1971. Август
1971. Август
Подарок сыщику от вдовы известного писателя. Умерла мама Эдиты Пьехи. Скандал на кинофестивале: Козинцев против ЦК КПСС. Как Михалкова-Кончаловского не пустили в Сан-Себастьян. Почему у Аллы Пугачевой пропало молоко. Как Владимир Путин с трудом, но покинул Гагру. Маленькие радости Юрия Чурбанова. Под присмотром "наружки" Солженицын едет на юг. Премьера песни "Увезу тебя я в тундру". Кубок СССР по футболу у московского "Спартака". Покушение на Солженицына. Банда "фантомасов": новое ограбление. В Москве задержали особо опасного преступника. Кража на выставке "Интермаш". "Бес в ребро" Сергею Герасимову. Александр Стефанович: любовь втроем. Обыск на даче нобелевского лауреата. 70 лет Борису Чиркову. Бриллианты для председателя КГБ. Кто перебежал дорогу Льву Лещенко. "Билетная" мафия в Москве. Гений пародии Виктор Чистяков. Сахаров и Боннэр: объяснение в любви. Как лечили Солженицына. В Москве объявился маньяк. Свой очередной юбилей Фаина Раневская встретила в больнице. Полоса забвения для Людмилы Гурченко закончилась. Последняя поездка Василия Шукшина на родину. Погиб сын Виталия Коротича. Провал наших в Сопоте. Родила Светлана Тома.
В понедельник, 2 августа, в Крыму Леонид Брежнев провел совещание среди руководителей братских социалистических стран. Туда съехались первые лица всех этих держав, кроме Румынии. Дело в том, что Николае Чаушеску Брежнев откровенно не любил и старался как можно реже встречаться с ним лично. Видимо, и на сей раз решил не приглашать его на встречу, чтобы не портить себе настроение во время отдыха.
В этот же день в Москве в комнату милиции 1-го отделения отдела специальной службы Управления охраны общественного порядка исполкома Моссовета "вошла молодая загорелая женщина в простом, но хорошо сшитом платье. Она нашла 25-летнего помощника оперуполномоченного Юрия Федосеева и вручила ему плотный сверток, в котором находился двухтомник известного советского писателя, умершего несколько лет назад. На титульном листе одной из книг было написано: "Дорогому Ю. Г. Ф. от благодарной семьи автора". Чтобы понять, за что рядовой опер удостоился такого подарка, следует перенестись в недалекое прошлое.
Федосеев попал на службу в 1-е отделение в декабре 1967 года. Причем был распределен в тепленькое местечко — гостиничное отделение, которое курировало все столичные гостиницы, в том числе и одну из самых престижных — "Москва". Там и завязалась эта история. Однажды заведующая сберегательной кассы, расположенной на первом этаже гостиницы (главными клиентами кассы были самые богатые люди столицы), позвонила Федосееву и попросила зайти к ним. По ее словам, она заметила нечто подозрительное. Когда опер примчался на зов, заведующая рассказала, что только что в кассе был открыт новый счет, но человек, сделавший это, не внушает доверия. И указала на странную пару: пожилую женщину в каракулевой шубе и невозмутимого мужчину лет тридцати в демисезонном пальто. Именно мужчина и вызвал подозрение у заведующей.
— Мне кажется, он ее обманывает, — сообщила она оперу.
Федосеев направился к паре. Представившись, он попросил обоих вкладчиков пройти с ним в комнату милиции для уточнения некоторых деталей. Те, естественно, подчинились. Оставив задержанных в отделении, Федосеев вернулся в сберкассу, где услышал следующую историю.
Оказывается, пожилая женщина была вдовой известного писателя, ушедшего из жизни несколько лет назад. Покойный оставил жене богатое наследство, которое та решила истратить исключительно на себя (хотя у писателя была внебрачная дочь, ютившаяся с мужем инженером и больной дочерью в коммунальной квартире). Вскоре вдова познакомилась с молодым журналистом, который представился ей как большой поклонник творчества ее покойного мужа. Он сообщил женщине, что мечтает написать документальную книгу о покойном писателе, но для этого, мол, необходимо покопаться в его архивах. Вдова, которой журналист очень понравился, позволила ему не только залезть в бумаги умершего мужа, но и оставила у себя жить.
Через какое-то время журналист сообщил вдове, что книга почти готова и надо пробивать ее издание. Но для этого нужны деньги, причем немалые. И назвал цифру 25 тысяч рублей. Вдова, которая к этому времени окончательно потеряла голову от любви к журналисту, согласилась выдать ему эти деньги. Именно в момент перевода этих денег с одного счета на другой и появился оперуполномоченный Юрий Федосеев. Далее послушаем его собственный рассказ:
"Узнав обо всем, я беседую с "писателем". Прошу у него документы.
— А почему ваше редакционное удостоверение просрочено?
— Я не был в редакции четыре месяца.
— У вас есть задание редакции на эту работу?
— Нет. Это мои творческие планы.
— В каком издательстве будет издаваться книга, есть ли предварительная договоренность?
— Нет. Издателя еще предстоит найти, договориться.
— А сама-то книга есть? Есть что издавать? — не унимаюсь я.
— Не то чтобы уж и книга, но материалов много. Очень много, — добавляет он.
— Ну хоть одна завершенная глава-то есть? — допытываюсь я. В случае положительного ответа, можно было попросить эту главу и отдать на отзыв специалистам.
— Нет. План книги я только обдумываю, — признается "писатель".
— А когда можно будет посмотреть вашу книгу хотя бы в рукописи?
И тут он приоткрывается: "Ну, кто может это знать? Здесь достаточно слагаемых: автор, издательство, редакция, бумага, а потом, вы знаете, в литературе столько завистников…"
— Значит, книги о писателе С. может и не быть? — спрашиваю напрямую.
