Глава IV. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЛЕННОЙ СИСТЕМЫ.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IV. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЛЕННОЙ СИСТЕМЫ.

 Франкское государство отличалось от всех остальных германских государств прежде всего бесконечно большей мощью королевской власти. Хлодвиг, его сыновья и внуки были самыми необузданными деспотами. И хотя германская любовь к свободе и мужская гордость восстали против этого деспотизма, все же это движение было направлено не против королевской власти как таковой и стремилось не к низвержению династии, а лишь к тому, чтобы конституционно ограничить монархическую власть. Та большая борьба, которая связана с именами королев Брунгильды и Фредегунды, является в действительности борьбой между королевской властью и знатью, причем разрешается лишь благодаря расколу внутри династии. В Испании аристократы и церковь поставили королевскую власть в такую от себя зависимость, что они сами возводили королей на престол, в результате чего принцип наследственности исчезает. Меровингская династия, создавшая государство и представлявшая собой некое единство в своем государстве, вообще состоявшем из совершенно различных элементов - из германских и романских областей и племен, держалась, несмотря на то, что ее иногда брали под опеку. Сила противостояла силе, и это внутреннее напряжение способствовало дальнейшему развитию военной организации.

 Во франкском государстве первоначально не существовало признанного дворянства. Когда Хлодвиг поставил своих графов над покоренными областями (вероятно, в большинстве случаев из среды своих дружинников, которые ему служили, будучи обязаны долгом личной верности, - из своих антрустионов ), то это были его чиновники, командовавшие по приказу короля теми Leudes (люди), которые были им даны в их распоряжение. Но через сто лет после Хлодвига уже существуют такие франкские аристократы, которым Лотарь II в Парижском эдикте 614 г. - первом документе, который можно назвать "великой хартией" (magna charta), дает наряду с другими то обещание, что графы будут назначаться лишь из крупных землевладельцев округа55. Этот эдикт был наградой за участие в династической семейной войне, за решение спора и вынесение приговора, предписывавшего сыну Фредегунды казнить престарелую королеву Брунгильду, привязав ее к диким лошадям, которые должны были волочить по земле ее тело до тех пор, пока она не умрет. У вестготов королей убивали или смещали и выбирали на их место других, у франков же ограничивали их правительственную власть.

 Итак, во франкском государстве образовалось сословие крупных землевладельцев, которое своим участием решало исход гражданских войн и хотело вместе с королем разделить его общественную власть. Источники не дают нам прямых указаний на то, каким образом возникло это сословие, но мы можем предположить, что его происхождение объясняется приблизительно следующим образом. В романских областях это сословие является продолжением римского сословия сенаторов, которое германизировалось, - отчасти благодаря родственным связям с германцами, которые затем становились наследниками, так как знатные римляне часто вступали в ряды духовенства, отчасти же благодаря конфискации и передаче права владения германцам. Наряду с этим король давал своим верным слугам, т.е. своим графам, большие земельные пожалования из общественного земельного фонда, а графы пользовались своей властью для того, чтобы увеличивать свои владения. В прежнем бургундском королевстве и в прежней вестготской области крупное германское землевладение проявилось уже после раздела земель между римлянами и германцами. В германских областях в эту более позднюю эпоху, когда свободные франки еще не опустились до уровня зависимых людей, крупное земельное владение объясняется, очевидно, главным образом наличием римских колонов, которые остались сидеть на земле между германцами и их литами. Затем к этому прибавились еще королевские пожалования, которые, однако, здесь, - при отсутствии таких людей, которых можно было дарить вместе с землей, - не могли иметь большого значения.

 Но если это крупноземлевладельческое сословие было настолько мощным, что могло решать участь гражданских войн, разгоравшихся между соперничавшими королями, и смогло насильственно вырвать у короля Парижский эдикт, то это сословие должно было иметь в своем распоряжении военных людей. Не подлежит сомнению, что эти крупные землевладельцы уже фактически владели ими в тот момент, когда на законном основании захватили в свои руки графские должности; ведь их владения выросли главным образом из-за графской власти.

 Другими словами, это означает, что те графы, которых Хлодвиг поставил в качестве своих чиновников и которым он предоставил в распоряжение своих воинов, для того чтобы они ими командовали, превратились в крупных землевладельцев, имевших своих собственных воинов. Первоначально королевские воины - или большая часть этих первоначально королевских воинов - превратились в воинов частных лиц.

 Благодаря тому, что в одном парижском палимпсесте сохранилась часть свода закона короля Эвриха, мы имеем прямое указание на то, что у вестготов уже в V столетии существовали буккеларии, т.е. частные солдаты. Выше мы уже видели, что в более позднее время организация военного дела в этом государстве на практике превратилась в неорганизованную поставку крупными землевладельцами вооруженных рабов. Относительно франков сохранились прямые и совершенно несомненные свидетельства источников лишь из эпохи, последовавшей за временем издания Парижского эдикта, т.е. приблизительно из середины VII в. Но уже сам Парижский эдикт является достаточным указанием на то, что эти порядки существовали и раньше во франкском государстве и при том даже в очень широком масштабе. Судя по достижениям и по успехам, мы должны предположить, что они существовали здесь в значительно более широком объеме и проводились в жизнь более энергично, чем у вестготов.

