Глава четвертая. Странник между мирами

Глава четвертая.

Странник между мирами

Пока корабль «Маасдам» в течение 9 дней пересекал Атлантику, Освальд занимался важным делом. Он готовил ответы на вопросы корреспондентов, которые, как он ожидал, будут встречать его на американской земле. Причем Ли заготовил два варианта ответов: один вариант искренний, а второй, рассчитанный на благоприятное восприятие прессы. Некоторые эксперты позднее утверждали, что второй вариант был написан Освальдом под диктовку, и почерк выдавал его нежелание писать.

Приведем полностью этот любопытный документ.

Вопрос. Зачем вы поехали в СССР?

Ответ (Вариант 1). Я поехал из-за протеста против американской политики в других странах, это было мое личное выражение недовольства и возмущения неправильной линией поведения правительства и народа США.

Вариант 2. Я поехал как гражданин США (как турист) и жил в другой стране, на что имею полное право. Я поехал туда посмотреть страну, людей и как работает их система.

Вопрос. А что скажете об этих письмах? (Видимо, имеется в виду, прежде всего, письмо, в котором Освальд отказывался от гражданства США. — Авт.).

Вариант 1. Я написал несколько писем в американское посольство в октябре 1959 года, в которых выражал упомянутые выше чувства. Я пошел в посольство, чтобы легально ликвидировать мое американское гражданство, и мне отказали в этом законном праве.

Вариант 2. Я не писал писем, порочащих США! В переписке с посольством США я не делал антиамериканских заявлений. Любая критика, которую я мог выражать, была направлена против политики, а не против правительства.

Вопрос. Делали ли вы антиамериканские заявления там (то есть в СССР. — Авт.)?

Вариант 1. Да.

Вариант 2. Нет.

Вопрос. Нарушили ли вы какие-либо законы, живя и работая в СССР?

Вариант 1. Да. Я принес присягу на верность СССР.

Вариант 2. По американским законам, лицо теряет покровительство США, голосуя или проходя службу в вооруженных силах иностранного государства, а также принося присягу на верность этому государству. Я ничего подобного не делал.

Вопрос. Не является ли любая работа в СССР работой на государство?

Вариант 1. Конечно, и в этом смысле я нарушил законы США, согласившись работать на иностранное государство.

Вариант 2. Нет, технически только заводы, прямо работающие на государство, обычно оборонные заводы, считаются государственными. Другие заводы принадлежат работающим там трудящимся.

Вопрос. Почему вы оставались в СССР так долго, если вы только хотели посмотреть на их жизнь?

Вариант 1. Я жил в СССР с 16 октября 1959 до весны 1962 года, в течение двух с половиной лет. Я делал это, потому что жил довольно комфортабельно. У меня было много денег, бесплатная квартира, полно девушек и так далее. Почему я должен был бросить все это?

Вариант 2. Я спокойно жил в СССР до февраля 1961 года, когда я написал письмо в посольство с просьбой вернуться домой, и паспорт был на хранении в посольстве. Они пригласили меня для этого в Москву, где посольство немедленно вернуло мне паспорт и проконсультировало меня, как мне получить у русских выездную визу для себя и для моей русской жены. Этот долгий и мучительный процесс занял многие месяцы, с июля 1961 по май 1962 года. Вот почему я был там так долго, отнюдь не по желанию.

Вопрос. Вы коммунист?

Вариант 1. В принципе да. Хотя я ненавижу СССР и социалистическую систему, я по-прежнему думаю, что марксизм может работать в других условиях.

Вариант 2. Нет, конечно нет.

Вопрос. Знали ли вы когда-либо хотя бы одного коммуниста?

Вариант 1. Не в США.

Вариант 2. Я никогда не знал ни одного коммуниста помимо тех, кто был в СССР, но тут уж ничего не поделать.

Вопрос. Какие самые яркие различия между СССР и США?

Вариант 1. Никаких, за исключением того, что в США выше жизненный уровень; уровень свободы практически одинаковый; медицинская помощь и система образования лучше в СССР, чем в США.

Вариант 2. Свобода слова, путешествий. Выраженная оппозиция по отношению к непопулярной политике, свобода верить в Бога.

Корреспонденты. Спасибо большое, сэр, Вы настоящий патриот!

Поражает та тщательность, с которой Освальд готовил свои ответы. Либо он действительно был крайне искушенным человеком, знающим, например, тонкости законодательства США о гражданстве, либо его действительно кто-то хорошо подготовил.

13 июня 1962 года, пройдя мимо статуи Свободы, «Маасдам» пришвартовался в гавани Нью-Йорка. Марина думала, что пребывание в Америке будет счастливым. На это указывали приметы: шел дождь, а тринадцатое число было для Марины всегда счастливым днем. Напротив, ее супруг нервничал, он постоянно озирался по сторонам, ожидая прихода полиции и ареста. Государственный департамент предупредил о приезде Освальдов Общество помощи путешественникам, и его русскоговорящий представитель некий Спас Райкин уже разыскивал Освальдов с помощью громкоговорителя. Освальд хотел было проскользнуть незамеченным, ему явно не хотелось лишних контактов. Но Райкин все же разыскал иммигрантов и повез их в офис своей организации в Нью-Йорк. Райкин был болгарским иммигрантом и ярым антикоммунистом. Его организация Всемирная антикоммунистическая лига находилась на содержании ЦРУ. Райкин активно расспрашивал Освальда, но тот был настороже. По дороге в офис Освальд сказал сопровождающему, что служил морским пехотинцем и охранял посольство США в Москве.