— Понимаете…
Я понимал, что передо мной кто угодно — мошенник, альфонс, журналист-неудачник, — но никакой не писатель. Понимал я также, что доказать его мошенничество не удастся: уж слишком сложен процесс такого доказывания. Во всяком случае, потребуется найти еще несколько подобных "творческих неудач". А если это первая? Тогда помучаем, помучаем всех, растрезвоним, а дело придется прекратить. "Заявление об аннулировании счета напишете сами и сами же возвратите деньги вдове С? Или будем решать вопрос с участием следователя?" — спокойно спрашиваю я. Он вскинул глаза, в них была тоска по уплывающим деньгам. "Напишу сам", — сказал, как уронил.
И вот передо мной десять аккуратных пачек из 25-рублевых купюр. 25 тысяч рублей.
— Анна Николаевна, — обращаюсь я к вдове (назовем ее так условно), — заполните, пожалуйста, приходный ордер.
— Не могу, руки не слушаются. Заполняю сам и прошу ее расписаться. Она ставит свою подпись, в глазах страх, благодарность и недоумение. После ухода журналиста Анна Николаевна не знает, что делать.
— Что же дальше? — спрашивает много испытавшая на своем веку женщина у двадцатипятилетнего мальчишки, каковым я был.
— Поезжайте домой. Журналист, полагаю, больше докучать вам не будет. Вспомните, что у вас есть хоть и не родная, но дочь, да еще и больная внучка…"
С тех пор прошло несколько месяцев, и Федосеев уже успел забыть о ней. Как вдруг 2 августа вдова писателя сама напомнила о себе, прислав свою знакомую с подарком. Посыльная также рассказала, что у вдовы все сложилось хорошо: она оплатила отдых и лечение дочери с внучкой в Крыму. Да и сама чувствует себя великолепно.
3 августа у популярной певицы Эдиты Пьехи умерла мама — Фелиция Каролевская. За свою долгую жизнь эта женщина хлебнула немало трудностей. Когда началась война, Фелиция вместе с мужем Станиславом Пьехой жила во Франции, которая была оккупирована фашистами. Жили они бедно, воспитывая двух детей — 14-летнего сына Павла и 4-летнюю дочку Эдиту. Отец вместе с сыном с утра до ночи трудились на шахте, из-за чего и погибли в расцвете лет: отец в 37 лет, сын — в 17. Чтобы сохранить жизнь своей единственной дочери, Фелиции пришлось выйти замуж за нелюбимого человека — тот имел возможность их прокормить. При этом отчим хотел, чтобы Эдита взяла его фамилию, но та наотрез отказалась: "Я буду носить папину". Про свою мать Э. Пьеха вспоминает следующим образом:
"Вообще-то я папина дочка. От мамы у меня доброта, терпеливость. Их было три сестры. Две прекрасно устроились в жизни. А мама никогда не жила роскошно, всегда самая бедная, невезучая, наверно, оттого, что была такая открытая для всех… У нее все было строго. Она не делала маникюра, у нее не было на это времени, но всегда были чистые ноготочки. Мама никогда не копала огород, это делал отчим, не таскала тяжести, она вела дом, могла сварганить за ночь из двух старых платьев мне наряд…"
В тот день, когда умерла мать Пьехи, завершил свою работу 7-й Московский международный кинофестиваль. Между тем за несколько дней до этого события разразился скандал. Камнем преткновения стал главный приз фестиваля. Дело в том, что еще за несколько дней до открытия форума киношное руководство СССР и ГДР договорились между собой, что Золотой приз получит картина президента Академии искусств ГДР, режиссера Конрада Вольфа "Гойя" (в главной роли там снялся советский актер Донатас Банионис). Но во время проведения фестиваля договор внезапно сорвал один из членов жюри — режиссер Григорий Козинцев. Кстати, когда его выбирали в жюри, он всячески противился этому, а когда все-таки уговорили, честно предупредил: откровенную халтуру поддерживать не буду. Видимо, чиновники из Госкино к такому заявлению отнеслись слишком легкомысленно, за что и поплатились. Козинцев решительно выступил против "Гойи". В своем письме коллеге-кинорежиссеру Сергею Юткевичу он, в частности, писал:
"Тебе, как члену-корреспонденту немецкой Академии художеств… несомненно, интересно будет узнать, что одним из "гвоздей" было забивание гвоздей в жюри на предмет записи "Гойи" в выдающиеся (из ряда — какого? — вон — куда — вон?) произведения. Хотя в фильме есть и несомненные достоинства (трактовка популярного художника в духе популярных произведений Птушко), но цветовое решение ("по решению" ихней Академии художеств) в духе немецких олеографий конца века, а также излишнее оригинальничанье в показе Испании (кастаньеты, раз; гитары, два; бой быков, три — и обчелся), кроме того — спорный выбор артистки Чурсиной (последний раз я видел аккуратно такую испанку в Рязани) вызвали некоторые разногласия среди присутствующих, что не помешало всем им признать кинофильм твоего уважаемого председателя дерьмом…"
Чтобы пропихнуть "Гойю" на "золото" фестиваля, чиновники из Госкино предприняли массу всевозможных шагов (уговоры, различные посулы членам жюри), а когда это не помогло, настучали в ЦК КПСС. В итоге Козинцева, как главного смутьяна, в первых числах августа вызвали на Старую площадь, в отдел культуры, и стали уговаривать не упорствовать в своем неприятии фильма: мол, это же наши коллеги из братской социалистической республики, их надо поддержать и т. д. и т. п. Но Козинцев был неумолим. Более того, устав выслушивать нотации из уст чиновников, он заявил, что, если "Гойю" будут продолжать тянуть в фавориты, он немедленно выйдет из состава жюри и уедет в родной Ленинград. Видимо, это заявление отрезвило чиновников, поскольку они действительно отстали от Козинцева, а "Гойя" получил то, что заслуживал, — всего лишь Серебряный приз. А обладателями Золотых призов стали безусловные шедевры: "Белая птица с черной отметиной" (СССР, режиссер Юрий Ильенко), "Сегодня жить, умереть завтра" (Япония, реж. Канэто Синдо), "Признание комиссара полиции прокурору республики" (Италия, реж. Дамиано Дамиани).
