленный хоровод цифр. Армяки, чуйки, салопы, шубейки, шинели, тулупы шарахались в стороны, замирали как вкопанные на месте или бежали прочь. Чьи-то руки крестились, чьи-то рты плевались, а языки чертыхались или божились, а туловища чуть не в штопор извертывались от любопытства. В брошенных на снегу корзинах трепетала крылами птица. Падали второпях прислоненные к стенам домов елки, теряли на снег иглы. Семенящие в свои департаменты чиновники отрывали носы от воротников, оборачивались, роняли пакеты и свертки бумаг. От кого-то кто-то мимоходом прослышал и мимоходом же кому-то пересказал, будто на Семеновском парадном плацу артель плотников сколотила деревянный помост. «Неуж стрелять господ будут?!» И чем ближе к Семеновскому плацу, тем гуще и как бы устремленнее становилась уличная толпа, уже не кишела, не мельтешила, но упорно и постепенно густела, стекала с панелей на мостовую и втягивалась за каретами, как в воронку, в торопливое течение по направлению к плацу.

Был в разгаре девятый час — для народа день, ночь для высшего круга, а для прочих жителей города Санкт-Петербурга — утро.