34. "АРМЯНСКИЙ ВОПРОС"

34. "АРМЯНСКИЙ ВОПРОС"

Неудачных книг о Первой мировой написано достаточно. Взять хотя бы "Красное колесо" А.И. Солженицына, где автор, в отличие от выстраданного им самим «ГУЛАГа», доверился чужим мнениям. А в результате ход Восточно-Прусской операции взял из воспоминаний самого «мюнхаузеновского» генерала Франсуа, а русские фронтовые офицеры вдруг заговорили мыслями и цитатами из мемуаров депутатов Думы. Или взять недавно вышедшую работу "Первая мировая война" А.И. Уткина, надо сказать, весьма неразборчиво подходящего к источникам и свалившего в одну кучу самые разнокалиберные «авторитеты» от Людендорфа до скандального журналиста Лиддела Гарта, дополнив это грубейшими «ляпами» в военных вопросах. Но многие вроде бы объективные и вполне грамотные исследования оказываются плоскими и однобокими по одной единственной причине — они обходят в качестве «второстепенного» армянский вопрос. А ведь это, пожалуй, то же самое, что при описании событий Второй мировой обойти "еврейский вопрос" и "восточный вопрос". И оставить вне рассмотрения геноцид христиан в Османской империи равнозначно тому, что рассказывая о борьбе с нацизмом, не упомянуть газовые камеры Освенцима, рвы Бабьего Яра, пепелища Хатыни… Теряется представление о нравственном облике сражающихся сторон, о смысле и характере самой войны — и она действительно начинает выглядеть чуть ли не "рыцарским поединком", ведущимся в силу некоего рокового стечения обстоятельств. Как это, к сожалению, и получается у многих западных авторов.

О предыстории "армянского вопроса" выше уже говорилось. После прихода к власти младотурок он резко обострился. Религиозное неравенство при режиме «Иттихада» начало дополняться расистской пропагандой, а главной целью партия ставила создание "Великого Турана" от Балкан до Алтая и Желтого моря. Но намеченную территорию рассекал «клин» христианских народов. В восточных вилайетах (губерниях) Турции — Ванском, Эрзерумском, Битлисском, Сивасском, Диарбекирском, Харпутском и в Киликии большинство населения составляли армяне (и на тогдашних картах этот регион обозначался как "Армения"). К нему прилегала область расселения айсоров — в западных районах Персии у оз. Урмия, в верховьях Тигра, захватывая юго-восток Турции. Юго-восточнее жил народ халдеев, южнее — сирийские христиане. Получался «барьер» между турками и исламскими народами Кавказа, Ирана и Средней Азии. И при младотурецком размахе геополитических фантазий представлялось необходимым эту помеху просто уничтожить. Идеолог «Иттихада» Бехаэтдин Шакир заявлял: "Нам нужно, чтобы от Стамбула до Индии и Китая было лишь мусульманское население".

Эти теории подкреплялись и другими соображениями. Среди армян было много состоятельных людей, им принадлежало 60 % импортной, 40 % экспортной и 80 % внутренней торговли в Турции. А верхушка «Иттихада» была тесно связана с салоникским и стамбульским купечеством, из таких дельцов происходил, например, очень влиятельный министр финансов Джавид-бей (его называли четвертым членом триумвирата). Для этой группировки армяне были главными конкурентами, а конфискации у них давали надежду пополнить пустующую государственную казну. Кроме того, потеря в Балканских войнах территорий, населенных греками, болгарами, македонцами, усиливала опасения, что подобные процессы могут начаться и в Азиатской Турции. А пророссийские или, как в Сирии, профранцузские симпатии христиан подогревали ненависть к ним. Если упомянутый «клин» попадет под опеку русских или западных держав, о каком уж тут «Туране» говорить?