И еще о делах фестивальных. В эти же дни в испанском городе Сан-Себастьян проходил международный кинофестиваль, на котором Советский Союз был представлен фильмом Андрея Михалкова-Кончаловского "Дядя Ваня". Самое интересное, что создателя фильма на фестиваль не послали, отправив вместо него кого-то из чиновников Госкино. А отсутствие создателя объяснили просто: мол, приболел Кончаловский. Такое хамство в те годы весьма часто практиковалось в киношной, да и в любой другой среде.
Между тем "Дядя Ваня" неожиданно завоевал награду — "Серебряную раковину"! Кстати, об этой победе сам Кончаловский узнал случайно. Как-то вечером он вышел подышать воздухом на улицу (он тогда с женой-француженкой Вивиан жил в доме на Новослободской), подошел к газетному щиту и обомлел: на четвертой полосе в уголочке была помещена малюсенькая такая заметочка о том, что советский фильм "Дядя Ваня" получил "Серебряную раковину" на фестивале в Сан-Себастьяне.
Другой известный кинорежиссер — Василий Шукшин — в те дни снимал картину "Печки-лавочки". Павильонные съемки проходили в Москве, там же записывалась музыка к фильму. На запись песни была приглашена мало кому в те годы известная 22-летняя певица Алла Пугачева. Два с половиной месяца назад у нее родилась дочь Кристина, поэтому Алла сильно волновалась, получится ли запись, — все это время она сидела с дочкой дома, не пела, да и с голосом после родов могло произойти всякое. Видимо, поэтому маленький музыкальный фрагмент записывали целый день.
Из-за всех этих беспокойств у нее вскоре пропало молоко. К счастью, примерно в это же время родила ее соседка с первого этажа, у нее грудного молока было — хоть упейся, вот она и кормила им своего ребенка, да еще и пугачевскую Кристину.
Между тем будущий президент России Владимир Путин с горем пополам сумел вернуться из Гагры, где он отдыхал с двумя приятелями, в родной Ленинград. Почему с горем? Дело в том, что за время отдыха троица умудрилась промотать все свои деньги (а это почти 3 тысячи рублей!) и в итоге с трудом наскребла гроши на обратную дорогу домой. Денег хватило только на самый дешевый способ проезда — палубные места на теплоходе. Тот шел до Одессы, а дальше ребятам предстояло пересесть на поезд и трястись в общем вагоне на третьей полке (была раньше такая услуга, называлась "смешанная перевозка"). На оставшиеся после покупки билетов гроши друзья купили несколько банок тушенки.
Примерно за час до отплытия друзья пришли на пристань. Там они узнали, что первыми должны подняться на борт те, у кого на руках билеты в каюты. Палубные должны были подняться вслед за ними. Но это была хитрость команды, которая таким образом хотела отсечь палубных от поездки — их было так много, что команда боялась перегрузки. Путин с друзьями так и остался бы в Гагре, если бы один из приятелей не проявил завидную сообразительность. Заподозрив неладное, он предложил друзьям пробраться на борт вместе с каютными. Путин, будучи уже тогда человеком законопослушным, испугался скандала и стал уговаривать друзей не пороть горячку. Но те его не послушали. В итоге будущему президенту пришлось подчиниться.
Смельчакам повезло: из-за сутолоки стоявший на входе боцман не сумел тщательно разглядеть их билеты, и они просочились на борт вместе с каютными. После чего была дана команда поднять трап. Как вспоминает сам В. Путин: "Резко начали поднимать трап, и тут такое началось! Обманули, в общем, людей. Они же деньги заплатили. Как потом объясняли, с ними перегруз был бы. Если бы мы не сели, так бы на причале и остались. Потому что денег уже ни копейки не было из тех, что мы в тайге заработали. Последние ушли на тушенку и билеты. И куда бы мы делись без денег, непонятно.
А так расположились прямо в спасательной шлюпке, она над водой висела. И плыли как в гамаке. Я две ночи в небо смотрел, не мог оторваться. Пароход идет, а звезды как будто зависли, понимаете? Ну, морякам это хорошо известно. Для меня же это было любопытное открытие.
Вечером разглядывали пассажиров из кают. Почему-то немного было грустно смотреть, какая там красивая жизнь. У нас ведь только шлюпка, звезды и тушенка…"
Тем временем зять генсека Юрий Чурбанов продолжает свое восхождение по ступеням служебной лестницы. 6 августа начальники Главного управления внутренних войск и Политуправления ВВ МВД СССР бьют челом самому министру Н. Щелокову: "Просим войти с ходатайством в Совет Министров СССР о том, чтобы засчитать т. Чурбанову Ю. М. в стаж службы во Внутренних войсках МВД СССР (для выплаты процентной надбавки и последующего пенсионного обеспечения) его работу в комсомольских органах (9 лет 1 месяц 19 дней)".
Щелоков ставит на документе свою размашистую подпись: "Согласен". И на 1 августа 1971 года выслуга лет Чурбанова на офицерских должностях "автоматом" составляет 12 лет. Плюс 10 месяцев и 22 дня. Как говорится, без комментариев.
