28. САРЫКАМЫШ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

28. САРЫКАМЫШ

И Ермолов будет с нами,

Нам с ним весело идти!

Без патронов мы на шашки,

Каждый против десяти!

Казачья "ермоловская"

Для укрепления своего малочисленного и растянутого «пунктиром» фронта кавказское командование спешно изыскивало местные ресурсы. Правда, здешнее ополчение по своим боевым качествам выгодно отличалось от впервые взявших оружие «ратников», служивших на других фронтах. Так, было создано 11 казачьих полков третьей очереди — из казаков старших возрастов, которые порой могли дать фору кадровой молодежи. А поскольку районы Османской империи, где велись боевые действия, были в основном населены армянами, надеявшимися на освобождение, то началось и формирование армянских добровольческих дружин. Армяне призывались и на обычную службу, поэтому в дружины шли фактически тоже ополченцы-ратники, однако они были воодушевлены высочайшим национальным подъемом и становились отличными бойцами. В течение осени было создано 4 дружины, в каждой около тысячи штыков, и разведэскадрон в 70 сабель.

Командиром 1-й был назначен Андраник Озанян (или просто Андраник — у армян было принято обращение по имени), уже снискавший тогда репутацию народного героя. В юности он стал «гайдуком» в Сасуне, с группой таких же отчаянных парней месяц отбивался от турецких солдат в монастыре Аракелоц. Прославился во время рецидива резни в Сасуне в 1904 г., организовав оборону жителей нескольких деревень на г. Талворик. Потом эмигрировал. В Балканской войне сформировал отряд армянских добровольцев, сражался в составе болгарской армии, разгромил штаб турецкого корпуса и был награжден "Крестом храбрости". А теперь прибыл в Россию. 2-ю дружину возглавил Драстамат Канаян (Дро), впоследствии — военный министр Армении, 3-ю Амазасп впоследствии вместе с красными оборонявший от турок Баку, 4-ю Кери. Армяне всего мира с энтузиазмом начали сбор денег для дружин, добровольцы ехали из разных стран, тысячи желающих обращались в русские посольства и консульства в Египте, на Кипре, в Париже, Вашингтоне, Софии. И министерству иностранных дел пришлось решать массу вопросов, связанных с этим массовым порывом. Например, министр путей сообщения Рухлов писал Сазонову: "Милостивый государь Сергей Дмитриевич! В ответ на письмо от 10.12.1914 г. за № 876(1) я имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство, что мною, по соглашению с министром финансов, признано возможным допустить бесплатную перевозку из Болгарии на Кавказ по казенным и Владикавказской железным дорогам в вагонах 4 и 3 классов зарубежных армян, поступающих в добровольные дружины для действия против турок при условии предъявления удостоверений от Российского посланника в Софии". Так что, конечно, добровольческих частей можно было создать гораздо больше, но… все упиралось в нехватку оружия. По мере подхода и мобилизации новых войск началось и постепенное упорядочение прежней импровизированной системы организации. И войска Эриванского и Макинского отрядов были объединены в 4-й Кавказский корпус, командиром которого был назначен генерал от инфантерии Петр Иванович Огановский.

Но во второй половине ноября ситуация на Кавказском фронте стала осложняться. Перед ним обнаруживались все новые турецкие соединения. Началось на флангах. Против войск Огановского появились вдруг подтянутые с юга арабские части. Атаковали и захватили перевал Клыч-Гядук. Отбить его было приказано Лабинскому полку. Стоял сильный мороз, снега уже навалило много, и спешившиеся казаки полезли на кручи, увязая по колено, а то и по пояс. Лишь к вечеру смогли добраться до исходной позиции, совершенно окоченевшие. Обмороженных оттирали спиртом, поили коньяком — на Кавказе его хватало, даже боролись между собой, чтобы согреться. А ночью ринулись в атаку. Но оказалось, что для легко одетых арабов такие условия стали еще более катастрофическими. 300 чел. уже замерзло, остальные были не в состоянии драться и сдались. Русские потери составили 40 чел. обмороженными. Наутро полк, а за ним и вся 2-я Кавказская казачья дивизия двинулись за перевал, в Дутахскую долину, громя и преследуя не ожидавшие этого турецкие части, 20.11 был взят г. Дутах. Враг бежал к Евфрату, и дивизия вслед за ними устремилась на г. Мелязгерт.

