Глава шестая. Облава на президента

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава шестая.

Облава на президента

До сих пор не нашлось свидетелей, которые могли бы точно сказать, как и когда Освальд покинул Новый Орлеан. Это странно, если учесть, что и предыдущие и последующие его передвижения неплохо задокументированы.

Есть основания полагать, что во вторник 24 сентября Освальд обналичил в магазине пришедший из Техаса чек с очередным пособием по безработице, хотя эксперты ФБР позднее не смогли с точностью определить подпись того, кто это сделал. В любом случае обычно Освальд обналичивал подобные чеки именно во вторник. Когда квартирная хозяйка пришла к Освальду утром 25 сентября, чтобы напомнить о задолженности по квартплате, того уже не было. Исчезнув, Освальд так и не заплатил за прошедшие две недели. Это неудивительно, ведь он уже не собирался возвращаться в США.

В тот же день, 25 сентября, примерно в 9 часов вечера раздался звонок в дверь далласской квартиры молодой и весьма привлекательной кубинки Сильвии Одио. Отец Сильвии, плантатор, который до революции поддерживал Кастро, после 1959 разошелся с ним в политических взглядах и в 1963 году сидел в кубинской тюрьме за участие в попытке убить кубинского премьера (в той же самой попытке был задействован Вечиана и, возможно, его шеф «Бишоп»), Сильвия была членом номинально возглавляемой ее отцом кубинской эмигрантской организации «Революционная хунта» (испанская аббревиатура JURE). Среди антикастровских эмигрантов хунта занимала левые позиции, и экстремисты из «Альфы-66» не питали к ней особых симпатий.

Когда Одио открыла дверь, на пороге стояли три странных человека, представившиеся соратниками ее отца. Один из них (низкий, темнокожий и волосатый) показался Одио мексиканцем «низкого происхождения». По описанию он очень был похож на того мексиканца, которого постоянно видели с Освальдом в Новом Орлеане. Второй латиноамериканец был повыше и вел весь разговор. Оба отрекомендовались членами JURE и соратниками отца Сильвии. Представились они принятыми среди эмигрантов боевыми псевдонимами: мексиканец назвал себя «Анхело», а его спутник — «Леопольдо». Третьим незнакомцем был молодой американец со следами легкой небритости, которого представили как «Леона Освальда» (имя повторили два раза). Все три посетителя выглядели весьма уставшими. Они извинились за поздний визит и сообщили, что им еще предстоит дальняя дорога.

Сильвия не хотела разговаривать с подозрительными и незнакомыми людьми, но они сообщили ей детали о якобы совместной деятельности с ее отцом, которые могли знать лишь действительно близкие ему люди (деталями посетителей, видимо, снабдил «Бишоп»). Леопольдо спросил, работает ли Сильвия в подполье, и, несмотря на отрицательный ответ, предложил Сильвии познакомиться с их американским спутником. Разговор шел на испанском, которого американец явно не знал. Он сказал только пару вежливых фраз вроде «Привет!». Потом лишь улыбался. Сильвия тоже из вежливости спросила, бывал ли он раньше на Кубе. Нет, не бывал, но он очень заинтересован в эмигрантском движении, ответил «Леон». Между тем Леопольдо попросил Сильвию перевести на английский язык и разослать американским бизнесменам письмо с просьбой дать средства на покупку оружия для борьбы против Кастро. Та отказалась и спросила, кто их к ней прислал. Леопольдо сказал, что они приехали из Нового Орлеана, где пытаются создать филиал хунты. Сильвия поспешила закончить подозрительную беседу, сказав, что ей, к сожалению, надо покинуть квартиру. Свидетелем странной встречи, продолжавшейся около 15 минут, была сестра Сильвии Энни. Прощаясь, Леопольдо спросил: «А ваш отец все еще на острове Исла-де-Пинос»? (там находилась тюрьма, где в то время действительно сидел старший Одио). После этого все трое сели в красную машину и уехали. За рулем был Леопольдо.

На следующий день Леопольдо позвонил Сильвии (при этом телефон ему она не давала) и спросил, что она думает о вчерашнем американце. «Ничего я особенного не думаю». — «А знаете, он бывший морской пехотинец и прекрасный снайпер. Он был бы очень полезным. Надо только найти к нему подход. Мы хотели бы представить его кубинскому подполью. Он все может. Например, работать в подполье на Кубе или убить Кастро». Одио никак не реагировала, и Леопольдо продолжил: «Американец говорит, что мы, кубинцы, слабаки. Он говорит, что мы должны были бы застрелить президента Кеннеди после залива Свиней. Потому что именно он сдерживает сейчас дело свободы на Кубе. Он говорит, что нам надо сделать что-либо подобное. Леон утверждает, что это не так сложно».

Одио лишний раз подумала, что стала жертвой провокации и поспешила прервать разговор. Тем не менее она написала отцу письмо и получила от него ожидаемый ответ: среди его знакомых описанных дочерью людей нет.

После покушения на Кеннеди и Сильвия, и Энни опознали арестованного полицией Ли Харви Освальда как человека, который был у нее 25 или 26 сентября 1963 года. Свидетельство Одио поставило комиссию Уоррена в тупик, так как однозначно опровергало версию об убийце-одиночке. На помощь пришел директор ФБР Эдгар Гувер, который нашел трех американцев, связанных с кубинской эмиграцией, которые якобы и заходили к Одио в конце сентября. Причем один из этих людей внешне был действительно похож на Освальда. Комиссию вполне устроила версия ФБР. Однако вскоре после публикации ее доклада все трое заявили, что никогда у Одио не были. Да и сама Сильвия никого из них не опознала.