Характерно, что когда государственный департамент обратился в нью-йоркский департамент по социальным вопросам с просьбой помочь Освальду, то было заявлено, что тот был в СССР с ведома госдепа. Прибыв в офис, Освальд узнал, что за авиабилет до Далласа ему следует заплатить самому. Сначала он устроил скандал, крича: «Пусть они за все платят!» У него оставалось всего 63 доллара, и сотрудники офиса сами позвонили брату Роберту. Тот, заложив машину, немедленно перевел в Нью-Йорк 200 долларов. Ли было очень неприятно попадать сразу же в финансовую зависимость от брата, но выбора не было.

Ночь семья Освальдов провела в гостинице, хотя некотрые исследователи со ссылкой на бывших сотрудников ЦРУ утверждают, что Освальд успел за ночь доехать до Вашингтона и там ЦРУ его допросило. В пользу этого говорит и один из пассажей в письме Освальда матери еще из Минска, в котором он утверждал, что прежде всего заедет в Вашингтон. Но Марина заявляет, что никуда он не ездил.

14 июня семья Освальдов, заплатив за билет 183 доллара, вылетела в Техас. На Марину в самолете косились, потому что она держала на руках крепко спеленатого ребенка. В США пеленать детей было не принято. В том же самом аэропорту, где через год с небольшим приземлится президент США Джон Кеннеди, Ли, Джун и Марину встречал Роберт Освальд с женой Вадой, дочерью Кэти и сыном Робертом Ли. Роберта поразили внешние перемены в брате. Его некогда густые волнистые волосы стали редкими и ломкими, появились проплешины, да и сам Ли сильно похудел. Роберт даже поинтересовался, не пытали ли его русские электрошоком. Ли только улыбнулся: нет, виновата суровая русская зима.

Младший Освальд, похоже, удивился, что его опять не встречают репортеры. Роберт сообщил, что материал о возвращении брата появился 8 июня в местной газете, а всех желавших взять интервью он, Роберт, «отшил» в полном соответствии с просьбой Ли из Минска. Воссоединенная семья отправилась в дом Роберта, поразивший Марину. Роберт в свои 28 лет был менеджером по продажам одной местной компании, но Ли с гордостью за Америку говорил Марине, что вот так в США живут простые трудящиеся. Марина спросила, будут ли они жить так же.

«Конечно, чуть позже», — ответил Ли.

Марине Америка понравилась сразу же. Красивые неоновые витрины, богатый выбор товаров в магазинах. Ее в отличие от мужа отвлеченные политические темы типа счастья всего человечества не интересовали. Она имела взгляд на мир, который принято называть потребительским.

«Делай что хочешь, — сказала Марина Ли, — но я никогда не вернусь обратно в Россию».

У Ли, как мы увидим, несмотря на презрение к советскому образу жизни, совсем скоро сформируются совсем другие взгляды.

Через пару дней к Роберту приехала Маргарита, работавшая нянькой-медсестрой и находившаяся с семьей Роберта в очень прохладных отношениях. Любимый младший сын от встречи с матерью тоже был не в восторге. Они спорили, кто из них сделал больше для возвращения Ли на родину. Маргарита также огорошила Ли, заявив, что намерена написать книгу о его жизни. Ли строго запретил ей даже думать об этом, так как тогда «они» убьют Марину и ее родственников.

Сама Марина между тем с помощью жены Роберта Вады (профессионального визажиста) сделала себе короткую «американскую» стрижку и первую в жизни «химию», надела слишком короткие (с точки зрения Маргариты) шорты. Маргарита, стараясь сделать Ли комплимент, сказала, что его жена не похожа на русскую: она просто вылитая американка.

«Поэтому я и женился на ней», — ответил сын.

Ли сразу же начал искать работу, сначала интеллектуальную. Он получил в техасской комиссии по занятости (аналог биржи труда) адрес эмигранта из России Питера Грегори, работавшего в Далласе нефтяным инженером и преподававшего в местной библиотеке по совместительству русский язык. Грегори согласился проверить уровень владения русским языком нового знакомого. Он дал почитать и перевести Ли абзац из советского учебника по истории, и Освальд с этим заданием легко справился. Грегори выдал ему справку, что он вполне может работать устным и письменным переводчиком с русского языка. За ланчем Грегори подробно расспрашивал Ли о жизни в СССР. Парень ему понравился настолько, что он решил познакомиться с семьей Освальда поближе.

Но пока у Освальда, похоже, было более срочное дело. Уже в понедельник 18 июня он решил заняться тем же, чем строго запретил заниматься матери. По справочнику «желтые страницы» Ли нашел адрес машинистки Полины Бейтс и предложил ей печатать его заметки о России. Бейтс заинтересовалась, особенно когда Освальд сказал, что с большим трудом вывез эти заметки из СССР под одеждой. Бейтс запомнила, что Освальд хотел издать книгу под названием «Моя жизнь в России». Работа шла в течение трех дней и заняла в общей сложности восемь часов. Освальд помогал машинистке разбирать свои каракули (только часть текста была отпечатана, остальное написано ужасным почерком Освальда на русском и английском языках. Он говорил машинистке, что готовил манускрипт под постоянным наблюдением КГБ). В конце каждого дня Освальд забирал все материалы (включая копирку) с собой. Бейтс потом вспоминала, что у него были самые безжизненные глаза, которые она когда-либо видела.

Интересно, что, по данным Бейтс, в заметках Освальда описывался не только Минск, но и некий советский город, название которого начиналось на букву «К» (некоторые исследователи полагают, что это был Киев, в котором Освальд вроде бы никогда не был). В среду 20 июня труд над книгой неожиданно оборвался. Освальд сказал, что у него есть только 10 долларов (деньги сыну дала Маргарита) и он не может заставлять машинистку работать дальше бесплатно (к среде Бейтс напечатала как раз 10 страниц исходя из заранее согласованной платы в

1 доллар за страницу). Но Бейтс заметки очень нравились и она была готова работать бесплатно, однако Освальд сказал, что это против его принципов, и больше никогда не появлялся. Машинистка вспоминала, что Освальд крайне неохотно говорил о своей поездке в СССР. Но утверждал, что она была предпринята с санкции госдепартамента. Хотя госдеп, дескать, предупредил, что если с Освальдом что-нибудь случится, то помогать ему не станут.