В субботу, 7 августа, в Москве на заполненной до отказа Большой спортивной арене в Лужниках состоялся финальный матч Кубка СССР по футболу между московским "Спартаком" и ростовским СКА. Матч сложился на удивление драматично. Уже на третьей минуте игрок гостей Кучинскас забил первый гол в ворота спартаковского голкипера Кавазашвили. Однако москвичам понадобилось всего лишь три (!) минуты, чтобы восстановить равновесие. Гениальный Гиля, он же Галимзян Хусаинов, сравнял счет. Затем в течение почти часа ни одной из команд не удавалось выйти вперед. Но за 22 минуты до конца игры ростовчанину Зинченко все же повезло, и мяч, пущенный им, вновь пересек линию спартаковских ворот. 2:1. "Спартак" бросился отыгрываться, однако все попытки хозяев расквитаться заканчивались неудачно. Казалось, что почетный Кубок впервые за историю отечественного футбола уедет в Ростов-на-Дону. Однако…
Вспоминает тогдашний тренер "Спартака" Никита Симонян: "В первом матче мы проигрывали 1:2. Секундная стрелка делала последний оборот. Геннадий Логофет, правый защитник, выбрасывал мяч из-за боковой линии. Вбросил его Джемалу Силагадзе, нашему нападающему, и я, сидя на тренерской скамье, про себя кричу: сделай передачу, сделай передачу!
И вдруг вижу. Логофет мчится по правому флангу, и Силагадзе передает мяч ему. Геннадий, в свою очередь, делает пристрельную передачу. Кажется, и по воротам не бил, но вратарь СКА пропустил этот легкий мяч. 2:2! В дополнительное время счет не изменился, и была назначена переигровка на следующий день…"
В то самое время, когда ростовские армейцы бились в Москве за союзный Кубок, на их родине разворачивались еще более драматические события. Там КГБ готовил акцию по физическому устранению нобелевского лауреата, писателя Александра Солженицына. События развивались следующим образом.
По словам самого писателя, в то лето ему впервые за много лет плохо писалось. Живя на даче Ростроповича, он нервничал, пока наконец не пришел к мысли съездить на юг, решив совместить приятное с полезным: во-первых, навестить родную тетку, которую не видел вот уже 8 лет, во-вторых — собрать необходимый материал для своей новой книги. Из Москвы Солженицын выехал в начале августа вместе со своим приятелем, инженером-механиком, на его стареньком "Москвиче". Вечером 7 августа они подъехали к городу Каменску, однако заезжать в него не стали, а расположились на ночлег в сосновом бору в нескольких километрах от города.
Между тем за несколько часов до их прибытия под Каменск в здании УКГБ по Ростовской области шла напряженная работа. Много лет спустя о ней поведал на страницах открытой печати бывший подполковник КГБ Борис Иванов. Его вызвал к себе начальник управления и представил незнакомому мужчине, прибывшему в Ростов-на-Дону из центрального аппарата КГБ. Начальник сообщил, что в их область с неизвестной целью едет писатель Солженицын, и товарищ из Москвы прибыл к ним в связи с этим тревожным обстоятельством. Иванов же, который неплохо знал ростовский период жизни Солженицына, должен был помочь москвичу не упустить опасного гостя из виду, помочь в слежке.
Попрощавшись с генералом, Иванов с гостем вышли на улицу. Отказавшись от машины, они направились в гостиницу "Московская", где гостя ожидал прекрасный номер "люкс". Пробыв в нем какое-то время, они спустились в ресторан на первом этаже. Пока гость изучал меню, Иванов обратил внимание на вошедшего молодого человека среднего роста, плотного телосложения, с короткой стрижкой волос, который переглянулся с москвичом, цепко окинул взглядом Иванова и неспешно направился к буфетной стойке. Иванов невольно отметил про себя, что москвич и этот парень явно знакомы. Причем, внимательно оглядев молодого человека, Иванов догадался, что он, судя по всему, из "семерки" — службы наружного наблюдения. Согласно инструкции, "топтунам" запрещалось входить в прямой контакт с оперативником, за исключением руководителя, который одновременно выполнял функции офицера связи. Такой вывод несколько успокоил Иванова, и он начал заниматься гостем. Тот же, после нескольких ничего не значащих фраз, стал осторожно интересоваться биографией собеседника: как долго тот работает в органах госбезопасности, где работал, на каких должностях. Особенно его интересовала служба Иванова в Литовской ССР, в частности, применялись ли там СПЕЦИАЛЬНЫЕ АКЦИИ и какие.
Тем же вечером, после ужина, московский гость попросил Иванова выехать с ним в Каменск, поинтересовавшись расстоянием до него. Москвич вызвал машину, связался с центром информации 7-го отдела УКГБ, представился и уточнил, где находится "объект", то есть Солженицын. Ему ответили, что в сосновом бору в нескольких километрах от Каменска. Буквально через несколько минут черная с отливом "Волга" мчала москвича и Иванова к указанному месту. Цель поездки — заменить московскую "семерку" наружного наблюдения, сопровождавшую "объект" из самой столицы, "семеркой" Ростовского УКГБ. Иванову же Предстояло оперативно проверить выявленные "семеркой" контакты и связи Солженицына, а материалы направить в Москву.
Когда чекисты подъехали к нужному месту, на часах было около одиннадцати вечера. На обочине дороги их встретил сотрудник "наружки", который сообщил, что "объект" с приятелем находятся всего в нескольких десятках метров — сидят у костра. Москвич с Ивановым решили лично удостовериться в этом. Вскоре они действительно увидели впереди ярко-рыжее пламя костра и услышали ровные, спокойные мужские голоса. Идти дальше было опасно, поэтому они вернулись к машине.
— Едем в Новочеркасск, там заночуем, — отчеканил москвич и первым нырнул в "Волгу".