Между тем показания Одио весьма правдоподобны. Способ проникновения в среду кубинских эмигрантов, который Освальд отработал в Новом Орлеане, просматривается весьма четко. Он опять представился, пусть и через посредника, как человек с военным опытом и попытался скомпрометировать хунту участием в нелегальном сборе средств на покупку оружия. Несомненно, что в случае успеха Освальд предполагал, что это зачтется ему при получении кубинской визы. Новым элементом в тактике Освальда было упоминание о возможном убийстве кубинскими эмигрантами Кеннеди. Но тогда, как уже было показано выше, тема взаимных угроз была на повестке дня американо-кубинских отношений. И никого не удивляла. Обращает на себя внимание тот факт, что о покушении на Кеннеди Леопольдо от имени Освальда говорил уже без него. Скорее всего, «Бишоп» предполагал, что хунта находится под колпаком кубинских спецслужб. А переписка Сильвии с отцом уж точно контролируется кубинскими властями. Таким образом, хунту подставили Кастро как канал передачи сведений о готовности Освальда разобраться с Кеннеди (хотя, повторимся, сам Освальд этого не говорил). Возможно, рассуждали в ЦРУ, Кастро клюнет на эту удочку и кубинцы заинтересуются Освальдом (в досье последнего, которое он и предъявил в посольстве, очень подробно упоминалась служба в морской пехоте, да и фамилию «Освальд» для Сильвии повторили специально два раза), когда тот появится в кубинском дипломатическом представительстве в Мексике.

Возникает вопрос, каким образом Освальд вышел на Сильвию Одио. Она сама предположила, что ее телефон и адрес можно было узнать в любом далласском справочнике. Но все не так просто. А вот уже известный нам Карлос Брингуэр был другом Сильвии. Дядя Одио, некий Гитарт (тоже кубинский эмигрант), присутствовал на суде, где слушалось дело о нарушении Освальдом и Брингуэром общественного порядка. ЦРУ впоследствии пришлось официально подтвердить, что оно по крайней мере поддерживало контакт с Брингуэром. Так что не исключено, что от имени Освальда в квартиру Одио пришел совсем другой человек, который просто владел необходимой информацией о попытке Освальда внедриться в среду кубинской эмиграции в Новом Орлеане. Мы еще вернемся позднее к этой версии.

Первый раз после 25 сентября Освальда увидели уже примерно в 6 часов утра 26 сентября в автобусе, который следовал из Хьюстона к мексиканской границе. По времени он мог бы доехать на автомашине из Далласа в Хьюстон, чтобы успеть на автобус № 5133, который отходил из города в 2.35 ночи. Мог Освальд нагнать его и где-то по дороге. Когда ехавшие в этом же автобусе пожилые супруги-англичане проснулись примерно в 6 часов утра, Освальд уже был их попутчиком. В отличие от своей поездки в СССР, когда он ничего не говорил пассажирам на корабле о цели своего вояжа, на этот раз Ли был весьма разговорчив. Он сообщил абсолютно незнакомым ему британцам, что едет на Кубу через Мексику, так как правительство США запрещает американским гражданам посещать остров (то есть фактически Освальд охотно сознавался в нарушении законов США). Не преминул Освальд и похвалиться, что является секретарем Комитета за справедливую политику в отношении Кубы в Новом Орлеане, и на Кубе хотел бы увидеть Кастро.

Примерно в два часа дня 26 сентября Освальд пересек мексиканскую границу и пересел на мексиканский автобус № 516. За билет на маршрут в 750 миль от границы до Мехико он заплатил 5,71 доллара. Ли продолжал откровенничать с незнакомыми людьми. Двум девушкам из Австралии он сообщил, что служил в морской пехоте в Японии и жил в России. В качестве доказательства Освальд даже показал свой старый паспорт 1959 года со штампом на русском языке. Имени своего Освальд, правда, не назвал. Зато сказал, что был в Мехико ранее и даже порекомендовал австралийкам остановиться в отеле «Куба», где он якобы останавливался раньше. ФБР после 22 ноября 1963 года не смогла найти никаких следов пребывания Освальда в Мехико (хотя уже упоминавшаяся на страницах этой книги секретарша Банистера Дельфина Робертс утверждала, что летом 1963 года Освальд ездил в Мехико; опознала Освальда и одна из горничных гостиницы «Куба»). Австралийки вспоминали, что Освальд не владел испанским языком, так как во время остановок даже не мог толком заказать себе еду в закусочных и просто тыкал пальцем в меню.

Рядом с Освальдом в автобусе ехал и еще один весьма странный пассажир. Путешествовал он под именем Джона Боуэна, но называл себя Альбертом Осборном (как мы помним, Освальд также пользовался подобным псевдонимом). После покушения, когда на него вышло ФБР, он сначала вообще отказывался от знакомства с Освальдом (с которым в автобусе сидел рядом и разговаривал). Этот человек много путешествовал как религиозный миссионер, хотя непонятно, кто финансировал его поездки. Да и сами эти поездки более чем спорны. В частности, он рассказал, что незадолго до убийства Кеннеди уехал надолго в Европу, а именно в Испанию и Францию. Однако пограничные власти обеих стран не смогли обнаружить следов пересечения им границ соответствующих государств. Об Осборне-Боуэне также было известно, что в годы Второй мировой войны он симпатизировал нацистской Германии. Многие исследователи предполагают, что попутчик Освальда так или иначе был связан с американскими спецслужбами.

Ли Харви Освальд прибыл в мексиканскую столицу утром в пятницу 27 сентября 1963 года. Порекомендовав австралийкам «Кубу», сам он, однако, после внимательного изучения прилегавших к автостанции гостиниц остановился в дешевом отеле «Комерсио», где снял комнату с ванной за 1,28 доллара в сутки. Передохнув с дороги, Освальд сразу же направился в кубинское посольство, располагавшееся примерно в двух милях от отеля.

