1973. Ноябрь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1973. Ноябрь

Спецназ МУРа против подростков-террористов. Владимир Конкин — новый Павка Корчагин. Допросы Елены Боннэр в Лефортово. МУР ищет того, кто пошутил над Таривердиевым. Самоубийство Всеволода Кочетова. Рой Медведев заступается за Брежнева. Цензура против Аркадия Райкина. Служебный роман Михаила Боярского. Развод Аллы Пугачевой. В роли насильника — Сергей Параджанов. Болезнь Сергея Колосова. Похороны Всеволода Кочетова. Страсти вокруг романа режиссера и актрисы. Рождение джаз-рок-бэнда "Арсенал". Маршал Жуков теряет жену. Высоцкий в Киеве. Как Кайдановский ревновал Малявину. Жуков прощается с женой. Куйбышевский киллер убивает свою жертву. Как Олег Ефремов оконфузился перед Тодором Живковым. Почему брызнули слезы у Шукшина. Фарс на стадионе в Сантьяго: наша сборная по футболу не попадает на чемпионат мира. Женился Александр Барыкин. Как едва не закатилась звезда Евгения Мартынова. Происшествие в Новосибирске: часовые под градом пуль. Воздушный таран в небе Армении. Суслов против Брежнева. Как Брежнев поучал индийского оппозиционера.

Четверо московских подростков продолжают готовиться к угону самолета. Мы расстались с ними, когда они ломали головы, где найти огнестрельное оружие. В последние дни октября им удалось решить эту проблему: Романов сумел уговорить одну из своих знакомых продать ему свое охотничье ружье, доставшееся женщине от бывшего мужа. Отпилив приклад, парни смастерили обрез, который можно было легко спрятать за пояс. Заговорщики надеялись еще на один шанс: некий сокурсник Жалнина пообещал ему достать к началу ноября два пистолета. Однако из этой затеи ничего не вышло: то ли парень в последний момент струсил, то ли на самом деле не смог достать оружие. Тогда на смелый поступок решился Бондарев: он сообщил друзьям, что в день угона прихватит из дома два охотничьих ружья своего отца 16-го калибра — двухствольное и одноствольное. А пока в подтверждение своих слов он передал Романову и Жалнину 11 отцовских патронов.

В четверг, 1 ноября, подростки приобрели в магазине № 1 "Рыболов-охотник-турист" еще 30 патронов, снаряженных дробью 16-го калибра, 29 из которых Жалнин затем перезарядил пулями "Спутник", купленными в том же магазине. Из магазина они направились в кассу "Аэрофлота", где приобрели четыре билета на завтрашний рейс Ф-19, следовавший по маршруту Москва — Брянск.

Последние несколько часов перед операцией каждый из заговорщиков проводил по-разному: кто-то встречался с девушкой, кто-то весь вечер просидел дома в кругу близких. По "ящику" ничего интересного для подростков в тот вечер не крутили (по 1-й показывали немой фильм "Барышня и хулиган", по 2-й — журнал "Подмосковье", по 4-й — телеспектакль "Даша"), поэтому Никифоров выкроил время для короткой записки родным (написана в 20.37), сопроводив ее, по обыкновению, рисунком индейского вождя в пышном головном уборе. В записке говорилось:

"Мама и Женя! Я уехал в Америку 2 ноября 1973 года. Буду писать. Если будет возможно, вышлю телеграмму еще в пути, на остановке в Варшаве, или Лиссабоне, или из другого города. Все потом напишу письмом, если доеду туда".

2 ноября в 9 часов утра вся четверка встретилась возле станции метро "Павелецкая". Жалнин и Бондарев купили несколько газет в ближайшем киоске, в которые упаковали два ружья в чехлах. Затем поймали такси и отправились в аэропорт Быково. До трагедии оставались считаные часы.

Между тем город жил своей привычной жизнью. В Моссовете открылось заседание городской комиссии по подготовке к празднованию 56-й годовщины Октября, а генсек Брежнев в компании с членами Политбюро встречал в Шереметьево прилетающего всего на один день руководителя Болгарской компартии Тодора Живкова. В тот момент, когда самолет с дорогим гостем приземлялся на летное поле, четверка будущих угонщиков была уже в Быково. В туалете аэропорта Романов переложил обрез из чемодана под пальто, остальные ружья продолжали находиться в чехлах, поскольку пронести их за поясом не было возможности — у них не были обрезаны приклады. В 10.20 в числе 26 пассажиров четверка будущих угонщиков прошла в салон самолета и заняла свои места: Романов сел в кресло 1а, Жалнин — 2а, Бондарев — 2б и Никифоров — 2в. Перед этим Бондарев зашел в багажное отделение, где оставил сверток с зачехленными ружьями. До трагедии оставались считаные минуты.

В 11.24 "Як-40" поднялся в воздух и взял курс на Брянск. Спустя полчаса Бондарев взял в багажном отделении сверток с ружьями, закрылся в туалете, распаковал их, собрал и зарядил. Однако войти с ними в салон у него духу не хватило, поэтому он временно положил их на прежнее место — в багажное отделение, прикрыв брезентом.

Захват начался, когда самолет подлетел к Брянску и начал снижаться. Жалнин сходил в багажное отделение и принес ружья. Одно он взял себе, другое отдал Бондареву, а у Романова имелся обрез. Именно Романов первым вышел в проход между креслами и, направив ствол на пассажиров, скомандовал: "Спокойно, с мест не вставать — буду стрелять!" Затем, оставив пассажиров на попечение своих подельников, он попытался ворваться в кабину пилотов, выстрелив в запертую дверь. Вскоре из кабины выскочил бортмеханик Никитин, который, воспользовавшись растерянностью Романова, перехватил его руку с обрезом и попытался отнять оружие. В пылу борьбы Романов во все горло закричал Жалнину: "Вова, стреляй!" И Вова выстрелил, попав бортмеханику в живот (Никитин получил ранение брюшной полости с поражением печени, переломом нескольких ребер справа).