Между тем воскресное утро 8 августа для миллионов советских людей началось с привычного дела — прослушивания всеми любимой и уважаемой радиопередачи "С добрым утром!", В тот день в ней состоялась премьера песни Марка Фрадкина "Увезу тебя я в тундру" в исполнении нового вокально-инструментального ансамбля под управлением Юрия Маликова. Как мы помним, этот коллектив Маликов начал создавать в начале лета (31 июля в Москве состоялся первый концерт) и привлек, помимо собственных ресурсов (аппаратуру Маликов закупил на свои кровные в Японии), еще и помощников со стороны. Одним из этих людей стал мэтр советской песни Марк Фрадкин, который согласился написать для нового ВИА песню — "визитную карточку". Он же способствовал тому, чтобы эту песню прокрутили не где-нибудь, а в самой рейтинговой радиопередаче "С добрым утром!". После эфира Маликов обратился к радиослушателям с просьбой подыскать достойное имя новому коллективу, что спустя три месяца и будет сделано. На радио придут тысячи писем, и в добром десятке из них будет фигурировать одно и то же название — "Самоцветы".
8 августа на Большой спортивной арене в Лужниках — в дополнительном матче на Кубок СССР по футболу вновь встретились столичный "Спартак" и ростовский СКА. В отличие от первого матча, где обе команды демонстрировали открытый футбол, эта игра была более осторожной. Исход ее решил всего лишь один мяч, забитый на 55-й минуте спартаковцем Киселевым. После шестилетнего перерыва столичный "Спартак" вернул себе союзный Кубок. "Золотой" состав команды выглядел следующим образом: А. Кавазашвили, И. Баужа, Г. Логофет, С. Ольшанский, Н. Абрамов, Е. Ловчев, В. Боровиков, Н. Киселев, В. Папаев, В. Калинов, М. Булгаков, В. Мирзоян, Н. Осянин, Г. Хусаинов, Д. Силагадзе, В. Егорович; тренер — Никита Симонян.
В то время когда в Лужниках шел решающий кубковый матч, на юге страны, в Новочеркасске, висела на волоске жизнь Александра Солженицына. Вот как вспоминает об этом участник тех событий — отставной подполковник КГБ Б. Иванов:
"Утром 8 августа поступила информация о прибытии писателя и его приятеля в Новочеркасск. Наружное наблюдение держало их мертвой хваткой. Мы находились в машине и по рации с интервалом в пять-десять минут получали сведения о передвижении "объекта". Наконец поступило сообщение о прибытии "объекта" с приятелем на площадь Ермака, где, оставив машину, они направились в собор. Там в это время проходило богослужение.
Спустя несколько часов, следуя за объектом, служба наружного наблюдения установила два-три неизвестных нам адреса, интересовавших его. В дальнейшем предстояло выяснить, кто именно интересовал писателя, что за люди, цель и характер их взаимоотношений.
К обеду поступило сообщение, что "объект" с приятелем находятся на центральной улице города и заходят в магазины. "Шеф", торопя водителя, принял энергичные меры по передвижению машины к центру. Тем не менее он несколько раз останавливал машину, куда-то удалялся, возвращался, нервничал. Очередной его "выход" завершился неожиданно для меня: он встретился с незнакомцем из буфета гостиницы "Московская". "Значит, "незнакомец", — подумал я, — не является представителем "семерки", ибо московская "семерка" давно покинула область".
Судя по жестам, "шеф" и "незнакомец" о чем-то спорили. Выйдя из машины, я направился к спорящим, рассчитывая услышать хотя бы отдельные кусочки фраз. Все напрасно. "Незнакомец", что-то сказав напоследок "шефу", не видя меня, резко повернулся и направился в магазин. В этот момент я увидел "объект" с приятелем, выходящих из дверей магазина. "Незнакомец" прошел мимо, затем повернулся и последовал за ними. Время бездействия кончилось. Подойдя к "шефу", я спросил:
— Вам помочь?
— Возможно… пошли.
"Объект", "незнакомец", "шеф" и я двигались по центральной улице города. Чуть погодя "объект" с приятелем вошли в крупный по новочеркасским меркам гастроном. Следом — мы. Таким образом, мы все оказались в одном замкнутом пространстве. "Незнакомец" буквально прилип к "объекту", который стоял в очереди кондитерского отдела. "Шеф" прикрыл "незнакомца". Они стояли полубоком друг к другу, лицом к витрине. "Незнакомец" манипулировал руками возле "объекта". Что он делал конкретно, я не видел, но движения рук и какой-то предмет в одной из них помню отчетливо. В любом случае рядом со мной в центре Новочеркасска происходило что-то для меня непонятное. Вся операция длилась две-три минуты.
"Незнакомец" вышел из гастронома, лицо "шефа" преобразилось, он улыбнулся, оглядел зал, увидев меня, кивнул и направился к выходу. Я последовал за ним. На улице "шеф" тихо, но твердо произнес:
— Все, крышка, теперь он долго не протянет.
В машине он не скрывал радости:
— Понимаете, вначале не получилось, а при втором заходе — все окей!
Но тут же осекся, посмотрев на меня и водителя.
В голове стоял какой-то дурман. Фраза "шефа" по-иному высветила ситуацию, свидетелем которой я оказался. Эпизод в гастрономе уже не казался странным и непонятным. Это был финал задуманного высшим карательным органом страны преступления против великого писателя-диссидента. Что я мог сделать? Оставалось только молчать — единственный вариант сохранить жизнь себе и своей семье".
Судя по всему, ликвидатор, который произвел укол Солженицыну, был специалистом своего дела — писатель ничего не почувствовал. И когда спустя всего лишь час ему внезапно стало плохо, он объяснил это обычным недомоганием, связанным с дальним переездом. Между тем Солженицыну становилось все хуже и хуже: сначала у него стала сильно болеть кожа по всему левому боку, а к вечеру на теле появился ожог огромного размера — по левому бедру, левому боку, животу и спине, — а также множество волдырей, самый крупный из которых был диаметром сантиметров 15. На следующий день Солженицын в сопровождении знакомых, у которых он остановился, посетил местную поликлинику. Однако местный врач так и не смог поставить точный диагноз и, чтобы хоть как-то облегчить страдания больного, проткнул волдыри иголкой. Но это только усугубило ситуацию — на теле появились открытые раны. Позднее знакомый врач скажет Солженицыну, что в той ситуации надо было терпеливо смазывать волдыри марганцовкой или специальной мазью. Но врач из поликлиники этого, видимо, не знал.