Примерно в 11 часов утра сотруднице консульского отдела посольства Кубы Сильвии Дуран сообщили, что пришел американец, желающий получить въездную визу на Кубу. Сильвия Дуран, симпатичная молодая мексиканка, придерживалась левых взглядов. Она работала помощником кубинского консула Эусебио Азкуэ, который находился в процессе передачи дел своему преемнику перед отъездом на родину. За Дуран внимательно следило ЦРУ, которое считало, что, будучи замужем, она по заданию кубинского правительства вступила в любовную связь с послом Кубы при ООН Лечугой, чтобы удержать его от перехода на сторону американцев. Знали американцы, что и в самом посольстве Кубы в Мехико у Дуран есть любовник. Потом ЦРУ использует все эти факты для компрометации Освальда.

С облегчением выяснив, что Дуран говорит по-английски, Освальд в течение пятнадцати минут рассказывал о своих левых убеждениях, жизни в СССР и заслугах перед кубинской революцией, сопровождая рассказ демонстрацией своего досье. Он хотел получить туристическую двухнедельную визу на Кубу немедленно, чтобы попасть на остров уже 30 сентября. Его русская жена ждет его в Нью-Йорке (!).

При этом среди документов Освальд продемонстрировал членский билет компартии США, который сразу насторожил кубинцев. Во-первых, он был слишком уж новый. Во-вторых, обычно компартия США предварительно рекомендовала кубинцам своих людей, желавших посетить остров, и в этих случаях виза действительно выдавалась без проволочек. Но про Освальда американские коммунисты кубинских товарищей не предупреждали. Освальд, как мы знаем, никогда не был членом компартии США. Предъявил он кубинцам и еще одну фальшивку: фотографию своего ареста в Новом Орлеане, на которой он был изображен между двумя полисменами.

Тем не менее на Сильвию Дуран посетитель произвел самое благоприятное впечатление, и она попросила консула Азкуэ рассмотреть возможность немедленной выдачи Освальду кубинской визы. Но консул решил не отступать от существующих правил. А они гласили, что выдать визу без приглашения можно только после согласования с Гаваной. А на это требовалось две недели. Но Освальду это никак не подходило, так как истекала его мексиканская виза. Тогда Азкуэ и Дуран, узнав, что после Кубы Освальд намерен переселиться со своей русской женой в СССР, порекомендовали ему сходить в советское посольство (благо оно находилось совсем рядом) и получить советскую визу. В этом случае кубинцы готовы были выдать Освальду транзитную визу на Кубу. Пока же Дуран в качестве жеста доброй воли заполнила за Освальда визовую анкету (она указала там, что заявитель придерживается левых взглядов и выступал в поддержку Кубы в США) и отправила его сделать фотографии. Принеся их, Освальд расписался на анкете и отправился попытать счастья в посольство СССР. Дуран написала ему свой телефон, на случай, если понадобится ее помощь.

Все три работника консульского отдела Посольства СССР в Мексике в то время были сотрудниками разведки КГБ, работавшими под дипломатическим прикрытием. Примерно в 12.30 молодой американец по-русски сообщил охраннику советского посольства, что хотел бы поговорить с кем-нибудь из консульского отдела. К Освальду вышел вице-консул Валерий Владимирович Костиков, который по-английски спросил, что ему угодно. Освальд стушевался и сказал, что хотел бы поговорить именно с советским консулом. Улыбнувшись, Костиков показал посетителю свое удостоверение. Тогда Освальд сказал, что хочет получить для себя визу с целью переселения в СССР, где он раньше жил несколько лет. В качестве причины своей просьбы он назвал постоянное наблюдение со стороны ФБР, из-за чего он никак не может устроиться на работу. Потом он добавил, что «местные власти» также преследуют его и его русскую жену, создав для них в Америке невыносимые условия. Освальд также показал Костикову документы, подтверждающие, что он жил в СССР. У Костикова была встреча в городе, и он передал посетителя другому вице-консулу, Олегу Нечипоренко.

Освальд повторил свою историю и показал письмо в советское посольство в Вашингтоне. Правда, он ушел от ответа на логичный вопрос Нечипоренко, почему он вообще вернулся из СССР в США. Тогда Нечипоренко предложил ему поехать в Вашингтон и решить вопрос в тамошнем советском посольстве. Освальд ответил, что там ФБР его наверняка арестует. К тому же перед СССР он хочет заехать на Кубу, а в Вашингтоне кубинского посольства нет, поэтому он и решил получить сразу две визы в Мехико. Но советский консул был непреклонен: Освальд должен решать вопрос о въездной визе в СССР в советском посольстве по месту своего постоянного жительства, то есть в США. К тому же просьба о переселении в СССР рассматривается обычно в течение четырех месяцев.

Посетитель впал в истерику: «Мне это не подходит! Это не мой случай! Для меня все это закончится трагедией!». Еще бы, ведь рушились планы Освальда наконец-то уйти из-под колпака американских спецслужб. Проведя в советском посольстве примерно час, Освальд ушел не солоно хлебавши. Но сдаваться он отнюдь не собирался. Примерно в четыре часа он снова пришел к Дуран, хотя кубинское консульство принимало посетителей только до двух. Русские, соврал он Дуран, положительно рассмотрели его просьбу и поэтому он хочет получить кубинскую визу. Но Дуран решила все же подстраховаться и позвонила советским коллегам. Вскоре ей перезвонил Костиков. И тут выяснилось, что Освальд стал жертвой собственной лжи. Он наврал советским дипломатам, что его жена в Вашингтоне вот-вот получит разрешение на возвращение домой и он, Освальд, хочет дождаться этого на Кубе. Поэтому и Костиков сказал Дуран, что советское посольство в Мексике будет ждать решения своих вашингтонских коллег, а это судя по всему вопрос не одного дня. Соответственно и Дуран решила, что пока русские не определятся, кубинцы тоже не будут выдавать транзитную визу.