Большинство пассажиров, слыша шум борьбы, выстрелы и крики раненого летчика, продолжали оставаться на своих местах. Но один смельчак среди них нашелся. Им оказался Гапоненко, который вместе с женой и ребенком летел в Брянск. Передав ребенка жене, он бросился к кабине пилотов. Его бросок заметил Романов, который выстрелил в смельчака из обреза. Гапоненко на ходу убрал корпус чуть в сторону, чем спас себе жизнь — пуля угодила ему в плечо и пробила панель потолка самолета. В тот же момент Бондарев подскочил к Гапоненко, приставил дуло ружья в бок пассажиру и нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало — ружье оказалось незаряженным! Тогда Гапоненко сбили с ног ударами прикладов и стали избивать ногами. Жалнин дважды пытался выстрелить в пассажира из ружья, но того опять спас случай — при перезарядке спусковой механизм оказался на предохранителе.

Тем временем Романов выстрелом в дверь пилотской кабины сбил запор и ворвался внутрь, где находились командир корабля Кашин и 2-й пилот Толпекин. Направив обрез на пилотов, он потребовал связаться с Брянском. Те подчинились. Через пилотов Романов передал властям города свое требование — выдать им 1,5 миллиона долларов. За это они обещали никого не убивать и сообщить еще о двух преступных группах, которые в ближайшее время якобы попытаются осуществить угоны самолетов (на самом деле террористы блефовали). Однако брянские власти ответили отказом: дескать, откуда в нашем городе могут взяться такие деньги, летите обратно в Москву. Пришлось разворачивать самолет.

А в столице тем временем вовсю шла подготовка к приему "гостей". В те дни как раз закончился Всемирный конгресс миролюбивых сил, и в МУРе дежурила специальная группа захвата, состоящая из милиционеров-спортсменов из различных отделений милиции. Ее и направили во Внуково, куда собирались посадить угнанный самолет (там удобнее было провести операцию). На связь с террористами лично вышел министр внутренних дел Николай Щелоков. Ему они передали свои требования: 1,5 миллиона баксов, дозаправка самолета, перелет в Ленинград, новая дозаправка и беспрепятственный вылет в Скандинавию. Щелоков внес в эти требования свои коррективы: освобождаете половину пассажиров — получаете половину требуемой суммы с условием освобождения остальных заложников в Питере, где получите остальные деньги. Бандиты соглашаются.

В 13 часов плененный "Як-40" приземлился во Внуково. По требованию террористов он был поставлен на взлетной полосе, перед ним убрали все препятствия. В обмен на дозаправку парни согласились отдать двух раненых — Никитина и Гапоненко. Причем потребовали, чтобы в машине "Скорой помощи" находился всего лишь один врач и обязательно женщина. Их условие приняли, и обмен состоялся (правда, раненых преступники сбросили на взлетную полосу, как бревна). Затем бандиты стали требовать денег. Но им ответили: сумма очень большая, для ее сбора потребуется время, ждите. На самом деле деньги никто не собирал, с самого кремлевского верха последовал приказ: "Из Москвы преступников не выпускать, обезвредить здесь же!"

Операция началась в 16.35 и длилась чуть больше трех минут. Трое спецназовцев (Раков, Ляхманов, Мушкарин) под руководством старшего лейтенанта милиции Александра Попрядухина рассчитывали с помощью дымовой завесы ворваться в салон и обезвредить преступников. Но уже с первых секунд их план едва не провалился. Вот как об этом вспоминает участник штурма Юрий Федосеев (впоследствии он возглавит МУР):

"Проходит десять, двадцать минут, а сотрудника КГБ, который взял на себя миссию по доставке на борт самолета востребованной суммы валюты, все нет и нет. И тут кто-то из наших ребят, забывшись, поднимается и стальной каской ударяется о днище самолета (муровцы разместились аккурат на бетонных плитах под самолетом. — Ф.Р.). На звук удара один из злоумышленников приоткрывает люк. Этого было достаточно, чтобы Раков успел всунуть в образовавшийся просвет обыкновенный багор с щита противопожарной безопасности. Ляхманов, вооружившись двумя пистолетами, как на стрельбище, с двух рук посылал пулю за пулей, не давая террористам закрыть люк. Первая брошенная граната со слезоточивым газом была ими расстреляна в воздухе. Вторая, оказавшись в салоне самолета, начала свое действие. Те, кому удалось увидеть видеозапись этих событий, отмечали, что там доминировали выстрелы, крики, крепкие мужские выражения. В этой суматохе дробовой заряд в бок получил Попрядухин, однако, к счастью, он пришелся на бронежилет.

Вскрываются аварийные люки, в корме самолета опускается люк-трап, и по нему скатывается молодой парень и бежит, петляя как заяц. Выстрел, если не ошибаюсь, его сделал Беззубиков, пуля попала убегавшему в ногу, и на бетонку падает один из… пассажиров. Других, выпрыгивающих и выбегающих из самолета, укладывают на мокрый асфальт лицом вниз. Ребята зачищают салон самолета. Дверь в туалет закрыта. Два-три удара, и запор сломан. В туалете труп — один из террористов застрелился…"

Застрелившимся был Романов. Что касается его подельников, то их участь сложилась по-разному: Жалнин и Бондарев сочли за благо сдаться живыми, а вот Никифорову не повезло — шальная пуля нанесла ему смертельное ранение. А ведь он все время захвата занимал пассивную позицию и даже не вставал со своего кресла, когда его друзья терроризировали пассажиров. Также были ранены и двое пассажиров, сидевших ближе всего к месту перестрелки: один в бедро, другой в плечо.