Несмотря на создавшуюся ситуацию, Солженицын и не думал прерывать свою поездку. В тот же день он с приятелем поехал в Ростов-на-Дону, однако на станции Тихорецкая писателю внезапно стало совсем плохо. Приятель вынужден был посадить Солженицына на обратный поезд в Москву.
В эти же дни ростовская милиция буквально "стояла на ушах" после очередного громкого преступления так называемой банды "фантомасов". Свое название это преступное формирование получило неслучайно. Причиной была большая любовь к фильмам французского режиссера Анри Юннебеля, которые с огромным успехом демонстрировались в Советском Союзе осенью 1967 ("Фантомас", "Фантомас разбушевался") и летом 1968 года ("Фантомас против Скотленд-Ярда"). Два жителя Ростова-на-Дону — Владимир и Вячеслав Толстопятовы, — наверное, и без "Фантомаса" рано или поздно встали бы на путь криминала, однако факт есть факт: именно после встречи с этим героем экрана у братьев созрела идея организовать столь же дерзкую и неуловимую вооруженную банду, как у Фантомаса. Отдавая дань уважения своему кумиру, бандиты даже придумали именной лейбл — значок с надписью "Фантомас". Кроме братьев Толстопятовых, в группировку вошли двое их близких приятелей — Горшков и Самосюк. Стоит отметить, что старший из братьев — Владимир — сразу предупредил подельников, что непосредственно участвовать в нападениях не будет, а возьмет на себя организационную и техническую подготовку преступлений. Будучи талантливым изобретателем, именно Владимир изобрел уникальные автоматы и пистолеты, которые позднее займут свое место в Центральном музее МВД.
В октябре 1968 года, когда на экранах ростовских кинотеатров шел третий фильм про Фантомаса, банда вышла на свое первое дело. Вооружены грабители были самодельным оружием. В наличии у них имелось четыре револьвера необычного вида (в форме пистолета, но с барабаном) и короткоствольный автомат. Все оружие было нарезным: стволы изготавливались из имевшихся у братьев малокалиберных винтовок системы "ТОЗ-8". Однако первый блин вышел комом — инкассаторскую машину захватить не удалось. Но бандитов эта неудача не обескуражила. Спустя несколько дней "фантомасы" повторили попытку — устроили засаду на кассиров обувной фабрики. Но и в этом случае ограбление не удалось. И только с третьего раза — 22 октября — бандитам удалось осуществить задуманное.
На этот раз в качестве объекта нападения Толстопятовы выбрали магазин в поселке Мирный. Перепуганные насмерть кассирша и продавец беспрекословно отдали грабителям всю наличность — 526 рублей 84 копейки, а вот гражданин Чумаков, став невольным свидетелем ограбления, проявил гражданскую сознательность и попытался помешать бандитам. Однако погиб, сраженный автоматной очередью. Поскольку на лицах преступников были черные маски, никто из оставшихся в живых свидетелей не сумел описать их внешность. Несмотря на все старания местной милиции, выйти на след банды не удалось.
Толстопятовы не зря восторгались Фантомасом — своим подельникам они изо дня в день не переставали втолковывать, что милиция ловит только тех, кто сам подставляется. "А мы будем неуловимы, если сумеем держать себя в узде", — говорил Толстопятов-старший. И бандиты твердо следовали этой заповеди: никаких кутежей в ресторанах, дорогих покупок и прочих проявлений красивой жизни. Разделив украденные деньги поровну, "толстопятовцы" тратили их весьма благоразумно и не броско. А когда средства заканчивались, вновь брались за оружие.
Свое новое ограбление преступники совершили в конце ноября 68-го года: у женщины-кассира автотранспортного хозяйства захватили 2774 рубля. Спустя месяц "фантомасы" нанесли визит уже в промтоварный магазин, где их добычей стали полторы тысячи рублей. К тому времени в действиях банды появилась определенная сноровка и лихость. Ворвавшись в промтоварный магазин, Самосюк первым делом поздравил продавщиц с Новым годом и только потом извлек на свет свой автомат.
Следующее преступление "фантомасов" произошло в апреле 1969 года. На этот раз объектом нападения стала инкассаторская машина, перевозившая деньги для рабочих химзавода имени Октябрьской революции. Но операция провалилась. Оба кассира оказались вооружены револьверами. Не успели "толстопятовцы" опомниться, как по ним открыли шквальный огонь из обоих стволов. "Фантомасы" ответили тем же, но их самодельное оружие было плохо приспособлено к уличному бою и давало много осечек. Когда один из бандитов получил легкое ранение, Толстопятов-младший дал сигнал к отходу.
Этот бой, который длился несколько минут, поднял на ноги чуть ли не всю милицию города. Однако когда первые стражи порядка примчались к месту происшествия, грабителей уже и след простыл. Объявленная в городе тревога ничего не дала: бандиты как в воду канули.