И войну, еще в период ее приближения, лидеры «Иттихада» сочли отличной возможностью "окончательного решения" армянского вопроса. Причем нашли в этом полное понимание со стороны германских друзей. Фельдмаршал фон дер Гольц сам, настаивая, что турки должны обезопасить себя от "внутреннего врага", говорил: "Туркам не миновать угрозы новых расчленений, если за решение армянского вопроса возьмутся не они, а русские". Вангенгейм (не только посол, но и "личный друг" и советник министра внутренних дел Талаата), поучал, что "используя армянский вопрос, Россия желает открыть путь к Константинополю". Идеолог пангерманизма П. Рорбах еще в конце 1913 г., выступая перед офицерами немецкого Генштаба, доказывал, что реформы в Турецкой Армении идут в разрез с интересами Германии. Немецкий дипломат Гай-Ум писал, что Армения — это ахиллесова пята Порты, и турки должны предпринять решительные меры, чтобы обезопасить себя. А впоследствии цинично констатировал: "Армения вставала поперек экономической и политической экспансии Германии, стало быть, она должна была исчезнуть". В аналогичном ключе выражался и статс-секретарь МИДа Циммерман — дескать, армяне не нужны Германии. И поскольку армянский народ является источником слабости Турции, то Армения, населенная армянами, вредна германским интересам. А отсюда следовал вывод — надо "предоставить армян в полное распоряжение турок".

Впрочем, были и другие мнения. Ведь проникновение Германии на Восток шло по различным каналам. Здесь работали немецкие миссионеры, благотворительные организации, учителя, врачи. И многие из них искренне считали себя бескорыстными культуртрегерами, несущими достижения цивилизации. Но часто приходили к выводу, что действовать удобнее всего через армян. С ними оказывалось легче найти общий язык, они составляли основной контингент миссионерских школ, становились опорой администрации приютов или младшим персоналом больниц. Да и представители промышленных фирм, обосновавшихся в Турции, нередко предпочитали иметь дело с армянскими подрядчиками, купцами, рабочими. Кстати, вообще для людей опытных, давно живущих на Востоке, становилось ясно, что дружба иттихадистов не очень-то и надежна, что подчинить их своей воле не получится, они себе на уме и будут союзниками лишь до тех пор, пока их планы совпадают с немецкими. Так не лучше ли загодя создать более прочный фундамент с опорой на армян? Однако для ведения войны фактор использования турецкой армии выглядел важнее соображений "дальнего порядка". А мнения тех, кто занимал «проармянскую» позицию, отбрасывались. Или делались попытки объединить обе точки зрения например, в проекте Рорбаха. Что территорию Турецкой Армении надо заселить "турецко-татарскими племенами, чтобы создать стальной барьер против России", а армян оттуда депортировать в зону Багдадской железной дороги, где они действительно станут опорой немцев, составят резерв рабочей силы, будут способствовать развитию торговли и промышленности вдоль магистрали, окультурят бесплодные земли и разведут сады в прилегающих к дороге пустынях.

Сигналы о подготовке "новой резни" начали поступать из Турции задолго до войны — фактически одновременно с подготовкой к ней. Американский посол Моргентау писал, что еще весной 14-го младотурки "не делали секрета из своих замыслов стереть армян с лица земли". Аналогичную информацию получали из своих источников русские дипломаты, а армянский католикос передавал Воронцову-Дашкову многочисленные сведения, поступающие от паствы и священнослужителей на местах. Как признал впоследствии один из активистов «Иттихада» Кушчу-баши, планы геноцида неоднократно поднимались и обсуждались на заседаниях ЦК этой партии, происходивших в мае — августе 1914 г. 5.8.14, сразу после заключения союза с немцами, Энвер издал приказ о формировании "особых частей", так называемой "Исламской революционной армии". Для чего из тюрем было выпущено 30 тыс. уголовников. Разумеется, на фронте использовать такую «армию» было нельзя — но она и предназначалась для решения «внутренних» проблем. Набирались спецотряды и из беженцев Балканских войн — потерявших свое имущество и озлобленных на христиан. Все это было объединено в "Тешкилят-ы мехсуссе" — "Специальную организацию". Пошла соответствующая агитация среди курдских племен, которые с турками не очень-то дружили, но конфликтовали и с армянами. К тому же жили они очень бедно, и их можно было соблазнить возможностью грабежа.

И если в августе 14-го иттихадисты пробовали вести переговоры с армянскими дашнаками о восстании в российском Закавказье, а в ноябре повторили это предложение, то в это же время совещания об уничтожении армян продолжались своим чередом — это было доказано на судебном процессе над лидерами младотурецкой партии, состоявшемся в 1919 г. Но отказ дашнаков стал лишним пропагандистским поводом для готовящихся карательных акций. Правда, правители Порты прекрасно сознавали, что такие акции чреваты восстанием в собственных тылах. Но и тут сама война подсказывала выход. Осенью в ходе мобилизации армян стали усиленно подгребать в армию, в том числе и тех, кто уплатил особый налог «бедел», освобождающий от службы.

И надо сказать, мобилизованные служили честно. Народ и прежде проявлял лояльность — во время Балканских войн армянские купцы собрали крупные пожертвования на нужды армии, многие воевали (тем более, тогда еще сохранялась надежда, что младотурецкая революция и для них откроет лучшую жизнь). И с началом мировой армянские солдаты отлично сражались под Сарыкамышем, а потом и в Дарданеллах — там были целые части, сформированные из армян. Ведь среди них было много грамотных, и их брали в расчеты береговой артиллерии. Кстати, это была общая закономерность — ирландцы или индусы тоже не любили англичан, а алжирцы и марокканцы — французов. Но воевали безупречно, не было ни случаев предательства, ни переходов к противнику. Потому что в армии начинают действовать уже другие законы товарищества по оружию, полковой спайки, общности судьбы с комбатантами другой национальности. У армян это усугублялось еще и угрозой террора попробуй-ка измени, если знаешь, что в тылу за это поплатятся твои ближние. Однако и добросовестная служба в расчет не принималась. Наоборот, на совещании под председательством Талаата откровенно обсуждались выгоды мужчин на фронте ставить в самые опасные места, а в тылу останется беззащитное женское население, и на него можно будет натравить местных мусульман.

С конца октября пошли разные реквизиции и конфискации на нужды войны брали деньги, скот, одежду. И эта кампания тоже ударила в первую очередь по христианскому населению. На местах разверстки делались так, чтобы основная тяжесть падала на армян. Мелкие начальники вводили поборы в свою пользу. А жандармы, осуществляющие сборы, брали и для себя. Однако и этому подчинялись безропотно — считая, что властям нужна только провокация для начала резни, а если не дать повода, то, может, и обойдется. В некоторых городах доходило до того, что любой турок мог заглянуть в армянский магазин и брать, что хочет — затерроризированные хозяева молчали. А в прифронтовой полосе начали мобилизовать мужчин для доставки войскам продовольствия и боеприпасов — возчиков со своими телегами или просто носильщиков, вместо вьючных животных. Стариков и юношей — так как люди среднего возраста были уже призваны. Нагружали до упора и гнали по горным дорогам и снегам, пока ноги держат. Подгоняли побоями, почти не кормили — а упадет, в ближайшем селении брали другого. В результате из каждой группы носильщиков в 300 чел. домой возвращались 20–30, изможденные и больные, остальные умирали.

Однако и такого оказывалось мало. И, например, в ноябре мутасариф (уездный начальник) г. Муша сетовал об «ошибке» — дескать, сперва надо было бы перебить армян, а уже потом воевать с русскими. Что ж, и за этим дело не стало. Штаб отрядов "Тешкилят-ы мехсуссе" был размещен в Эрзеруме, его возглавили видные деятели «Иттихада» Азиз-бей, доктор Назым. В Ване этими отрядами командовал сам вали (губернатор) Джевдет-бей, двоюродный брат Энвера. И первые прямые распоряжения уголовникам и курдам о нападении на армянские села были отданы еще до Сарыкамыша, где-то между 29.10 и 5.11. Но пока резня носила очаговый характер. Так, в декабре — январе, когда по приказу Мышлаевского отряд Чернозубова поспешно ушел из занятых им районов Турции и Ирана, Джевдет-бей со своими «спецотрядами» учинил побоище в Баш-кале, уничтожив 1600 чел. А затем турки вступили в Иранский Азербайджан, и там произошла бойня айсоров, проживавших в районе Урмии.

Разгром под Сарыкамышем стал дополнительным толчком к активизации намеченных действий. Энвер жаждал сорвать злость на тех христианах, которые находились в его власти. Да и для поддержания репутации несостоявшегося Бонапарта оказалась удобной версия «предательства». И в конце января состоялось закрытое совещание, на котором обсуждались уже конкретные планы геноцида. Несмотря на чрезвычайную секретность, протоколы впоследствии стали достоянием гласности — они были опубликованы одним из секретарей, Мевлян Заде Рифатом, раскаявшимся в принадлежности к «Иттихаду». Присутствовала на совещении вся партийно-государственная верхушка — Энвер, Талаат, министр финансов Джавид, идеолог Шакир, Фехми, Назым, Шюкри и др. И эти присутствующие "единогласно голосовали за полное уничтожение всех армян, не исключая ни одного человека". Уточнялись способы и сроки кампании. Обеспечение со стороны армии брал на себя Энвер, со стороны МВД Талаат. По партийной линии ответственность за организацию и проведение возлагалась на "действующую тройку" из доктора Назыма, доктора Шакира и… министра просвещения Шюкри.

Кстати, тут можно еще раз вернуться к рассуждениям о сущности «цивилизации». Потому что объяснить геноцид 1915 г. проявлениями "азиатской дикости" никак не получается. «Дикостью» были зверства башибузуков в XIX в. — но они касались отдельных районов, проводились в плане "коллективной ответственности" за некую вину — восстание или неповиновение. И имели вполне определенную цель — устрашить подневольный народ, чтобы он в будущем сохранял покорность и продолжал приносить выгоду своим хозяевам. Но спланировать хладнокровное и расчетливое уничтожение целого народа, а точнее — нескольких народов, от мала до велика, и только из-за того, что эти народы оказываются «лишними», мешают воплощению неких геополитических проектов, такое, пожалуй, не пришло бы в голову ни темным горцам-башибузукам, ни какому-нибудь одуревшему от гашиша султану. До такого смогли додуматься только люди вполне «цивилизованные», все получившие высшее образование в лучших заведениях Европы, добившиеся ученых степеней, сами живущие вполне по-европейски и в политике ориентирующиеся сугубо на западные модели развития…

Кстати, и с руководством «цивилизованной» Германии предстоящая акция была согласована. Через посла Вангенгейма и фон Сандерса решение о геноциде дошло и до канцлера Бетмана-Гольвега, и до министерства иностранных дел, и до самого кайзера. И никаких возражений не вызвало. В послевоенные годы германские и австрийские авторы пытались найти этому разные объяснения и косвенные оправдания. Дескать, Берлин был обманут — его заверили, что будет не уничтожение, а только депортация армян. Или — что немцы в свою очередь тоже зависели от турецкого правительства и не хотели с ним ссориться, чтобы не потерять союзника… Критики эти версии не выдерживают. Первая опровергается донесениями своих же, германских дипломатов и граждан, проживающих в Турции. Ну а насчет второй можно сказать, что Порта целиком зависела от Германии и в плане военного снабжения, и в экономической и финансовой области. И на самом-то деле достаточно было одного окрика из Берлина, чтобы «Иттихад» пошел на попятную. Причем не только со стороны правительства — а и со стороны военных или банкиров. Однако такого окрика не последовало. Даже более мягких действий — уговоров, просьб, рекомендаций — тоже не последовало.

Почему именно — тут конкретных свидетельств нет. Немцы умели хранить подробные секреты лучше турок. Но, оценивая ситуацию начала 1915 г., можно прийти к однозначному выводу. Что армянский геноцид в это время был выгоден самой Германии. Ведь Турция таким образом сама отрезала себе путь к сепаратному миру — и как раз после разгрома под Сарыкамышем, при атаках Антанты на Дарданеллы, этот аргумент приобретал особый вес. Если же говорить о чудовищности плана, то могла ли она смутить германскую верхушку? А разве то, что немцы вытворяли в Бельгии, а австрийцы в Сербии, было не чудовищным? Наконец, разве не Германия осуществила первый в ХХ столетии геноцид — с истреблением народа гереро в Юго-Западной Африке? Суть та же самая, торжество «рационализма» — народ просто «мешал», создавал лишние проблемы, и сочли, что целесообразно от него избавиться раз и навсегда. Можно даже отметить, что младотурки переняли германский опыт в этом деле. Значительная часть гереро была тогда перебита, а остатки загнали в пустыню на вымирание.

И «Иттихад» построил свой план таким же образом. Грамотные специалисты партийного руководства вполне осознавали, что одним махом вырезать всех армян, коих в Турции насчитывалось более 2 млн., да еще айсоров, халдеев и т. п., задача нереальная. Поэтому методы намечались комплексные — физическое истребление плюс депортация. А пунктом назначения был выбран Дейр-эз-Зор в Сирии, гиблое место, где гнилые болота на берегу Евфрата соседствовали с безводными знойными песками — там не селились и не кочевали даже бедуины. Другим подобным местом наметили район г. Коньи на юго-западе Малоазиатского полуострова — с малярийными малонаселенными болотами. Чтобы справиться со столь масштабной задачей имеющимися средствами, был разработан четкий график, предусматривающий поочередную «очистку» тех или иных районов от "известной нации". Начать было решено с прифронтовых вилайетов, ближайших к российской границе, и с Киликии. Ведь как раз в Киликии, по мнению германских военных специалистов, страны Антанты должны были высадить десант. И кроме того, там, зажатые между Средиземным морем и горами, сходились главные дороги, предназначенные для следующих депортаций в пустыни Сирии и в Конью. И прежде, чем гнать по ним обреченных из других областей, следовало избавиться от местных армян — а то увидят, что их ждет, могут быть эксцессы.

Организационная работа «Иттихадом» велась колоссальная. Распределялись районы между «ответственными», разрабатывались формы отчетности, рассылались инструкции на места (значительная доля таких документов тоже сохранилась и в 1919 г. фигурировала на суде). В общем, получалось, что «цивилизованные» люди благодаря своей образованности, уровню технической и управленческой культуры сумели организовать бойню таких масштабов, с которыми какие-нибудь «дикари» просто не справились бы. Начать основные операции было решено весной, когда и дороги наладятся, и оперировать собственными силами станет удобнее.

Но уже и зимняя, обычная кампания по сбору ежегодных налогов вылилась в волну террора и насилий. Проводившие ее чиновники и жандармы завышали требования, облагали налогами и находящихся в армии, вымогали взятки. А учитывая, что во многих семьях мужчины находились на фронте, были и грабежи, и насилия над женщинами. За попытки защитить жен и дочерей сжигали дома. А в феврале — марте по всей стране начали реализовываться предварительные мероприятия, чтобы уже подготовить почву для "окончательного решения". Ведь требовалось заранее парализовать возможность сопротивления. Последовал секретный приказ Энвера — разоружить "изменническую армянскую нацию". Всех армян требовалось удалить из строевых частей и собрать в "иншаат табури", рабочие батальоны, которые использовать на черной работе. Проводилось это не сразу, а по обстановке. На русском фронте и в тыловых гарнизонах армян стали обезоруживать еще зимой. Под конвоем отправляли на строительство дорог или просто держали отдельно на положении заключенных. А, скажем, в Дарданеллах подразделения из армян продолжали сражаться. Но только им пресекали сообщение с тылом и не позволяли получать вестей из дома.

А у гражданского христианского населения в марте централизованно, по предписанию Талаата отобрали «тескере» — паспорта, без коих по турецким законам запрещалось покидать свою деревню или город. Распределялись по провинциям отряды жандармов, доукомплектовывались банды "Тешкилят-ы мехсуссе", на местах создавалась «милиция» из вооруженных мусульман, не призванных в армию. И начался новый подготовительный этап — под предлогом нового призыва стали брать армянских мужчин, прежде не попавших под мобилизацию, признавая «годными» даже калек. А попутно стали «обезглавливать» народ, арестовывать всех, кто теоретически мог бы стать организаторами противодействия. Драгоман российского посольства, оставшийся в Константинополе, докладывал, что под видом набора в армию армян "хватают на улицах, базарах, по домам", идут аресты "партийных лидеров, нобилитета, видных граждан, интеллигенции". Были вдруг запрещены все армянские газеты, закрыты армянские магазины, предприятия, школы, в Стамбуле на площади перед сераскериатом (военным министерством) повесили 15 оппозиционных деятелей, посаженных еще перед войной. Арестовали архиепископа Амаяка, священников, депутатов парламента, писателей, врачей, учителей. Константинопольского католикоса Завена не тронули — оставили "на показ" дипломатам, но держали под фактическим домашним арестом.

В провинции происходило то же самое, но дополнялось поисками оружия. Некоторое количество оружия у армян действительно было, хотя в Турции иметь его немусульманам запрещалось. Винтовки рассылались по селениям еще в ходе младотурецкой революции, когда дашнаки выступали союзниками «Иттихада». Да и вообще в условиях полной незащищенности со стороны властей всегда можно было ожидать нападений местных бандитов, поэтому при возможности старались держать хоть охотничье ружье, покупали у дезертиров гражданской и Балканских войн. И по всей Турции покатились обыски с грабежами — отбирали все, что может служить для самозащиты, вплоть до топоров и кухонных ножей. А арестованных граждан заодно объявляли заложниками — от жителей требовали сдать оружие в обмен на их жизнь. Схваченных подвергали пыткам, заставляя выдать "тайники с оружием", иногда реальные, а чаще мифические. Пытали глав семейств на глазах домочадцев и, наоборот, женщин на глазах мужей и детей. Часто такие допросы становились просто формой расправы — вне зависимости от ответов замучивали до смерти.

Много материалов об этих зверствах собрал, например, по своим каналам американский посол Моргентау — ему шли доклады из консульств, из американских миссий. Он писал, что применялись "удары по подошвам", у людей "выдергивали брови и бороды, ногти, вырывали куски мяса раскаленными щипцами, поливали горячим маслом. Прибивали руки и ноги, имитируя распятие" и при этом насмехались: "Пусть теперь твой Христос придет и поможет тебе". "Описываются случаи, когда женщин, обвиняемых в укрытии оружия, раздевали догола и били только что срезанными с дерева прутьями, причем этому наказанию подвергались даже беременные женщины". Подобных свидетельств было множество. Армянка Ф-янц из Харпута вспоминала: "Пытали страшно, бесчеловечно. У мужчин отрывали ногти на ногах, клали окровавленные ноги в горячую воду, потом били по ранам ивовыми прутьями. У женщин брили головы, надевали на них раскаленные медные чаши или жгли огнем груди". Оттуда же, из Харпута, докладывали католикосу всех армян Геворку V, что священников жгли, выдергивали бороды, стискивали головы петлей, вешали — в последний момент вынимая из петли, распинали. В Харпут и Мезр свозили замученных из окрестных селений — "у них были выдернуты брови, отрезаны груди, вырваны ногти, палачи отрубали им ступни или же вбивали гвозди в ступни, как это делают при подковке лошадей…" А автором пытки «подковыванием» считали Ванского вали Джевдет-бея — он даже заслужил прозвище "подковщик из Баш-кале".

Там, где оружие было, обычно не выдерживали, выдавали. Но и там, где его не было, турки не верили. Погубив одних заложников, хватали других. И доходило до того, что армяне покупали оружие у мусульманской «милиции», а то и у жандармов — чтобы сдать. Но получалось еще хуже. Оружие объявлялось доказательством раскрытого заговора. И катились новые волны репрессий. Священникам давали в руки винтовки, фотографировали для пропагандистских материалов. И после «показательных» судов вместе с другими арестованными вешали как «революционеров». В одном Ване Джевдет казнил 120 чел. Дела о «заговорах» с публичными казнями прошли в Эрзеруме, Сивасе. Свидетель-немец описывает случай после экзекуции в Мараше: "По дороге из города к нашей ферме я увидел около домов на куче мусора человеческую голову, которая служила мишенью для турецких детей".

В прифронтовых вилайетах, где сил у властей было больше — и войска, и курдские отряды, пока в городах еще шли лишь аресты и обыски, в селах уже покатилась резня. Совмещаясь с кампанией по изъятию оружия. Чего два раза возиться? Горные деревни были отделены одна от другой, представляя легкую добычу для убийц и грабителей. Наезжал отряд, начинал «обыски», а потом это перетекало во всеобщее побоище. Мужчин умерщвляли, женщин курды часто угоняли в свои селения в качестве рабынь и наложниц. Привлекались и регулярные войска. Причем командующий 3-й армией Махмуд Кямиль-паша издал приказ: "Всякий мусульманин, который попытается защитить хоть одного армянина, будет повешен перед своим жилищем, а дом его будет сожжен". Отметим, что начальником штаба у него был немецкий майор Гузе. По всем правилам воинской службы, эти приказы проходили и через него.

Уже в марте российский МИД по своей линии получил информацию, что из 17 сел в окрестностях Эрзерума уцелело 3, остальные разграблены и уничтожены. В Ване Джевдет пригласил лидеров местных армян якобы для переговоров. Двое, Ишхан и Врамян, явились и были убиты. Третий, Арам Манукян, получил предупреждение и сумел скрыться. Армянских солдат, собранных здесь в "рабочих батальонах", вывели в пустынную местность и расстреляли. И начались рейды по селам. По донесению итальянского консула, все чиновники из армян в уездах Ванского вилайета были единовременно перестреляны или удушены. И лично Джевдет участвовал в расправах с жителями городков Салмас, Хозреву, Баш-кале — после того, как они сдали оружие и оказались беззащитными. Консул сообщал, что, по его данным, в селениях вокруг Вана истребили до 16 тыс. чел.: "Все эти избиения были проведены с необычайным жестокосердием. Мальчикам вспарывали животы, женщин и девушек голыми гнали, как диких зверей, в горы". Через фронт, в занятый русскими Диадин в апреле пришла группа из 23 армян — и рассказали, что они единственные, кто спасся из больших сел Арчет и Сосомун. Всего же в течение марта — апреля в Эрзерумском и Ванском вилайетах было уничтожено 500 сел и перебито около 25 тыс. жителей. И Константинопольское армянское патриаршество обратилось с отчаянной просьбой о защите к германскому послу. Но получили жесткий и однозначный отказ. Вангенгейм заявил: "Война требует в случае необходимости суровых мер и жертв, особенно в тех районах, где идут боевые действия".

Однако акция геноцида началась уже и там, где ни о каких боевых действиях речи не было. На апрель иттихадисты наметили депортацию киликийских армян, вилайетов Аданы и Мараша. Особое внимание было обращено на г. Зейтун, посольку во время резни 1909 г. его население организовало самооборону. Началось тут как и везде — аресты, поборы, мэра Назарета Чауша забили насмерть палками. Оружие армяне сдали — им пригрозили, что иначе репрессии обрушатся на беззащитные равнинные селения, а при повиновении обещали пощаду. После чего в базарный день «милиция» набросилась в сквере Эски Бостон на армянских женщин, стала срывать с них одежду. Вступились мужчины, побили хулиганов. Что и требовалось властям. Было объявлено, что население взбунтовалось — и армянам предъявили огромный список тех, коих требовалось выдать для наказания.

Около ста юношей идти на убой не пожелали, заперлись в заброшенном текке — монастыре дервишей, отстреливались из охотничьих ружей, убив и ранив нескольких аскеров, а потом сбежали в горы. Ну уж такой предлог оказался вообще кстати. Прибыл мутесариф из Мараша и провозгласил, что наказан будет весь город. Прежний Зейтун перестает существовать и будет называться Султание (ныне Османие), а все 30-тысячное население подлежит высылке. Разумеется, инцидент с «взбунтовавшейся» молодежью стал лишь пропагандистским поводом, так как еще раньше, 15.4, министерством внутренних дел было издано "Секретное распоряжение вали, мутесарифам и бекам Османской империи", в котором говорилось: "Пользуясь возможностью, предоставленной войной, мы решили подвергнуть армянский народ окончательной ликвидации, выселить его в пустыни Аравии. Правительство и великий комитет «Иттихада» обращаются к вам и приказывают — всеми силами содействовать местным органам «Иттихада», которые 24.4, начиная с восхода солнца, должны приступить к осуществлению этого приказа согласно секретному плану…" На выполнение «очистки» в каждом вилайете давалось 2 недели — потом любой начальник должен был доложить, что в подконтрольных ему владениях не осталось ни одного армянина. Причем предупреждалось: "Каждое должностное и частное лицо, которое будет противодействовать этому святому и патриотическому делу и не будет выполнять возложенные на него обязательства или каким-нибудь образом попытается защитить того или иного армянина, будет признано врагом отечества и религии и соответственно наказано".

И подготовлено все было заблаговременно. В Киликию не только стянули дополнительные силы, но и направили мухаджиров — беженцев из европейских провинций, пообещав им за счет армян компенсацию, землю и дома. Заранее к началу депортаций собрались к месту событий и всякие подонки, чернь из городов и деревень, для грабежа. И торговцы — перекупать награбленное. Власти этому не препятствовали, поскольку таким образом многие сами становились повязанными в политике геноцида и превращались в помощников «Иттихада». Высылаемым разрешалось брать только то, что они могли унести с собой, все остальное переходило в собственность государства. Запрещалось пользоваться повозками, отлучаться из этапа. Указывалось, что всякая отлучка должна наказываться комендантом, в случае повторного нарушения смертью. И двинулись первые караваны обреченных. Из Зейтуна, Айнтаба, Мараша, Александретты (Искендеруна)…

В Ване события развивались по другому сценарию. Это был цветущий и огромный по здешним меркам город, с 200-тысячным населением, неофициальная «столица», главный торговый и культурный центр Турецкой Армении, его называли "Армянской Москвой". После истребления именитых граждан жители насторожились. И хотя отряды Джевдета перекрыли все дороги, в Ван все равно дошли известия о резне в провинции. Властям уже не верили и новых распоряжений о явке мужчин для «призыва» не выполняли. Требовали вывода карательных отрядов. 14.4 армянские кварталы были оцеплены войсками, людям стали угрожать расправой. Но и на угрозу не поддались. Решили — если уж пропадать, то защищаясь. И в свой район для «обысков» и арестов турок не пускали. 2 дня велись переговоры при посредничестве консула Италии. А 17.4 солдаты и здесь напали на женщин с целью изнасилования. Несколько армян, вступившихся за них, были убиты. И город восстал. Люди взялись за оставшееся оружие, стали строить баррикады.