Но 3-й Волгский полк Тускаева вырвался далеко вперед и попал в ловушку курдов. Они пропустили и полностью перебили головные разъезды, а потом 5 тыс. всадников внезапно обрушились на полк. Обтекали со всех сторон, прижимая к Евфрату. Приданные орудия, едва успев развернуться, отстреливались картечью в упор — офицерам-артиллеристам при этом приходилось отбиваться и из револьверов. Смятые волгцы стали отходить, прорубаясь из окружения подразделениями и группами. На помощь начдив послал Лабинский полк. Он атакой отбросил противника, что и помогло сослуживцам вырваться, но затем курды опомнились и всей массой насели и на лабинцев. Казаки стали пятиться, огрызаясь контратаками. Выручил товарищей подъесаул Борисенко, отчаянно вынесшийся с пулеметом на фланг атакующих курдов и ударивший кинжальным огнем. Кое-как отбились. Но дивизия потеряла 130 чел., 2 орудия и пулемет, оставила Дутах и отошла за Клыч-Гядук, в Алашкертскую долину. А курдский бек, руководивший операцией, получил от кайзера германский Железный крест.

Удар был нанесен и на западном фланге, в Аджарии. Сюда морем перебрасывался отборный 1-й Константинопольский корпус. Его бригада была 16.11 скрытно высажена в местечке Хопа и внезапно перешла границу, сбив русские посты и заслоны. Силы Батумского отряда ген. Ельшина состояли всего-то из 19-го Туркестанского стрелкового полка, 2 сотен казаков и 16 орудий. Они отошли к Батуму, готовясь защищать его. Но враг, дойдя до р. Чорох, повернул сперва вверх по течению, на Артвин, куда дорога осталась открытой. А тем временем на турецкой территории собрались остальные соединения корпуса и двинулись им навстречу, вниз по долине Чороха. У Артвина обе группировки соединились, угрожая Батуму и углубляясь дальше на восток. 24.11 они заняли г. Ардануч. Резервов у русского командования почти не было — побережье охраняла 3-я пластунская бригада ген. Геника, и ее разделили надвое, половину послали для обороны Батума, половину прикрыть г. Ардаган.

А турки, вступив на российскую территорию, начали агитацию среди аджарцев, вооружали их и формировали отряды «четников» по 500–600 чел. Распространялось воззвание: "Мусульмане! Из гранитных гор Кавказа слышна хвала Аллаху и героизму мусульманских войск. Привет тебе, мусульманский народ Кавказа, от имени наместника великого пророка Магомеда Халифа. Ныне он призываетт тебя к священной войне… Мусульмане-кавказцы! Теперь вы должны, как и прочие мусульмане, восстать против врагов нашей веры и крови — русских и объявить им священную войну… Сплотитесь и вооружайтесь ружьями и кинжалами против врага Корана и именем священной войны изгоните его из пределов нашей родины, всячески препятствуйте прибывающим на помощь русским войскам из России; разрушайте железные дороги, мосты, телеграфы и телефоны; организуйтесь, нападайте на врага и преследуйте его. Слушайтесь прибывших из Турции организаторов, указывайте им дороги и слушайте их, ибо они ваши кровные братья".

24.11 возобновились турецкие атаки и на центральном участке, у Кеприкея. Но с помощью прибывающих частей 2-го Туркестанского корпуса Берхману удавалось сдерживать натиск, и его войска отбивались на позициях у селений Маслагат, Юзверан, Арди и Даяр. Правда, значительных успехов в это время добился Азербайджанский отряд Федора Григорьевича Чернозубова, в который влилась и 1-я армянская дружина. Он выбил турок из приграничных районов Ирана, взял г. Котур. После чего сам перешел границу и вторгся в Порту с востока. С боями были захвачены г. Сарай, Баш-кала. И части Чернозубова по сути проникли во фланг и тыл турецкого фронта. Но пока эти успехи не могли быть востребованы, а в самом отряде для их развития не хватало сил. Положение осложнялось тем, что штаб армии остававался в Тифлисе и при огромных расстояниях и плохой связи координировать действия различных группировок был почти не в состоянии. Юденич предлагал переместить командование в Карс или Сарыкамыш. Но престарелый Воронцов-Дашков заболел, а замещающий его Мышлаевский возражал против подобного решения.

А Энвер-паша, лично прибывший руководить войсками, со своим начальником штаба германским генералом Ф. Бронсартом фон Шеллендорфом в это время готовили решающую операцию. С целью… да ведь ясное дело — устроить русским свои «Канны». Что они, хуже Гинденбурга с Людендорфом? При имевшемся численном перевесе это выглядело не столь уж сложным. Среди горных теснин войска Берхмана были связаны с тылом всего двумя коммуникационными линиями. Одна — дорога, ведущая от Боржоми и Ахалкалаки на Ардаган и Ольты, где располагался Ольтинский отряд Истомина. А горным хребтом Турнагел от нее была отделена соседняя долина, где проходила вторая — железная и шоссейная дороги, Александрополь — Карс — Сарыкамыш. Сарыкамыш был конечной станцией, а позиции русских частей находились в горах, в 70-100 км от нее. Энвер решил совершить глубокий обход. 11-й корпус и 2-я кавдивизия удерживают русских с фронта, а 9-й и 10-й корпуса скрытно выходят севернее и обрушиваются на Ольтинский отряд. С нескольких направлений, чтобы окружить и уничтожить его. Потом совершают переход через горы и захватывают Сарыкамыш в тылу у русской ударной группировки. Она оказывается в кольце, отрезанная от российского Закавказья, ее с нескольких сторон теснят на юг и сбрасывают в ущелье Аракса.

А в группе Берхмана была сосредоточена треть Кавказской армии. И при ее уничтожении разрушался весь русский фронт — заткнуть такую дыру было нечем. Открывалась чистая дорога для вожделенного вторжения в Закавказье. По дороге, ведущей в тыл из Ольты, турки могли соединиться с другой своей группировкой, наступающей из Аджарии, и образовать с ней общий фронт, который было бы удобно снабжать морем. Подготовка операции завершилась к 19.12. Двум корпусам было приказано оставить тяжелую артиллерию и обозы снабжение предполагалось "за счет местного населения". Возглавить поход Энвер решил самолично, чтобы и слава победителя досталась только ему. Причем обратился к войскам с характерной речью: "Солдаты, я всех вас посетил. Видел, что ноги ваши босы, и на плечах ваших нет шинелей. Но враг, стоящий напротив вас, боится вас. В скором времени вы будете наступать и вступите на Кавказ. Там вы найдете всякое продовольствие и богатства. Весь мусульманский мир с надеждой смотрит на ваши последние усилия". В чем, надо сказать, был не оригинален. Поскольку почти дословно, лишь слегка перефразировав, повторил речь Наполеона накануне похода в Италию. И 90 тыс. бойцов двинулись в наступление.

В противостоящем им Ольтинском отряде ген. Истомина было всего около 2 полков пехоты, казачий Терско-Моздокский полк, и 24 орудия. Причем они были разобщены, прикрывая два «просвета» долин у селений Ардос и Ид. 22.12 на каждый из этих участков обрушилось по дивизии. А еще 2 дивизии обходили их фланги, чтобы сомкнуться у Ольты и взять отряд в кольцо. Соединения 9-го турецкого корпуса чуть южнее пошли без дорог, горами, проникая в стык Ольтинского и Сарыкамышского отрядов и нацеливаясь на перевал Бардус, чтобы отрезать оба отряда друг от друга. Полки Истомина стали отходить. Сперва в Ольты, но Истомин вовремя обнаружил опасность обхода и 23.12 отвел их дальше — по дороге на Ардаган. Части Энвера вступили в Ольты, одновременно продолжая обходное движение на Сарыкамыш. А 11-й вражеский корпус начал демонстративные атаки, чтобы приковать к себе части Берхмана — и эти атаки были успешно отбиты. Турки попытались обойти и южный фланг, прорвавшись в долину Аракса, но были остановлены у Кара-Дербентского прохода казаками 1-го Горно-Моздокского полка подполковника Кулебякина.

И ситуация сложилась запутанная. Истомин просил помощи у Берхмана и докладывал в Тифлис о мощном обходе. А Берхман, отразив натиск противника, доносил, что начинает новое наступление на Кеприкей. В это время к исполнению своих обязанностей вернулся Воронцов-Дашков и, не в силах понять, что же происходит, приказал Мышлаевскому и Юденичу выехать в Сарыкамыш и разобраться на месте. А там положение было уже критическим. Передовые отряды 9-го турецкого корпуса захватили перевал Бардус в 5 км от Сарыкамыша и появились на подступах к городу. Где войск не было вообще все силы находились на передовой, как и Берхман с его штабом. Проездом в городе оказался возвращавшийся из отпуска начальник штаба 2-й пластунской бригады полковник Букретов (будущий Кубанский атаман). По собственной инициативе возглавил и стал организовывать оборону, сколотив для этого отряд из 100 мальчишек-подпоручиков, выпускников Тифлисского училища, только что приехавших на фронт, и нескольких взводов, охранявших станции и склады. Отряд занял позиции севернее города и отразил первые наскоки неприятеля.

24.12 прибыли Юденич и Мышлаевский, который принял командование группировкой на себя. Воочию убедившись в положении дел, послал Берхману приказ прекратить наступление и выделить часть сил, чтобы парировать прорыв на фланге. Но в тылах — ни в Карсе, ни в Александрополе резервов к этому времени не было — все ушли на фронт при отражении ноябрьских атак. Оставалось оперировать наличными силами. Но пока до Берхмана дошел приказ, его наступление уже началось, части успели дополнительно удалиться от Сарыкамыша. А узнав об обходе, Берхман растерялся и 25.12 вместо каких-либо контрманевров просто разослал подчиненным соединениям приказ об отступлении. Правда, теперь он оставался только командиром 1-го Кавказского корпуса. А Юденич, временно вступивший в командование "сводным корпусом" из частей 2-го Туркестанского и тыловых отрядов, стал рассылать свои приказы. В первую очередь — бригаде Пржевальского. Сняться с позиций и ускоренным маршем идти к Сарыкамышу. Но тоже — пока дошло… Бригада как раз наступала, и наступала успешно, но получив такой приказ, Пржевальский понял всю важность ситуации и немедленно вывел ее из боя. Однако турки отход заметили, ринулись вдогон, пришлось остановиться и отбиваться.

Сражения кипели уже по всему фронту. На Приморском участке турки вышли к Батуму, обтекали его, и в сводке боевых действий тревожно отмечалось: "По сведениям администрации, население Нижней Аджарии, получив оружие, присоединилось к противнику и движется на Чакву". Одна дивизия Константинопольского корпуса, продвигаясь на восток, выбила пластунские батальоны, защищавшие Ардаган, и взяла его. В Тифлисе резервов тоже не было. Но из растянувшегося в дороге 2-го Туркестанского туда прибыла 1-я Сибирская казачья бригада ген. Калитина, ее и послали под Ардаган. Нажимали турки и на другом фланге, ожесточенные бои шли на Тапаризском перевале, обороняемом Закаспийской бригадой и армянскими дружинами Дро и Амазаспа. Дро был тяжело ранен и даже среди лихих казаков заслужил репутацию "храбрейшего из храбрых".

А Энвер уже отдал приказ начать общую атаку на Сарыкамыш. Часть сил 30-й дивизии он отрядил для преследования Ольтинского отряда, который после падения Ардагана оказался отрезанным с двух сторон, но при этом стал «пробкой» на горной дороге, не позволявшей двум вражеским группировкам соединиться. Остальные турецкие полки повернули на юг. Войска 9-го корпуса концентрировались у Бардуса, готовые ринуться на Сарыкамыш, соединениям 10-го было приказано совершить более глубокий обход, и они переходили хребет Турнагел западнее Сарыкамыша, чтобы перерезать железную дорогу и шоссе, ведущие в тыл. В приказе Энвер манил аскеров конкретной желанной целью — теплыми квартирами. И делал вывод: "Если русские отступят, то они погибли; если же они примут бой, нам придется сражаться спиной к Карсу". Тепло, еда и крыша над головой туркам и впрямь были очень кстати. Разумеется, фразы их главнокомандующего о "босых ногах" были «исторической» метафорой, но обмундирование у них было пожиже русского, а морозы стояли до 30 градусов, и еще не вступая в бой, они несли потери сотнями обмороженных. А «самоснабжение» работало вовсю, тем более что территория была уже российской. Грабили подчистую, поджигали дома — чтобы погреться.

26.12 начался штурм. Сборные команды Букретова стояли насмерть. В ремонтных мастерских и среди грузов на станции нашлось несколько орудий и пулеметов, и озверелых аскеров, отчаянно лезущих к теплу и пище, отбивали огнем. В это время подоспел 1-й Запорожский полк Кравченко из дивизии Баратова, Юденич сразу же направил казаков прикрыть район вокзала. К городу стали подходить и туркестанские стрелки, отступающие подразделения 1-го Кавказского корпуса, их тоже немедленно ставили на оборону. 27.12 русские разведчики, совершив вылазку, добыли ценнейшего «языка» — ранили и утащили к своим начальника штаба 29-й турецкой дивизии. Однако полученные от него сведения ввергли Мышлаевского в панику. Пока Сарыкамыш атаковали лишь с севера, а тут стало известно, что крупные силы выходят к железной дороге и намного западнее. Известной стала и огромная численность турецкой группировки. И Мышлаевский чуть не сделал то, на что и надеялся Энвер, решил отходить к Карсу, пока это возможно. Но Юденич наотрез отказался, тем более что формально не был напрямую подчинен Мышлаевскому — тот был лишь «помощником» главнокомандующего. Доказывал, что отступление в условиях горной зимы под ударами неприятеля обернется полной катастрофой. Они разругались, Мышлаевский обиделся и повел себя, прямо скажем, не по-военному — утром 28.12, ничего не сказав Юденичу, послал приказ Берхману отступать. А сам уехал из Сарыкамыша.

Да еще по дороге в Тифлис наделал дел. В Кагызмане встретился с командиром 4-го корпуса Огановским и приказал ему, не ожидая результата боев под Сарыкамышем, отступать из Алашкертской долины к границе, а то и дальше — на Эривань. Огановский не стал спешить выполнять такое распоряжение. Решил сперва сам разобраться. Но дальше по пути Мышлаевскому попался командир Азербайджанского отряда Чернозубов, который после достигнутых успехов как раз хотел хлопотать о дальнейшем наступлении — на Ван. Но тоже получил приказ — что под Сарыкамышем катастрофа, дорог каждый солдат, и отряду надо оставить все занятые территории и отступать к Джульфе. Чернозубов воспринял информацию буквально и начал с ходу выполнять…

Юденич же в докладе в Тифлис и в приказе по своим войскам сообщил: "Наступление турок на Сарыкамыш к вечеру 14 декабря окончилось неудачей, и названный город остался за нами. Отряд полковника Довгирда с успехом отразил атаки турок на Сырбасанскую позицию. На Самерскую позицию турки 14 декабря не наступали" (даты по старому стилю). Но самые тяжелые дни были впереди. Турецкий 10-й корпус спустился с гор, перерезая железную дорогу. А Юденичу приходилось не только организовывать оборону, но и увязать в дальнейших склоках. Берхман подчиняться ему не желал, ссылался на приказ Мышлаевского и упрямо выводил части из боя. И Юденич со своим помощником ген. Драценко начали рассылать директивы частям через его голову — как распоряжение "штаба армии". А потом пришел приказ Воронцова-Дашкова, узнавшего от Мышлаевского о сложившейся ситуации. В нем на Юденича возлагалось командование всей группировкой для прорыва из окружения. Главнокомандующий писал: "Вы должны разбить турок у Сарыкамыша и открыть себе дорогу на Карс вдоль железной дороги… Для облегчения вашего движения можно уничтожить часть обозов и бросить излишние тяжести".

Такое назначение пришлось генералу очень кстати. Но не для того, чтобы отступать, — он в это время видел реальную возможность… победить. Имеющимися в наличии и уже находящимися в окружении силами подрубить под основание длинный язык вражеского прорыва. Тем более что возле этого основания сражался 9-й турецкий корпус, начавший атаки раньше 10-го, измотанный и понесший большие потери. Вечером 28.12 подошла 1-я пластунская бригада, совершив беспримерный марш "20 часов похода, 4 часа отдыха" — да еще по пояс в снегу, по горам и "чертовым мостам" над ущельями. Пржевальскому Юденич поручил оборону города. Берхмана убеждал остановиться и удержать натиск с фронта, а когда тот опять попробовал не подчиниться, отстранил от должности. И занялся подготовкой контрудара. Между тем Воронцов-Дашков обратился и в Ставку. Указывал на невозможность совмещения гражданского и военного руководства и, верно успев оценить своих помощников, просил возложить командование на Юденича. Ставка поступила осторожнее. Воронцов-Дашков остался «главнокомандующим», но в дополнение был введен пост «командующего» армией, коим и назначался Юденич.

Правда, узнал он об этом не сразу. Потому что осколком снаряда разбило радиостанцию на вокзале, и оборвалась единственная связь с Тифлисом… Положение было чрезвычайно тяжелым. Выйдя на железную дорогу и шоссе, турки повернули на Сарыкамыш и навалились на него уже не только с севера, а и с востока. 29.12 крупными силами, не считаясь с потерями, захватили ключевую высоту Орлиное гнездо. Прорвались на городские окраины, захватили станцию, казармы Елисаветпольского полка, прорывались к центру. Командир Запорожского полка И.С. Кравченко погиб. Энвер уже объявил о победе, ему казалось, что русских остается только добить, только еще чуть-чуть дожать. Но вот дожать-то не получалось. Защитники города продолжали драться, переходили в отчаянные штыковые. Стояли насмерть. Один из командиров докладывал: "18 декабря гнал людей на бой… В ротах осталось по 70–80 человек, офицеры командуют 3–4 ротами; был случай, когда командир полка командовал ротой… Страшные потери в людях… Пулеметов нет". А Пржевальский вызвал полковника Тетерю и сказал: "У меня остался последний резерв — 2 сотни… Возьми их, иди туда и действуй по обстоятельствам. Теперь пришла твоя очередь спасать Сарыкамыш. Больше ни на какие подкрепления рассчитывать нельзя". И 2 сотни 6-го пластунского батальона пошли в атаку ночью — опять молча, без выстрелов. И опрокинули врага, погнали из города. Потому что и аскеры выдохлись в уличных боях, их части были повыбиты.

Перспектива перед Энвером встала безрадостная. Идти назад было еще хуже — через те же снежные горы, по морозу, да еще и голодными, по тем местам, которые сами же разграбили. И он требовал перегруппироваться и снова атаковать… Но уже начинал сказываться маневр Юденича Пржевальскому приходилось тяжко именно из-за того, что значительные силы командующий нацелил на другой фланг. И в то время как части 10-го турецкого корпуса лезли с востока, на северном направлении отряды Букретова, Попова и Барковского стали одолевать 9-й. Оттеснять его фланговые части и охватывать, углубляясь по направлению к перевалу Бардус. И уже начали перехватывать пути сообщения между турецкими позициями и перевалом. А к Сарыкамышу подходили новые подкрепления. Полки Кавказской казачьей дивизии лихого кавалериста Николая Николаевича Баратова, 2-я пластунская бригада Гулыги. Юденич смог усилить и Пржевальского, и на этом фланге инициатива тоже перешла к русским. Отряды Баратова, Габаева и Фесенко стали теснить и охватывать турок со стороны железной дороги.

Продолжалось и обходное движение, предпринятое Юденичем. И 2.1 во вражеском тылу был захвачен Бардусский перевал. 9-й турецкий корпус оказался в окружении. А 4.1 русские перешли в общее наступление. Оно протекало в трудных условиях. Например, казаки 1-го Уманского полка атаковали в конном строю по снегу, доходившему до брюха лошадей. Но успех обозначился сразу же. Голодные, обмороженные и поредевшие в боях турки сломались. Начали отступать все более беспорядочно. Около 16 часов 14-я рота 154-го Дербентского полка под командованием капитана Вашакидзе, прорвавшись штыковой атакой на стыке двух соединений, захватила в плен командира 9-го турецкого корпуса со штабом, 107 офицеров и 200 солдат, а вдобавок еще и артиллерийскую батарею. Другие подразделения Пржевальского там же, в Сарыкамышских лесах, пленили командиров 17-й, 28-й и 29-й вражеских дивизий, взяли 30 орудий, 20 пулеметов. А войска турецкого 10-го корпуса по горным дорогам покатились назад, спеша выскочить из ловушки через Ольты, пока и этих путей не перехватил противник.

Сводка штаба Кавказской армии сообщала: "22 декабря вечером вполне определилось полное поражение обоих турецких корпусов, причем 9 корпус был уничтожен полностью; все его генералы с командиром корпуса Исхан-пашой во главе, 220 с лишним офицеров, около 7 тыс. нижних чинов, уцелевших от 30-тысячного корпуса после многодневных боев под Сарыкамышем, вся наличная артиллерия, ручное оружие, боевые припасы — все это осталось в наших руках. Части 10 корпуса бросились в беспорядке спасаться по направлению на Косор… преследуемые нашей конницей и пехотными частями". Операция успешно развивалась. 32-я пехотная дивизия 10-го корпуса, пытавшаяся по приказу Энвера прикрыть отступление 31-й и 30-й, была разгромлена конницей Баратова. Остальные спасались кто как может. Замерзали, выбившись из сил. Пытались отбиваться. Или просто брели, куда скажут командиры. Бежал и сам Энвер. Причем, по некоторым данным, тоже чуть не угодил в плен — по иронии судьбы, его спасли, отбив от появившихся русских, аскеры части, набранной из турецких армян.

В ходе преследования разгром вражеской ударной группировки завершался. У Бардуса был взят в плен 92-й полк 31-й дивизии — в нем осталось 1,5 тыс. чел. У селения Исси-Су добили батальон 52-го полка той же дивизии — часть уничтожили, остатки сдались. В сводках перечислялись многочисленные пленные и трофеи — караваны верблюдов, запасы снарядов, гурты скота. При очищении от остатков 10-го корпуса района Чатаха было взято 5 тыс. пленных и 14 орудий. Перешли в наступление и соединения, державшиеся с фронта против 11-го корпуса. Турок теснили атаками, угрожали обходными маневрами. Под Зевином отряд туркестанских стрелков полковника Довгирда, чтобы преодолеть 15 км, шел 5 суток. Потому что снег был глубже человеческого роста и мороз 20 градусов. Но пробились там, где это казалось невозможным, заняли важную позицию в тылу противника и вынудили его к дальнейшему отступлению. К 5.1 русские части вновь вступили на турецкую территорию.

Сарыкамышское сражение

Одновременно была одержана победа и на другом участке. Ольтинскому отряду Истомина, остановившему преследующих турок у селений Мерденек и Демер-Кап, Юденич приказал наступать не на Ольты, а на север, на Ардаган. Он отвлек на себя часть сил занимавшей город дивизии, а в это время подошла бригада Калитина и сразу с марша вместе с державшимися тут пластунами устремилась на штурм. Наблюдавший эту атаку полковник М.Е. Семенов писал: "Сибирская казачья бригада, словно возникнув из-под земли, сомкнутым строем, с пиками наперевес, широким наметом, почти карьером, так неожиданно и резко атаковала турок, что они не успели защититься. Это было что-то особенное и даже страшное, когда мы смотрели со стороны и восхищались ими, сибирскими казаками. Покололи пиками, потоптали конями турок, а остальных забрали в плен. Никто не ушел от них". Ардаган был взят. Рухнули и планы противника снабжать и подкреплять морем свою группировку в Аджарии. 26.12 на русских минах, выставленных у входа в Босфор, подорвался «Гебен». Получил 2 пробоины и должен был надолго встать в док на ремонт. И на море стал господствовать русский флот, пресекая вражеские сообщения.

Энвер-паша, удравший в Эрзерум, 7.1 еще попытался нанести контрудар 11-м и остатками 10-го корпусов. Но эти атаки отразили. И не просто отразили, а еще раз разгромили врага. Так, одна лишь 2-я пластунская бригада Гулыги блестящим контрударом взяла 4 тыс. пленных и захватила штаб 30-й турецкой дивизии — перед этим выбравшейся из окружения. Чем и завершилась Сарыкамышская битва. Из 90 тыс. чел. ударной группировки назад вернулось 12400 чел. Остальные погибли или попали в плен — русские похоронные команды только вблизи города закопали 28 тыс. турецких трупов. Да и те, кому повезло выбраться, были небоеспособны — истощенные, обмороженные, больные. Русские войска потеряли в этом сражении 20 тыс. убитыми, ранеными и обмороженными. Кстати, среди тех, кто обслуживал русских и турецких раненых в госпиталях Сарыкамыша, был будущий писатель Дмитрий Фурманов, пошедший тогда добровольцем в санитарный отряд.

Чтобы не допустить прорыва и развала всего фронта, Энвер спешно стягивал под Эрзерум части с других участков и фронтов. Фон Сандерс писал: "История тяжелого поражения была сохранена в тайне, насколько это возможно. Было запрещено говорить об этом. Не подчинившихся этому приказу задерживали и наказывали. В Германии также об этом знали очень мало". И, что очень характерно для немецких вояк, пытался свалить разгром на "затруднения, связанные с природными условиями русской зимы". Забыв, что в данном случае зима была «турецкой». Что османское командование, готовя операцию, не могло не знать собственных природных условий. И что русские сражались в точно таких же условиях и точно так же страдали от них (из 20 тыс. наших потерь более 6 тыс. было обмороженных).

После столь грандиозной победы Россия получила поздравления от союзных главнокомандующих, Жоффра и Френча. Командиром 1-го Кавказского корпуса стал Калитин, удостоенный ордена Св. Георгия III степени. Пржевальский стал командиром 2-го Туркестанского корпуса. 1-ю пластунскую бригаду принял Гулыга, а 2-ю Букретов, произведенный в генералы. Гулыга был награжден Георгиевским оружием, а Пржевальский и Букретов орденом Св. Георгия IV степени, как и Юденич, произведенный в генералы от инфантерии. Если бы у него существовали резервы, он имел бы возможность развить наступление на Эрзерум. Но резервов не было, а губить армию подобно Энверу он не собирался. Поэтому на передовых позициях по линии Зевин — Караурган Исламзор — Меджингерт оставил лишь авангарды. А главные силы на период суровой горной зимы расположил в глубине, на квартирах — в Бардусе, Башкее, Каракурте, Сарыкамыше и Карсе.