Сохранившиеся заметки Освальда о жизни в Минске являются достаточно критическими по отношению к советской действительности, и непонятно, как он собирался публиковать книгу, если боялся за родственников Марины, тем более что рвать связи с СССР он вовсе не хотел. Сразу же по приезде в Даллас Освальд заставил Марину написать в советское посольство в Вашингтоне письмо с указанием ее адреса в США (так было положено по советским законам). Сам же Освальд попросил посольство помочь ему подписаться на советские газеты и журналы и вскоре, несмотря на трудное материальное положение своей семьи, выписал журналы «Крокодил», «Огонек» и «Агитатор», а также газету «Советская Белоруссия».

Явно, что отношение Освальда к СССР потеплело после того, как он поближе столкнулся с американской действительностью. Работу переводчика (не говоря уже о подъемных деньгах, как в Москве) ему никто предоставлять не собирался. Трудно было и с работой попроще. Как только работодатели узнавали, что он отчислен из морской пехоты с плохой формулировкой, разговор сразу прекращался. Роберт считал, что с такой бумагой Ли не сможет получить в Техасе даже водительские права. Освальд 18 июня послал протест в Корпус морской пехоты (подготовленный еще в Минске), но там менять свое решение не спешили.

Ко всему прочему Ли стал понимать, что жене Роберта постоянное пребывание родственников в ее доме нравится все меньше и меньше. Начались скандалы. Освальд переживал свое положение приживалы и опять стал бить Марину (в Минске он ударил ее три-четыре раза, в Техасе это вскоре превратилось почти в норму их семейной жизни).

Между тем Ли Харви Освальда в Америке все же кое-кто ждал. Осенью 1961 года штаб-квартира ФБР сообщила в далласский офис, что Ли Харви Освальд вскоре вернется в США. Агент Файн, работавший в отделении далласского офиса ФБР в Форт-Уорте, получил задание по приезде допросить перебежчика. Файн встретился с Робертом и тот обещал сразу же поставить ФБР в известность, как только брат вернется домой. 31 мая 1962 года штаб-квартира ФБР уведомила далласский офис о предстоящем прибытии Освальда. Далласскому офису предписывалось немедленно установить местонахождение Освальда и провести с ним беседу, чтобы выяснить, не был ли он завербован в СССР советскими спецслужбами и не пошел ли он с русскими на сделку, чтобы вернуться в США. Особое внимание следовало обратить на характер сведений, которые Освальд мог передать советской стороне. В инструкции говорилось, что если в отношении искренности «объекта» возникнут сомнения, надо предложить ему пройти тест на детекторе лжи.

14 июня штаб-квартира ФБР со ссылкой на военно-морскую разведку сообщила в свой далласский офис, что «объект» прибыл и что военно-морская разведка ничего в его отношении предпринимать не собирается. Но Роберт, как было условлено, Файну так и не позвонил. Последнему пришлось выйти на Роберта самому. Роберт был вынужден подтвердить, что Ли почти уже две недели живет у него, но боится выходить из дому, так как тогда его замучает пресса.

26 июня в час дня агент далласского офиса ФБР Файн (тот самый, который допрашивал Маргариту в начале 1960 года) разговаривал с Освальдом в своем офисе. (В этот день Освальд при очередной попытке устроиться на работу опять рассказывал, что был в Москве по заданию госдепартамента.) Разговор шел в присутствии еще одного сотрудника ФБР, чтобы в случае чего иметь свидетеля для возможного судебного разбирательства.

Освальд Файну не понравился, так как держался напряженно, говорил резко и не желал «сотрудничать со следствием». Он отказался сообщить причину своего переселения в СССР, сказав, что «не хочет заново переживать прошлое». Сообщения газет о своих антиамериканских заявлениях он назвал лживыми. Отрицал он и факт своего отказа от гражданства США. Правдивым было его утвеждение, что советские органы никогда не пытались его завербовать и не просили предоставить какую-либо секретную информацию. О своей жизни в Минске Ли сообщил только, что работал на фабрике металлистом. Назвать имена и адреса родственников Марины он отказался. Никаких сделок с советскими властями для возвращения в США он тоже не совершал. Русский язык выучил самостоятельно, будучи в морской пехоте, в комунистической партии США никогда не состоял. Да, он читал в Новом Орлеане произведения Карла Маркса, но только потому, что интересовался его экономическими взглядами. На вопрос Файна, что он имел в виду, когда писал матери и Роберту о разных идейных ценностях, Освальд отвечать отказался. Освальд показал советский паспорт Марины и признался, что намерен сообщить ее адрес в посольство СССР, как это и положено по советским законам. В целом «перебежчик» заявил, что не питает к русским никаких симпатий и в случае, если советские агенты выйдут на него, обязательно поставит ФБР в известность.

Несмотря на то что почти все сведения Освальда были правдивыми (за исключением его попытки отказа от гражданства США), в ФБР ему не поверили и предложили пройти тест на полиграфе. Освальд напрочь отказался. Здесь надо отметить, что такие люди, как Файн, просто ненавидели коммунистов и лиц левых взглядов, практически ничего об этих взглядах не зная. В показаниях комиссии Уоррена Файн говорил, что не любит коммунистов за их атеистическое и материалистическое мировоззрение. Поэтому Файн в отчете о беседе с Освальдом предложил провести его повторный допрос. Начальство согласилось. Сам Освальд из беседы заключил, что спокойно в Америке ему жить не дадут, хотя Роберту сказал, что обращались с ним в ФБР нормально. Ли также сказал брату, что ФБР интересовалось, работает ли он на американские спецслужбы. «А вы сами не знаете?» — ответил Освальд.