Между тем на вторые сутки после нападения "фантомасы" засели за "разбор полетов", чтобы понять, почему сорвалась столь тщательно подготовленная операция. В итоге пришли к выводу: подвело оружие. Стало понятно, что с имеющимися у них "пукалками" можно брать только мелкие объекты типа сельмагов. А против инкассаторов требовались другие средства. Но где их взять? Сегодня такой вопрос перед "фантомасами" не стоял бы: чуть ли не вся Россия буквально наводнена оружием, только деньги плати. Но в те годы с этим делом было более чем строго. Значит, решили бандиты, будем создавать собственный арсенал. Сказано — сделано. В течение нескольких месяцев братья-умельцы из подручных средств смастерили новый патрон: калибр остался прежним — 5,6 мм, но вместо мягкой свинцовой применялась самодельная бронзовая пуля, а размеры гильзы, снаряженной охотничьим капсюлем и порохом, значительно увеличились. Такой патрон был способен легко пробить обшивку легковушки, на которой инкассаторы обычно перевозили деньги.
Под этот патрон были сконструированы и изготовлены два автомата. Причем братьям удалось, казалось бы, невозможное — совместить оси канала ствола и патронника. Они нашли оригинальное решение: крепление ствола на шарнире существенно облегчало подгонку. Чуть позже Толстолятовы пойдут еще дальше и изобретут такую модель — длинноствольный автомат под мощный патрон калибра 7,98 мм, стреляющий стальными шариками. Эти шарики пробивали не только беззащитную "Волгу", но даже обшивку бронированного автомобиля. Ствол у автомата был переломным, его легко можно было скрывать под одеждой, что для "фантомасов" оказалось очень удобным. Помимо оружия, бандиты изготовили большой запас патронов, а также 11 ручных гранат, снаряженных охотничьим порохом со специальными добавками, обеспечивающими высокую температуру и силу взрыва. Опробовав новое оружие на специальном полигоне в безлюдном лесном массиве, остались вполне довольны результатом. Теперь они видели себя настоящими героями, этакими гангстерами из зарубежного кино.
Стоит отметить, что в отличие от сегодняшних дней в те годы западные фильмы про преступников если и показывались на советском экране, то крайне редко. После конфуза с "Фантомасом" (фильм сняли с проката по просьбе МВД) высокое начальство потребовало от кинопрокатчиков быть более осмотрительными в выборе новых лент на криминальную тематику. Однако полностью прекратить показ таких фильмов, естественно, было невозможно: кино являлось мощным средством пропаганды, с помощью которого советские власти разоблачали своих идеологических противников. Поэтому фильмы о гангстерах на советском экране нет-нет, да и демонстрировались. "Фантомасы" ни один из них не пропускали, некоторые картины смотрели по нескольку раз. Самым тщательным образом будет ими просматриваться и каждая очередная серия телефильма "Следствие ведут знатоки", который советское ТВ запустило в феврале 1971 года. Кстати, когда чуть позже выяснится, что "фантомасы" по этому фильму изучали методы работы милиции, сценаристам будет дана команда не акцентировать свое внимание на технических деталях, чтобы не давать лишних козырей в руки потенциальным преступникам.
Важным подспорьем в бандитской деятельности "фантомасов" стала и пресса. И хоть там встречалось крайне мало публикаций об отечественной преступности, но зато заметок о западном гангстеризме было не счесть. Толстопятовы чуть ли не с карандашом в руках изучали криминальные колонки в газете "Труд" и журнале "Человек и закон". Некоторые статьи вырезались и складывались в специальную папку. Судя по всему, "фантомасы" втайне надеялись когда-нибудь увидеть такие же публикации и о собственных "подвигах". Однако, несмотря на то, что за прошедшие три года банда смогла получить широкую известность не только в городе, но и во всей области, кроме скромной заметки в одной из газет, ни в одном печатном издании больше не появилось о "фантомасах" ни строчки.
Тем временем стражи порядка тоже не сидели сложа руки. Они пытались по разрозненным показаниям свидетелей выйти на след неуловимой банды. Но все было тщетно. Причем нельзя сказать, что ростовская милиция плохо работала. Просто в своей практике угро она впервые сталкивается с такой умной и расчетливой бандой, про которую даже стукачи из криминального мира ничего не знали. И это не странно. Ведь "фантомасы" никаких контактов с этим миром не поддерживали, в повседневной жизни выдавая себя за скромных тружеников и законопослушных граждан.
Между тем приказом начальника областного Управления внутренних дел комиссара милиции Бориса Елисова был создан штаб для раскрытия этих преступлений. Становилось ясно, что "фантомасы" рано или поздно вновь дадут о себе знать. Встретить их надлежало во всеоружии. В УВД начались ежедневные тренировки личного состава, целью которых было одно — в час "X" успеть прибыть к месту преступления до того, как грабители сумеют скрыться. Однако шила в мешке не утаишь, и вскоре бандитам стало известно об этих тренировках. Чтобы выявить степень возросшей боеготовности милиции, Толстопятов-старший устроил ей проверку: позвонил по "02" с сообщением об очередном ограблении, а сам занял место в сторонке с секундомером в руках и засек время приезда патрульной милицейской группы (ПМГ). Она примчалась к месту вызова через пять-шесть минут. "Хорошо работают, легавые", — мысленно похвалил стражей порядка бандит, однако от нового ограбления не отказался. Иначе он не был бы неуловимым "фантомасом".
Чтобы лишить милицию оперативного преимущества, бандиты решили провести новое ограбление в таком месте, где жертва оказалась бы на значительном удалении от вездесущих ПМГ. Задуманное Удалось. В один из августовских дней 1971 года кассир стройуправления № 112 вез зарплату на предприятие, когда в безлюдном месте дорогу машине преградила легковушка. В следующую секунду из нее выскочили двое вооруженных мужчин в масках. Как настоящие гангстеры из заморских боевиков, нападавшие приставили к головам кассира и водителя диковинные короткоствольные автоматы и заставили их расстаться с инкассаторской сумкой, в которой было 17 тысяч рублей. Время ограбления заняло не более пяти минут,
К сожалению, и в этот раз сыщики примчались к месту происшествия уже после того, как преступники скрылись. Оперативников опять ждало разочарование: бандиты не оставили после себя ни одной улики. Единственное, что не вызывало сомнений: действовала все та же банда "фантомасов".
