3. Начало славянизации

Так что же дала в итоге черняховская культура? Кто стал ее «культурным потомком»? Увы, напрямую — никто!

Вся эта налаживавшаяся культурная система, у которой был явный шанс образовать если не одно, то хотя бы два соседствующих и достаточно высокоразвитых государства — антское (славянское) и готское (южногерманское), — не просуществовала и трех веков. Все это было разгромлено в конце IV века н. э. гуннским нашествием. С него началась эпоха Великого переселения народов, и им кончилась черняховская культура. В этом сообщения позднеантичных источников и данные археологии совпадают. Из тех и других вытекает, что все Причерноморье было разгромлено беспощадно.[23]

Разгрому подверглись вся степная и лесостепная зоны черняховской культуры, и даже южная часть ареала пшеворской культуры. Перестали существовать все ремесленные центры этого обширного региона. Жители крупных поселений были частью перебиты, частью угнаны в плен. Как поселения, так и могильники перестали функционировать. Понятно, что уцелевшие люди ушли кто куда смог.

Ну а что же Готская держава, что воины антского союза племен? Неужели никто не оказал вооруженного сопротивления захватчикам? Пытались — так утверждают письменные источники.[24] Но с плачевным результатом: готы были разгромлены, частью погибли, частью покорились гуннам. Если исходить из сведений Иордана, римлянина готского происхождения, жившего в VI веке и написавшего историю готов, то получается, что в это время анты, ранее воевавшие с готами, выступали как союзники гуннов и способствовали готскому разгрому.

А вообще с исследовательской точки зрения тут все очень сложно. Как уже говорилось выше, не только черняховская культура, но и пшеворская содержит заметный германский компонент (ясторфский — южногерманский и вельбарский — южноскандинавский, готский). И в черняховской, и в пшеворской культуре именно германский компонент остается, по-видимому, воинским, дружинным, судя по богатым погребениям с оружием. Хотя и тут не все понятно: мы ведь не знаем наверняка, является ли наличие оружия в погребениях того времени этническим признаком или социальным. Известно, например, что погребение умершего с оружием и в более позднее время не было характерным для славян. Но если у «черняховцев» это — социальный признак, выделяющий воинов-дружинников, то говорить о том, что перед нами погребения германцев, нельзя: ведь дружинником в таком полиэтничном объединении мог сделаться кто угодно. Или все-таки не кто угодно, а только германец, гот? Не знаем!

Так кто составлял воинскую силу у антов, которых многие исследователи считают «ославянившимися» сарматами?[25] Возможно, те же готы, что и в самой Готской державе — южной части того же черняховского ареала. Только ославянившиеся, сменившие свое «этническое лицо». А может быть, это более ранний германский пласт, потомки носителей ясторфской культуры, тоже ославянившиеся. И для них вторгшиеся на территорию пшеворской культуры с севера и прошедшие ее «насквозь» готы были враждебным народом. В самом деле, еще до гуннского нашествия готы враждовали с антами — так утверждает Иордан, который написал историю готов с момента их вторжения на материк из Южной Скандинавии и до своего времени, то есть до VI века. Он утверждает, что эта вражда, в конце концов, закончилась победой готов над антами в битве на Днепре под руководством короля Винитария. Это произошло еще до гуннского вторжения. Так надо ли удивляться, что анты стали союзниками гуннов в борьбе с готами?

А ведь с археологической точки зрения, и те, и другие — единая черняховская культура! Стало быть, наблюдающаяся археологически небольшая разница между северной и южной частью черняховского ареала на самом деле имеет этноопределяющее значение. И хотя очень вероятно, что и там, и там военно-дружинный слой исходно — германцы, это разные люди, считавшие себя принадлежащими разным этносам.

Не правда ли, картина получается смутная? Именно потому никто из историков не может дописать историю любого народа и любого периода «до конца». В доказательство мы сейчас покажем, что все только что сказанное можно трактовать и по-другому.

Многое зависит от того, как относиться к сочинению Иордана — важнейшему письменному источнику по рассматриваемой эпохе. Дело в том, что это весьма своеобразное сочинение. Он назвал его не «Готика», как можно было бы ожидать, а «Гетика», то есть «История гетов». Дело в том, что Иордан хотел показать необычайную древность готов как могущественного народа, не уступавшего своей древностью ни грекам, ни латинянам. Ради этой цели он соединил историю готов с историей гетов — фракийского северобалканского народа, известного античным авторам задолго до Рождества Христова. Да и саму историю гетов он «загнал» в глубь веков, привязав ее с помощью сведений Геродота и других авторов о скифах, амазонках, о Троянской войне, о подвигах Геракла к временам совсем уж мифическим.