Странно, но отчет о беседе Файна с Освальдом не был разослан в ЦРУ (или, может быть, ЦРУ этот документ позднее уничтожило?).

В июле Маргарита Освальд решила помочь любимому младшему сыну. Она уволилась с работы и сняла двухкомнатную квартиру, где намеревалась жить вместе с Ли и его семьей. Особого энтузиазма сын на сей счет не испытывал, но у него не было ни денег, ни работы. Маргарита вела домашнее хозяйство и готовила Ли (который был очень привередлив в еде) его любимые блюда. Жизнь вроде налаживалась. 17 июля 1962 года Ли Харви Освальд наконец-то нашел работу. Его взяли простым рабочим за мизерные 1,25 доллара в час в компанию, которая занималась изготовлением металлических дверей и жалюзи. Работа была гораздо тяжелее и грязнее, чем в Минске. На фирме Ли ценили как хорошего работника (советская квалификация, видимо, давала себя знать), хотя и отмечали, что держался он замкнуто. Живя полностью за счет Маргариты, Ли копил деньги для того, чтобы как можно раньше выплатить долги Роберту и госдепартаменту. В августе 1962 года доход Освальда, по оценке комиссии Уоррена, составлял 207 долларов 31 цент. Из них 10 долларов Освальд потратил на возврат госдеповского кредита и примерно 50 долларов вернул Роберту. Если принять во внимание, что чуть более 70 долларов Освальд заплатил за только что снятую им отдельную квартиру, то на жизнь его семье оставались сущие гроши.

Как только Освальд накопил 60 долларов, он немедленно снял отдельное жилье и даже не сообщил матери новый адрес. Маргарита плакала, когда Роберт и Ли грузили в машину нехитрые пожитки иммигрантов из СССР. Маргарита бежала за машиной, пока не отстала. Марина была потрясена таким отношением детей к матери, но Ли только сказал, что это не ее дело. Ли снял полубунгало. Многие потом описывали это жилье как трущобу, но впервые в США у семьи Освальдов была отдельная квартира с небольшим собственным двориком. Через несколько дней Маргарита, неведомо как узнавшая новый адрес сына, пришла навестить молодых и принесла Марине посуду и детские вещи. Когда Ли вернулся с работы и узнал, что в их доме была мать, он запретил Марине в следующий раз открывать ей дверь. Марина начала спорить, и Ли ударил ее.

Но в целом семейный быт вроде стал налаживаться. Когда Ли возвращался с работы, Марина с дочерью встречали его на улице. Любящий отец брал Джун на руки и, обняв жену, гордо вступал в собственный дом. Марина любила ходить в расположенный напротив супермаркет, рассматривая изобилие товаров. Ли с удовольствием посещал оружейный отдел. Чтобы побаловать жену, Ли покупал ей «русские» продукты (соленые огурцы, селедку, квашеную капусту). Даже красную икру! Хотя и сам Ли ее очень любил (хотя в целом русскую пищу он ненавидел), он отказывался к ней притронуться и с умилением наблюдал, как Марина ест этот «дефицит». Но, в общем, на еде, как и на всем другом, приходилось экономить. Почти треть зарплаты Ли, как уже отмечалось, отдавал на погашение долгов.

Не собирался Освальд отказываться и от своего увлечения политикой. Его публично известные взгляды после возвращения из СССР можно схематично описать как левые, но в то же время антисоветские. Он по-прежнему плохо отзывался о капитализме, а советский социализм считал грубым искажением марксистских принципов. По его мнению, будущее человечества состояло в некой свободной федерации городов без жесткого централизованного государства (Освальд называл этот строй «афинской демократией»). При этом жители этого нового общества имели право на частную собственность и свободное ношение оружия. Сверхприбыль подлежала изъятию и направлению на общественные нужды.

5 августа 1962 года Освальд подписался на газету компартии США «Уоркер», а 12 августа направил запрос в социалистическую партию трудящихся (троцкистская организация), желая стать ее членом. Троцкисты ответили, что в районе Далласа у них первичных оганизаций нет. Тогда Освальд послал 25 центов, чтобы получить материал о Троцком. Такого «безобразия» ФБР потерпеть не могло. Здесь надо сказать, что в «свободных» США того времени почта сообщала ФБР о людях, получавших левые публикации. Освальда даже заставили заполнить специальную карточку, где он подтверждал, что получает всю эту «подрывную» литературу добровольно. Освальд выразил протест, в общем, справедливо назвав эту процедуру запугиванием.

Узнав, что бывший житель Минска Ли Харви Освальд выписал коммунистическую газету, ФБР восприняло это как предлог для проведения с ним очередной «профилактической» беседы. 16 августа 1962 года Марина как раз разогревала вернувшемуся с работы Ли ужин, когда к ним в квартиру постучал человек в штатском. Уже знакомый нам агент Файн пригласил Ли для беседы в припаркованную неподалеку машину (хотя Освальд предлагал Файну пройти в дом, тот отказался, чтобы не травмировать жену), где их поджидал еще один агент ФБР. Потом Файн говорил, что специально не пошел к Ли на работу, чтобы не создавать тому проблем.

Ничего нового Освальд не сказал. Ему задавали те же самые вопросы, а он опять давал на них те же самые ответы; снова сказал, что причины его поездки в СССР являются сугубо личным делом: «Я поехал, я вернулся». Советская разведка вербовать его не пыталась, так как Освальд признал не без горечи, что не был для русских важной птицей. Правда, Освальд сообщил, что лет через пять намерен посетить с женой СССР, чтобы повидаться с ее родственниками. Важным для ФБР было заявление Освальда, что он не брал с собой в СССР свидетельство о рождении (то есть двойников можно было не опасаться). Между тем у ФБР имелась информация, что в 1961 году некто, используя свидетельство о рождении Освальда, пытался купить в США грузовики от имени кубинской эмигрантской организации.