 П. Рот, имеющий крупные заслуги благодаря своим трудам, пролившим свет на эти темные эпохи и отношения, предположил56, что те спутники, которые под именем "мальчиков" (pueri) очень часто появляются в окружении меровингского аристократа, были несвободными. Действительно, в некоторых случаях они выполняют такие дела, которые заставляют считать их простыми слугами, а потому, вероятно, несвободными. Но это, конечно, еще не указывает на то, что это слово означает исключительно несвободных. Рот впал здесь в заблуждение вследствие слишком узкой постановки вопроса, а именно он спрашивает: несвободный или дружинник? Но ведь дружинник является для него знатным человеком; между дружинником и несвободным, как мы уже обнаружили, стоит простой солдат, буккеларии вестготов, который хотя и находится в зависимости, но все же свободен.

 Я думаю, что не будет слишком смелым предположить, что pueri, которых мы находим в книгах Григория Турского и вообще в эпоху Меровингов, являются здесь тем же самым, чем были "лаШ Ss^" (дети) у Агация, а именно немецкие "Degen" (дети, ребята). Они стояли в социальном отношении столь низко, что даже настоящие несвободные могли обозначаться тем же словом, но в государственно-правовом отношении они принадлежали к числу свободных и лишь добровольно принимали на себя обязательства к своему господину и ему подчинялись. Точно так же на тысячу лет позднее слово "Knecht" обозначало и крепостного холопа, и солдата, который в качестве свободного наемника мог поступать на службу туда, куда он хотел.

 Если наши источники и не дают нам совершенно положительных и неоспоримых указаний на то, имели ли франкские аристократы VI столетия вокруг себя "свободных детей" (freie Degen), то ведь не доказано и обратное. А ведь природа вещей требует того, чтобы такие люди, как франкские графы, которые окружали себя боеспособной свитой и вполне естественно находили себе для этой цели кандидатов среди своих соплеменников, не пользовались для этого одними лишь рабами. То обстоятельство, что мы в области государственно-правовых отношений не находим никаких ссылок на указанный факт, объясняется просто тем, что это были чисто частные отношения, которые не причиняли никакого ущерба самодержавному праву короля и обязанностям подданного.

 Помимо "мальчиков" (pueri), в окружении франкского аристократа мы находим еще "друзей", "равных", "спутников" (amici, pares, gasindi, satellites). Все эти неясные и очень спорные термины не дают нам возможности установить, что именно под ними скрывается. Хотя несомненно, что отчасти мы здесь имеем дело со свободными, но все же возможно, что, как это думает Рот (стр. 157), под этими терминами следует понимать отношения защиты по типу клиентелы. Теперь, после того как мы уже установили, что военные люди должны были находиться в свите франкского аристократа, нельзя не прийти к тому выводу, что эти названия (хотя и не исключительно, так как это техническое выражение, но лишь отчасти) обозначают военную дружину - людей, стоящих на более высоком общественном уровне, чем "дети" (pueri)57.

 Когда германские короли, будь то Хлодвиг или Теодорих, ставили графов над областями своего государства, то вполне естественно, что эти графы брали с собой не только простых, несвободных слуг или грубых парней из народа, но также некоторых надежных и испытанных товарищей, обеспечивая себе их верность личной клятвой, как это было в обычае у народа.

 Не может подлежать никакому сомнению, что, согласно германскому правовому воззрению, свободный человек мог брать на себя обязательство верности по отношению к другому человеку, становясь тем самым его дружинником. Конечно, древним германцам были чужды такие государственно-правовые представления, которые заключались в том, что лишь князь имеет право держать дружину. Действительно, на практике только очень высоко стоящий и очень состоятельный человек мог иметь дружинников, которые являлись его сотрапезниками и которых он должен был кормить. А теперь такое положение занимали очень многие крупные владельцы и графы. Поэтому этих "amici", "pares", "gasindi", которые упоминаются в источниках, мы можем с полным правом назвать дружинниками графов или иных знатных людей. Хотя это первоначально и не было отношением, закрепленным публичным правом, но все же оно было проникнуто тем самым духом, что и древняя дружинная система. Но те отряды, о которых теперь идет речь, слишком велики, чтобы вместиться в понятие древней дружины. Мы не знаем, применялись ли также и в этом отношении сохранившиеся обязательства верности дружинников, а если это было так, то с таким расширением были связаны и некоторые изменения, так что вопрос о том, идет ли здесь речь о дружине, сам собою снимается. Достаточно того, что были воины, которые брали на себя обязательства верности по отношению к человеку, не бывшему королем, и что это более или менее происходило в формах древней дружины.

 Существование подобных воинов засвидетельствовано в источниках, начиная с середины VII столетия. Но сама природа вещей и Парижский эдикт властно указывают на то, что, как мы уже видели, они существовали в таком виде гораздо раньше.

 Слово "вассал" получило у нас права гражданства в качестве технического термина, обозначающего воина, который вступает в ряды войска не в силу призыва, исходящего от государственной власти, а вследствие особого обязательства. Это слово кельтского происхождения и означает "человек", "муж" а, следовательно, передает то понятие, которое в латинских источниках выражается словом "homo" (человек), а в германских - словом "Leudes" (люди). И лишь случайно это слово, имеющее кельтский корень, получило такое специфическое значение.