Едва до высоких начальников, которые наблюдали за ходом операции из аэропортовского здания, донеслась весть, что операция закончилась, как они рванули к самолету. Возглавлял процессию сам министр внутренних дел Щелоков. Когда к нему вывели двух оставшихся в живых террористов и он увидел, что это всего лишь безусые юнцы, ему чуть плохо не стало. Обернувшись к кому-то из своей свиты, Щелоков приказал везти угонщиков на Петровку, 38. Однако стоявший рядом с министром начальник Управления КГБ по Москве и области Алидин, понимая, что Щелоков собирается все лавры по части поимки террористов приписать себе, попытался вмешаться в ситуацию, заявив, что прежде надо позвонить Андропову. "Звоните", — чуть ли не сквозь зубы ответил Щелоков.

Как ни странно, но Андропов не стал возражать против допроса угонщиков на территории конкурентов, но приказал Алидину присутствовать при этом. Как вспоминает бывший начальник столичных чекистов, Щелоков во время допроса выглядел не лучшим образом. Едва они остались с террористами наедине, он скалой навис над мальчишками и грозно произнес: "Вы знаете, кто я такой? Я министр внутренних дел Щелоков!" Но горе-угонщики пребывали в таком трансе, что даже золотые погоны министра и широкие лампасы на его брюках не могли привести их в чувство. Они что-то невнятно лепетали в ответ и практически не смотрели на Щелокова. Не добившись от них ни одного внятного ответа, Тот, чертыхаясь, ретировался.

Забегая вперед отмечу, что, несмотря на беспрецедентность происшедшего, ни одна из центральных газет даже короткой строкой не упомянула об этом событии. И только "Комсомольская правда" спустя несколько дней в крохотной заметке рассказала о задержании некоего опасного преступника в Парке имени Горького, за что старший лейтенант Александр Попрядухин был удостоен звания Героя Советского Союза. Люди тогда удивлялись: видать, слишком опасный был преступник. Кстати, за три послевоенных десятилетия в СССР это был первый случай получения столь высокой награды милиционером.

3 ноября в 19. 50 по первой программе ЦТ состоялась премьера шестисерийного телефильма "Как закалялась сталь", снятого на Киностудии имени Довженко режиссером Николаем Мащенко. Это была третья попытка советских кинематографистов экранизировать одноименный культовый роман Николая Островского: первым в 1942 году это сделал Марк Донской, в 1957 году по его стопам пошли Александр Алов и Владимир Наумов (их фильм назывался "Павел Корчагин"). Отмечу любопытный факт: в аловско-наумовском фильме состоялся кинематографический дебют актера Льва Перфилова (он сыграл Франца Клавичека), которому нашлось место и в новой экранизации — но на этот раз он выразительно сыграл роль кулака.

Роль Павла Корчагина в телеверсии досталась 20-летнему актеру Харьковского ТЮЗа Владимиру Конкину, которого первоначально планировалось утвердить на эпизодическую роль Цветаева — антипода Корчагина. Но в процессе подбора актеров ситуация резко изменилась, и Корчагиным стал никому не известный Конкин (сначала на эту роль планировалось пригласить популярного актера Николая Бурляева). Премьера фильма мгновенно сделает Конкина знаменитым, на него обрушится лавина всевозможных благ: спустя несколько месяцев он получит звание заслуженного артиста Украинской ССР, станет лауреатом премии Ленинского комсомола, будет приглашен на работу в Москву — в труппу Театра имени Моссовета. Что касается кино, то в дни премьеры "Стали" Конкин снимается у Андрея Михалкова-Кончаловского в "Романсе о влюбленных" в роли младшего брата главного героя.

Продолжаются неприятности в семье академика Сахарова. В первых числах ноября его жене Елене Боннэр пришла повестка на допрос в качестве свидетеля в Лефортово — она должна была дать показания по делу диссидентов Хаустова и Суперфина. Во время допроса следователь повел себя хитро — пытался добиться от нее показаний, как она сразу поняла — любых; что бы она ни сказала, все могло бы быть использовано на суде, поскольку такой суд — просто некий бюрократический, лишенный логики спектакль. Боннэр решила не давать никаких показаний. Даже когда следователь спросил ее, правда ли, что друзья называют ее Люсей, она отвечать отказалась. Следователь вскипел:

— Я немедленно вызову конвой. Вы издеваетесь надо мной.

Допросы будут продолжаться в течение двух недель, но ничего существенного вытянуть из Боннэр КГБ не удастся. В конце концов не выдержат нервы Сахарова: когда его жене надо было в очередной раз ехать в Лефортово, он заставил ее остаться дома, а посыльному сказал, что она больна и больше на допросы ходить не будет. Что интересно — посыльный после этого убежал, даже не дав Сахарову расписаться в специальной разносной книге.

Не закончилась еще скандальная история вокруг музыки к фильму "Семнадцать мгновений весны". Как мы помним, 30 октября от Франсиса Лея на имя Микаэля Таривердиева пришла телеграмма, в которой французский композитор наотрез открещивался от своего участия в этой истории и выражал ему свою поддержку. После этого друзья Таривердиева предложили ему распутать клубок до конца: выяснить, кто мог так зло над ним подшутить и отправить первую, липовую телеграмму от имени Лея. Писатель Эдуард Хруцкий, у которого были большие связи в правоохранительных органах, взялся проводить композитора к самому начальнику МУРа Владимиру Корнееву. Тот с пониманием отнесся к просьбе гостей и выделил сотрудника, который должен был установить личность того, кто заварил всю эту кашу — состряпал липовую телеграмму от Лея. Но это оказалось делом трудным. Сыщик сумел только выяснить, как недоброжелатель отправил телеграмму: пошел в Центральный телеграф, взял международный бланк, напечатал текст на латинской пишущей машинке на простых листках бумаги, вырезал их, наклеил и принес в Союз композиторов. Когда сыщик стал выяснять, кто получал телеграмму, кто за нее расписывался, как она оказалась на столе в иностранной комиссии, кто ее сразу перекинул главе Союза Тихону Хренникову, все разводили руками: мол, ничего не слышали, ничего не видели. Короче, личность шутника так и осталась невыясненной. Хотя в кулуарах Союза ходили слухи, что так мог пошутить большой любитель розыгрышей Никита Богословский. Но за руку его никто не ловил.