Хотя Освальд вел себя во время второй беседы более вежливо (он опять обещал поставить ФБР в известность, если на него выйдут русские агенты), все равно на некоторые важные вопросы он не ответил. Прежде всего, на самый основной вопрос: зачем он вообще ездил в СССР? Тем не менее Файн резюмировал, что угрозы для безопасности США Освальд не представляет. Такой вывод базировался на двух умозаключениях ФБР: Освальд не состоял в компартии США (об этом ФБР сообщили информаторы в самой компартии) и начал работать (то есть «остепенился»). Поэтому было решено перевести дело Освальда в так называемый «неактивный статус». По сути, дело было закрыто в октябре 1962 года. На этот раз отчет о беседе с Освальдом был направлен в ЦРУ.

Освальд вернулся с беседы очень расстроенным.

«Начинается! — в сердцах бросил он Марине. — Так как я был там, они меня в покое не оставят! Они думают, что все, кто там был, русские шпионы». Еще он сказал жене, что ФБР попыталось его завербовать как информатора, но он наотрез отказался. Приходится признать, что КГБ вел себя по отношению к Освальду гораздо более уважительно и тонко. Да, за Освальдом наблюдали, но никаких неудобств для его повседневной жизни не создавали. Скорее, наоборот, КГБ оберегал Освальда, получая необходимую информацию через знакомых странного американца.

Точно так же решило поступить и ЦРУ. После отчета о допросе Освальда ФБР в разведке сделали вывод, что получать информацию от этого индивидуума следует более аккуратными методами. Как мы увидим, именно это и произошло.

25 августа 1962 года Питер Грегори решил собрать у себя представителей русской эмиграции Далласа, чтобы показать им любопытную молодую семью, только что вернувшуюся из Советского Союза. Что же представляла собой далласская русская эмиграция образца 1962 года? До Второй мировой войны в Далласе жило всего лишь несколько человек, выходцев из бывшей Российской империи. Неформальным лидером эмигрантов был некий Джордж (Георгий) Буэ, сбежавший из Петрограда в Финляндию в 1923 году. Буэ оказывал помощь вновь прибывавшим эмигрантам и организовал в Далласе приход Русской зарубежной православной церкви. В 1962 году Буэ работал личным бухгалтером одного из крупных далласских бизнесменов.

После Второй мировой войны в Даллас приехало еще около 50 человек, в основном из числа так называемых «перемещенных лиц», то есть советских граждан, работавших на немцев и отказавшихся после войны вернуться в СССР. Эмигранты обоих поколений имели одну общую черту: они были ярыми антикоммунистами и люто ненавидели СССР.

Когда Грегори сообщил Буэ об Освальдах, тот, будучи человеком осторожным, проконсультировался с одним своим знакомым, который, как считалось, имел хорошие контакты с ФБР. Но у ФБР никаких противопоказаний насчет Освальда не имелось. Поэтому Буэ и некая Анна Меллер (или Миллер) согласились прийти в дом Грегори 25 августа. К тому времени сын Питера Грегори Пол брал у Марины уроки русского языка, заплатив ей 35 долларов (Марина купила Ли рабочие брюки и рубашку).

Встреча у Грегори 25 августа поразила эмигрантов, так как и Ли, и его жена не оправдали их ожиданий, правда, по-разному. Ли оказался нетипичным американцем: его абсолютно не интересовали проблемы материального благополучия. Он любил рассуждать о политике. Марина же, наоборот, оказалась не советской комсомолкой, которую ожидали увидеть эмигранты, а девушкой, боготворившей Америку и старавшейся понравиться антисоветским эмигрантам. Как бывшая ленинградка Марина рассказывала Буэ, что изменилось в городе с 1923 года.

Чтобы потрафить новому знакомому, она намекала, что ее воспитывала бабушка — выпускница Смольного института благородных девиц.

В общем, Марина эмигрантам сразу понравилась. Хотя потом они отмечали, что мать она была никудышная и больше всего любила поспать до обеда. У многих эмигрантов сложилось впечатление, что Марина вышла замуж за Ли только для того, чтобы уехать в Америку. Но с точки зрения многих эмигрантов это было нормально: среди них тоже хватало подобных женщин.

А вот с Ли у эмигрантов отношения не сложились. Они не могли понять, как это вернувшийся из Совдепии американец доброжелательно отзывается о многих сторонах жизни в СССР. Их бесило то, что Освальд читал в их присутствии произведения Маркса и Ленина (Буэ даже подсмотрел тайком, что книги были из библиотеки Форт-Уорта). Освальд также ненавидел эмигрантов, считая их предателями, которых ничего в жизни, кроме материального благополучия, не интересовало. Он полагал, что они рабски преклоняются перед всем американским и ненавидят его за то, что он, коренной американец, критически относится г собственной стране.

Эмигранты решили взять Марину под свое крыло, оказывая семье Освальдов мелкую материальную помощь. Они приносили Марине вещи (в основном поношенные), покупали продукты. Увидев, что у Марины проблемы с зубами, они отвезли ее в госпиталь, где студенты-практиканты дешево вырвали ей 6 зубов и вставили новые (Буэ оплатил счет в 70 долларов). Марина с готовностью принимала помощь, за что ее ругал муж. Он, в общем не без оснований, говорил, что подачками они просто покупают ее и пытаются унизить его как мужа, который не в состоянии обеспечить семью.