В результате всех этих псевдоисторических «приемов» сочинение Иордана приняло характер невообразимой смеси собственно исторических сведений о готах с момента их вторжения на южнобалтийское побережье с «историями», упомянутыми выше. Современному исследователю не так уж просто отделить одно от другого: на эту тему написано немало работ, и выводы разных авторов относительно достоверности тех или иных сведений, сообщаемых Иорданом, отнюдь не совпадают между собой.

Это касается и сведений об антах, столь важных для историков славянства. Сложность заключается в следующем. Одни исследователи считают, что Иордан, говоря об истории готов до вторжения гуннов (то есть о событиях III — начала IV века), правильно называет антами их соседей — они действительно так назывались уже в то время. Тогда все приведенные выше историко-археологические реконструкции, касающиеся черняховской культуры, достаточно обоснованны: ведь, по Иордану, те и другие — непосредственные соседи.

Другие же исследователи считают, что, описывая этот период готской истории, Иордан «перетаскивает» туда этническую терминологию, а частично и события своего времени (то есть VI века). Не было до Великого переселения народов этнического понятия «анты». Оно появилось у других авторов поздней античности только при описании событий короткого промежутка времени — с 550 по 630 год — после чего снова и навсегда исчезло со страниц истории.[26]

Если это так, то мы напрасно считаем черняховскую культуру принадлежащей сразу двум этносам — антскому и готскому. «черняховцы» — чистые готы, а описанные Иорданом их столкновения с антами либо относятся к борьбе с «пшеворцами», которых антами тогда никто не называл, либо к столкновению с действительными антами, союз которых сложился уже после Великого переселения народов на территории погибшей черняховской культуры, то есть на бывшей готской территории. При той путанице, которую устроил Иордан на страницах своего сочинения, это вполне возможно!

«Пшеворцы» же — «бывшие» венеды или их потомки, которые во времена после Великого переселения народов стали известны как склавины, то есть собственно славяне. Их родственность антам подчеркивают все позднеантичные и раннесредневековые авторы и убедительно доказывают археологические материалы. Вот такая история получается!

А теперь еще об одном весьма важном последствии гуннского нашествия. После того как оно переросло в Великое переселение народов, археологически отмечается интересная вещь: мало того, что погибли все ремесленные центры черняховской и пшеворской культур, погибли их крупные поселения. Исчез также весь военно-дружинный компонент в обеих культурах.[27] Кто же остался на территории и черняховской, и пшеворской культур? Похоже, только исконные земледельцы, пахари и скотоводы, крестьяне, одним словом!

И хотя мы говорим сейчас о кровавых временах, о массовой гибели людей разных языков, о гибели огромной державы — Западной Римской империи, мы одновременно говорим и о начале царствования славянского языка в Центральной и Восточной Европе!

Представляется, что тут мы сталкиваемся с главной славянской загадкой. До рубежа двух эр античные источники — и греческие, и раннеримские — никаких славян вообще не знали. Это не удивляет, поскольку понятно, что круг интересов и тех, и других в основном замыкался на ближайших соседях — народах Средиземноморья и Причерноморья, то есть на тех, с кем они сталкивались «в жизни». И если у Геродота (V век до н. э.) есть большой раздел, посвященный скифам и их соседям, то это отнюдь не случайно: со скифами постоянно контактировали несколько столетий подряд обитатели греческих причерноморских колоний — Херсонеса, Пантикапея, Фанагории и прочих. Понятно также, что круг народов, с которыми сталкивалась Римская империя на рубеже двух эр, был еще шире, поэтому возрос и массив сведений о них у авторов римских «Историй». Здесь все закономерно. Отсутствие упоминания о каком-то народе в документах некоей эпохи вовсе не означает, что этого народа не было: просто он обитал за границами «сферы геополитических интересов» государства, в котором писались «Истории» того времени.

У римских авторов I–II веков н. э. впервые появились некие венеды, которые со времен средневековья устойчиво ассоциировались со славянами. Тут все более или менее понятно: венеды «привязаны» территориально к землям, на которых потом жили славяне до нашего времени и никто другой. Так что венедов кроме как славянами трудно кем-либо еще считать, ну разве что еще — ветвью иллириков, чей язык, возможно, был близок праславянскому.

Итак, территория, которую в начале железного века (от первых веков до н. э. до первых веков н. э.) можно считать протославянской, не слишком велика и периферийна относительно рубежей Римской империи. К тому же она не слишком устойчива. На нее все время кто-то покушался: то кельты, то германцы, то западные балты, то скифы, то сарматы, то фракийцы (геты, даки). «Куда же славянам податься»?