Что касается Микаэла Таривердиева, то он после этой истории прямых контактов с КГБ больше не имел — надобность не возникала. Но зато он имел от Конторы Глубокого Бурения бумажку из разряда тех, про которые в советские времена говорили: "Без бумажки ты какашка, а с бумажкой — человек". Эту индульгенцию — удостоверение в красной корочке — ему помог достать соавтор по "Мгновениям" писатель Юлиан Семенов (такими же он снабдил Татьяну Лиознову и Вячеслава Тихонова). На удостоверении было написано: "Без права остановки". И стояла подпись: "Андропов". О силе сего документа говорит такой факт. Однажды Таривердиев специально заехал на своей машине на территорию Красной площади и, когда к нему вальяжной походкой подошел постовой, чтобы отобрать права, показал ему через окно это удостоверение. Как пишет сам композитор: "У гаишника, по мере того как он разбирал написанное, глаза стали вылезать на лоб, потом он поспешно козырнул, и теперь уже я медленно и вальяжно проехал мимо него".

Но вернемся в ноябрь 73-го.

В преддверии 56-й годовщины Великого Октября из жизни ушел известный писатель Всеволод Кочетов. Как мы помним, Кочетов был ярым сталинистом и антизападником, и наиболее выпукло его взгляды были изложены в романе "Чего же ты хочешь?", опубликованном в журнале "Октябрь", где Кочетов был редактором, в 1969 году. Во многом благодаря стараниям Кочетова и его сторонников был разгромлен "Новый мир" Твардовского. Однако и идеи Кочетова и К° остались невостребованными: в начале 70-х кремлевское руководство взяло курс на сближение с Западом. Кочетов воспринимал все происходящее болезненно. Как говорили очевидцы, в последние дни он даже спать ложился, не забывая положить под подушку наградной пистолет. А в преддверии главного революционного праздника нервы писателя, видимо, не выдержали, и он пустил себе пулю в висок. В газетах, естественно, об этом — ни гу-гу: в некрологе (опубликован в "Советской культуре" и "Литературной газете" аккурат 7 ноября) написали, что Кочетов умер в результате тяжелой и продолжительной болезни.

7 ноября известный правозащитник Рой Медведев распространил среди иностранных корреспондентов свою статью "Проблема демократизации и проблема разрядки". Статья вызвала бурю негодования в диссидентской среде, ее назвали вторым ударом в спину, после известной сентябрьской пресс-конференции Якира и Красина. В ней Медведев в открытую полемизировал с Сахаровым и Солженицыным, упрекал их в том, что они своей неконструктивной критикой власти, апелляцией к правым силам на Западе только усугубляют положение. По мысли Медведева, в Политбюро существуют две команды: либеральная во главе с Брежневым и реакционная во главе с Сусловым. Задача всех советских диссидентов, писал Медведев, помогать Брежневу, ибо никакие реформы в Советском Союзе не могут быть осуществлены, если они не придут сверху. "Рабочий класс, крестьянство, интеллигенция пассивны, люди слишком привыкли молчать и подчиняться", — говорилось в статье. В этих условиях надеяться можно только на то, что "в кулуарах власти" победит "либерал Брежнев".

А теперь от политики обратимся к более прозаическим вещам.

8 ноября по ТВ был показан праздничный концерт, в котором прозвучали два новых монолога в исполнении Аркадия Райкина. Зрители в очередной раз имели возможность убедиться, что лучший сатирик в стране — именно Аркадий Райкин. Однако мало кто знал, чего стоили ему эти монологи. Буквально накануне трансляции Райкину позвонил некий доброжелатель с ЦТ и сообщил, что по приказу председателя Гостелерадио Лапина оба монолога сильно сокращены. Райкин, кипя от возмущения, позвонил Лапину. Тот прикинулся дурачком: мол, как вырезали? кто вырезал? я такой команды не давал, сейчас разберемся. А сам позвонил в отдел, который готовил передачу к выпуску, и устроил его руководителю взбучку за то, что кто-то допустил утечку информации. Но в итоге пришлось показывать репризы в первоначальном варианте. А если бы доброжелателя не нашлось?

Между тем в Театре имени Ленсовета взяли к постановке новую пьесу — "Трубадур и его друзья". На волне успеха мультика "Бременские музыканты" (в августе этого года вышло их продолжение) этот музыкальный спектакль обещал стать настоящим хитом сезона, что, впрочем, и получилось. На главную роль в нем главреж Ленсовета Игорь Владимиров выбрал 22-летнего Михаила Боярского. В этот театр Боярский попал год назад, после окончания ЛГИТМиКа и в течение всего этого времени вынужден был играть исключительно в массовке. Правда, играл он неуемно — порой в один месяц у него набегало 36 спектаклей. Так как налицо было явное перевыполнение нормы, руководство выплачивало ему по два-три лишних рубля за спектакль. А этим летом молодой актер и вовсе сумел заработать полтыщи рублей. Дело было так.