 В наших древнейших источниках слово "vassus" (вассал) еще не имеет того значения, которое мы вкладываем в это слово теперь, но обозначает несвободного слугу. Свой позднейший смысл, который сохранился вплоть до настоящего времени, слово "вассал" получило благодаря некоторому странствию, как это, впрочем, можно заметить и в некоторых других случаях. У баварцев это слово было иностранным и не имело того особого оттенка, который указывал бы на то, что оно обозначает, собственно говоря, несвободного человека. Оно укрепилось также и по отношению к знатным лицам, а затем в этом новом значении оно опять перешло через Рейн при Карле Великом58.

 В интересах более краткой и не дающей повода к недоразумениям терминологии мы будем в дальнейшем называть то военное сословие" которое непосредственно призывалось меровингскими королями, словом "Leudes", а то, которое призывалось крупными землевладельцами и которое древнейшие вестготы называли буккелариями, словом "вассалы". Такое резкое разграничение этих двух выражений не засвидетельствовано источниками. Лишь со второй половины VIII столетия, при Карле Великом и Людовике Благочестивом, постепенно укрепляется обозначение "вассал" в привычном для нас смысле свободного человека, подчиненного другому человеку. А выражение "Leudes" (люди) употребляется59 в источниках обозначения воинов не только короля, но и знатных людей и отмирает лишь в VIII столетии. Между ними стоит еще целый ряд таких терминов, как "amici", "gasindi", "ingenui in obsequio", "pueri" "satellites" etc. (друзья, челядь, свободнорожденные дружинники, мальчики, спутники и т. д.). Таким образом, это противопоставление следует понимать как некоторое упрощение, причем термин "вассалитет" я отношу к более раннему времени, а понятие "Leudes" (люди) ограничиваю.

 Господин вассала носит название "senior" (старый), откуда и произошло французское слово "seigneur". Источники не дают нам прямых указаний на то, когда именно призывы вассалов начали принимать более широкое распространение. Конечно, сперва они были очень незначительными, но уже Парижский эдикт не оставляет никаких сомнений в том, что во время гражданских войн, окончившихся казнью королевы Брунгильды (613 г.), решающим моментом явились не призывные контингенты древних Leudes (людей), но именно вассалы. Каким образом это произошло?

 Тактика этого времени нам показала, что эта эпоха требовала и вызвала к жизни высококачественных воинов. Это был единственный тип воина, который был способен к дальнейшему существованию и к дальнейшей жизни в условиях германо-романского государства.

 Чрезвычайно важно уяснить себе это обстоятельство. Как ни сильна была меровингская королевская власть, она все же была неспособна вернуться к военной системе римских императоров первых двух столетий. Новые неграмотные владыки государства не были в состоянии организовать бюрократическое управление с соответствующей денежной отчетностью. Сами франки не подчинились бы дисциплине, да и вообще на почве натурального хозяйства не могло существовать дисциплинированного войска, которому выплачивалось бы жалованье из налоговых поступлений. Народное ополчение, созванное при помощи призыва, в военном отношении не представляет собой ценности. На этой почве военная организация может существовать лишь в форме особого военного сословия, и эта организация в развитом государстве не может быть бюрократической, но должна стать феодальной.

 Господин, ведущий на войну в собственных интересах своих людей, вооруженных его оружием, сидящих на его лошадях и снаряженных на его средства, будет иметь совершенно иных воинов, чем граф, который, будучи послан от королевского двора в округ, чтобы управлять им в течение более или менее продолжительного времени, снаряжает людей на общественные средства. Второй не сможет сделать того, что сделает первый, даже в том случае, если он будет одушевлен самыми лучшими стремлениями. Если же он не проявит такого рода стремлений и полного самопожертвования, но будет при этом так или иначе соблюдать свои собственные интересы, если он не будет с максимальной внимательностью выбирать и формировать своих воинов и держать в порядке коней и оружие; если он не будет заботиться о войске, не жалея никаких расходов, но будет тщательно экономить, то его ополчение заслужит вскоре одни лишь насмешки. Никакой контроль не может заставить его лучше выполнять свои обязанности, ибо как натуральное хозяйство, так и военные качества можно контролировать сверху лишь самым поверхностным образом, если только они вообще поддаются контролю. При помощи инспекций можно признать удовлетворительным состояние обученного строю войска или налоговой кассы, но лишь только войско выступает в поход, как все дальнейшее уже переходит в руки войскового управления и руководства. Только во время похода можно было видеть, на что было способно при потомках Хлодвига франкское войско, в котором все зависело от личной храбрости отдельного воина и принесенного им с собой оружия. Византийская империя по технике управления и организации стояла, конечно, гораздо выше меровингского королевства, и все же Византия, как мы видели, прибегла к вспомогательному средству, которое заключалось в поставке войск при помощи кондотьеров. Крупный франкский землевладелец, идущий в поход вместе со своими вассалами, является чем-то вроде такого кондотьера, - так сказать, постоянным кондотьером. Он содержит воинов и организует военное дело не только во время войны, но и в мирное время.

