Пипин II — «princeps» между двумя мирами

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пипин II — «princeps» между двумя мирами

Анонимный автор «Анналов Меца», в целом заслуживающий доверия, не ошибался, когда писал, что «Пипин, отправив короля Тьерри в его королевскую „виллу“ Монмак-сюр-Уаз, где его содержали с почетом и уважением, сам стал править королевством франков». Возможно, наиболее ощутимо новая ситуация проявлялась в том, что Пипин оставался хранителем королевской сокровищницы Нейстрии, «сущности и символа власти»[55]; все чаще и чаще к его имени прикладывайся титул «princeps Francorum» — «первого среди франков».

Надо заметить, что Пипин, в отличие от своего дяди Гримоальда, придерживался последовательной политики и проявлял большую ловкость. Чтобы предупредить и при необходимости контролировать поползновения нейстрийцев к независимости, Пипин женил своего старшего сына Дрогона на Анструде, дочери Вараттона и вдове Берхера. Более того, он согласился на передачу, по крайней мере поминальную, части своих властных прерогатив в Нейстрии и Бургундии самым приближенным к нему людям. Так на севере была восстановлена должность майордома, доставшаяся первоначально приверженцу Пипина Норберу, графу Парижскому, а затем перешедшая (начиная с 701702 года) к его младшему сыну Гримоальду II. В Бургундии Пипин доверил управление старым автономным бургундским войском своему старшему сыну Дрогону, уже являвшемуся герцогом Шампани. Не вызывает, однако, сомнения тот факт, что Пипин сохранял абсолютный контроль за делами в обоих королевствах. Таким образом, Пипину удалось утвердить принцип передачи по наследству функций майордома в момент, когда король уже был только его игрушкой, а королевская власть сохраняла очень условный характер. И когда Тьерри III, подпись которого еще встречается под текстами грамот королевской канцелярии, умер в 691 году, то именно Пипин выбирал наследника трона. Эта процедура укоренилась. Таким образом, хотя сохранялась лояльность к династии, реальное обеспечение преемственности власти перешло уже в другие руки.

Самый яркий пример тому — церковная политика Пипина, с помощью которой он стремился увеличить число «приводных ремней» своей власти. Он не только продолжал в Австразии политику своих предшественников (особенно женской части рода), которая состояла в том, чтобы взять в свои руки церкви и монастыри, основывая их, одаривая их, более или менее скрытыми способами назначая туда своих людей (такая линия осуществлялась в бассейне Мааса, в Одилиенберге и Сустерне; в бассейне Мозеля, в Меттлахе, Пфальце и особенно в Эхтернахе). Кроме того. Пипин сделал нескольких своих приверженцев архиепископами (Ригобера — в Реймсе, Гриффона — в Руане), некоторых поставил во главе крупных нейстрийских аббатств (Хильдебера в Фонтенель). Весьма красноречива в этом плане дарственная грамота, составленная 13 мая 706 года Пипином и Плектрудой в пользу монастыря в Эхтернахе: «когда Виллиброд покинет сей бренный мир, братия свободно выберет себе настоятеля. А он должен будет проявлять во всех делах верность нам самим, и нашему сыну Гримоальду, и его сыну, и сыновьям Дрогона, нашим внукам»[56]. Самое меньшее, что можно было бы сказать о Пипине: он был дальновиден, веря в будущее своей династии.