Перед самыми гастролями театра на юге (Киев — Краснодар — Сочи) внезапно одного из актеров призвали в армию. А так как роль у него была музыкальная (он играл на гитаре и пел), лучшей замены ему, чем Боярский, найти было нельзя. И Михаила взяли на гастроли. Это была восхитительная поездка. Ему платили почти 70 рублей, плюс он умудрился устроиться на местное ТВ и "подхалтуривал" там по 14 рублей в день. Так у него набегала огромная по тем временам сумма, которую он практически ни на что не тратил, а кропотливо складывал "в чулок". Ему хотелось обрадовать родителей первым серьезным заработком. К концу гастролей он набрал астрономическую сумму в те самые 500 рублей и, вернувшись домой, торжественно вручил ее родителям. Правда, особенной радости он после этого не испытал. По его же словам: "Отец тогда же привез с гастролей меньше меня (Сергей Боярский работал в одном театре с сыном. — Ф.Р.), где-то 300 с чем-то, и это для него была страшная травма. Я, дурак, не сообразил, что так не поступают. Надо было с отцом посоветоваться, потому что, вероятно, у него и гульба была почище моей, и "заначки" были. Так получилось, что я первый раз в жизни поступил не по-мужски. Но практически с этого момента в семье перестали занимать деньги, всю зарплату я приносил домой, а гулял на "халтуры", которых у меня было много…"

Боярский получил в новом спектакле центральную роль — Трубадура. На роль Принцессы долго не могли найти исполнительницу, пока сам Михаил не ткнул пальцем в 19-летнюю Ларису Луппиан. Она училась в том же ЛГИТМиКе, и ее курс в полном составе практиковался при Ленсовете. Как вспоминает сама актриса: "К подбору Миша подошел очень серьезно, без дальнего прицела на отношения. Как он авторитетно объяснял, я была пластичная, светленькая, с длинными волосами — то, что надо для роли. Но этот "профессиональный подход" ко мне не помешал нам, главным героям, уже на репетициях очень сблизиться и подружиться. Именно тогда-то я и разглядела, что Миша красивый. Правда, на мой вкус, его красота казалась слишком резкой и яркой, в нем все было чересчур: синие глаза, черные как смоль длинные волосы, яркий рот… Мое предубеждение ему пришлось ломать, и с помощью обаяния, своего веселого характера он быстро растопил между нами лед. Я потихонечку стала в него влюбляться. Как потом оказалось, он тоже от меня не отставал. Позже Миша признался, что его покорили моя беззащитность и хрупкость: такая маленькая одинокая девочка в большом и мрачном городе, полном соблазнов…

Я ведь приехала учиться на актрису из Ташкента и снимала комнату в коммунальной квартире. Миша сразу же стал меня опекать и все время намекал на подстерегающие опасности в этих каменных джунглях — вокруг ходят коварные мужчины, которые обязательно бросятся на бедную девушку, соблазнят ее, обманут, погубят и т. д. В итоге у нас возник "служебный роман". Мы "репетировали" романтические поцелуи очень упорно, долго и… с удовольствием. Скоро мы начали встречаться уже не в декорациях, а в жизни. Сначала очень целомудренно — ходили, держась за руки, ничего "такого" у нас и в помине не было. Мы даже с ним спали в одной постели, нежно обнявшись, но без продолжений. Он просто старался меня не обидеть, очень бережно ко мне относился. Почти год прошел, прежде чем мы решились на полное сближение. Мне было 19, а ему уже 23… И когда наконец у нас все произошло, он вдруг надолго пропал! Помню, я так переживала, мучилась: почему? В театре мы виделись, я натыкалась на его холодное "Привет!", и все — расходились в разные стороны. Я ничего не спрашивала, не звонила, а дома каждый раз рыдала в подушку. Так продолжалось примерно с месяц. Но как-то на одном банкете мы вдруг закружились в танце, обнялись и… больше не расставались. Думаю, он испугался тогда: такой красивый петух, а тут сразу серьезные отношения, какие-то обязательства…"

В начале "служебного романа" Боярскому и Луппиан приходилось скрывать свои чувства, даже в театр они заходили через разные подъезды. Вызвано это было несколькими причинами. Во-первых, главреж Владимиров не одобрял романы внутри театра, а во-вторых, он, видимо, сам имел какие-то виды на молодую актрису. Однажды он даже вызвал Боярского к себе в кабинет и потребовал: "Не трогай Ларису!" А ей, оставаясь наедине, часто намекал на что-то возвышенное, но она, наивная, хлопала глазами, не смея поверить, что такое возможно — он казался ей уважаемым мэтром, дедушкой (Владимирову в ту пору было 54 года, он был женат на актрисе этого же театра Алисе Фрейндлих. — Ф.Р.).

В ноябре 73-го распался брак Аллы Пугачевой и Миколаса Орбакаса. Они познакомились летом 1969 года во время совместных гастролей по Тамбовской области. Через пару месяцев поженились, в 71-м родилась дочь Кристина. Но даже рождение дочери не уберегло молодую семью от развода. Впрочем, насыщенная гастрольная жизнь, которую в те годы вели Пугачева и Орбакас, не способствовала укреплению семьи. Ситуацию первое время спасало то, что они работали в одном месте — областной филармонии. Но летом 73-го Пугачева оттуда ушла, а вскоре разошлись ее пути-дороги с Орбакасом и в личном плане. Как вспоминает однокурсник Миколаса В. Морозов: "Я уже тогда говорил Миколасу, что он совершил большую ошибку. Допустим, мы едем куда-то на гастроли, которых в те времена было множество: Алла остается дома или едет с другими. Что это за жизнь? Бедой Миколаса всегда была его нерешительность. Из-за этого, думаю, и жизнь у них не сложилась. Алла — она ведь танковый человек, политрук в юбке, а Миколас рыхловат…"

Сам М. Орбакас вспоминает про развод следующим образом: "Все получилось как-то само собой. Помню, я вернулся из Ленинграда, а на столе — записка от Аллы: "Я уехала. Буду такого-то". Недели через полторы она появилась. Мы в отпуск собирались. А тут она говорит: "Я опять уезжаю". Ну ладно… Я отправился отдыхать один… Недели через две меня отозвали на работу. Потом вернулась Алла. Мы поговорили и решили пожить отдельно. Подали заявление на развод. Алла нашла вариант размена, и я переехал в Марфино. Единственное, что взял из старой квартиры, — матрас, подушку, телевизор "Горизонт" и китайский обливной таз. Причем сразу после переезда я уехал на гастроли. Потом, когда вернулся, начал обустраиваться: купил топчан, шкаф, стол, стулья…"

Однако вернемся в ноябрь 73-го.