 До сих пор все это развивалось совершенно так же, как мы это видели в вестготском государстве. Но в этом государстве мы не обнаружили того факта, что из буккелариев развился, наконец, новый вид пригодной военной организации. Это произошло лишь в государстве франков благодаря присоединению нового элемента, который закрепил за вассалами их военный характер и принудил их сохранить свои профессиональные свойства.

 Этим новым средством явилась ленная система.

 Мы видели, что уже при расселении бургундов то крупное владение, которое жаловалось королем, хотя и давалось в наследственную собственность, но все же с некоторыми оговорками и ограничениями. Какие бы правовые установления ни послужили в данном случае прообразами и исходными точками, достаточно того, что у франков развился порядок передачи поместий воинам за военную службу не в качестве наследственной собственности, но с той оговоркой, что поместье возвращается как в случае смерти пожаловавшего, так и в случае смерти пожалованного. Наследник в случае смерти пожаловавшего мог снова пожаловать это же имение его прежнему владельцу, если последний брал на себя обязательство верности и военной службы. Господин в случае смерти пожалованного мог передать поместье семье умершего, если в ее составе имелся налицо человек, который хотел бы и был бы в состоянии дать клятву верности и в случае необходимости идти на войну. Если же этих предпосылок не было налицо, то владелец поместья брал назад свою собственность. Следовательно, передача лена была средством, при помощи которого господин снабжал своих вассалов, не выпуская в то же время из своих рук своей собственности, что давало ему, однако, возможность иметь в своем распоряжении воинов не только в течение одного поколения, но длительно оседлых и все же от него зависящих.

 Вассалитет и ленная система являются двумя государственно-правовыми установлениями, которые могут сами по себе и не совпадать. Человек может поступить в качестве вассала на службу к сеньору, не получив от него лена, и в то же время можно было получить лен, не будучи вассалом. Всемирно-историческое значение имеет лишь соединение этих двух понятий, которые вместе образуют феодальную систему.

 Можно предположить, что в ту эпоху, когда в течение длительного времени существовали напряженные отношения как между отдельными меровингскими королями, так и между королями и магнатами, во франкском государстве непрерывно ощущалась очень сильная потребность в военной силе. И когда первоначальный состав воинов времени основания государства превратился в крестьян, то это дало толчок к тому, чтобы сохранить или заново создать военное сословие в лице вассалов и подвести под вассалитет широкую длительную основу посредством земельных пожалований до смерти сеньора или ленника.

 Вассалитет в соединении с ленной системой не только был формой, дававшей возможность землевладельцу держать военных слуг, но именно такой формой, которая была чрезвычайно удобна, чтобы создавать различным образом более крупные организации. Очень большие семьи, как, например, семья Пипинидов или Арнульфингов, или же объединение этих семей, совершившееся благодаря браку Анзегизеля с Беггой, были не в состоянии сами непосредственно управлять своими владениями, выходившими за пределы многих округов, а мы уже видели, как важен был глаз господина при системе вассалитетной военной организации. Для того чтобы выйти из этого затруднения, стали пользоваться представившеюся возможностью передавать в качестве лена крупные части больших владений с тем, чтобы путем дробления такого крупного лена на вторичные, зависящие от него лены, поставлялось большее число воинов.

 Но крупные землевладельцы, кроме того, чувствовали также потребность тесно сплотиться вместе, чтобы успешно окончить борьбу с королевской властью за форму государственного строя. Самой прочной и самой надежной формой такого объединения крупной аристократии была та клятва верности, которую вассалы давали своему предводителю. В этом отношении даже шли дальше: владельцы дарили свое поместье господину, чтобы получить его обратно в качестве лена. Правда, при этом исчезала одна существенная отличительная черта лена, так как в таком случае владельцы удерживали за собой право наследственной передачи лена, однако, все же оставалась возможность отнятия лена при нарушении верности. Таким образом, этот правовой акт заключал в себе передачу залога для сохранения вассальной верности. В таких случаях сеньор часто добавлял к этому лен из своего собственного владения.

 Крупнейшим землевладельцем в Средние века была церковь, а так как теперь военная сила стала находиться в зависимости от землевладения, то церковь - в интересах своего могущества, своей безопасности и, наконец, в общих интересах - не могла удержаться от выделения ленов, для того чтобы держать на них своих вассалов. Уже в VI в. появляются два епископа, два брата - Салоний и Сагиттарий, которые отправляются в поход и лично участвуют в сражениях. Это очень огорчает благочестивого Григория Турского (IV, 42; V, 21). В VII в. епископы уже имеют собственные военные отряды, которые они отправляют на войну. В начале VIII в. мы находим епископов в качестве личных предводителей, что вскоре затем закрепляется публичным правом. Наглядную картину военного похода сеньора со своими вассалами рисует нам письменное извещение о военном призыве Карла Великого, случайно сохранившееся до наших дней. Хотя это послание и относится к значительно более позднему времени, чем то, которое мы здесь изучаем, - именно к 804 - 811 гг., - но такие послания и предписания, без сомнения, писались и имели силу в течение всего предшествовавшего времени. Поэтому, изучая в данном случае сущность ленного призыва, мы можем привести здесь это послание. Оно адресовано некоему аббату Фульраду, - вероятно, из Сен-Кантэн в Северной Франции60. Аббату сообщается, что государственное собрание будет в этом году иметь место в Штасфурте на Боде, в Восточной