Но власть его пока еще ограничивалась тремя королевствами. Ибо нельзя забывать, что Арморика, фактически ставшая Бретанью, продолжала жить своей жизнью. Однако если после смерти Дагобера и подтвердилась неспособность франкской власти заставлять там себя слушаться, то местные предводители племен также не могли более воспрепятствовать прогрессирующему разложению гражданской власти. Такое предположение основывается на факте внезапного прекращения, начиная с конца VII века, дошедших до нас династических списков. Другой факт — одновременное усиление власти семейств machtierns. Они представляли собой «вождей-гарантов». Их высокий авторитет на местах использовался для поручительства при совершении юридических актов[57]. В Аквитании же шел обратный процесс. Он обозначился во времена герцога Лупа, великого собирателя земель вокруг княжества Тулузского, явно проявился при его преемнике Эде, имя которого встречается в исторических источниках начиная примерно с 700 года. Эд, как и Луп, происходил из франков. Утвердив свою власть над большинством общин между Луарой и Пиренеями, он, как кажется, заслужил если не королевский титул (историки спорят по этому вопросу[58]), то, по крайней мере, звание Aquitaniae princeps — «первого в Аквитании», как называют его некоторые современные ему авторы. Конечно, это превращало Эда в соперника Пипина. Процесс охватил и Прованс, который столь долго был разделен между Австразией и Бургундией (непосредственное следствие давнего завоевания). Стала привычной процедура, в соответствии с которой каждая из этих земель была представлена там своим патрицием, выбиравшимся из местной знати. После того, как в 679 году франкское единство было воссоздано в пользу Тьерри III, Прованс оказался под властью одного наместника-патриция, а именно Антенора. После 700 года ему удалось избавиться от северной опеки.

Хотя Пипину пришлось смириться с потерей контроля над Южной Галлией, передав преемникам инициативу восстановления связей со средиземноморским фасадом, значительную компенсацию этой потери он нашел на севере и востоке, в германских частях Галлии, которые являлись как бы геополитическим продолжением Австразии. Пипину удалось достичь там успеха благодаря неоднократным военным кампаниям. Не ограничиваясь мобилизацией своих служилых людей, Пипин сумел собрать народное ополчение, возродив так или иначе вышедшую из употребления ста ринную практику командования на общефранкских военных сборах — «Марсовых нолях». Благодаря этому Пипину удалось сдерживать саксов, у которых вошло в обыкновение совершать набеги на Тюрингию и даже на родовые земли франков — в данном случае бруктеров — вдоль долины Рура. Таким образом после 709 года умножились кампании против алеманнюв, освободившихся от франкского ига после смерти Дагобера, кампании, имевшие целью заставить их вернуться в строй, при этом не подвергая сомнению вопрос о самостоятельности герцогства в Алеманнии. Наконец, что особенно важно, Пипин вновь сделал частью королевства прирейнскую Фризию, которая вследствие кризиса меровингской государственности также стала независимой и которой была предназначена роль морских ворот для долин и плато, являвшихся оплотами могущества первых поколений родов Пипина и Арнульфа. Но для решения этой задачи пришлось провести в период между 690 и 695 годами несколько ежегодных военных кампаний, главной целью которых являлся Дорштадт. Город к тому времени превратился в несомненный центр торговли Фризии и упорно защищался его правителем Радбодом. Понадобилось также систематически насаждать в стране военные поселения (их обитателей называли в отечественных источниках «франкскими людьми»). Наконец, стала необходимой очень крупная кампания по евангелизации, в ходе которой Пипин II проявил себя решительно как предвестник: именно он принял нортумбрийского миссионера Виллиброда, поощрил его восстановить старинную церковь Сен-Мартеп в Утрехте и заложить новые храмы и, отметим особо, высказал пожелание о том, чтобы Виллябпод отправился в Рим для посвящения в сан епископа (что и было сделано папой Сергием 1 в 695 году). Так был скреплен союз, надежными участниками которого оказались: 1) семейство майордомов Австразии, щедро одарявшее новую епархию; 2) англосаксонские церкви — они оставались самыми яркими выразителями духа миссионерства и преобразования и с момента возникновения были связаны с Римом самыми тесными узами; 3) само панство. Со времен Григория Великого оно не участвовало в истории Галлии. Но когда для наследников Пипина пробьет час насильственных действий, то именно от Рима будут они ждать духовного и морального освящения своей деятельности.