10 ноября оказалось черным днем в биографии известного кинорежиссера Сергея Параджанова. Как мы помним, он живет в Киеве, но любимым делом — режиссурой — не занимается вот уже несколько лет. Последний его фильм — "Цвет граната" ("Саят-Нова") — был датирован 1970 годом, но картину тогда на широкий экран не выпустили. Она лежала на полке три года, пока в начале 1973 года новые руководители Госкино, решив показать свой либерализм, разрешили ее к прокату, правда, минимальным тиражом — 143 копии. Но Параджнов к ее выпуску никакого отношения не имел, поскольку отказался монтировать ленту. В итоге за него это сделал Сергей Юткевич. Таким образом, в природе существует две версии картины: авторская, которую почти никто не видел и которая находится в запасниках "Арменфильма", и фильм Юткевича, который вышел в прокат.

Что касается дня 10 ноября, то именно этим днем датировано то, что через месяц будет инкриминировано Параджанову как уголовно наказуемое деяние. Один из его близких приятелей заявит, что в этот день режиссер насильно склонил его к мужеложству. У большинства родных и друзей режиссера это заявление вызовет недоумение. Например, бывшая жена Параджанова Светлана Щербатюк расскажет следующее. В тот злосчастный день сыну Параджанова Сурену исполнялось 15 лет. Однако встретить его мальчику пришлось в больнице, куда он угодил еще в августе. Параджанов на тот момент находился далеко от сына — в Ереване, но про день рождения не забыл и специально прислал в больницу своего знакомого — того самого, который затем обвинит его в мужеложстве. Приятель принес фрукты, цветы и всем своим внешним видом выказывал прекрасное расположение духа. Глядя на него, совсем невозможно было себе представить, что перед тобой — жертва недавнего насилия. На основе этого позднее будет сделан вывод: вся история с изнасилованием была специально инспирирована киевскими властями, которым Параджанов давно встал поперек горла.

В воскресенье, 11 ноября, состоялись похороны Всеволода Кочетова. Прощание с писателем, покончившим с собой из-за психологических проблем, состоялось в конференц-зале правления Союза писателей СССР. От правительства не было никого, хотя некролог покойному подписали все члены Политбюро во главе с Брежневым. На траурном митинге выступили коллеги покойного: Сергей Михалков, Сергей Наровчатов, Анатолий Алексин, Иван Стаднюк, Феликс Чуев и др. Похоронили В. Кочетова на престижном Новодевичьем кладбище.

С 11 ноября остановились съемки фильма "Помни имя свое", который на "Мосфильме" снимает Сергей Колосов. Фильм создавался в содружестве с польскими кинематографистами и охватывал значительный период истории: с 1942 по 1973 год. Речь в нем шла о том, как во время войны русская женщина (ее роль играла супруга Колосова Людмила Касаткина) была разлучена с маленьким сыном в Освенциме. Спустя годы мать находит сына, которого все эти годы воспитывала польская женщина. Съемки начались в середине августа, в начале сентября группа уехала в Польшу, где работала до 31 октября. Затем должны были снимать павильоны, но сразу после ноябрьских праздников здоровье Колосова резко ухудшилось, и он угодил в больницу. К продолжению работы он сможет приступить только через три с половиной месяца.

А на съемочной площадке другого фильма — "Романс о влюбленных" — начались павильонные съемки. До этого, как мы помним, группа работала на натуре: в Серпухове (июль), Москве (июль-август), Севастополе (сентябрь-октябрь), Джамбуле (октябрь) и Мурманске (октябрь). Вернувшись в начале ноября в Москву, группа после праздника Великого Октября приступила к работе в павильонах "Мосфильма". К тому времени о романе Кончаловского и Кореневой знали все, что порой создавало непростую обстановку на съемочной площадке. К примеру, если мужская половина группы с пониманием относилась к этой "лав стори", то женская наоборот — с отторжением. К примеру, исполнительница роли матери Тани Ия Саввина была этим просто возмущена. Коренева вспоминает, что когда однажды случайно оказалась возле гримерной Саввиной, то услышала, как та разразилась красочным монологом в адрес режиссера и его "потаскушек". А когда Коренева снималась в эротической сцене "в ванной", Саввина громогласно объявила режиссеру: "Кончаловский, меня в Голливуд сниматься не зови, не пойду, я на это не способна!" Подразумевалось, что "развратная" Коренева способна.

В понедельник, 12 ноября, в Москве в ДК "Москворечье" прошла первая репетиция нового джазового ансамбля под управлением Алексея Козлова. Этот коллектив Козлов набрал буквально месяц назад, вместе с руководителем в него вошли девять человек. Первая репетиция коллектива, которому в скором времени суждено будет стать культовым, получилась невеселой. У бас-гитариста Сергея Сто-дольника только что умерла мать, а сам Козлов приехал на костылях — нога была еще в гипсе после перелома. Тем не менее репетиция состоялась, и весь ее ход говорил об одном — коллектив складывался неплохой. Основу большинства композиций, сыгранных в тот день, составляли арии из рок-оперы "Jesus Christ Superstar".

На этой же репетиции новому ансамблю было придумано имя. До этого момента все ансамбли, в которых играл и которыми руководил Козлов, носили разные названия (например, "Квартет Алексея Козлова"), но теперь надо было придумать название, отвечающее традициям рок-культуры, то бишь без упоминания имени его руководителя. Поначалу хотели назвать его "Наутилус", но после того, как кто-то вспомнил, что на Западе уже есть подобный джаз-рок-бэнд, остановились на слове "Арсенал". Название предложил сам Козлов, поскольку оно нравилось ему с детства, с 1945 года, когда наши футболисты поехали в Англию и с триумфом провели ряд матчей с лучшими британскими командами, одна из которых называлась "Арсенал".