Но Марина была в восторге от новых друзей. Дело дошло до того, что она в присутствии эмигрантов и мужа нелестно отзывалась о сексуальной потенции последнего. Эмигранты же пооощряли намечавшийся разрыв, так как «коммунист» Освальд им не нравился. Они говорили Марине, что если она уйдет от мужа, то они помогут ей самостоятельно встать на ноги. Буэ начал по почте учить ее английскому языку (Освальд запрещал Марине учить английский язык, так как боялся забыть русский).

В семье начались скандалы. Ли ревновал жену к новым знакомым. Он также считал, что она предает его за мелкие подачки. Сам Ли от помощи отказывался и прослыл среди эмигрантов «неблагодарным». Буэ потом с возмущением вспоминал, что Ли отказался принять от него в подарок две поношенные рубашки. Но они были в таком состоянии, что даже сам Буэ сказал Ли, чтобы тот походил в них на работу пару дней и выбросил. Марина постоянно «пилила» мужа за то, что он не может обеспечить ее и ребенка (хотя даже эмигранты отмечали, что Освальд был заботливым, любящим отцом; к тому же Освальд как можно скорее хотел вернуть долги Роберту и госдепу). Освальд в ответ опять начал бить жену. Как-то раз эмигранты заметили Марину с подбитым глазом, и она призналась, что это следы мужниных побоев. Через месяц после знакомства с эмигрантами семья Освальдов была на грани распада.

И здесь в поле зрения Освальдов неожиданно появляется очень странная личность, которой суждено было сыграть роковую роль в судьбе героя нашей книги. В сентябре 1962 года Освальд познакомился с бароном Георгием (Джорджем) де Мореншильдом и его четвертой женой Жанной.

Отец барона происходил из знатного дворянского рода шведского происхождения, слыл либералом и к моменту рождения Георгия в Мозыре (Белоруссия) в 1911 году был уездным предводителем минского дворянства. С большевиками старший Мореншильд не сошелся на почве отношения к религии и бежал в Польшу в 1921 году. Георгий закончил там школу, потом кавалерийское училище. Затем он появляется в Бельгии, где получает диплом коммерсанта. Перед самой войной Георгий переезжает в Америку к старшему брату Дмитрию. С работой у него не ладится. Единственным талантом русского дворянина является умение сходиться с людьми и очаровывать женщин (Мореншильд был высоким, импозантным мужчиной).

В годы войны Георгий работает вроде бы на французскую и английскую разведки (вербуя агентов и не давая подставным немецким фирмам скупать нефть в США). Одновременно ФБР подозревает его в прогерманских настроениях и на этом основании ему отказывают в 1942 году в приеме на службу в американскую разведку. Часть военных лет Мореншильд (сменивший тогда свое немецкое «фон» на французское «де») проводит в Мексике, откуда его депортируют (он утверждал, что из-за женщины, но говорили, что за все те же прогерманские настроения). В 1944 году Мореншильд получает диплом геолога-нефтяника в Техасском университете в Остине, где ФБР отмечает уже его прокоммунистические настроения. Легко сходящийся с людьми светский дворянин-бонвиван имеет много знакомых среди сливок американского общества. Так, он знает семью Бувье, где подрастает очаровательная дочка Жаклин. В записной книжке Мореншильда был телефон техасского бизнесмена Герберта Уокера Буша (причем с его прозвищем, известным только друзьям), который позднее станет директором ЦРУ и президентом США.

После войны Мореншильд много путешествует якобы по делам бизнеса, причем в те страны, которые представляли интерес для американской разведки. В частности, он ездил на Кубу и в Венесуэлу. В 1957 году на деньги правительства США он направляется искать нефть в Югославию. Там его два раза задерживают при попытке приблизиться к острову, где находилась резиденция Тито. После возвращения из Югославии его подробно допрашивает глава далласского подразделения ЦРУ Уолтер Мур. Позднее ЦРУ признало, что на основании бесед с бароном было подготовлено по меньшей мере 10 отчетов разведки. Контакты с Муром Мореншильд продолжает вплоть до своей встречи с Освальдом: они дружат семьями.

Летом 1962 года Мореншильд с женой только что вернулся из путешествия по Центральной и Южной Америке (Георгий якобы хотел развеяться после смерти сына). Правда, в Южной Америке Мореншильд не был. Зато долго находился в Гватемале, как раз в то время, когда ЦРУ готовило там вторжение на Кубу. После возвращения Мореншильд обратился в госдеп, предложив написать отчет о своей поездке для правительства США. Он также собирался писать книгу о своем путешествии (причем намеревался издать ее в том числе и в СССР) и рассчитывал, что предисловие к ней напишет Джон Кеннеди.

Мореншильд был идеальной фигурой для «мягкой обработки» Освальда. Как и Ли, барон слыл нонконформистом и любил эпатировать публику. Он мог прийти на светский раут босиком. Вместе со своей четвертой женой Жанной Фоменко (ее отец служил на КВЖД; после переезда в США бывшая танцовщица стала довольно успешным модельером женской одежды) он разъезжал по Далласу в кабриолете в одних плавках. В далласской русской эмиграции он числился левым, потому что был атеистом и полагал, что для некоторых стран коммунизм вовсе не так и плох.

Видимо, ЦРУ, получив отчет ФБР о допросах Освальда, попыталось обработать его через русскую эмиграцию. Но люди типа Буэ для этой цели не подошли. А вот Мореншильд был как раз тем, кто мог подобрать к «марксисту» Освальду ключик. Перед своим загадочным самоубийством в 1977 году (Мореншильду как раз намеревались вручить повестку для дачи показаний перед комитетом конгресса по покушениям) барон признался, что Мур лично попросил его присмотреться к Освальду. Ослушаться барон не мог, так как ему предстояла командировка в Гаити по линии одного из правительственных агентств США. Без санкции американских спецслужб она была невозможна.