Саксонии. Туда 16 июня должен прибыть аббат со всеми своими хорошо вооруженными и снаряженными людьми (hominibus) и быть готовым отправиться в поход туда, куда будет решено. Каждый всадник должен иметь при себе щит, копье, меч, кинжал, лук и колчан со стрелами. На повозках должны находиться топоры, секиры, буравы, кирки, мотыги, лопаты, - одним словом, все те инструменты, которые необходимы во время войны. Взятого с собой продовольствия должно от Штасфурта хватить еще на три месяца, а оружия и одежды - на полгода. Отряды должны мирно проходить через страну и ничего не брать, кроме зеленого фуража, дров и воды. Господа должны находиться при повозках и всадниках, для того чтобы не произошло какой-нибудь несправедливости.

 Мы должны несколько остановиться на предписании, гласящем, что аббат должен иметь с собой продовольствие на три месяца. Так как он должен был прибыть в Штасфурт с запасом продуктов на три месяца и так как ему до Штасфурта надо было сделать сто миль пути, то он должен был выступить в поход с запасом продовольствия, рассчитанным более чем на четыре месяца. В одном капитулярии 811 г. устанавливается, что те, которые приходят с той стороны Луары, могут считать свой трехмесячный запас, начиная от Рейна, а те, которые приходят с этой стороны Рейна, - начиная от Эльбы. Если отправляются в поход в Испанию, то зарейнские жители могут считать от Луары, а живущие по ту сторону Луары - от Пиренеев. Таким образом, при выступлении в поход нужно в большинстве случаев брать запас продуктов на четыре месяца. Из источников не видно, каким образом рассчитывались продукты на обратный путь. Если во время самой войны не было взято большой добычи, то поход не должен был длиться более двух месяцев, для того чтобы трехмесячного запаса хватило на обратный путь для тех отрядов, которые пришли из более отдаленных мест.

 Современная продовольственная дача мужчины составляет в сутки (за исключением картофеля и риса):

 1S фунта хлеба 750 г

 копченого мяса 250 г

 стручковых овощей или муки 250 г

 соли 25 г

 кофе 25 г

 Итого 1 300 г

 Если мы выкинем кофе и примем во внимание, что зерно весит на 1 менее соответствующего количества хлеба, то такая дневная порция весит приблизительно 1 100 г. Свежего мяса дается наполовину больше, чем копченого, т.е. 375 г. Римский солдат получал на 16 дней приблизительно 15 кг пшеницы. Франки могли еще брать с собой сушеные фрукты, лук, репу и т.п.,61, но их снабжение отличалось от римского главным образом тем, что они привыкли к гораздо более значительному мясному питанию и брали вместе с собой в поход порционный скот. Если мы предположим, что вес римской суточной дачи продовольствия равнялся 2 S фунта, так как к 2 фунтам зерна и соли должно было добавляться и еще кое-что, то германская норма, кроме свежего мяса, должна была весить не более 1 S фунта, что дает на четыре месяца приблизительно на круг 180 фунтов. Если мы к этому добавим тот багаж и те инструменты, которые, помимо того, каждый человек имеет на телеге, и если положим на каждое упряжное животное, коня и быка, по 4 ц чистого веса62, то в таком случае (так как следует считать также и прокорм возницы) одной такой повозки едва хватит на трех человек. Если аббат Фульрад вел с собой 100 воинов, то ему нужно было иметь для них около 15 четверочных или более 30 парных повозок. Эти вассалы, конечно, ничего не несли на своей спине. Скорее мы можем предположить, что они часто везли вместе с собой в поход женщину или мальчика, не только для своего удовольствия, но также и для того, чтобы иметь уход в случае болезни или ранения. Сам аббат был знатным человеком, который имел большие претензии, и в его свите многие также имели при себе как собственных конюхов, так и личных слуг, так что весь отряд насчитывал при 100 воинах, конечно, двойное количество людей. Но так как германская жажда требовала еще соответствующего количества бочек, то весь отряд не мог обойтись меньше чем 40-50 тяжело нагруженными повозками, запряженными парами или четверками. Хотя повозки постепенно пустели, однако, очень немногие из них с пути отправлялись домой, так как во время долгого пути и военного похода, когда большие массы людей сталкивались одна с другой и ежедневно спорили из-за фуража и воды, происходила такая большая убыль в животных и в повозках, не говоря уже о собственно военных потерях, что необходимо было иметь постоянный фонд для замены. Так как мясной скот во время похода не мог быть особенно откормленным, то на 200 человек мы должны считать в неделю 3 головы, следовательно, на четыре месяца гурт в 50 голов.