Из той же археологии видно, что им «было куда податься». На будущую территорию черняховской культуры. Тут они неплохо прижились, но опять-таки не одни. Им опять докучали со всех сторон, и все те же, вышеперечисленные. Но это еще куда ни шло. Люди времен пшеворской и черняховской культур, несмотря на этнические различия, неплохо уживались друг с другом даже в одних и тех же поселениях. Большие совокупности этих поселений начали собираться в целостные системы — антскую и готскую — не всегда мирно сосуществовавшие.

Но тут наступили страшные времена — гуннское нашествие, Великое переселение народов. Процветавшие черняховская и пшеворская культуры погибли, население было вырезано, угнано в плен, разбежалось. Изгнанный с насиженных мест германский (и иже с ним) военно-дружинный слой, разгромленный в боях, катился на запад, подгоняемый степняками. Естественно, именно эти народы в первую очередь попадали на страницы позднеримских «Историй», поскольку эпоха Великого переселения народов — это и позднеримская история.

Казалось бы, что в таких условиях славяне, едва мелькнув на страницах «Историй» под именем венедов, должны были кануть в небытие. Их и так-то было немного, где-то на северо-востоке от римских окраин. А уж при наступлении апокалиптических времен — что от них должно было остаться?!

Но к VI веку, когда в Европе сложился некий «новый порядок», не очень устойчивый, но по сравнению с предыдущей эпохой все-таки порядок, и образованные люди уцелевшей, хотя и потрепанной, Византии снова взялись за перо, вдруг оказалось, что чуть ли не вся Восточная Европа — как ее представляли себе тогда византийские авторы — это сплошные славяне! Более того, они жили и в Центральной Европе, у самых границ Византийской империи: на Северных Балканах и Нижнем Дунае, на Среднем Дунае и в Карпатах, и в Закарпатье, вплоть до берегов Балтийского моря. Жили они вперемешку с другими народами, но из-за своей многочисленности не растворились среди них.[28]

Более того, византийские историки даже могли их отделять по каким-то им известным признакам друг от друга: не зря же они утверждали, что анты — это отдельная группа славян! На востоке и северо-востоке их было еще больше — они оттуда все шли и шли! — но там их трудно отделить от сарматов, и ранневизантийские авторы часто их путают либо отождествляют. Поэтому в историко-географической литературе раннего, да и развитого средневековья вся Восточная Европа зачастую называется «Сарматией», а иногда даже «Скифией». Даже Балтийское море на картах вплоть до XVI века называется Скифским или Сарматским морем. Лишь много позже, в позднем средневековье, вся эта территория — по тем же причинам — стала называться «Тартарией».

***

Вот такая интересная получается история. Не было никаких славян, когда были фракийцы, иллирийцы, кельты, германцы, скифы, сарматы. Ну, были еще какие-то венеды — что-то среднее между германцами и сарматами: жили как германцы, грабили как сарматы. И вдруг оказывается, что славян этих видимо-невидимо! Откуда они взялись — и сразу столько! ЗАГАДКА!

Сегодня существуют сотни исторических сочинений, как специальных, так и популярных, посвященных ранней истории славян. Их писали и пишут историки России и других стран не первый век. В основу кладут более или менее полные подборки исторических документов предыдущих исторических эпох, собранные авторами каждой очередной славянской «Истории». И все-таки, насколько нам известно, никто не ставил вопроса о появлении славян в такой форме, в которой предложили его мы.

Мы предлагаем посмотреть на славянскую историю несколько с другой стороны. Если считать, что корни славянского этноса продуктивнее всего искать с помощью археологических данных, а именно это мы пытались показать выше, то вопрос о славянской прародине становится более ясным.

Зато на передний план выступает другой вопрос, связанный с описанными выше археологическими материалами. Как получилось, что небольшой, сравнительно поздно зародившийся в контактной зоне и вечно затираемый своими соседями этнос, едва не уничтоженный в эпоху Великого переселения народов, вдруг оказался доминирующим на огромной территории и начал играть активнейшую роль в мировой истории на всем ее дальнейшем протяжении? Мы считаем, что главная славянская загадка состоит именно в этом.

На наш взгляд, именно археология поможет с этой загадкой разобраться. Седов, на труды которого мы в данном случае в основном опирались, почему-то не сформулировал ее именно как проблему, которая порождена его же материалами. Но он практически подошел вплотную к ее разрешению, вернее, подвел нас к нему. Остается «огласить» здесь это решение.