Глава I. КАРЛ ВЕЛИКИЙ.

Глава I. КАРЛ ВЕЛИКИЙ.

 Германские полчища вторглись некогда в римские провинции, сопровождая свое нашествие чудовищными насилиями и разрушениями. Полонив всемирную империю, они как бы заключили ее в тонкую оболочку, что, в конечном итоге, привело к образованию новой римско-германской государственности.

 В королевстве франков была найдена форма длительного поддержания в военном сословии годности к боевому использованию. Этой формой был вассалитет, или ленная система, т.е. обращение воинов в вассалов посредством пожалования им земельных владений (лен). С таким войском династия Каролингов спасла государство от ислама, а затем и восстановила его трудом нескольких поколений.

 Воины были преимущественно конными и обязаны были приносить с собой продовольствие. Поэтому снаряжение даже одного такого воина являлось тяжелым бременем. В одном старинном франкском народном праве1 указана детальная расценка оружия и скота; если сопоставить эти цифры и выразить стоимость спряжения в единицах скота, то получится следующая таблица2

 Шлем 6 коров

 Латы 12 "

 Меч с ножнами 7 "

 Копье и щит 2 "

 Понож и (Beinschienen) 6 "

 Боевой конь 12 "

 Таким образом, снаряжение одного лишь бойца равнялось стоимости 45 коров или - так как 3 коровы равноценны были 1 кобылице - 15 кобылицам, стоимости крупного скота целой деревни. Сюда надо добавить еще продовольствие, повозку с упряжной лошадью или вьючное животное для перевозки этого продовольствия и конюха при животном.

 Франкский воин, отправлявшийся с берегов Луары в поход против саксов или с берегов Майна в Пиренеи, представлял собой, таким образом, нечто совершенно иное, чем древний германский воин, который считал для себя приобретение оружия не бременем, а скорее выгодой и воевал только с ближайшими соседями. Кроме того, оседлый воин, стремившийся вернуться домой, не был уже воином времен Великого переселения народов, который, не оглядываясь, шел непрерывно вперед. Каролингское воинство представляло собой организацию, являвшуюся лишь малой и даже весьма малой частью общей массы населения, так что существовать и сохраняться эта организация могла единственно в форме вассалитета и ленных владений3.

 Переход от прежней формы призыва народа королем как главой государства к призыву вассалов и их подвассалов королем как сюзереном совершался весьма медленно и, вероятно, не во всех частях государства равномерно. Зачатки вассальства заметны уже в первом столетии власти Меровингов. Однако, еще при Карле Великом - и в законах и формально - массовый призыв населения продолжает существовать. Только при внуках Карла Великого он исчез окончательно, и военная организация стала основываться исключительно на вассальстве. Лишь в ландштурме, т.е. в призыве ополчения для защиты страны при вторжении неприятеля, всеобщая воинская повинность надолго еще сохранилась.

 В романских областях королевства франков это социальное расслоение совершилось, должно быть легче и определеннее, чем в германских. Население в общей своей массе там все еще состояло, как когда-то в Римской империи, из колонов, т.е. крепостных крестьян. Городское население - plebs urbana - также считалось не вполне свободным сословием, а ремесленники и торговцы в такой же мере не были воинами, как и крестьяне4.

 Только свободные люди - liberi, ingenui, часто называемые также nobiles, - преимущественно германского происхождения, могли быть воинами. Их число было крайне ограничено5 - не больше нескольких сот человек на гау (Gau) (сельский округ) в 100 кв. миль6.

 Это были владельцы отчасти мелких, отчасти крупных поместий, проживавшие частью на собственной земле, частью на ленах, а частью и как безземельные вассалы, состоявшие на службе и жившие при дворе более крупного владельца.

 Убеждение, что свободный является в то же время воином и что воин является свободным, настолько владело умами той эпохи, что в литературе V и VI вв. миряне, которых хотели противопоставить7 духовенству, обозначались просто термином "miles" (воин).

 Если мы из записей законов позднего средневековья графства Анжу узнаем, что "franchir" означает "anoblir" (причислять к сословию благородных), а отнюдь не "affranchir" (освобождать, делать свободным), то это нам кажется окаменелостью языка, отзвуком давно прошедших времен8.

 До присоединения саксов к королевству франков чисто германских областей в него входило немного. На Рейне, а также в Швабии и Баварии, под германским владычеством сохранились довольно значительные остатки романских народов, живших здесь в тех же социальных условиях, как и по ту сторону Рейна в романских областях.

 Но также и у германцев в этих смешанных областях, - особенно же у германцев в чисто германских областях при устье Рейна, на р. Шельде, в Гессене и на Майне, - создались подобные социальные условия: значительная часть населения в большей или меньшей степени потеряла свою полную свободу и вышла из военного сословия. Прямых доказательств этого мы не имеем, а потому нам не известно, когда именно, в какой степени и за какой период совершилась эта эволюция. О самом факте можно, однако, с уверенностью сделать заключение прежде всего на основании однородного характера военной организации всей империи. Из дошедших до нас указов о призыве в войска вытекает, что ратники каждой области обязаны были принести с собой все вооружение, снаряжение и довольствие; далее из них явствует, что из каждой области призывался отнюдь не определенный контингент, сообразно численности населения и экономическому состоянию, а наоборот - либо все военнообязанные, либо определенная часть их. Из этого видно, что существовало предположение о равномерном по всей стране распределении военнообязанных свободных людей, иначе совершались бы чудовищные несправедливости: какой-либо сельский округ, - например в Гессене, - должен был бы вооружить и отправить в поход всех своих взрослых мужчин, в то время как сельский округ в Средней Галлии, где кроме колонов и горожан было только небольшое число вполне свободных, обязан был бы послать только этих последних. Так как в Средней Галлии вследствие незначительного переселения туда германцев в отдельных сельских округах насчитывалось лишь небольшое число вполне свободных, то социальное расслоение в восточных частях империи приближалось к тем формам, которые существовали в западных частях.