Освальд, который был свидетелем разговора Дуран с Костиковым, пришел в бешенство. Он обозвал вышедшего на шум Азкуэ бюрократом, на что тот ответил, что такие люди, как Освальд, не помогают, а вредят кубинской революции, и почти выпроводил молодого американца на улицу. Дуран до этого успела сказать, что, возможно, положение Освальда будет полегче, если он достанет рекомендательное письмо от прокубински настроенных мексиканцев. Она порекомендовала обратиться к профессору философии автономного университета Мехико, который иногда читал в доме Сильвии лекции о марксизме.

Есть некоторые данные, что Освальд именно так и поступил. Один из тогдашних студентов университета Мехико Контрерас вспоминал, что пил со своими друзьями кофе после просмотра фильма на философском факультете. Неожиданно к ним обратился молодой американец, сказавший, что он художник из Техаса, мечтающий переселиться на Кубу из-за притеснения американских властей. Он просил замолвить за него словечко в кубинском посольстве. Контрерас придерживался левых взглядов и знал Азкуэ. Он действительно попросил консула и другого сотрудника посольства помочь новому знакомому, но те в один голос заявили, что он провокатор, подосланный американскими спецслужбами. Контрерас сообщил грустные новости Освальду и тот якобы даже ночевал у него в общежитии.

История Контрераса в целом логична. Однако позднее он описывал художника как человека лет 35, да и сама встреча, дескать, произошла не в 1963, а в 1960 году (что невозможно, так как Освальд тогда жил в Минске). Возможно, однако, что сделавший в Мексике неплохую журналистскую карьеру Контрерас просто не хотел, чтобы его ассоциировали с убийцей американского президента.

В субботу 28 сентября, несмотря на нерабочий день, примерно в 10 часов утра Освальд снова пришел в советское посольство. Охранник сообщил о посетителе заведующему консульским отделом Павлу Яцкову, который как раз готовился принять участие в волейбольном матче между посольством и объединенной командой военного атташата и торгпредства. Яцков проводил Освальда в свой кабинет. Разговор не клеился, так как Яцков плохо знал английский, но, судя по всему, Освальд опять рассказывал ему историю о своих левых убеждениях. Когда Яцков предложил перейти на испанский, Освальд только мотнул головой. Тут в кабинет Яцкова зашел Костиков, он сразу узнал вчерашнего посетителя. Освальд опять стал повторять Костикову историю своей жизни, при этом намекая на то, что, приехав в СССР и вернувшись в Америку, он выполнял некую секретную миссию. Яцков предложил Освальду перейти на русский язык, на котором и проходила заключительная часть беседы.

Освальд опять делал упор на преследования со стороны ФБР и выражал желание вести в СССР счастливую и спокойную жизнь. Постепенно Освальд все больше и больше возбуждался. А когда он упоминал ФБР, в его речи звучали истерические нотки. Со слезами на глазах он кричал: «Я боюсь, они убьют меня! Пустите меня (в СССР)!» Неожиданно он вытащил из левого кармана куртки револьвер: «Видите? Вот это мне приходится носить с собой, чтобы защищать свою жизнь». С этими словами он положил пистолет на стол. Освальд рыдал, в то время как Яцков взял пистолет, вытащил из него патроны и ссыпал их в ящик стола. После чего револьвер опять занял свое место на столе. Освальд на все эти манипуляции, казалось, не обращал никакого внимания.

В это время в кабинет зашел Нечипоренко, и все вместе они объяснили Освальду, что могут принять от него заполненные визовые анкеты и отослать их в Москву (Освальд, кстати, анкет заполнять не стал). Но здесь визу ему никто не выдаст. Освальд просил тогда хотя бы замолвить за него словечко в кубинском посольстве, на что получил ответ, что Куба является суверенной страной и сама решает, кому выдавать разрешение на въезд. Освальд, уже заметно успокаиваясь, критиковал советское посольство в Вашингтоне, которое относится к нему и его жене бездушно и бюрократически. Он опять повторял, что за ним следят: «Если они не оставят меня в покое, то я буду защищаться». Но советские дипломаты встали, давая понять, что добавить им к сказанному нечего. Они вручили Освальду револьвер и патроны. Посетитель ушел, а дипломаты отправили телеграмму в Москву с просьбой ориентировать их относительно рассмотрения просьбы Ли Харви Освальда.

Между тем в советской столице уже полгода изучали ходатайство Марины о возвращении в СССР. 9 апреля 1963 года КГБ направил запрос в КГБ Белоруссии с просьбой высказать свою точку зрения. Оттуда ответили 16 апреля. На основе перлюстрации писем Освальда и Марины к друзьям и родственникам в Минске упоминалось, что Освальд, по его словам, вернувшись из СССР, не находился в Америке под постоянным наблюдением, однако два агента ФБР заходили к нему домой и задавали «глупые вопросы». Из писем Марины было видно, что ей в Америке нравилось, но энтузиазма от американского образа жизни она не испытывала. Супружескую жизнь Освальдов в Минске белорусский КГБ характеризовал как напряженную из-за вспыльчивости обоих супругов. В целом КГБ Белоруссии не видел причин, препятствующих возвращению Марины в СССР, хотя отмечал, что информацией о поведении Освальда в Америке белорусские чекисты не располагают.

Летом 1963 года КГБ запросил коллег в Ленинграде (Марина указывала, что хотела бы жить именно там). Пришел ответ, что отчим возражает, считая падчерицу женщиной легкого поведения, которая только и мечтала выйти замуж за иностранца и уехать за границу. Ни разведка, ни контрразведка КГБ никакого интереса в возвращении Освальда не видели. Таким образом, негативное мнение в Москве уже сформировалось, когда пришла телеграмма из Мехико о визите Освальда в тамошнее советское посольство. Опять на всякий случай был послан запрос в белорусский КГБ и оттуда опять пришел положительный ответ (указывалось, в частности, что возвращение Освальдов можно было бы обыграть в пропагандистских целях). Но к тому времени, когда ответил Минск (21 октября 1963 года), КГБ уже передал в МИД СССР свое негативное отношение к возвращению семьи Освальдов в Советский Союз, базируясь на мнении ленинградских коллег.