Теперь следует ответить на вопрос, можно ли понизить это количество продовольствия за счет возможного пополнения продовольственных запасов во время пути? Благодаря рейнскому водному пути и его притокам, было бы, например, нетрудно во всех тех главных местах, где совершались переправы, - как-то: в Страсбурге, Майнце, Кельне и Дуисбурге, - соорудить склады для всех прибывавших с запада отрядов. Но об этом мы никогда не слышали, так как это было бы делом центрального правительства, а ведь каждый отдельный отряд должен был сам заботиться о своем снабжении. Если бы аббат Фульрад захотел пополнить свои запасы на каком-нибудь складочном пункте, то он должен был бы за это платить наличными и, следовательно, должен был бы взимать со своих крестьян очень большие денежные подати. Но крестьяне не могли бы их уплачивать, а потому не оставалось ничего другого, как брать вместе с собой даже на большие расстояния собственные запасы на собственных телегах63.

 Следует отметить, что при наших расчетах мы совершенно не принимали во внимание фуража для лошадей. Фуражная дача для лошадей по современным нормам составляет от 5 до 5,65 кг овса, 1,50 кг сена и 1,75 кг соломы64; следовательно, одна лошадь, считая лишь овес, поедает в 6 недель больше того, сколько она может свезти65. Таким образом, при более или менее далеком походе совершенно нельзя было брать с собой фураж для верховых лошадей и особенно для упряжного скота. А так как в пути едва ли что-нибудь можно было купить и ничего нельзя было взять с собой, то весь скот оставался исключительно на зеленом корму и, в соответствии с этим, обладал лишь очень незначительной грузоподъемностью и скоростью движения.

 Если на отряд сеньора, состоявший из 100 воинов, приходилось около 50 телег и повозок, то количество необходимых для этого отряда животных, считая здесь также и всех верховых лошадей, должно было быть гораздо больше количества людей и значительно более чем в два раза превышать число воинов. Этот расчет останется правильным даже в том случае, если мы примем, что мясным скотом были отчасти те быки, которые сперва тащили телеги, а затем, когда телеги пустели и ломались, уже становились излишними.

 Военный поход на далекое расстояние был в эпоху натурального хозяйства большим делом и большой тяготой. Даже если Сен-кантэнский монастырь был очень богатым, то аббат Фульрад для похода в Саксонию выставил, наверное, гораздо меньше, чем 100 воинов.

 Теперь я попрошу читателя бросить последний благосклонный прощальный взгляд на ту ученую теорию, которая заставляет франкского графа выступать в поход то на этой, то на другой границе во главе всех крестьян своего округа или даже всех боеспособных мужчин, от тюрингов и вплоть до гасконцев, снаряженных на собственный счет и с собственным вооружением.

 Франкское государство состояло из германских и романских областей. Когда Хлодвиг сковал эти различные страны в одно государство, то нельзя было себе представить двух более различных социальных структур. Здесь были роды, состоявшие из равных и свободных воинов со слабым крестьянским оттенком, там же было небольшое количество крупных землевладельцев, большое количество крепостных крестьян и горожане. И разве не удивительно, что в течение нескольких поколений и тут и там общественные надстройки стали совершенно одинаковыми? Наука должна была бы, собственно говоря, уже давно поставить вопрос о том, почему между романскими и германскими франками не заметно более или менее крупных различий? Но уже ставя здесь этот вопрос, мы тем самым даем на него ответ. В гражданских войнах Австразия оказывается самой сильной. Это можно было бы объяснить ее преобладающе германским характером, но если бы это обстоятельство исчерпывало ответ, то перевес Австразии должен был бы быть еще гораздо более значительным. В таком случае следовало бы, собственно говоря, спросить, каким образом Нейстрия, Аквитания или Бургундия могли вообще бороться с Австразией? Но они так много и так долго боролись друг с другом, что, очевидно, между ними должна была быть лишь очень небольшая разница в силе. Причиной этого является то, что даже те франки, которые остались жить на своих прежних местах, как только были включены в состав большого государства, очень скоро начали терять свой военный характер и становиться крестьянами. Новая организация военного дела, безусловно, не вязалась со всеобщим выступлением воинов, но требовала выбора и разделения. Если над уже давно невоинственными кельтско-романскими крестьянами и горожанами возвысилось военное сословие, которое существенным образом пополнялось переселившимися франками, то точно таким же образом дифференцировались древнефранкские области. Короли и графы больше не допускали древних массовых грабительских походов. Они призывали на войну из каждой сотни лишь стольких людей, сколько можно было регулярно снабжать, а это количество было очень небольшим. Германцы довольно долго противились этому, но в конце концов они были подавлены и попали в зависимость от своих прежних товарищей, которые оставались воинами, причем эта зависимость была, может быть, еще более тяжелой, чем зависимость романских колонов.

 Франкское государство было основано в форме бюрократического чиновничьего государства со всеобщей воинской повинностью, которая на практике ограничивалась одним сословием воинов. Это военное сословие могло развиваться дальше лишь в качестве сословия вассалов класса крупных землевладельцев. Этот класс, прикрепивший к себе воинов благодаря ленной системе, завладевает военной силой и захватывает таким путем административные должности и графскую власть, а вскоре затем и центральное управление, должность палатных мэров (майордомов), которую, говоря современным языком, можно было бы называть министерской. Меровингское королевство продолжает существовать, но уже под опекой вождей новой аристократии. Эти руководящие семьи, появляющиеся и поднимающиеся в отдельных государствах - в Австразии, в Нейстрии, в Бургундии - в течение некоторого времени борются между собой, пока одна из них не подавляет одну часть и не соединяется при помощи брачных уз с другой частью, снова создав, таким образом, для центрального массива государства единую власть, хотя пограничные страны - Бавария и Аквитания - все еще удерживают свою самостоятельность.