Теперь из Ростова-на-Дону перенесемся в Москву. Там стараниями сотрудников столичной милиции был задержан особо опасный преступник, несколькими днями ранее объявленный во всесоюзный розыск. Он успел "наследить" в Харькове, а в Москву приехал, чтобы отправить на тот свет некоего гражданина, на которого давно имел зуб. Однако пока он перемещался по пространству Союза, в Москву пришла на него ориентировка. В начале 70-х этого было достаточно, чтобы вся милиция "встала на уши". На всех вокзалах и станциях метро дежурили усиленные наряды. Как сквозь сито, они процеживали взглядами толпу, пытаясь найти в ней объявленного в розыск преступника. Один из таких нарядов, выставленных на станции метро "Комсомольская", и задержал будущего убийцу. Все трое милиционеров, входивших в наряд — Петр Кашликов, Константин Луганский и Владимир Патин, были награждены за проявленную бдительность именными часами.
Однако тема преступности августа 71-го года этими эпизодами не исчерпывается. Буквально за несколько дней до происшествия в столичной подземке газета "Вечерняя Москва" поместила любопытную заметку под названием "Преступность растет". Правда, речь в ней шла о криминогенной ситуации не в Советском Союзе (об этом в открытой печати писать запрещалось), а в Англии. Согласно сей публикации, туманный Альбион вот уже несколько дней переживал шок из-за одного происшествия в лондонском районе Килбэрн. Там средь бела дня несколько вооруженных преступников в масках совершили налет на банк. Бандитам потребовалось всего лишь три минуты, чтобы "вытрясти" из банка 100 тысяч фунтов стерлингов и скрыться. Налетчики ранили одного из служащих, который, по их мнению, препятствовал осуществить задуманное.
Далее в заметке приводилась любопытная статистика состояния преступности в Великобритании. Оказывается, в 1970 году там было совершено около 438 тысяч грабежей, возбуждено 915 тысяч дел по обвинению в воровстве, более чем в 40 тысячах случаев представители криминала применяли насилие. Всего за 1970 год в Англии произошло 1,5 миллиона преступлений.
В Советском Союзе той поры тоже грабили банки (по-нашему — сберегательные кассы), однако эти случаи можно смело назвать единичными. К примеру, в Москве в 1971 году таких случаев было зафиксировано не более пяти, причем преступников быстро удалось задержать. Зато советские воры вполне могли дать фору английским, поскольку их в той же Первопрестольной было немерено. И самое громкое воровство случилось летом в Сокольниках, во время проведения Международной выставки "Интермаш-71". Одним из участников выставки являлась швейцарская фирма "Эникар", которая производила часы, известные во всем мире. Экспозиция швейцарцев располагалась в одном из павильонов, который тщательно охранялся милицией. Однако за сутки до закрытия выставки ушлые советские воры все-таки преподнесли "сюрприз" — "умыкнули" со стендов все (!) выставленные фирмой экземпляры часов. Сделали они это ночью, предварительно отсоединив вентиляционный короб, подключенный к системе централизованной охраны.
Вначале "раскрутку" этого дела повесили на оперов с "земли" из 79-го отделения милиции. Те выдвинули две версии случившегося: или кража была совершена профессиональными ворами, у которых имелись свои люди среди персонала выставки (иначе каким образом они сумели так легко отключить сигнализацию), или работали "мастера", не связанные с воровским миром, но обладающие каналами сбыта в мире фарцовки. Обе эти версии требовали тщательной отработки, однако у простых сыщиков сил на это явно не хватало. Тогда на помощь "земле" отрядили нескольких опытных спецов из МУРа.
Несмотря на то, что оперативная группа насчитывала всего лишь семь человек, сети они разбросали по всей стране. В частности, была отправлена информация пограничникам, чтобы те не пропустили похищенное за пределы Союза. Кроме этого, по всей Москве трясли фарцовщиков, антикваров и прочую публику, имеющую отношение к украденным вещам. В конце концов проведенные мероприятия дали положительный результат.
Возле "комка" (комиссионного магазина) на Садовой-Кудринской агентура МУРа засекла две пары часов, которые проходили по описаниям как украденные с выставки. Вскоре удалось выйти на торговца — инвалида детства по имени Володя. Он подрабатывал фарцой и давно находился на примете у оперов как из местного отделения милиции, так и с Петровки. Чтобы ненароком не спугнуть парня, решено было поговорить с ним "по душам". За это дело взялся старший опер МУРа Вячеслав Котов (в 1984 году он возглавит Московский уголовный розыск). После долгой беседы Котову удалось разговорить Володю, который признался, что ему на днях двое незнакомых людей (мужчина и женщина) предложили пристроить большую партию швейцарских часов. Причем мужчина представился бывшим матросом торгового флота. Сдавать свой товар на комиссию незнакомцы не хотели, поэтому искали возможность сбыта через местных "жучков" вроде Володи. Однако у того в тот день больших денег при себе не было, поэтому взять целую партию он не смог, удовлетворившись всего парой часиков. Так рассказал Володя. Но когда муровцы стали проверять эту информацию, выяснилось, что парень, мягко говоря, врет.
Оказалось, что в тот день он взял не "пару часиков", а целую партию в количестве двадцати штук. Тогда с инвалидом решили не церемониться. Его привезли на Петровку и поставили вопрос ребром: либо говоришь всю правду, либо "рванешь паровозом в дальние края". От такого натиска Володя струхнул и начал "колоться". Он рассказал, что краем уха услышал разговор между моряком и его девицей. Из него выходило, что моряк родом из Архангельска, его подруга тоже не москвичка и что они снимают комнату у одинокой бабульки в районе метро "Кузьминки". Далее послушаем рассказ В. Котова: