Шубин А. В. Россия-2020: будущее страны в условиях глобальных перемен. // Россия и мир в 2020 г. М., 2005
Шубин А. В. Россия-2020: будущее страны в условиях глобальных перемен. // Россия и мир в 2020 г. М., 2005
Кризис глобализма
Беспредельный рост глобальной экономики при ограниченности ресурсной базы невозможен. Современная экономика либо должна кардинальным образом перестроиться (а это в любом случае связано с большими потрясениями и хотя бы временным упадком), либо достигнуть пределов роста своего развития и войти в полосу кризиса и распада глобальных экономических связей (но не глобальных коммуникаций, которые будущее унаследует от нынешней глобализации). Предыдущая глобализация уже привела к Великой депрессии в конце 20-х — первой половине 30-х гг. XX века.
(…)
Глобальные кризисы человечества тесно связаны между собой. Быстро растущие потребности людей, вовлеченных в общество потребления или проинформированных о его достижениях, слишком сильно опережают возможности человечества и его ресурсную базу. «Мировые правительства» транснациональных корпораций, сосредоточенные в развитых странах, не справляются с управлением слишком сложным мировым хозяйством. Появление новых индустриальных стран увеличивает нагрузку на ресурсную базу. Уже сегодня в основном исчерпаны резервы глобального роста, связанные с освоением пространства бывшего СССР.
(…)
В случае наступления глобального экономического кризиса, подобного Великой депрессии, произойдет разрушение экспортно-ориентированных производств, и наибольшие перспективы получат те страны, которые смогут восстановить технологическую цепочку на своей территории. Долгосрочные возможности глобального роста может обеспечить лишь начало новой НТР.
(…)
XXI век начинался как глобальный. Соответственно, империя, которая в этом мире существует или формируется, это империя не американская и не европейская. Это империя, которая имеет глобальную структуру. В ней существует глобальная элита. Ее штабы располагаются преимущественно в странах Запада, там им удобнее существовать. Но не только. Есть представители этой элиты и в других странах, в том числе и в странах Третьего мира. В этом отношении, например, мы можем говорить о взаимоотношениях России и Америки только условно. Есть отношения правящих групп этих стран, но в каждой из них действуют влиятельные силы, играющие против собственных правителей на глобальном поле.
Сегодня борьба идет не между государствами, не между США и Евросоюзом, а внутри Америки, внутри Европы. В глобальном мире будет продолжаться ослабление национально-государственной субъектности даже в ведущих державах. В то же время может возрасти цивилизационно-культурная субъектность (в том числе — общности выходцев из СССР). Значительным фактором может стать захват руководства транснациональных корпораций топ-менеджерами, принадлежащими к одной цивилизационной или религиозной группе (например, китайцами, арабами, индусами) и изменение ее курса в соответствии с их мировоззренческими принципами.
В глобальном мире происходит снижение реальной роли публичных политиков в принятии решений, которые вырабатываются специализированными экспертными структурами и осуществляются под давлением глобальных факторов. Происходит виртуализация политики, при которой политический процесс воспринимается населением как телевизионная картинка (в реальности не имеющая никакого отношения к выработке решений). При этом деловые качества политика отходят на задний план в сравнении с имиджевыми чертами характера, вызывающими доверие. Символические функции политики расходятся с реальным процессом принятия решений.
Политическая борьба в начале XXI века носит глобальный характер и определяется двумя основными группировками мировой либеральной элиты — социал-либеральной и неоконсервативной. В странах Европы и Северной Америки (кроме Кубы) правящие группы принадлежат к одной из этих «глобальных партий». У них две разные стратегии, два ответа на проблему исчерпания ресурсов. Социал-либеральная стратегия предполагает стабилизацию роста, смягчение социальных конфликтов, снижение социального расслоения, что дает определенную экономию ресурсов.
Неоконсерваторы стремятся более жестко контролировать ситуацию, чтобы «заморозить» кризис, используя рычаги силового воздействия на ситуацию в мире.
Неоконсерваторы стремятся к усилению национально-государственной субъектности, социал-либералы при прочих равных условиях предпочитают «прозрачность» государственных границ и государственных структур для управления извне, из транснациональных центров.
Неоконсерваторы склонны разрушать низовые социальные нерыночные отношения и укреплять бюрократическую машину национального государства. Социал-либералы предпочитают укреплять глобальные вненациональные структуры управления, но и более терпимы к остаткам социального государства.
Если у власти в какой-либо стране находится группировка, входящая в социал-либеральную «глобальную партию» (при этом национальная партия, являющаяся ее филиалом, может называться как угодно, не обязательно иметь социал-демократическую самоидентификацию), то с ней борется филиал другой «глобальной партии». При этом для этой борьбы «все средства хороши» — от «бархатных революций» до террактов, осуществляемых в интересах той или иной глобальной фракции.
(…)
В случае крушения глобального рынка позиции глобальной либеральной элиты будут значительно ослаблены, и резко возрастет роль внутринациональных политических факторов и региональных вызовов. Несмотря на рост авторитарно-националистических тенденций в этих условиях, фактор «глобальных партий» сохранится, так как сохранятся глобальные коммуникации. Но количество влиятельных «глобальных партий» значительно возрастет. Выдвижение альтернативы господствующим идейно-политическим системам возможно и в существующих условиях.
(…)
«Третья волна» и пост-индустриальное общество
В истории человечества выделяются две фазы (условно говоря, «формации»), резко различающиеся по своим фундаментальным чертам — традиционное (аграрное) и индустриальное общества.
Происходящие в мире со второй половины XX века процессы показывают, что индустриальное общество не вечно и может смениться качественно отличным от него пост-индустриальным. Пока наше представление о будущем пост-индустриальном обществе очень приблизительно, в мире возникли только его элементы. Теоретики концепции пост-индустриального общества перечисляют такие черты следующей за индустриализмом «формации», как преимущественно креативный (творческий) характер производящей деятельности, демассивизация и деиерархизация цивилизации, деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, диверсификация деятельности, сближение производства и потребления, полицентричные, самоуправленческие политические системы, экологическая реконструкция экономики и др. Такое общество можно условно называть «информационным» или «креативным».
В основе гипотетических признаков «новой формации» лежит тезис о качественном различии нового этапа развития человечества и предыдущих «формаций» — традиционного и индустриального обществ. Эти различия будут также велики, как между аграрным обществом средневековья и индустриальным обществом нового времени. Соответственно, и переход к новым общественным отношениям («третья волна») является не менее масштабным явлением, чем переход от традиционного общества к индустриальному, сопровождавшийся беспрецедентными социальными потрясениями.
При переходе к пост-индустриальному обществу будут преодолены важнейшие черты прежней «формации»: специализация и стандартизация будут вытесняться многофункциональностью и креативностью, вертикальные формальные отношения управления — горизонтальными корневыми (сетевыми) неформальными связями, прямое подавление и принуждение — манипуляцией с одной стороны и самоуправлением — с другой. Пока можно говорить лишь о вызревании, прорастании структур новых отношений в недрах существующей «формации» (подобно тому, как в свое время капиталистические и индустриальные отношения вызревали в рамках феодального традиционного общества).
Современная система глобализма представляет собой скорее финал индустриальной стадии развития человечества, «питомник» ее предпосылок, нежели начало следующей фазы. Тем не менее, бурное развитие качественно новых социальных и экономических структур делает переход к пост-индустриальному обществу актуальной задачей ближайших десятилетий. Вероятнее всего, в 2020 г. мы будем наблюдать события «третьей волны», которые скажутся и на России. Сроки начала этого этапа мировой истории зависят от устойчивости системы глобализма.
*
Актуальна ли проблема пост-индустриального перехода для России? Безусловно, да, если речь идет о подготовке организационных и социальных предпосылок, о формировании пост-индустриального уклада в недрах существующего общества. Эксперты указывают на инвестиционный кризис как главное препятствие пост-индустриального перехода в России. Они совершают при этом ошибку, подобную той, которая привела к срыву Перестройки — проблема модернизации осознается как чисто технологическая и финансовая, а не организационная. Между тем пост-индустриальное общество — это прежде всего принципиально новая организация общества, которая уже в силу этого открывает благоприятные возможности для взрывного внедрения технологий.
Однако даже в условиях сохраняющихся старых общественных отношений и дефицита средств возможно приступить к очаговой модернизации на пост-индустриальной основе, если исходить из приоритета создания новой социальной структуры как основы пост-индустриального перехода. При этом сам характер перехода предполагает невозможность и ненужность тотальной мобилизации, которая была условием форсированной индустриальной модернизации. Пост-индустриальная модернизация будет носить очаговую и сетевую форму, охватывая лишь незначительную часть населения.
Сами средства, выделяемые на технологический прорыв, необходимо сконцентрировать для создания очагов этого прорыва. Для этого первоначально достаточно лишь части средств, выручаемых от экспорта энергоресурсов. Но контроль за ходом «прорыва» не должен осуществляться руководством сырьевых корпораций.
Формой модернизационного очага может стать «наукоград». Идея «наукоградов» в нашей стране уже успела получить распространение и быть скомпрометированной, так как в существующем виде она игнорирует проблему новой социальной организации. В результате средства в значительной части «уходят в песок». Реальный «наукоград» — это оазис будущего с принципиально новой инфраструктурой, людьми, ориентированными на научное творчество и его качественное обеспечение. Это — модель пост-индустриального уклада, креативное сообщество, где все «от детского сада до кафе» должно обеспечивать воспроизводство и дальнейшее развитие творческой культуры, из которой и вырастают высокие технологии. Для начала следует создать один «пилотный» наукоград, и лишь затем развивать наступление в двух направлениях: формирование устойчивых связей с предприятиями, готовыми перевооружать всю технологическую цепь; создание новых наукоградов в других регионах и их корневой сети — основы пост-индустриального социально-креативного уклада.
*
Рассмотрим основные черты возможного развития образа жизни в передовых странах после прохождения «третьей волны». Эта картина будет характерна и для России — либо в анклавах глобального процветания, либо, в случае успешного преодоления «третьей волны» — и для большинства населения страны. В 2020 г. эти процессы, связанные с быстрым ростом роли производства новой формации, уже будут оказывать заметное влияние на развитие общества в Европе.
Технологические и социальные изменения будут тесно взаимосвязаны. Широкое распространение альтернативной энергетики может привести к перестройке всей индустриальной и жилищной инфраструктуры, способствовать улучшению экологической обстановки, снимет проблему зависимости экономики от цен на энергоносители, но в то же время осложнит положение стран-экспортеров этого сырья. Возможность обеспечить даровой электроэнергией любой поселок облегчит отток населения из существующих городов. Большое значение будут иметь заповедные и рекреационные природные территории, как приспособленные для отдыха, так и защищенные от посещения людей в связи со своей экологической ролью. Но одновременно, по мере совершенствования строительных технологий и возникновения новых материалов, могут возникнуть гигантские здания-города, в которых будут сконцентрированы промышленные производства. Таким образом произойдет перестройка расселения: новые мегагорода будут сосуществовать с обширной малоэтажной застройкой размером с целые регионы (в том числе и на месте нынешних многоэтажных кварталов). Выбор места обитания будет в большей степени зависеть от предпочтений и доходов, чем от необходимости каждодневного посещения места работы. Возникает возможность для средних слоев жить в собственном доме загородом, вдали от задымленных городских улиц. При этом они продолжают успешно работать в своих фирмах, связываясь с партнерами и сотрудниками по телефону или сети интернет. Личное присутствие такого работника в офисе необходимо редко. Наиболее обеспеченная часть человечества возвращается из города в деревню, туда, откуда миллионы наших предков были изгнаны голодом, болезнями, неустроенностью жизни. Но это не возвращение к аграрному обществу. Средние слои общества приносят в свои «деревни», состоящие из современных коттеджей, все достижения технологий, обеспечивающие высокое качество жизни. Рост роли средних слоев в развитых обществах XXI века, прогнозируемое большинством исследователей, означает и перестройку преобладающего образа жизни.
При оценке роли средних слоев в жизни общества будущего необходимо учитывать различие двух критериев для выделения среднего класса — имущественного (средние доходы) и функционального (соединение креативных, трудовых и управленческих функций в одной группе). Без преодоления существующего ныне в России резкого разделения имущественного и функционального «средних классов» невозможно устойчивое развитие современного общества. Развитие пост-индустриального информационного сектора требует соответствующей социальной среды в виде доминирующего в социальной системе интеллектуализированного функционального среднего класса.
Экономической необходимостью продиктованы ослабление диктата управленца, усиление свободы творчества автономного производителя, смена принципов субординации — назначенчество и верховенство собственника будут уступать место критерию знаний и творческих навыков. Это облегчает горизонтальные контакты не только внутри производственной группы, но и вне ее, в корневой структуре гибких связей небольших автономных групп.
Промышленные корпорации будут стремиться подчинить себе автономные креативные ядра. Но опыт показывает, что производство информации требует более гибких форм управления, большей автономии производителя-творца, чем это принято в жестко управляемой индустриальной организации. Информационный продукт производят люди, которые лучше разбираются в своем деле, чем их начальник.
Таким образом, пост-индустриальные технологичекие и социальные тенденции создают новую производственную среду, основанную на креативности работников, информационно-технологических инвестициях и их защите путем микроэкономической автономии производителя. Информационно-производственная среда новой эпохи допускает интенсивное сотрудничество между коллегами в планетарном масштабе.
(…)
В период «третьей волны» современные общества столкнутся с системной проблемой социальной адаптации. Для успеха пост-индустриального проекта необходим интеллектуализированный средний «класс». В то же время в поздне-индустриальном обществе «классы» индустриального общества размываются, растут маргинальные слои, причем часть часть их попадает в «яму» системной бедности, не находя применения своим специализированным навыкам после исчезновения или сокращения соответствующих социально-производственных ниш. С этой проблемой столкнулась и Россия, и с ее решением связана перспектива выхода из поздне-индустриального социального кризиса.
Социальные преобразования должны обеспечивать «втягивание» большинства населения в состав функционального среднего слоя. Это возможно путем создания эффективной системы переквалификации и социальной адаптации.
Кризис глобального рынка обнажит устаревание финансового капитала как института глобального управления. Уже сегодня финансовые потоки начинают зависеть от перетоков информации. Усиливается стремление преодолеть отрыв финансовых инструментов от ресурсной базы экономики. Выдвигается идея увязывания валют с их энергитическим и ресурсным обеспечением.
В случае кризиса глобального рынка произойдет сужение рыночной сферы. Однако рыночные отношения могут отмирать только по мере развития информационных технологий, которые позволят потребителю и производителю общаться также тесно, как в свое время общались горожанин и ремесленник, жившие на одной улице. Поэтому даже в условиях кризиса современного глобализма, экономические отношения 2020 г. будут основаны на взаимодействии локальных рынков материальных благ и глобального информационного и в меньшей степени ресурсного обмена.
*
Серьезно изменится и политическая система передовых стран мира. Современные информационные потоки не признают границ. Продолжится смещение власти и управления с национального на транснациональный, виртуальный и местный уровни: с одной стороны, возрастут полномочия глобальных институтов (возможно под флагом реформированной ООН) и союзов (Евросоюз и подобные наднациональные объединения в других частях света, включая Северную Евразию).
Виртуализация публичной политики и вытеснение телевидения плюралистическими интеренет-коммуникациями создаст возможность для появления нескольких наиболее влиятельных виртуальных политических пространств с разными лидерами и системами организации.
В отличие от символической власти, реальный контроль над ресурсами будет переходить к двум уровням власти — наднациональному и локальному. Власть национальных партийных и государственных бюрократий будет вытесняться самоуправлением и прямой демократией участия (локальные референдумы, непосредственное участие людей в решении вопросов, которые их касаются), так как информационные технологии позволят выявлять реальное мнение различных групп населения и их удельный вес. Снижение роли национальной бюрократии создает возможности для ослабления коррупции. Но для этого необходимы децентрализация процесса принятия решений, приближение уровня принятия решений к населению и предельное ограничение сферы свободы чиновника даже на местном уровне.
Усиление самоуправления может способствовать возрождению общинных традиций, вытесненных массовым обществом.
Возникает возможность использования интерактивных механизмов обратной связи элиты и населения, произойдет перенос центра тяжести социальной поддержки с государства на общественные структуры, что может привести к росту их значения. В то же время государство будет необходимо для поддержания общей законности и важнейших стандартов, прежде всего — экологических.
Переход к новому обществу должен сопровождаться преодолением экологического кризиса в результате «подстраивания» под природную среду. Страны, которые задержатся на стадии острого экологического кризиса, рискуют превратиться в экологическую пустыню. Помимо внедрения экологических технологий необходимо обеспечить распространение экологически безопасных формы жизни, в частности — альтернативных поселений, жизнь в которых основана на сочетании гармоничных отношений с природой и использовании современных технологий, духовной и творческой свободе и общинной взаимопомощи.
Глобальное информационное пространство станет полем конкуренции технических и социальных идей, культурных традиций, обществ, социальных групп и личностей. Уже сейчас накопление технологий сочетается с дефицитом гуманитарного знания, позволяющего организовать социальную систему в динамично меняющихся технологических условиях.
Виртуальные технологии и системы, аналогичные интернету, сделают возможным одновременное сосуществование на одной территории субкультур с разными мировоззрениями и собственными системами управления. Вероятно даже сосуществование на одной территории разных политических систем, которые вовлекают пользователей различных теле- и интеренет-каналов. Некоторые мировые субкультуры могут начать играть роли, сопоставимые с ролью отдельных стран. Возникнет проблема разделения полномочий территориальной и виртуально-ориентированной власти. Рост влияния субкультур может привести к кризису национальной идентичности и семьи, так как субкультурные стереотипы могут оказаться совершенно разными даже в рамках одной семьи. По мере смены поколений и развития информационных технологий продолжится сдвиг носителей культурного наследия от литературы к телевидению и от телевидения к клиповой и игровой культуре.
Субкультуризация и виртуализация культуры определит новые условия противоборства постмодерна и просветительского рационального проекта. На место мировоззренческого хаоса, перепроизводства смыслов и версий придет разделение смысловых систем в субкультурах со своими информационными фильтрами. Позиции разных культурных традиций будут определяться влиянием соответствующих субкультур. В части субкультур произойдет ренессанс науки, связанный с потребностями новой НТР и социальный преобразований «третьей волны». Это предполагает рост авторитета академических научных институтов и связанного с ними экспертного сообщества. Одновременно, в условиях роста влияния религиозного сознания усилится синтез научной и духовно-религиозной традиций.
В глобальных информационных сетях проявят себя религиозные течения и идеологии, сторонники умеренности и экстремисты, которые уже сейчас учатся электронному терроризму — разрушению информационных структур идейного противника.
Новые технические средства будут широко использоваться глобальными мафиозными сетями. Наряду с наркотрафиком возникнут новые угрозы и криминальное преодоление новых запретов (нелегальное клонирование, психофизические воздействия и др.). Возрастет значение преступлений в сфере коммуникаций. В то же время современные средства слежения позволят снизить уровень традиционных преступлений, одновременно ущемляя приватность существования человека. Возможно возникновение информационно-полицейского государства.
Все большую роль будет играть борьба за информационные коммуникации, включая внедрение информационных кодов и смыслов, хакерские атаки и защиту от них.
*
В грядущей формации, судя по имеющимся тенденциям, структура управления будет основана на распределении информационных потоков, а общество будет иметь горизонтальную, корневую, самоуправляющуюся организацию.
Но и здесь направление развития альтернативно. Самоуправляющиеся креативные сообщества могут встроиться в более широкую систему общественных отношений, основанных как на корневых горизонтальных, так и на манипулятивно-управленческих вертикальных связях. Полюсом нового общества может стать и гражданское общество, и глобальная информационная олигархия — владельцы и конструктора виртуальной реальности.
В современном мире наблюдается серьезный перекос в скорости вызревания предпосылок пост-индустриальной системы «сверху» и «снизу». Если основы системы манипулятивного управления в современном мире почти сложились, то «противовес» в виде корневой, горизонтальной структуры общества, далек от завершения. В случае межформационной революции с центром на Западе может возникнуть тоталитарная модель новой формации, где управление преобладает над саморегулированием (нечто подобное произошло в ряде стран в XX веке, когда неизбежный переход к индустриальному социальному государству привел к появлению тоталитарных режимов, которого можно было избежать). Отсюда важность укрепления корневых информационно-производственных и гражданских структур.
Картина будущего будет зависеть от того, какая из этих тенденций возобладает в информационной сети — информационный манипулятивный тоталитаризм или корневые креативные информальные структуры. Как и в XX столетии, где модель социально-государственного индустриального общества осуществилась в различных формах (советской, фашистской, рузвельтовской, шведской), в XXI веке будут существовать разные варианты новой общественной системы. Какой вариант возобладает на Севере Евразии — зависит от результата мировой социально-политической борьбы первой четверти столетия.
2020 год — три сценария
Рассмотренные выше тенденции противоречивы, их динамика альтернативна, многое для России зависит от политической воли ее руководства и активности граждан, многое — от условий пост-индустриального перехода «третьей волны» в мире и пределов роста глобализации, от других внешних факторов. Тем не менее, «на перекрестье» возможных альтернатив мировой истории первого двадцатилетия XXI века можно выделить три основные модели ситуации в нашей стране.
1. Сценарий «Конец истории»
Система глобализма пережила кризис без качественных изменений, показала способность справиться с важнейшими вызовами. Россия полностью интегрировалась в систему глобализма в качестве периферии, ее элита стала органической частью мировой элиты (в основном — на подчиненных ролях). Сетевые пост-индустриальные структуры полностью подчинены глобальной информационной олигархии, контролирующей институты мирового правительства. Россия представляет собой формально объединенную государственными границами совокупность регионов, которые контролируются теми или иными «фракциями» глобальной элиты. На ее территории расположено несколько провинциальных анклавов глобального процветания, где концентрируется управленческая и информационная элита. Эти анклавы управляют зонами добычи ресурсов и производствами-цехами мировой фабрики. Население управляется с помощью виртуальных средств манипуляции сознанием и выборочных репрессий. Инфраструктура глобальной системы защищена военно-полицейскими средствами от зоны нестабильности («варварские территории»). Эти территории в значительной степени совпадают с зонами экологического бедствия. Здесь ведется борьба традиционалистских (этнократических и религиозных) и лево-радикальных сил. Они время от времени совершают террористические набеги на зоны процветания (как правило — при поддержке инсайдеров, связанных с одной из фракций глобальной элиты). Восток страны этнически связан с китайской цивилизацией, юг — с мусульманской. Существуют анклавы православного традиционализма, не имеющего существенной глобальной поддержки.
2. Сценарий «Великих потрясений».
Глобальный рынок рухнул, началась новая Великая депрессия. Произошло выравнивание экономического потенциала и уровня жизни стран Запада и среднеразвитых стран. В мире нарастает волна революций и этно-конфликтов. На Западе развернулись межформационные пост-индустриальные революции, формирующие первые, несовершенные варианты принципиально нового общества. В странах Азии происходят события, связанные с кризисом индустриального общества. Сняты ограничители «мирового сообщества» на этнический передел территорий, что ведет к волне военных конфликтов. Происходят массовые перемещения беженцев (в том числе — экологических). Территория России сократилась на востоке и юге, но в то же время часть постсоветского пространства стремится воссоединиться с Москвой. Экологическая ситуация катастрофически ухудшается.