 Феодализация военного дела в государстве франков произошла путем очень медленного и постепенного развития, так что ее очень трудно подразделить на периоды. Уже очень рано, вскоре после основания государства, мы видим одновременное существование принципа всеобщей воинской повинности и практики призыва буккелариев или вассалов. Но, несмотря на то, что эта практика сохраняет свое преобладающее положение, прочно и надолго укрепляется при помощи ленной системы и, наконец, фиксируется в государственно-правовом отношении, все же это ни в какой мере не отменяет принципа, т.е. королевского права всеобщего призыва. В течение долгого времени оба эти факта будут существовать один наряду с другим, и еще в следующем томе нам придется говорить об этом противоречии.

 Новое сословие вассалов является измененной формой древнего военного сословия Leudes (людей), с тем, однако, различием, что Leudes были военным сословием, которое призывалось непосредственно королем, а вассалы были подчиненными и верными людьми своих сеньоров - землевладельцев. И как Leudes (люди) были франкским народом, превратившимся в военное сословие, в которое, однако, не был закрыт доступ романским элементам, так и в дальнейшем вассалы были таким сословием, в котором главным образом, но не исключительно, текла германская кровь.

 Франки, расселившиеся среди романцев, без сомнения очень скоро научились латинскому языку, - не литературной латыни, но народной, из которой затем возник французский язык, - однако, при этом они очень долго сохраняли свой германский язык. Еще в 698 г. на похоронах святого Ансберта в Руане, как это отмечают источники, оплакивавшие выражали свое горе на различных, прерывавших друг друга языках66. Первым надежным свидетельством того, что западные франки уже не понимали германского языка, является та клятва, которую Людвиг Германский дал в 842 г. своему брату Карлу в Страсбурге и которую он произнес на романском языке, дабы воины его брата могли понять его. Первым вестфранкским королем, который не понимал германского языка, был Гуго Капет67.

 В Италии, где господствовали сходные условия, на юге лангобардский язык был вытеснен итальянским лишь во второй половине X в., а на севере еще не исчез даже около 1 000 г.68 Таким образом, германские культурные элементы продержались среди романских от 300 до 400 лет. Это оказалось возможным благодаря тому, что воины образовали сословие, которое держалось сплоченно, и потому брали себе жен главным образом из собственной среды. Романцы, вступавшие в это сословие, германизовались. Мы видим, как во Франции знатные романцы не только часто принимали германские имена, но перенимали также и германские обычаи, одежду, обычай постоянно носить при себе оружие, военные распри, кровавую месть, питье пива69. Двор и аристократия сохраняли свой германский характер и лишь очень слабо приобщались к литературно-римской образованности. Умевшие читать находились на службе у церкви, но не у государства.

 Насколько иным был теперь мир и как он отличался от того, который был 300-400 лет тому назад, когда все гражданство одного и единого культурного мира жило мирно и спокойно, платило налоги, что давало возможность содержать навербованную армию, которая, будучи организована в крепко дисциплинированные легионы и расположена на границах, защищала и охраняла со всех сторон государство от варваров! Римская культура не могла сама по себе создать военного сословия Leudes и вассалов. Такого военного духа уже не было более в городском обществе и в цивилизованном мире. Только применение дисциплины давало возможность организовать и выставить римское войско. Германские природные воины, наслоившиеся на умиравшую римскую культуру, создали свое собственное и самодовлеющее военное сословие, которое продолжало существовать благодаря своему собственному духу.

 Прокопий пишет (IV, 30), что перед сражением при Тагинэ римский полководец обратился с такого рода речью к своим войскам:

 "Вы идете в бой как защитники хорошо упорядоченного государства, а ваши враги являются разрушителями, которые даже не имеют никакой надежды на то, что им удастся увидеть, как их дело будет жить в их потомках. Наоборот, они влачат свою жизнь и строят свои планы лишь со дня на день". 

 Эти слова в высшей степени знаменательны! Хотя сама речь, конечно, вымышлена но все же подобная мысль уже не была совершенно непонятна даже для лангобардов, герулов и гепидов, находившихся в войске Нарсеса. Они испытывали удовольствие, попирая своими ногами культуру и в то же время ею обогащаясь, но вместе с тем в них еще слишком сильно было чувство их собственного варварства, для того чтобы они могли насаждать новую культурную форму. А какая судьба постигла создания Гейзериха и Теодориха?

 Но и Римская империя со своими варварскими солдатами не смогла удержаться. В конце концов, попадая из одного кризиса в другой, из смешения римских и германских элементов создался новый своеобразный государственный строй. Древний мир продолжал жить в церкви, а государство сохраняло свою способность к дальнейшей жизни и к развитию в форме феодального строя, который главным образом вырос из германских корней.

 В это время арабы, опрокинув вестготское государство, перешли через Пиренеи, стремясь покорить себе также и франков.