До сих пор непонятно, как Мореншильд познакомился с Ли. Версия барона состоит в том, что он просто приехал к Освальдам со своим знакомым полковником Орловым, узнав их адрес от Буэ в сентябре 1962 года. Орлов, правда, утверждал, что Освальд и Мореншильд уже были знакомы. Во всяком случае, в кратчайшие сроки барон приобрел подавляющее влияние на Освальда. Он просто по-настоящему интересовался жизнью и политическими взглядами техасского парня и тот, как вспоминал Мореншильд, «расцветал». К тому же Мореншильд в семейных спорах часто становился на сторону Ли (он сам, кстати, тоже поколачивал одну из своих предыдущих жен). Марина вспоминала, что Мореншильд был единственным человеком, советов которого Ли беспрекословно слушался.

Георгий и Ли часами говорили о политике. Оба симпатизировали Кубе и лично Кастро. Оба критиковали американских правых и поддерживали движение за гражданские права негров. Оба восхищались Хрущевым за его прямоту и крестьянский юмор. Однако в отличие от бесед с другими эмигрантами Ли не стремился огульно защищать Советский Союз. Наоборот, сравнивая материалы американской и советской печати об одних и тех же событиях, Освальд часто становился на американскую сторону.

Особенно много о политике барон и бывший морпех говорили, естественно, в октябре 1962 года, когда мир стоял на грани ядерной войны из-за Карибского кризиса. Показательно, что если раньше Ли отзывался о президенте Кеннеди положительно (молодой, динамичный лидер, сочувствующий требованиям темнокожего населения и стремившийся наладить контакты с СССР), то теперь он резко критиковал американского президента за антикубинский курс.

В короткое время Мореншильд стал единственным близким другом Ли, и тот, естественно, отдал посмотреть ему свои заметки о России. В свою очередь записки эти стали достоянием ЦРУ. Причем Мореншильд подстраховался. Якобы как-то раз, когда он вернулся домой, он обнаружил, что в его столе рылись и кто-то делал пометки карандашом на его бумагах. Барон даже написал своему другу в ЦРУ письмо на сей счет, но тот, естественно, был ни при чем. Барон вернул Ли его записки и порекомендовал опубликовать их (правда, после покушения на Кеннеди Мореншильд говорил, что взглянул на произведение Освальда мельком и ничего интересного там не обнаружил).

После знакомства с Мореншильдом в жизни Освальда происходят странные перемены. Появляется какая-то секретная сторона его вроде бы обычной жизни. Все началось со встречи у Освальдов в воскресенье 7 октября 1962 года. Помимо Буэ, Меллер, еще одной эмигрантки Елены (Лели) Холл и Маргариты Освальд (это был последний раз, когда она видела Ли до покушения на Кеннеди) там были и супруги Тэйлор (Александра Тэйлор была дочерью Мореншильда). Неожиданно Освальд сказал, что его уволили с работы, так как работа эта с самого начала была временной. На самом деле Освальдом были довольны и никто его увольнять не собирался. Тем не менее было принято решение, что Ли надо искать работу в Далласе (примерно 30 миль от Форт-Уорта), так как в этом более крупном городе больше перспектив. Эмигранты посоветовали Освальду ехать в Даллас одному, а Марина с ребенком пока поживет в разных эмигрантских семьях. Когда же Ли найдет работу и жилье, он заберет ее.

Освальд не возражал. На следующий день он как ни в чем не бывало пришел на работу, отработал полный день и вечером уехал на автобусе в Даллас. На фирме очень удивились, когда обычно дисциплинированный сотрудник не появился во вторник. Но потом пришло короткое письмо Освальда с просьбой перевести причитающуюся ему зарплату на почтовый ящик в Далласе. Почтовый ящик № 2915 был открыт Освальдом 8 октября на главном почтамте Далласа и использовался им под разными фамилиями до 14 мая 1963 года. Здесь Освальд впервые использует псевдоним «Алек Хиделл». «Алек» бесспорно отражает неформальное имя Освальда в СССР. Насчет фамилии «Хиделл» есть разные версии. Возможно, она происходит от глагола to hide (Hidell), то есть «прятаться». Примерно похоже (Heindell) звали одного из сослуживцев Освальда по Корпусу морской пехоты. А может быть, псевдоним связан с именем Фиделя Кастро.

Зять Мореншильда Тэйлор утверждал потом, что барон организовал переезд Освальда в Даллас, помог ему найти работу и, возможно, даже дал денег. Во всяком случае, в течение октября 1962 года ни Марина, ни Роберт, ни эмигранты практически не знали, где живет Ли. Они даже шутили, что он спит на скамейках в парке. Сам Освальд потом называл этот период своей жизни подпольем. По крайней мере, свои адреса, которые Освальд называл знакомым эмигрантам, были ложными.

В чем же причина странного ухода Освальда в подполье? Некоторые исследователи, в основном сторонники версии об убийце-одиночке, пишут о всегда присущей Освальду черте: стремлению к секретности, тяге к приключениям и так далее. Но если мы вспомним поведение молодого парня в Минске, то КГБ так и не смог обнаружить в нем ничего тайного или подозрительного. Освальд, например, никогда даже не просил установить в его квартире телефон. Да и до октября 1962 года в Форт- Уорте ничего странного в поведении Освальда не было. Псевдонимами он не пользовался, почтовых ящиков не заводил, а если и лгал насчет своего прошлого, то только ради того, чтобы найти работу.

Почтовый ящик, тем более на другую фамилию, обычно заводят для получения какой-либо конфиденциальной информации. Похоже, что с октября 1962 года Освальд опять начинает играть роль некоего агента-провокатора американских спецслужб под контролем Мореншильда и его хозяев. Эту версию подтверждает и необычная работа, которую получил Освальд в Далласе.