Российская руководящая элита, не готовая к таким событиям, сметена массовыми выступлениями. На политической арене идет борьба популистских движений с различными стратегиями выхода из кризиса:
1. Авторитарно-имперское движение требует возродить государственность, опираясь на репрессивные средства и национально-религиозные русские и исламские ценности, мобилизовать население на создание автаркичной индустриальной экономики.
2. Неосоветское движение считает необходимым воссоздать социально-ориентированное общество, опираясь на советские ценности и ресурсы бывшего СССР. В неосоветском движении борются демократическая тенденция «советского возрождения снизу» и авторитарного реставраторства.
3. Альтернативистское (социально-экологическое) движение сочетает требования экологического консервационизма и стремление к развитию альтернативных пост-индустриальных и самоуправленческих форм общества, лево-радикальные идеи и поддержку начавшейся на Западе революции.
Эти движения могут вступать в разнообразные блоки как между собой, так и с локальными движениями, включая религиозные и национал-сепаратистские.
Этот сценарий открывает возможность для мировой гегемонии традиционалистских проектов (включая исламский Халифат), использующих пост-индустриальные анклавы в качестве подчиненных элементов технологического обеспечения империй, жизнь которых регулируется религиозной традицией.
Но более вероятна локализация традиционалистских режимов в территориальных рамках их цивилизаций, после чего в Америке, Европе, на большей части территории Азии продолжится движение от индустриального к пост-индустриальному обществу.
В итоге периода «великих потрясений» происходит разрушение части производственного потенциала как на Западе, так и в России, изменение границ государств и формирование социально-структурных предпосылок для пост-индустриального перехода. Но, в силу недостаточного развития экономико-технологической базы, они могут быть быстро разрушены. В этом случае возобладает сценарий «Конец истории», но с несколько большим влиянием периферии и гражданских структур в глобальной пост-индустриальной системе. Это оставляет для нашей страны возможность «догоняющего развития».
3. Сценарий «Третья волна во втором эшелоне».
В ходе проведения социально-ориентированной политики на грани первого и второго десятилетия в России сознательно создаются социально-организационные предпосылки для пост-индустриального перехода (социально-креативный пост-индустриальный уклад и сопутствующая субкультура, полномочное самоуправление, защита и поддержка гражданского общества и корневых информационных структур, укрепление основных социальных и экологических стандартов, просветительский проект в СМИ). С опорой на них власть решает и ряд задач революционного характера (создание механизмов перераспределения доходов между работниками и собственниками, укрепление социального государства, освобождение государства от контроля со стороны капитала, создание демократической системы обратной связи населения и элиты). В интересах этих преобразований возможно использование политики «неосоветского возрождения снизу». Социально-политические потрясения, связанные с проведением этих преобразований, преодолены до начала кризиса глобального рынка (в противном случае наступает ситуация сценария «Великих потрясений»).
Проведение этих мероприятий может лечь в основу оптимального развития России до 2020 г., при которой она сможет подготовиться к преодолению «третьей волны» во втором эшелоне. Такая очередность является благоприятной, так как первые модели нового общества как правило являются крайне несовершенными. Использование опыта преодоления «третьей волны» стран «первого эшелона» позволит облегчить этот переход в нашей стране.
Опираясь на социально-креативную субкультуру и свой культурный потенциал, наша страна может принять участие в событиях «третьей волны» в других странах еще до того, как сама приступит к пост-индустриальному переходу. Это позволит укрепить позиции креативного сектора и улучшить внешние условия преобразований.
Вовлечение жителей России в глобальные сети и сообщества позволяет им активно участвовать в событиях в центре глобальной цивилизации, не выезжая из России. Таким образом можно не только приобретать опыт, но, при условии наличия собственной альтернативной идеологической модели, оказывать влияние на исход противоборства в пользу «периферии» и в ущерб глобальной олигархии, способствуя демократическому изменению соотношения сил в глобальной пост-индустриальной системе XXI века.