65. РОССИЯ НА ВЗЛЕТЕ…
65. РОССИЯ НА ВЗЛЕТЕ…
В ноябре, отвечая на вопросы журналистов, Брусилов сказал: "Война нами уже выиграна. Вопрос лишь во времени. Неудачи румын не имеют серьезного значения". Он был прав. Положение Центральных Держав к началу 1917 г. стало уже катастрофическим. Их людские, сырьевые и продовольственные ресурсы были исчерпаны. Наступать они не могли, и был выдвинут лозунг «durchalten» продержаться. Продержаться, сколько получится. В надежде, что какие-нибудь перемены подарят выход. А если нет — то держаться до 1918 г., когда подрастут следующие призывники, поправятся раненые и можно будет снова перейти к активным операциям. Но это представлялось весьма проблематичным. Нарастали усталость и общее уныние. В победу больше не верили. Не хватало самого необходимого, не только для населения, но уже и для военной промышленности. И в Германии, чтобы продержаться, милитаризация была доведена до предела. Общее руководство как фронтом, так и тылом сконцентрировалось в руках Гинденбурга и Людендорфа. О кайзере кронпринц писал: "Во время войны его необычайная скромность привела его постепенно к полному забвению своей личности и беспрекословному подчинению мероприятиям начальника генерального штаба". А попросту говоря, кайзер пребывал в трансе и отдал управление "героям Танненберга".
Они поставили задачу ни больше ни меньше как повысить к весне 17-го производство боеприпасов вдвое, а орудий и пулеметов втрое. С соответствующим ужатием других отраслей и социальных нужд. Но такой термин, как "социальные нужды", вообще исчез из германского лексикона. В плане реализации "программы Гинденбурга" в сентябре был принят "Закон о конфискациях и реквизициях в военное время", практически перечеркивавший право собственности. Кроме того, Гинденбург потребовал поголовной мобилизации населения от 15 до 60 лет, и чтобы эта мобилизация "хотя бы с ограничениями была распространена и на женщин". Правда, это встретило сильные возражения в правительстве и Рейхстаге, и в декабре был принят компромиссный "Закон об отечественной вспомогательной службе" — все мужчины, не призванные в армию, от 16 до 60 лет, считались мобилизованными, их разрешалось без ограничений привлекать на любые работы, и никаких протестов и забастовок не допускалось. Теперь каждый немец был обязан жить и умирать "только на службе отечеству". А в армию призывали уже лиц от 17 до 45 лет, в том числе и рабочих, имевших броню. Заменить их Гинденбург приказал рабами с оккупированных территорий. И из одной лишь Бельгии пригнали 700 тыс. рабочих (что вызвало резкий протест США как нарушение Гаагских конвенций).
Для производства снарядов и патронов не хватало меди — и германские женщины по призывам правительства сдавали медную посуду. Оккупированные страны обобрали еще раньше — там действовали специальные команды, обыскивавшие дома и вывинчивавшие медные водопроводные краны, дверные ручки и т. п. Упала добыча угля — его некому стало добывать. Все, что удавалось выжать из шахт, шло на военные заводы, жилые дома не отапливались. В деревнях с населением 300–400 чел. насчитывалось по 20–30 погибших на фронте. А 40 % мужского населения были в армии. Из-за нехватки рабочих рук, тягловой силы, удобрений урожайность снизилась до 60–40 % довоенной. И при этом урожай еще и не могли собрать. Еще в 1915 г. были введены карточки на хлеб и обязательное его суррогатирование, а в 1916 г. появились карточки на масло, жиры, картофель, мясо, одежду. Была введена полная сдача сельхозпродуктов государству. Правительство попыталось провести и общегосударственный посевной план, но при существующем состоянии сельского хозяйства его выполнение оказалось нереальным.
Обеспечение карточек становилось все более скудным и все менее регулярным, что вызывало и внутренние трения. Например, Бавария и другие южные земли начали возмущаться, что много продовольствия вывозится на север страны. Как писали современники, "к концу 1916 г. жизнь для большинства граждан стала временем, когда прием пищи уже не насыщал, жизнь протекала в нетопленых жилищах, одежду было трудно найти, а ботинки текли. День начинался и кончался эрзацем". Германия оказывалась в состоянии прокормить лишь 2/3 своих граждан. Некоторое улучшение вызвал захват зерна и скота в Румынии. Но их еще требовалось вывезти, что в румынских условиях было непросто, значительная часть трофеев погибла, а оставшимся приходилось делиться с союзниками. А война, прокатившаяся по Румынии, окончательно разрушила ее хозяйство, и после одноразового ограбления рассчитывать на поставки оттуда уже не приходилось. Так что вся добыча позволила лишь поддержать армейские пайки. Зимой 1916/17 г. в Германии не стало даже картофеля. Его заменяли брюквой, и эту зиму прозвали «брюквенной». А к весне было произведено очередное урезание карточек, по ним теперь полагалось 179 г муки в день или 1,6 кг суррогатного хлеба на неделю. А недоедание вызывало падение производительности труда. Ослабленные люди болели, подскочила смертность. И становилось ясно, что если даже выдержит фронт, то следующую военную зиму Германия вряд ли вытянет. Людендорф писал: "Виды на будущее были чрезвычайно серьезны", а "наше положение чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным".
Положение германских союзников было еще хуже. Австро-Венгрия повысила возраст призываемых в ополчение до 55 лет, Турция — до 50. В Австро-Венгрии недоедала уже и армия, а ситуация в городах угрожала настоящим голодом. Росла инфляция, золотое обеспечение кроны упало в 47 раз. Обострились межнациональные противоречия. Венгрия, житница империи, не желала кормить «славян». А Чехия, главная кузница вооружения, возмущалась, что «славян» морят голодом. Антивоенные настроения достигли такой остроты, что депутат парламента Адлер в качестве демонстрации протеста застрелил премьера Штюргля. Новый император Карл отправил в отставку Конрада, заменив «своим» человеком генералом Арц-фон-Штрауссенбергом, прежде командовавшим 1-й армией. И начал тайком от немцев искать пути к сепаратному миру, наводить контакты через военного атташе в Берне. Правда, уступки обещал большей частью за счет Германии — вроде отказа от Эльзаса и Лотарингии. Но готов был поторговаться и насчет "польского вопроса, части Галиции. Однако западным державам этого было уже мало, они подразумевали полное расчленение Австро-Венгрии. А потом о переговорах пронюхали немцы, и Карлу пришлось их свернуть.
А болгарский посол в Германии Ризов ездил в Стокгольм и подкатывался к послу Неклюдову, называя войну между русскими и болгарами "ненормальным явлением" и тоже выдвигая идею сепаратного мира. Неклюдов на контакт не пошел, подозревая, что это может быть очередной провокацией немцев. Не против сепаратного мира были и турки — им приходилось совсем плохо. Жизнь в Турции с 1914 г. подорожала в 20 раз. Дезертирство приняло катастрофические размеры. В конце 1916 г. только в зоне 3-й армии было задержано 13 тыс. дезертиров. А вали Сиваса взял на себя обязательство к весне выловить и вернуть в армию 30 тыс. И голод уже начался, от него уже умирали. В магазинах Стамбула стали продавать продукты только мусульманам. Вали Смирны, чтобы спасти бедноту, открыл общественную столовую на 15 тыс. чел., но тоже только для мусульман. Христианам — в основном грекам предоставлялось погибать. В Стамбуле несколько раз происходили голодные бунты, были случаи убийства немецких солдат и офицеров как «неверных», втянувших страну в это бедствие.
Конечно, и Антанта испытывала трудности, но куда менее чувствительные. Тем более что у англичан и французов лишь часть издержек и потерь ложилась на метрополии, а часть на колонии и доминионы (за время войны Франция мобилизовала в колониях 1,4 млн. чел., а Британия — 4,5 млн.). К началу 1917 г. силы Антанты превосходили Центральные Державы почти вдвое. На всех фронтах в них насчитывалось 14 млн. штыков и сабель против 7,3 млн. А со дня на день ожидалось вступление в войну США — в России об этом знали еще в декабре. Причем ускорить процесс помогли сами немцы. Главной проблемой Вильсона было настроить на войну общественное мнение и побороть оппозиционное президенту сенатское большинство. Но 16.1.17 г. министр иностранных дел Германии Циммерман направил своему посланнику в Мексике депешу, где сообщалось, что начало подводной войны может вызвать вмешательство США. Поэтому от посланника требовалось начать переговоры о вступлении в военный союз с Мексикой, чтобы ударила по американцам. Ей следовало посулить финансовую поддержку и пообещать "утраченные территории Техаса, Аризоны и Нью-Мексико". Также предписывалось через мексиканцев попробовать вовлечь в антиамериканский союз Японию.
Сверхсекретная депеша была перехвачена англичанами, а германские дипломатические коды были того же типа, что морские, захваченные русскими на «Магдебурге». И группа криптоаналитиков под руководством адм. Холла сумела расшифровать текст. А через несколько дней германский посол в Вашингтоне Бернсдорф запросил 50 млн. долл. на подкуп ряда конгрессменов, чтобы поддержали нейтралитет. Это тоже перехватили, предоставив расшифровки американскому правительству. Вильсон сперва придержал их, выжидая подходящий момент, а 1.3 депеша Циммермана была опубликована в газетах, вызвав бурю возмущения. Причем обещание Мексике территорий, отобранных американцами 70 лет назад, больше всего оскорбило южные штаты, которые в ходе войны симпатизировали Германии. Поиск контактов с Японией, главным американским конкурентом на Тихом океане, тоже стал убойным пропагандистским фактором. А запрос насчет денег для подкупа заставил прикусить языки сенаторов. 5.3 США объявили состояние "вооруженного нейтралитета", что являлось лишь подготовительной стадией к войне. Было ясно, что и Греция недолго останется нейтральной, а это должно было в корне изменить ситуацию на Балканах, воевать греки умели куда лучше, чем румыны.
Что же касается России, то нередко бытующие представления, будто она «надорвалась» из-за своей «отсталости», ни в коей мере не соответствует действительности. Наоборот, в годы войны страна совершила гигантский промышленный рывок — в масштабах своего времени, пожалуй, сопоставимый с рывком, совершенным СССР в 1941–1943 гг. Несмотря на потерю западных губерний, мобилизации в армию и другие проблемы, валовой объем продукции российской экономики не только не снизился, а вырос — в 1916 г. он составил 121,5 % по сравнению с 1913 г. Причем если в начале века экономический подъем осуществлялся за счет сельского хозяйства, легкой, текстильной, добывающей промышленности, то теперь резко пошло в гору машиностроение. По подсчетам академика Струмилина, производственный потенциал России с 1914 до начала 1917 г. вырос на 40 %. Производство машинного оборудования всех типов возросло более чем втрое (978 млн. руб. против 308 млн. в 1913 г.), а производство химической промышленности — вдвое. (См. напр. Сидоров Д.И. "Экономическое положение России в Первой мировой войне", М., 1973).
Основное внимание, разумеется, уделялось вооружению. И здесь мы тоже наблюдаем поразительную картину. Если в 1915 г. Россия была вынуждена выпрашивать у западных союзников орудия и снаряды, а те кочевряжились, тыча ее носом в «отсталость», то всего через 1,5 года наша страна в производстве артиллерии обогнала и Англию, и Францию! Вышла на второе место в мире (после Германии). Выпуск орудий увеличился в 10 раз и достиг 11,3 тыс. орудий в год. Начали уже производиться и тяжелые орудия (более 1 тыс. в год). Выпуск снарядов увеличился в 20 раз (составив 67 млн. в год). Российская промышленность изготовляла теперь в год 3,3 млн. винтовок (в 11 раз больше, чем до войны), 28 тыс. пулеметов, 13,5 млрд. патронов, 20 тыс. грузовых машин, 50 тыс. телефонных аппаратов. Возникло около 3 тыс. новых заводов и фабрик, а старые расширялись и модернизировались. Скажем, если Тульский завод производил в 1914 г. 700 пулеметов в год, то в 1916 — тысячу в месяц, в 1914 г. — 50 тыс. дистанционных трубок для артиллерийских снарядов в месяц, а в 1916-м — 70 тыс. в день.
Велось грандиозное дорожное строительство. Прокладывалось более 5 тыс. км железнодорожных магистралей, и из них половина была закончена. Количество железнодорожных и шоссейных веток, идущих к западным границам, удвоилось. В ноябре была завершена Мурманская железная дорога, связавшая Петроград с новым, построенным во время войны незамерзающим портом Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск). В январе по ней открылось движение, и кончилась "морская блокада" России. Достраивалась Туапсинская железная дорога, открывающая путь в Закавказье не только через Дербент, но и по берегу Черного моря, через Сочи и Сухуми.
Конечно, такой грандиозный рывок требовал колоссальных вложений, и в советской литературе подчеркивалось, что страна влезла в долги и после войны неминуемо попадала в кабалу к западным державам, причем в подтверждение приводились даже точные цифры — что государственный долг России вырос на 23,9 млрд. руб. Но умалчивалась одна «мелочь» — структура этого долга. Так вот, из указанной суммы лишь 8,07 млрд. руб. составляли внешние займы. А остальное — внутренние. То есть и здесь львиная доля средств была получена за счет собственных ресурсов. Иностранцы действительно имели возможность для широкой финансовой экспансии в Россию когда ей приходилось туго и она умоляла о кредитах. Но слишком мелочились и скаредничали, выделяя средства весьма прижимисто, после долгих торгов и согласований. Ну а россияне были людьми не бедными — чего ж не купить облигации займа, если и своей стране поможешь и вроде выгодно? Кстати, и оплата заказов наличными, в итоге, Россию отнюдь не разорила. Достаточно вспомнить, что огромный золотой запас еще сохранился. Из него большевики выплачивали контрибуцию немцам, потом Колчак за золото покупал оружие у американцев, и еще после этого изрядно оставалось в "золотом эшелоне".
К кампании 1917 г. русские войска подготовились блестяще. Пользуясь зимней передышкой, Гурко провел реорганизацию вооруженных сил по тому же принципу, что год назад Германия, а потом и Франция. Только у немцев и французов в дивизиях стало по 3 полка, а в русских осталось по 4, но сами полки переводились с 4 на 3 батальона, а кавалерийские с 6 на 4 эскадрона. Это позволяло уменьшить накопление бойцов на переднем крае, снизить их потери. А ударная мощь дивизий сохранялась, поскольку у них оставалось то же количество артиллерии, а число пулеметных рот и их состав увеличивались, пулеметов в соединениях становилось в 3 раза больше. И повышался удельный вес артиллерии и пулеметов по отношению к пехоте. Вооружения теперь хватало, и за счет освободившихся четвертых батальонов с придачей соответствующих средств усиления создавалось 48 новых дивизий. А ожидалось еще 750 тыс. чел. свежего пополнения, и намечалось развертывание дивизий третьей очереди. Для сравнения отметим, что Германия, дойдя до призыва мужчин от 17 до 45 лет и оборонных рабочих, могла сформировать к весне лишь 13 новых дивизий.
В стратегическом резерве Ставки были созданы полки и бригады ТАОН тяжелой артиллерии особого назначения. Стали производиться зенитные орудия. Их имелось больше 300, а там, где пока не хватало, использовались обычные трехдюймовки на станке Иванова — приспособленные для стрельбы по аэропланам. Большое внимание уделялось созданию траншейной артиллерии, минометов и бомбометов. К концу 1916 г. была разработана и после испытаний на фронте запущена в серийное производство отличная траншейная пушка калибра 1,5 дюйма. К весне должно было поступить по 2 таких пушки на каждый полк. Поступали в войска ранцевые огнеметы, уже запускались в производство автоматические винтовки. Для ближнего боя французы по бешеным ценам навязывали свои автоматические пистолеты, но Россия вышла из положения куда проще. Скопировали трофейный «маузер», внеся в конструкцию ряд улучшений, и вскоре понаделали столько, что «маузер» даже стали считать русским, а не немецким пистолетом.
Возросла роль инженерных войск. В 1914 г. полагался 1 саперный батальон на корпус, теперь в каждой дивизии было по инженерной роте, а в корпусах инженерные полки из 2 батальонов, саперного и технического. Технический батальон состоял из 2 телеграфных рот и 1 прожекторной. В самостоятельные рода войск выделились войска связи, железнодорожные, автомобильные, броневые, воздухоплавательные, авиационные (прежде все они входили в инженерные). По авиации Россия догнала Германию и Францию, на фронте имелось 85 авиаотрядов — 1039 самолетов, в том числе эскадры тяжелых бомбардировщиков "Илья Муромец". Причем это количество продолжало возрастать, так как отечественная промышленность довела выпуск аэропланов до 220 в месяц. Вскоре должно было начаться производство танков. Но если оно только готовилось, то более надежные и маневренные по тому времени броневики уже клепались вовсю. Они сводились во взводы из 3 машин — 1 с пушкой, 2 с пулеметным вооружением. 3 взвода составляли бронедивизион. По мере их производства планировалось придавать бронедивизионы кавалерийским дивизиям. То есть уже тогда русская военная мысль предвосхитила идею конно-механизированных соединений, которая была реализована в Великой Отечественной.
Боеприпасов для предстоящего наступления было заготовлено столько, что даже при полной остановке всех российских заводов хватило бы на 3 месяца непрерывного сражения. Впрочем, можно вспомнить, что оружия и боеприпасов, накопленных к этой кампании, потом хватило на всю гражданскую, и еще остались излишки, которые в 1921 г. большевики отдали в Турцию Кемалю-паше. В 1917 г. готовилось введение в армии новой формы одежды, более удобной и вместе с тем выполненной в русском национальном духе, что должно было дополнительно поднять патриотические настроения. Эта форма изготовлялась по эскизам знаменитого художника Васнецова — для солдат вместо фуражек предусматривались остроконечные суконные шапки-"богатырки" (те самые, которые потом назовут "буденновками"), красивые шинели с «разговорами», напоминающими о стрелецких кафтанах. Для офицеров шились легкие и практичные кожанки (те, в которых будут вскоре щеголять комиссары и чекисты).
Да, победа казалась не за горами. И чтобы не оказаться неподготовленными к предстоящей мирной конференции, уже с декабря российское правительство начало предварительные проработки в этом направлении. Из отставки был призван экс-премьер Коковцов — считали, что он вместе с министром иностранных дел Покровским будет представлять страну на грядущих переговорах. Под руководством Коковцова поднимались архивы МИД, из них извлекались и изучались прежние трактаты, соглашения, протоколы, чтобы в нужный момент Россия была "во всеоружии".
Конечно, и западные союзники не могли не оценить возрастающего могущества России. Снова меняли тон, начинали заискивать. Но вместе с тем и побаиваться. А ну как припомнят их недавнее поведение? А ну как помирятся с немцами за их счет? И принялись задабривать Россию. Англия поспешила наградить царя орденом Бани I степени и произвести в британские фельдмаршалы. Французы предпочитали более «весомые» изъявления дружбы. И тот же Палеолог, который в мае строил проекты отчленения территорий ослабевшей союзницы, теперь выступил инициатором противоположного плана связать Россию выгодным для нее договором, чтобы обеспечить ее интерес к дальнейшему активному сотрудничеству. И в феврале было заключено секретное соглашение, по которому Россия признавала за Францией полное право на определение ее восточных границ, а Франция за Россией — полное право на определение ее западных границ. Секретным же соглашение было из-за того, чтобы не возмутились поляки, которым французы уже легкомысленно успели наобещать полный суверенитет, в то время как царь имел в виду автономию.
Несомненным признаком возрастающего авторитета России стало и то, что очередная, февральская межсоюзническая конференция Антанты впервые прошла не в Шантильи, а в Петрограде. Правда, делегации Франции, Англии и Италии прибыли на нее с совершенно неопределенными инструкциями, снова попытались отделаться общими фразами. Но Россия чувствовала себя куда более уверенно, чем прежде, и Гурко, взяв инициативу на себя, начал ставить вопросы так, что уклониться было уже невозможно. Например: "Должны ли будут кампании 1917 г. носить решительный характер? Или отказаться от окончательных результатов в течение года?" Естественно, все высказались за решительные действия. Ну а раз так — то давайте, мол, согласовывать. Кастельно снова было заикнулся, что неплохо русской армии начать пораньше, оттянуть на себя немцев. Гурко твердо ответил «нет». Россия пораньше уже в прошлом году наступала — очередь за союзниками. А русские фронты начнут наступление 15.5, когда завершится формирование 50 новых дивизий.
И после споров все благополучно утрясли. Главный удар будущей кампании возлагался на французов и англичан — по плану Нивеля. Итальянцы пообещали очередное наступление на Изонцо. А от русского фронта требовалось активными действиями не допускать перебросок германских войск на Запад и нанести вспомогательные удары — которые на самом деле, по замыслам русского командования, и должны были стать главными. Потому что Алексеев, уже не слушая иностранных пожеланий и требований, планировал обрушить основную мощь российских армий на Австро-Венгрию. Добить ее до полного разгрома и развала. (И как показал опыт лета 17-го, достижение этой цели было вполне реальным). Основные силы сосредотачивались на Юго-Западном фронте, у Брусилова. Ему передавалась вся мощь тяжелой артиллерии особого назначения, значительная доля авиации, несколько резервных корпусов. Северный и Западный фронты готовили вспомогательные наступательные операции, участки которых предоставлялись на усмотрение главнокомандующих.
А на Юго-Западном главный удар наносили 7-я и 11-я армии — на Львов. На правом фланге Особая и 3-я армии, снова переданные Брусилову, наступали на Ковель и Владимир-Волынский, чтобы сковать собранную там германскую группировку. И с обходным движением на Сокаль — что позволяло создать угрозу охвата сильной оборонительной линии на Стоходе. 8-я армия в ходе перебросок в Румынию сдвинулась южнее — и теперь она наносила вспомогательный удар на левом фланге фронта. Одновременно содействуя и наступлению на Львов, и правому крылу Румынского фронта, которое тоже должно было атаковать. 9-й армии совместно с 8-й предстояло прорваться через Карпаты на Мармарош — Сигетт. Это выводило русских в Трансильванию, на коммуникации всей группировки противника в Румынии, и создавало предпосылки для ее освобождения. И для побед на Салоникском фронте. В общем, Австро-Венгрия, а с ней и все растянувшееся восточное крыло Центральных Держав, должны были посыпаться, как карточный домик. Для развития успехов Черноморский флот готовил Босфорскую операцию — для нее Колчаку была передана особая пехотная дивизия "ударного типа" под командованием ген. А.А. Свечина, специально готовившаяся к десантным действиям, это была первая русская морская пехота. Считалось, что к удару на Константинополь удастся привлечь англичан, а может, уже и американцев чтобы предпринять наступление и со стороны Эгейского моря. А в Месопотамии продолжалась совместная операция Баратова и Мода — их войска, соединившись, должны были двинуться на Мосул и дальше в «подбрюшье» Турции.
Общий оперативный план весенней кампании был утвержден Ставкой 6.2. Армии уже начали сосредотачиваться для предстоящих им действий. Обеспечение их было на порядок лучше, чем перед любым другим сражением Первой мировой. Солдаты и офицеры горели решимостью победить. Брусилов писал, что войска "были в твердом настроении духа, и на них можно было надеяться". Подтверждал это и французский генерал Кастельно, посетивший фронт 20.2: "Дух войск показался мне превосходным, люди сильные, хорошо вытренированные, полные мужества, с прекрасными светлыми и кроткими глазами…" По прогнозам Брусилова, война должна была кончиться в августе 1917 г…
Но… помните повесть Б.Л.Васильева "Завтра была война"? Люди заняты своими насущными проблемами, кипят страсти, строятся планы, и кажется — нет ничего важнее. И вдруг вторгается нечто новое, и все перечеркивает, ломает, внезапно меняется сама система жизненных ценностей и координат. Вот так случилось и в России. Потому что "завтра была революция". Людендорф вспоминал: "Сколько раз я мечтал о том, что русская революция облегчит наше военное положение, но эти чаяния всегда оказывались воздушными замками; теперь революция наступила, и наступила внезапно. Огромная тяжесть свалилась у меня с плеч. Тогда я еще не считал возможным, что в дальнейшем она подорвет и наши силы".