 В то же время ислам теснил Константинополь, который он только что подверг тяжелой осаде, Италия находилась под сильной угрозой, и всадники пророка уже появились на Луаре, а по ту сторону Рейна вновь восстанавливалось язычество. Христианство и римско-германский мир удерживались, можно сказать, лишь на одном узком краю. Во всей всемирной истории не было такого сражения, которое было бы важнее сражения при Туре, когда Карл Мартелл остановил и отбросил назад арабов. Мы ничего не знаем о ходе этого сражения, но можем с уверенностью высказать, что будущность германо-романского и христианского мира спасли каролингские вассалы - то военное сословие, которое сформировалось в государстве франков и которое было заброшено в государство вестготов.

ЕПИСКОП ПРЕТЕКСТАТ

 Григорий (V, 19) рассказывает, что король Хильперих обвинил руанского епископа Претекстата в том, что он сделал подарки людям и побудил их этим к тому, чтобы они поклялись в верности Меровею, который восстал против своего отца. Епископ оправдывался тем, что он лишь отдаривался подарками на подарки и не намеревался лишить короля его короны. Отсюда Рот ("Benef. Wesen", S. 152) сделал вывод, что в то время считалось несовместимым с общественным строем обещать верность кому-либо иному, кроме короля. Из этого небольшого рассказа я скорее сделал бы обратный вывод. Если бы, по тогдашним воззрениям, считалось преступлением обещать верность кому-либо иному, помимо короля, то епископ должен был бы прежде ответить на это обвинение. Но этого вопроса он даже не касается: это для него является обстоятельством, которое само по себе не имеет никакого значения. Его ответ гласил скорее: "Но причиной этого не было стремление изгнать короля из королевства".

МАЙСКОЕ ПОЛЕ

 Приблизительно в 755 г. регулярное собрание франкских государственных и военных чинов, которое первоначально происходило в марте, было перенесено на май. Это обстоятельство считали указанием на то, что лишь в это время сплочение франков превратилось из пехотного войска в конное, полагая, что эта отсрочка была произведена по соображениям, связанным со снабжением конницы фуражом. После всего того, что мы уже сказали относительно похода аббата Фульрада, такого рода связь должна показаться невероятной. Даже войско, состоявшее из одной лишь пехоты, должно было иметь такое количество упряжных животных, что фуражный вопрос должен был всегда иметь очень большое значение. Впрочем, франки были отчасти всадниками, и, следовательно, некоторое увеличение числа лошадей не могло внести существенной перемены.

 Но, пожалуй, можно сделать еще один шаг дальше и указать на то, что это собрание не могло носить характер военного смотра. На самом же деле это было чем-то вроде рейхстага, на который собирались магнаты - хотя и со своей военной дружиной, но далеко не со всеми военными силами. Ведь сбор всего войска или даже хотя бы значительной его части в одном месте, которое не расположено так, что из него непосредственно можно было бы начать военные действия, явилось бы чрезвычайно несообразным как с хозяйственной, так и с военной точек зрения. Материал по этому вопросу см. у Бруннера ("D. Rechtsgeschichte", II. 127 ff).

ВАССАЛИТЕТ У ВЕСТГОТОВ

 В своем изложении я резко подчеркнул различия между вестготским государством, в котором сохранилась древняя форма военной организации эпохи расселения и франкским государством, где развилась новая форма ленного вассалитета. Но в то же время я с некоторой осторожностью выбирал выражения, так как, хотя эти различия и были решительными, но все же не были абсолютными. В вестготском государстве мы также находим следы, указывающие, что и здесь происходил процесс развития, похожий на тот, который имел место в государстве франков, но эти ростки в государстве вестготов не получили полного развития. Уже Дан ("^nige", VI, 141, Anm. 3) нашел поразительным то обстоятельство, что даже в древних законах говорится "о передаче себя под покровительство и вступлении в дружину". Но если мы себе уясним, что по существу буккеларий и вассал - одно и то же, то следует скорее удивляться тому, что мы не находим большего числа такого рода выражений.

 В Законах вестготов (Lex. Vis., V, 3, 4) говорится: если кто-нибудь покинет своего патрона и перейдет к. другому, то "тот, под чье покровительство он себя передаст, пусть даст ему землю; ибо тот патрон, которого он покинул, получит обратно и землю и то, что ему дал". Отсюда следует, что вестготские магнаты не только держали воинов, но и снабжали их землей.

 Слово "Leudes" (люди) в вестготской литературе встречается лишь один раз - в Законе вестготов (L. Vis., IV, 5, 5, Antique), очевидно, просто в значении "воины".

СЕКУЛЯРИЗАЦИЯ

 Я считаю возможным совершенно исключить момент секуляризации из вопроса о происхождении правового установления бенефициев. Без сомнения, она была политическим событием первостепенной важности, так как очень усилила могущество Каролингов. Но то обстоятельство, что вассалам передавались в большинстве случаев церковные земли, является чистой случайностью и не могло быть основанием для того, чтобы исключить право наследования. Это основание связано с целью самого установления, т.е. с заботой о том, чтобы эти поместья всегда выполняли свое назначение кормить военных людей и чтобы они при следующем поколении не ускользнули из рук господина.