Ли Харви Освальд ничего не знал об этом, но ему и так было достаточно того сокрушительного поражения, которое он потерпел от бюрократической машины. Ведь до сих пор он добивался того, чего хотел. В понедельник 30 сентября он опять позвонил в советское посольство, спросив, есть ли какие-либо новости о рассмотрении его дела в Вашингтоне. Новостей не было, и Освальду не оставалось ничего другого, как собираться в обратный путь.

В Мехико не сохранилось свидетелей, которые смогли бы рассказать, что Освальд делал в свободное от борьбы с бюрократами время. Ел он в дешевых закусочных (40 — 48 центов за обед). Официантов удивляло, что он отказывался от десерта и кофе, видимо, не понимая, что их стоимость включена в комплексный обед. Судя по сохранившемуся плану Мехико с отметками Освальда, он ходил по паркам, музеям и кинотеатрам (где показывали фильмы с английскими субтитрами). Он рассказывал Марине, что даже был на корриде.

Но Освальд, видимо, и не подозревал, каким странным выглядел его визит в Мехико в изложении тамошней резидентуры ЦРУ. Причем сфабрикованные американской разведкой легенды на сей счет всплывали даже и после смерти их главного героя.

Начнем с того, что техники ЦРУ записали странный телефонный разговор, который якобы состоялся между Сильвией Дуран (точнее, женщиной, говорившей по-английски и «опознанной» сотрудниками резидентуры ЦРУ в Мехико позднее как Сильвия Дуран), сидевшим у нее в офисе Освальдом и советским посольством в субботу в 11 часов 51 минуту. Разговор был более чем странный.

Дуран. У меня тут американец, который говорит, что был в русском консульстве.

Русское посольство. Подождите минуту.

Слышно, как Дуран говорит с кем-то в своем офисе по-английски.

Дуран. Он говорит, ждите. Вы говорите по-русски?

Освальд. Да.

Дуран. А почему бы вам не поговорить с ним самому?

Освальд. Я не знаю.

Далее Освальд говорит с русскими на плохом, едва понятном русском языке.

Освальд. Я был в вашем посольстве и говорил с вашим консулом.

Русское посольство. Чего же еще вы хотите?

Освальд. Я только что был в вашем посольстве, и они взяли мой адрес.

Русское посольство. Я это знаю.

Освальд. Но я тогда его не знал. Я пошел в кубинское посольство узнать у них мой адрес, потому что у них он есть.

Русское посольство. Почему бы вам не прийти и не оставить его у нас? Мы ведь недалеко.

Освальд. Хорошо, я иду к вам немедленно.

После убийства Кеннеди Дуран арестовала мексиканская полиция и с санкции американцев подвергла ее пыткам. Но Дуран утверждала, что Освальда не было в кубинском посольстве в субботу. Сам разговор смахивает на бред: Освальд якобы не знает собственного адреса, а кубинцы знают. Похоже, что вся телефонная беседа была сфабрикована ЦРУ с одной целью: создать иллюзию более тесного контакта Освальда с русскими и кубинцами, которым он оставил свой адрес в США.

В пользу этой версии косвенно свидетельствует и то, что ЦРУ провело подобную операцию не далее как в июле того же 1963 года. Тогда в кубинское посольство в Мехико позвонил техасец Элдон Хенсен, который за деньги предлагал свои услуги в помощи Кубе на территории США. Разговор его был записан ЦРУ и потом этому техасцу позвонил сотрудник резидентуры. Он представился кубинским дипломатом и предложил обсудить все вопросы в ресторане. Американец клюнул на эту удочку. Беседу наблюдал еще один сотрудник ЦРУ. Хенсену обещали, что с ним свяжутся позднее и просили ни в коем случае не звонить больше в кубинское посольство, так как «это слишком опасно».

Самое смешное при этом, что после убийства Кеннеди ЦРУ на полном серьезе утверждало, что знало только о контактах Освальда с советским посольством, но ничего не знало о том, что он был в кубинском консульстве! Эта откровенная ложь была не единственной. Куда-то пропала сделанная резидентурой ЦРУ в Мехико (там в качестве переводчиков работала супружеская пара русских эмигрантов) двухстраничная запись еще одного телефонного разговора Освальда с советским посольством. Причем позднее операторы резидентуры под присягой утверждали, что их начальство придавало этой записи повышенное значение.

После того как в апреле 1971 года скончался многолетний руководитель резидентуры ЦРУ в Мехико Вин Скотг (он возглавлял резидентуру и в 1963 году), начальник контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон (до 1963 года личное досье Освальда в ЦРУ находилось в ведении именно управления Энглтона) лично летал в мексиканскую столицу и уничтожал бумаги из частного сейфа Скотта.

Что же могла содержать запись телефонного разговора, который наверняка, так же как и разговор Освальд — Дуран — советское посольство, был от начала до конца сфабрикован ЦРУ? Ответ на этот вопрос предложил не кто иной, как уволившийся в 70-х годах из ЦРУ Дэвид Эттли Филипс («Морис Бишоп»), Сначала он публично заявил, что Освальд предлагал русским за деньги важную информацию. Однако под присягой в комитете Конгресса по покушениям Филипс уже твердил о том, что Освальд просил у советского посольства финансовой помощи для возвращения в СССР. Согласитесь, что это уже совсем другой коленкор. Но намек понятен. Скорее всего, ЦРУ сфабриковало телефонный разговор между Освальдом и советским посольством, в котором Освальд предлагал свои услуги как шпион или даже террорист. После покушения на Кеннеди эту запись (заметим, что это была бы не пленка, а транскрипция, так как ЦРУ автоматически стирало магнитофонные записи после их дешифровки и перенесения на бумагу для экономии пленок) можно было бы использовать для демонстрации советского следа в покушении на президента. О том, почему этого не произошло или, вернее, почти не произошло, будет рассказано ниже.