9 октября 1962 года он появился в далласском отделении техасской комиссии по занятости и произвел там очень хорошее впечатление: вежлив, опрятно одет, может четко выражать свои мысли. Освальд сказал, что во время военной службы занимался фотографией (он солгал) и хочет получить работу именно по этой специальности. Сначала его послали в одну архитектурную фирму, но там его не взяли курьером, потому что Ли был заинтересован в перспективе карьерного роста. 11 октября Освальда для собеседования пригласили в компанию «Джаггарс-Чайльз-Стоуэлл» (Jaggars-Chiles-Stovall). После 15-минутной беседы, в которой Освальд соврал, что его уволили из корпуса морской пехоты с почетом, его взяли учеником фотографа-печатника за 1,35 доллара в час.

Фирма, куда попал Ли, занималась в основном изготовлением и печатанием рекламных объявлений, различного рода графиков и сложных фотографических композиций. Но не только. Компания имела официальный контракт с министерством обороны США, и часть работы считалась секретной. На фирме печатались пояснения к военным картам и фотоснимкам, в частности тем, которые были получены с помощью У-2. Хотя у Освальда формально и не было допуска для работы с такими материалами, на фирме ввиду тесноты помещений каждый работник мог быть в курсе секретных заказов Пентагона. Интересно, что Освальда никто не проверял, хотя достаточно было одного звонка в далласский офис ФБР. К тому же уже после покушения на Кеннеди выяснилось, что в офисе армейской разведки в Сан-Антонио (Техас) было досье на некого Алека Хиделла (то есть Освальда). Но досье это, естественно, было уничтожено как раз тогда, когда им заинтересовалась общественность.

Освальд сошелся на фирме с неким Офштейном, который работал раньше в армейской разведке и немного знал русский язык. Офштейн был поражен, когда Освальд стал спокойно читать и переводить написанные на кириллице пояснения к снимкам советских объектов. В конце концов Освальд попросил Офштейна помочь ему увеличить фотографию, на которой было изображено странное неамериканское здание. Освальд сказал, что это секретный объект в Минске, который охраняется круглосуточно. Офштейн, несмотря на расспросы, так и не понял, чем Освальд занимался в России, хотя заключил для себя, что тот был там либо в интересах США, либо наоборот (последнее мало вероятно, ибо тогда непонятно, почему Офштейн, бывший сотрудник разведки, не доложил «кому следует»).

Освальд со знанием дела рассказывал Офштейну об особенностях дислокации военных частей в СССР (там якобы танковые, пехотные и авиационные части располагаются отдельно, а не в комбинированных соединениях, как в США). Как-то раз Освальд спросил Офштейна, что такое микродот. Тот не знал. Ли объяснил, что так называется специальный вид передачи большого количества информации в шпионаже. С помощью фотографического процесса целые документы можно уменьшить до размеров точки и спрятать, например, под почтовой маркой обычного письма.

После покушения на Кеннеди в записной книжке Освальда слово «микродот» было обнаружено рядом с записью названия фирмы «Джагтарс Чайльз Стоуэлл». ФБР так и не смогло объяснить, что бы это значило.

Попробуем выстроить логическую цепь рассуждений. Освальд начал работать на фирме 12 октября. 14 октября на стол президента Кеннеди легли снимки У-2, ясно доказывавшие, что советские специалисты строят на Кубе пусковые установки для размещения ракет среднего радиуса действия. Освальд под руководством Мореншильда и ЦРУ мог быть специально внедрен на секретный объект (на фирме тоже работали со снимками У-2, полученными с Кубы). Если бы Карибский кризис затянулся, то Освальд мог бы быть разоблачен как советский шпион. И доказательств против него было бы предостаточно: был в России, использует почтовый ящик на вымышленную фамилию, неизвестно где живет, чтобы уйти из-под наблюдения ФБР. Наконец, подбросить тому же Освальду микродот с информацией не составляло никакого труда. Не будем забывать, что проект У-2, с которым Освальд столкнулся еще в Японии, был детищем ЦРУ, которое через Мореншильда «пасло» Освальда осенью 1962 года. Адрес Освальд не сообщал родным и друзьям по простой причине: он не хотел, чтобы его могло отследить ФБР. ЦРУ рассматривало свои связи с Освальдом как совершенно секретные. А следовательно, даже дружественные правительственные агентства США ничего не должны были о них знать. Именно поэтому, как нам кажется, ФБР окончательно закрыло дело на Освальда именно в октябре 1962 года (как мы увидим позже, ненадолго). В этот отрезок времени Освальд с точки зрения официального внимания американских спецслужб был «бесхозен». Если бы его разоблачили как советского шпиона, никто бы не нашел формальных документов о работе этого человека на ЦРУ или ФБР. Мореншильд же был частным лицом, и его контакты с ЦРУ могли бы быть расценены просто как давняя дружба с одним из офицеров разведки.

Однако Карибский кризис к большому неудовольствию ЦРУ закончился очень быстро да еще и компромиссом, за который американские правые всех мастей нещадно ругали Кеннеди. Еще бы: американский президент обещал советскому правительству не нападать на Кубу. Секретная война США против Кастро становилась более трудоемким и опасным делом.

В период своего подполья Освальд обычно навещал Марину, кочевавшую по эмигрантским семьям, по выходным. Как только Карибский кризис закончился, Освальд сразу же вышел из «подполья», нашел квартиру, и 4 ноября 1962 года семья Освальдов переехала в Даллас. Марина к тому времени привыкла к приятному безделью (где бы она ни жила, она спала до обеда, ничего не готовила и даже не всегда мыла за собой посуду). Новую квартиру, хотя она была трехкомнатной, Марина сразу же окрестила свинарником, стоившим к тому же 68 долларов в месяц. Интересно, что Освальд в первый день на новом месте дома не ночевал, сказав, что он заплатил за ночь в другом месте и хочет это использовать.