13 ноября в Москве, в Кунцевской больнице скончалась жена прославленного советского полководца Георгия Жукова Галина Александровна Семенова. Судьба свела их в Свердловске, куда в 48-м году Жуков был сослан командовать Уральским ВО. Однажды с легкой формой инфаркта Жуков попал в госпиталь, где Галина Александровна после окончания Казанского мединститута работала терапевтом. Несмотря на то что у маршала в то время уже была жена — Александра Диевна, он закрутил роман с молоденькой врачихой. Стоит отметить, что это было не первое увлечение легендарного полководца медицинскими работниками. Во время войны у него была еще одна любовь в белом халате — младший лейтенант медслужбы Лида Захарова. Она прошла с Жуковым по фронтовым дорогам с осени 41-го по май 45-го. После войны он взял ее с собой в Одессу, где командовал округом, а потом и в Свердловск. Но тут в его жизнь ворвалась новая любовь — Галина. Захарова была вынуждена уехать в Москву к матери и сестре, где вскоре вышла замуж за моряка.

Вскоре после своего возвращения в Москву в 1953 году Жуков помог туда перебраться и Галине с матерью. Выхлопотал им квартиру на улице Горького, устроил свою любовь на работу в госпиталь Бурденко. Говорят, Александра Диевна догадывалась о тайной жизни своего мужа, но до поры до времени не беспокоила его расспросами — думала, одумается. Но когда поняла, что дело зашло слишком далеко, потребовала объяснений. Жуков рассказал ей все без утайки. На это повлияло и то, что в июне 57-го у них с Галиной родилась дочь Маша (от первого брака у маршала было еще две дочери — Эра и Элла). Однако Александра Диевна не согласилась на развод, и Жуков расписался с Галиной только в 1964 году. Квартиру на улице Грановского они с бывшей женой разменяли.

Как рассказывают очевидцы, Жуков и Галина Александровна любили друг друга безмерно. Когда в 68-м у Жукова случился инсульт и он потерял речь и не смог самостоятельно передвигаться, жена буквально неделями не отходила от его кровати. Да и сам маршал, будучи скупым на ласки, рядом с женой оттаивал душой.

В начале 70-х врачи обнаружили у Галины Александровны рак груди. В госпитале Бурденко ей сделали операцию, но щадящую. Через некоторое время после этого состояние пациентки начало ухудшаться. Она стала много времени проводить в больнице, где ей вводили гормоны, делали химиотерапию. От этого она стала плохо выглядеть: глубоко запали глаза, над губой появились усики, огрубел и ослаб голос, клоками начали выпадать волосы, отчего пришлось носить парик. Говорят, что дочь Маша не хотела видеть мать в таком виде и практически не навещала ее в последние дни в больнице.

Вспоминает врач П. Мощенцева: "Галина Александровна умирала во время моего дежурства. Помню, сознание ее затухало, дыхание прерывалось, глаза закрывались, как вдруг она очнулась, с трудом подняла руку и показала на телефон.

— Соедините меня с мужем, — попросила еле слышно.

И откуда только взялись силы! Я набрала номер. Тихо, но отчетливо она проговорила в трубку:

— Георгий, милый… Мне стало лучше. Не беспокойся за меня. Поправляйся сам.

Что ей отвечал Жуков, не знаю. Но слабая улыбка на мгновение осветила ее лицо.

— Прощай, милый! — вымолвила она напоследок.

Через два часа ее не стало…"

Владимир Высоцкий тем временем махнул на три дня в Киев — подзаработать. Как мы помним, полтора месяца назад на него пытались завести уголовное дело за концерты в Новокузнецке, но оно лопнуло как мыльный пузырь. Однако эта история не прошла даром для Высоцкого — на этот раз его концерты были строго регламентированы и не превышали одного-двух выступлений в день. Высоцкий выступал в следующих учреждениях: техникуме радиоэлектроники (13-го), Гипросельстройиндустрии (14-го), спецшколе № 49 и Укргеобурнефтеразведке (15-го).

В четверг, 15 ноября, съемочная группа фильма "Свой среди чужих…" завершила работу в Чечне. По плану она там должна была продлиться еще месяц, однако в эти дни выпал обильный снег, который сорвал съемки. Надо было подыскивать другое место, и выбор пал на окрестности под городом Баку. Туда группа должна была добраться 16 ноября, но не вся — часть актеров разъехалась по своим городам и должна была подтянуться в Баку чуть позже. Например, Александр Кайдановский приехал в Москву, чтобы несколько дней побыть со своей любимой — актрисой Валентиной Малявиной. Он еще не знает, что та в течение нескольких дней находилась в Симферополе, где ее бывший муж Павел Арсенов снимал свою очередную картину. Приехала она туда по просьбе директора фильма, который сообщил, что Арсенов находится в плохом состоянии, группа простаивает и одна надежда на Малявину — ее Арсенов по-прёжнему слушался. Валентина отпросилась в театре и на пару дней слетала на юг. Когда бывший муж пришел в себя, она вернулась в Москву. Едва переступила порог своей квартиры, как зазвонил телефон. В трубке она услышала возбужденный голос Кайдановского:

— Я в Москве. Приезжай скорее! Малявина тут же отправилась в мастерскую скульптора Никиты Лавинского на Арбате, где в то время жил ее возлюбленный. Там застала Кайдановского и скульптора Андрея Древина, которые пили коньяк. Валентину тут же усадили за стол, налили. Чуть позже она из мастерской позвонила своей подруге — актрисе Инне Гулая (зрителям она хорошо знакома по главной роли в фильме "Когда деревья были большие"). Гулая в тот момент находилась дома одна, сильно скучала и уговорила Малявину вместе с Кайдановским приехать к ней. Александр ехать не хотел, но Валентина "пообещала ему, что этот визит займет не больше часа. Однако все обернулось куда серьезнее. Далее послушаем рассказ самой В. Малявиной:

"Когда мы с Сашей отправились к Инне, он меня спросил:

— Ты с Павлом говорила по поводу нас? — Да.

— Ну и что?

— Он обо всем знает.