При этом утверждения ЦРУ о том, что все пленки с голосом Освальда были уничтожены еще до убийства Кеннеди, также не соответствуют действительности. Сохранился официальный документ ФБР, из которого следует, что после убийства президента ЦРУ предоставило ФБР пленку с записью Освальда в Мехико. Вердикт экспертов ФБР прямо подтверждает версию о подлоге: они констатируют, что голос на пленке принадлежит другому человеку.

Компрометацию Освальда заготовил и упоминавшийся выше агент никарагуанских спецслужб Альварадо (известный так же как агент Д). Он якобы видел, как Освальду выплачивали в кубинском посольстве в Мехико 6500 долларов, и он, Освальд, хвалился, что убьет Кеннеди. Кубинец, «вербовавший» Освальда, был прямо-таки колоритным персонажем: рыжеволосым негром. В ноябре 1963 года Альварадо эту версию и озвучил. Остается угадать кому. Правильно, Дэвиду Филипсу, заместителю руководителя резидентуры ЦРУ в Мехико. В своих мемуарах Филипс утверждал, что, мол, сразу не поверил Альварадо. Это неправда. В докладной в центр Филипс и его начальник Скотт оценивали Альварадо как надежного и честного свидетеля. Тем не менее версия с рыжеволосым негром была настолько притянутой за уши (к тому же Альварадо не прошел тест на детекторе лжи), что ей никто не поверил. К тому же Альварадо запутался в датах. Представитель ФБР в Мехико попросил мексиканскую полицию допросить Альварадо, и тот признался, что выдумал эту историю, чтобы получить разрешение на въезд в США. Альварадо снова допросило ЦРУ, и тот уже утверждал, что мексиканская полиция заставила его признать свои сведения ложными. ФБР не успокоилось, под его нажимом Альварадо прошел тест на детекторе лжи. Машина показала: он лжет. На что Альварадо отреагировал следующим образом: если полиграф утверждает, что я лгу, значит, это так и есть.

Готовило ЦРУ и компрометацию кубинских дипломатов. В октябре 1963 года упоминавшаяся выше сестра Вечианы (супруга руководителя кубинского торгпредства в Мехико) шла по улице и неожиданно наткнулась на лежащую прямо перед ней толстую пачку долларов. Она остановилась, и к ней сразу же подошел человек, который уговаривал ее эту пачку поднять. Кубинка немедленно пошла домой и рассказала обо всем мужу.

Сразу же после покушения на Кеннеди «Бишоп» (тогда Филипс, напомним, был заместителем руководителя мексиканской резидентуры ЦРУ) немедленно вызвал Вечиану и предложил ему срочно подкупить мужа своей сестры. Кубинский дипломат должен был публично подтвердить, что Освальд был завербован кубинской разведкой в сентябре 1963 года в Мехико. Пока Вечиана пытался установить контакт с родственником, «Бишоп» дал отбой: версия о кубинском следе в убийстве Кеннеди уже уступила место версии убийцы-одиночки (сам одиночка уже был к тому времени в морге).

В эту историю попытались впутать и самого Кастро. Сначала за дело взялся директор ФБР Эдгар Гувер. В июне 1964 года он сообщил в секретном меморандуме комиссии Уоррена, что, по данным из достоверных источников, Кастро сказал, что в Мехико Освальд предлагал кубинцам убить Кеннеди. Это было-де воспринято как провокация, а сама попытка Освальда попасть на Кубу была расценена как заговор правоэкстремистских сил США. Комиссия Уоррена не придала этой информации никакого значения, так как отсекала все, что противоречило версии об одиночке Освальде.

Новые «разоблачения» Кастро появились тогда, когда доклад комиссии Уоррена начал разваливаться в результате активной деятельности новоорлеанского прокурора Джима Гаррисона в конце 60-х годов. Британский журналист Комер Кларк утверждал, что в 1967 году взял экспромтом интервью у Кастро, и тот сказал, что во время визита в кубинское посольство в сентябре 1963 года Освальд предлагал убить Кеннеди, но кубинцы не сочли угрозу серьезной и поэтому не предупредили США. Получалось, что кубинцы еще до 22 ноября 1963 года знали о намерениях Освальда совершить покушение на американского президента и не спасли Кеннеди. Кастро, правда, опроверг и эти сведения, и сам факт того, что он давал интервью Кларку (Кларк был известен как весьма вольно относящийся к фактам репортер и автор многих «сенсационных» материалов). В конце концов жена Кларка призналась, что сфабриковала всю историю от начала до конца, основываясь на слухах, которые ей передал министр иностранных дел одной из латиноамериканских стран.

А в Мехико опять появился рыжеволосый негр. Родственница мужа Сильвии Дуран мексиканская писательница-антикоммунистка Елена Гарро де Пас в 1965 году сообщила сотрудникам американского посольства (сотрудники эти, естественно, были из резидентуры ЦРУ в Мехико), что она встречалась с Освальдом в сентябре 1963 года на танцевальной вечеринке у Сильвии Дуран. На этой же вечеринке был и консул Азкуэ и, естественно, рыжеволосый негр, с которым общался Освальд. И вообще, Освальд был любовником Дуран, которая и завербовала его с помощью женской ласки.

Из этой истории также торчат ослиные уши ЦРУ. Зачем Дуран приглашать Азкуэ и Освальда вместе, если те едва не подрались в консульстве? К тому же ни один из участников вечеринки, которых назвала Гарро де Пас, не вспомнил Освальда. Дуран отвергала все попытки связать ее с Освальдом в личном плане. С другой стороны, ЦРУ, как мы помним, полагало, что с помощью любовной связи Дуран с послом Кубы при ООН Лечугой кубинская госбезопасность удержала последнего от перехода на сторону Запада. На этом фоне история о вербовке Дуран Освальда должна была, видимо, тоже выглядеть достаточно правдоподобно. Правда, ни тогда, ни после никто так и не поверил в рыжеволосого негра и любвеобильного Освальда.

Но чудачества ЦРУ на тему «Освальд в Мехико» на этом не кончаются. 9 октября 1963 года (то есть более чем через неделю после отъезда Освальда из мексиканской столицы) резидентура ЦРУ посылает шифровку в центр: «1. В соответствии с информацией (источник не рассекречен) 1 октября 63 мужчина-американец, который говорил на ломаном русском, сказал, что его зовут Ли Освальд. Об этом он сообщил в советском посольстве 28 сентября, когда он разговаривал с консулом, который, как он считает, был Валерий Владимирович Костиков. Субъект спросил советского охранника Ивана Объедкова, есть ли что-нибудь новое по телеграмме в Вашингтон. Объедков, проверив, сказал, что пока ничего не получено, но запрос послан. 2. У нас есть фотографии мужчины, похожего на американца, входившего в советское посольство в 12.16 и выходившего в 12.22 1 октября. Примерно 35 лет, атлетического телосложения, ростом примерно 6 футов, лысеющий, с проплешиной на макушке. Он был одет в брюки хаки и спортивную рубашку. Источник (не рассекречено). 3. На месте информация не рассылалась».

Заметим, что в шифровке сообщалось два отдельных факта: некто, представившись как Ли Освальд, контактировал с советским посольством, и у резидентуры есть фотография мужчины-американца 35 лет. Но в штаб-квартире ЦРУ почему-то решили соединить эти два факта в единое целое, и 10 октября оттуда ушли депеши в ФБР, годепартамент и министерство ВМС идентичного содержания: «1 октября 1963 надежный и конфиденциальный источник в Мехико сообщил, что мужчина-американец, представившийся как Ли Харви Освальд, контактировал с советским посольством в Мехико-Сити, интересуясь, не получило ли посольство какие-нибудь новости относительно телеграммы, которая была направлена в Вашингтон. Американец был описан как примерно 35 лет, атлетического телосложения, ростом примерно в 6 футов, лысеющий…» Причем дальше сообщалось, что Ли Освальд, скорее всего, идентичен Ли Генри Освальду (ошибка Ли Генри, а не Ли Харви свидетельствует о том, что составители шифровки изучили файл 201, заведенный в ЦРУ на Освальда в декабре 1960 года: именно там имя Освальда было указано ошибочно). Почему же, изучив собственное досье на перебежчика в СССР, ЦРУ разослало коллегам заведомо ложное описание Освальда? Тому было не 35 лет, а 23 года. Телосложения он был отнюдь не атлетического. Наконец, рост Освальда был 5 футов 9 дюймов, то есть гораздо меньше, чем 6 футов. Обманув коллег, штаб-квартира ЦРУ в тот же день двумя часами позже послала в резидентуру Мехико абсолютно достоверное описание Освальда: «Рост Освальда 5 футов 10 дюймов. Вес — 165 фунтов. Темно-русые волнистые волосы. Голубые глаза».

Итак, ЦРУ прекрасно знало внешние данные настоящего Освальда, но ввело своих коллег из ФБР в заблуждение. Объяснение здесь может быть только одно: в ЦРУ не хотели, чтобы ФБР после возвращения Освальда из Мексики в США сразу «село ему на хвост». Освальд должен был сохранять полную свободу действий. Только этим можно объяснить и прямое должностное преступление, на которое решилось ЦРУ: оно не указало в шифровке в ФБР тот факт, что Освальд контактировал с Костиковым. Между тем и ФБР (которое отвечало за контрразведку на территории США) и ЦРУ знали, что Костиков является сотрудником КГБ. ФБР было просто обязано немедленно установить за Освальдом постоянное наружное наблюдение: человек, живший три года в СССР, контактирует в Мехико с представителем советской разведки!

Но на этом операция по запутыванию следов не завершилась. ЦРУ официально попросило военно-морскую разведку прислать фотографию Освальда, хотя в досье на Освальда в самом ЦРУ было несколько газетных вырезок о переходе Освальда на сторону СССР, в которых были фотографии. Да и описание внешности Освальда у ЦРУ, как мы убедились, имелось. Кстати заметим, что и военно-морская разведка без объяснения причин так и не прислала в ЦРУ фотографию Освальда.

Почему же побывавшего два раза в советском посольстве Освальда не сфотографировала сама резидентура ЦРУ, которая снимала каждого, кто приходил к русским? «Бишоп»-Филипс потом объяснял, что именно в тот день фотокамера сломалась! Но представить себе, чтобы оборудование выходило из строя два дня подряд, невозможно. Потом была запущена версия, что по выходным фотосъемка не производилась. Но первый раз Освальд был в советском посольстве в пятницу, то есть в рабочий день! Но ведь ЦРУ прослушало и записало телефонный разговор Освальда и Дуран с советским посольством, который якобы состоялся в субботу 28 сентября. То есть аппаратура работала и по выходным.

Понимая беспомощность подобных разъяснений, ЦРУ предъявило фотографию атлетичного высокого американца 35 лет, которого резидентура приняла за Освальда. Это был отставной американский военный, который в то время действительно несколько раз ходил в советское посольство, где его считали не совсем нормальным, так как было не очень понятно, что ему, собственно, нужно. Скорее всего, учитывая то обстоятельство, что американцы посещали советское посольство в Мехико далеко не каждый день, отставной военный играл роль подсадной утки. Резидентуре ЦРУ была нужна фотография любого американца, которого можно было бы «спутать» с Освальдом. Пока путаница вскроется, Освальд был бы уже в США, и на поиски его там ФБР потратило бы пару месяцев (тем более что ведь в глазах ФБР случай этот не был бы приоритетным: контрразведка не знала о контактах Освальда с сотрудником КГБ Костиковым).

10 октября штаб-квартира ЦРУ послала шифровку коллегам в Мехико с данными на Освальда. Причем все сведения заканчивались 1962 годом, то есть возвращением Освальда из СССР! Ни слова не было о прокастровской деятельности Освальда в Новом Орлеане. С точки зрения бюрократии ЦРУ себя обезопасило: направленные в Мехико сведения были из досье 201, а вся информация об Освальде в Новом Орлеане содержалась, как мы помним, с другом досье, которое, естественно, «забыли» просмотреть. При этом резидентуре в Мехико предписывалось постоянно держать центр в курсе дальнейшего развития событий вокруг Освальда.

Вот и получалась картина всеобщего незнания. Резидентура ЦРУ в Мехико ничего не знала о том, что Освальд был в кубинском посольстве. А штаб-квартира ЦРУ в Вашингтоне ничего не знала о прокубинской деятельности Освальда в Новом Орлеане. Контрразведка ФБР ничего не знала о контактах Освальда в Мехико с офицером советской разведки (сотрудники штаб-квартиры ЦРУ между тем вспоминали, что сведения о контакте Освальда с Костиковым вызвали там большое беспокойство). И наконец, никто не имел фотографии Освальда.

Все это повальное незнание объясняется только одним: готовя операцию по убийству Кастро и фиктивное покушение кубинцев на Кеннеди, которое должно было оправдать ликвидацию кубинского лидера, штаб специальных операций ЦРУ в сентябре — октябре 1963 года де лал все возможное, чтобы Освальда не арестовали или не поставили под наблюдение ФБР раньше времени. Ведь именно Освальд и рассматривался на роль кубинского агента, призванного совершить покушение на американского президента и оправдать, таким образом, убийство Кастро в глазах мировой общественности.

Между тем сам Ли Харви Освальд выехал из Мехико в обратный путь в среду 2 октября 1963 года в 8.30 утра на автобусе № 332, заплатив за билет 20 долларов 30 центов. Пассажиры вспоминали потом, что на границе у Освальда возникли проблемы с мексиканскими властями, которые посчитали, что его виза уже истекла. Освальда вытащили из автобуса, но вскоре он вернулся, бормоча что-то по поводу бюрократов на границе. Американские таможенники заставили Освальда быстро съесть банан, который нельзя было ввозить в США. Примерно в полвторого ночи 3 октября Освальд пересек границу США. Впереди его ждала полная неизвестность. Он не знал, что еще 26 сентября Белый дом уже официально объявил о предстоящей поездке президента США Джона Кеннеди в Техас.

А сам Джон Кеннеди находился осенью 1963 года в сложнейшем положении, о котором, правда, знали только посвященные в тонкости американской политической кухни. Против 35-го и самого молодого президента США сложилась мощная коалиция противников, полная решимости не допустить его переизбрания на пост президента в 1964 году. Но чтобы лучше понять, кто и за что ненавидел Кеннеди, надо кратко остановиться на политической биографии последнего.

Джон Фицджералд Кеннеди родился 29 мая 1917 года в семье бизнесмена ирландского происхождения Джозефа Кеннеди. Тот делал деньги на всем, но разбогател на контрабанде спиртного в годы сухого закона и на выгодном помещении средств в киноиндустрию Голливуда. Честолюбивого Джозефа манила политика: он, католик-ирландец, хотел сравняться с привилегированным классом Америки — протестантами-англосаксами. В 1932 году Джозеф оказал поддержку кандидату на пост президента демократу Франклину Рузвельту, но ожидаемого министерского поста от того не получил (репутация Джо была уж очень сильно подмоченной даже по американским масштабам). Зато после переизбрания в 1936 году Рузвельт отправил опасного союзника подальше: послом в Лондон, где тот прославился прогерманскими симпатиями и был в конце концов отозван по просьбе британского правительства.

Джон Кеннеди рос болезненным мальчиком. Он очень много читал, хотя учился плохо и в школе, и в Гарварде в основном из-за своей безалаберности. В 1940 году написал и с помощью связей отца издал книгу «Почему Англия спала?», в которой попытался оправдать британскую политику умиротворения Гитлера. Молодой Кеннеди перед войной посетил многие европейские страны, побывал и в СССР. С началом войны отец пристроил его в теплое местечко: военно-морскую разведку.

Но уже тогда выявилось слабое место будущего президента, которое его враги будут использовать для шантажа всю жизнь, в том числе и в 1963 году. Этим слабым местом была страсть Джона Кеннеди к слабому полу. Джон был циником и никогда не влюблялся, избегая тесных и длительных отношений с прекрасным полом. Он предпочитал быстрый секс, в основном с проститутками. Но в 1942 году Джон, похоже, влюбился, причем в женщину, которую ФБР подозревало в работе на германскую разведку, — датчанку Ингу Арвад. Чтобы замять назревавший скандал, Джозеф отправил сына на тихоокеанский театр боевых действий, где его назначили командиром патрульного катера. Джон стал героем, когда его катер расколол тараном японский эсминец. Кеннеди сделался знаменитым, так как отец позаботился о растиражировании героической истории во всех газетах. Между тем сначала Джона Кеннеди хотели судить за халатность: надо ведь было умудриться, чтобы не заметить приближавшийся вражеский эсминец.

В 1944 году погиб старший сын Джозефа Кеннеди, Джозеф-младший, которому отец прочил блестящее политическое будущее. Вместо старшего брата политикой пришлось заняться Джону (он выбрал эту стезю под давлением отца и без большого энтузиазма). В 1948 году Джон избирается в палату представителей от демократической партии (вся партийная машина демократов в округе была обильно смазана деньгами отца). В 1952 году Джон уже становится сенатором от штата Нью-Йорк, а в 1956 году едва не был выдвинут на пост вице-президента от демократов.