— Меня интересует другая проблема. Когда вы разведетесь и когда мы станем официальными мужем и женой? И когда в конце концов ты родишь мне ребенка?

— Мне не нравится твой тон.

— А мне не нравится поведение твое и Павлика. Как будто сговорились.

— Саша, перестань!

— Вы перестаньте! Я звонил Павлу, и никто не отвечал. Я звонил всю ночь. Где вы были? И на Арбат звонил. Анастасия Алексеевна сказала, что тебя на Арбате нет. Где же ты была, интересно знать?

— У тебя отвратительный тон.

— Не хочешь — не говори.

Мы приехали к Инне. Она была босиком, хотя на улице стоял холод, в квартире тоже. Прикрывала Инну какая-то дырявая шаль. Посреди комнаты — таз с водой. Она присела на стул и опустила ноги в таз. Мы с собой взяли шампанское. Она залпом выпила стакан и вдруг сказала:

— Саша! Это ничего, что Валя ездит к Павлику в Ялту… Вот только что приехала… Она все-таки тебя любит…

— Что? — завопил Саша. — Ты была в Ялте? Зачем?

Выбил у меня бокал с шампанским и сильно ударил.

Инна, ни слова не говоря, наблюдала за нами.

Я хотела уйти в другую комнату, но Саша меня не пустил…

После мы поехали не на Арбат, а в Чертаново к Верочке и Витюше.

Увидев меня, Вера ахнула.

Саша достал лед из холодильника, положил меня в большой комнате на тахту, встал на колени и стал делать мне ледяные компрессы, все время твердил: "Прости! Прости меня! Я люблю тебя!"

У меня поднялась температура.

Вера и Витюша не спали всю ночь, были рядом со мной и Сашей. На следующий день вызвали врача, сказав, что я упала. Врач выписал мне бюллетень, и я две недели отлеживалась у Верочки и Витюши. У Саши было свободное время от съемок, и он не отходил от меня…"

В первой половине ноября на столичных экранах состоялось несколько кинопремьер, из которых назову одну: 12-го в широкий прокат вышел фильм американского режиссера Холла Барлетта "Генералы песчаных карьеров", получивший приз на недавнем 7-м Международном кинофестивале в Москве (июль). Эту ленту можно смело назвать легендарной — такой ажиотаж вокруг нее царил, особенно среди молодежи. Фильм, рассказывающий о горькой доле беспризорников, был всем хорош: и сюжетом, и актерской игрой, и музыкой (песня композитора Луиса Оливейра "Я жил в трущобах городских" будет вскоре переведена на русский язык и станет шлягером в исполнении вокального квартета "Аккорд").

Кино на ТВ: "Звезда" (2-го), "Овод" (3-го), "Стоянка поезда две минуты" (4-го), "Конец Любавиных" (впервые по ТВ 6-го), "Вот моя деревня" (премьера т/ф 6-9-го), "Достояние республики" (впервые по ТВ 7-8-го), "Мировой парень" (впервые по ТВ 8-го), "Шельменко-денщик" (впервые по ТВ 10-го), "Следствие ведут знатоки", премьера дела № 9 "Свидетель" (10-го), "Подкидыш", "Коллеги" (11-го) и др.

Эстрадные представления: 2-го — в "Октябре" прошел сборный концерт с участием Марии Мордасовой, Георгия Жженова, Ольги Аросевой, Бориса Рунге, ВИА "Поющие сердца" и др.; 1-5-го — в ГТЭ выступала Эдита Пьеха в сопровождении ансамбля "Дружба"; 4-8-го — во Дворце спорта "сборная солянка" с участием Клавдии Шульженко, Анатолия Папанова, Александры Стрельченко, Владимира Макарова, Льва Лещенко и др.

16 ноября в Москве состоялись похороны жены маршала Жукова Галины Семеновой. Дочь Маша на них не пришла, сказала: "Не хочу маму видеть мертвой. Пусть она в моей памяти останется, какой я ее знала живой". А вот Жуков, несмотря на то что сам сильно болел, пришел. В зал патологоанатомического отделения ЦКБ, где был выставлен гроб, он пришел, поддерживаемый с двух сторон двумя Иванами — маршалом Баграмяном и своим личным адъютантом Прядухиным. Выглядел Жуков плохо и просил его не фотографировать. Положив букет цветов к ногам жены, попросил оставить его наедине с покойной. Затем его отвели к машине.

Уважив просьбу Жукова, Галину Александровну — всего лишь подполковника медицинской службы — похоронили на престижном Новодевичьем кладбище. Жуков поблагодарил своего адъютанта за организацию похорон, а потом вдруг сказал: "Готовьтесь и меня хоронить… Все я мог пережить, но такого удара не переживу. Я себя знаю…"

А теперь перенесемся в Куйбышев, где муж готовит убийство своей супруги — учительницы географии Надежды Варламовой. Как мы помним, эта идея пришла в голову строителю Василию Володину после того, как он влюбился в свою подчиненную — маляра, — тоже, кстати, замужнюю. Был найден киллер — Монахов, который согласился за деньги осуществить это убийство. Однако первая попытка расправиться с жертвой провалилась: учительница получила травму лица, после которой быстро оправилась. Однако Володин от своей затеи не отказался и продолжал искать любую удобную возможность, чтобы расправиться с женой.

Невольным ускорителем трагедии стал старший сын жертвы. 15 ноября он позвонил из армии отцу и сообщил, что через несколько дней уволится. При этом обронил фразу, что обязательно найдет тех, кто стрелял в его мать. Эта фраза испугала Володина, который понял: сейчас или никогда. На следующий день он явился на работу к Монахову и сообщил о скором приезде сына. "Надо кончать с этим делом немедленно!" — заявил Володин. На что Монахов отреагировал вяло: "Я сегодня не могу: мастер позвал вечером в гости". "Ничего. Сделаешь дело и успеешь погулять", — ответил Володин. В итоге Монахов согласился.