  Такой вывод подкрепляется еще и другим косвенным доказательством. Мы видим, что такая же эволюция совершилась даже у оставшихся еще язычниками саксов. Известно, что у них сословие полусвободных играло значительную роль. Мы знаем также, что при Людовике Благочестивом этих полусвободных (frilingi et lazzi) было громадное число9. В 842 г. они составили заговор с целью вернуть себе права, которыми они обладали во времена язычества. Это можно было бы понять в том смысле, что только владычество франков лишило их полной свободы, и вполне возможно предположение, что у франков перевод свободных на более низкое социальное положение действительно имел место, но дело в том, что требования саксов были направлены не на возвращение свободы, а на восстановление их прежних сословных прав, ограниченных франками. Таким образом, не подлежит сомнению, что многочисленное сословие таких полусвободных существовало уже и в языческие времена; к этому вопросу мы еще вернемся при рассмотрении саксонских войн.

Чем меньшее число вполне свободных было во всех сельских округах империи, тем легче возникала возможность одновременного существования двух боровшихся друг с другом оснований призыва: более старого, по которому король призывает свободных на войну через посредство своих графов, и более нового, в силу которого король выставляет в случае войны сеньоров вместе с их вассалами.

 Окончательное и естественное разрешение вопроса состояло в том, чтобы из прежнего сословия свободных те, которые оставались воинами, были сделаны вассалами, те же, которые стали крестьянами, попали в положение полусвободных. Таким образом, воины не-вассалы не должны были больше существовать. Определенное указание на то, что каждый свободный должен иметь над собой сеньора, мы впервые встречаем в дошедшем до нас эдикте Карла Лысого от 847 г. Но еще в 864 г. снова встречаются распоряжения10 и имеется даже документ11, датированный 884 г., по которому каждый свободный (как таковой, а не как вассал) обязан был вместе с другими отправляться на войну. Однако, от действительной жизни эти эдикты были так далеки, что в литературе той эпохи слово "военный " и "вассальный" были синонимами12.

 Ко времени Карла Великого еще фактически существовали рядом обе диаметрально противоположные системы военной организации. Тогда как текст целого ряда эдиктов не оставляет сомнения в том, что все свободные, если не одновременно, то по крайней мере поочередно, были на военной службе, другие эдикты подтверждают тот факт, что уже тогда на войну отправляются только вассалы.

 Даже те свободные, которые превратились в вассалов, призывались графами под угрозой штрафа. Источники не дают прямых указаний на то, каким образом практически согласовывались оба эти принципа. Так как уже вскоре после смерти Карла Великого вассальство получило исключительный перевес, то приходится принять, что борьба, начало которой мы должны отнести еще к царствованию первых преемников Хлодвига, была уже при Карле Великом решена по существу в пользу вассальства, и что призыв всех свободных существовал только формально и в теории, практически же он применялся лишь в единичных случаях и более крупными владельцами. Всеобщий призыв формально сохранился не только благодаря устойчивости переходивших из поколения в поколение правовых норм, но и вследствие положительной и очень веской причины. Этой формы призыва так долго придерживались потому, что она была единственной, при которой свободного германца можно было привлечь к исполнению гражданских обязанностей, особенно же к налоговым повинностям (в этом отношении исключение для него составляли разве только судебные сходы). Если бы отказались от призыва в то время, когда одна часть подданных еще не превратилась в вассалов и вместе с тем не доведена была до положения полусвободных, то эти подданные совершенно не могли бы быть использованы для выполнения государственных повинностей.

 Поэтому Карлом, а может уже и его предшественниками, изданы эдикты, в силу которых все свободные, не отправлявшиеся в поход, обязаны были, в зависимости от своего состояния, объединяться в группы и из своей среды снаряжать одного бойца. До настоящего времени эти эдикты толковались таким образом, что если, снарядить одного бойца, то под этим подразумевалось полное обеспечение его как припасами, так и перевозочными средствами. Но при этом упускалось из виду, что подобного рода повинность слишком тяжела для трех крестьянских наделов. Снабжение армии фактически лежало на громадной массе полусвободных и крепостных, которые привлекались к этому своими господами или графами. Те из свободных, состояние которых не превышало одного или двух обыкновенных крестьянских наделов и которые обязаны были снарядить одного бойца из своей среды, выполняли это либо в форме денежного взноса, либо снабжая этого бойца какой-либо частью вооружения или одежды. Но даже и это они делали довольно неохотно, так как при их очень плохом экономическом положении каждый предмет вооружения, каждый кусок кожи или сукна, каждый окорок или сыр, которые от них требовались, представлял для них значительную, самой существенной и дорогой частью снаряжения был боевой конь, ибо воины в большинстве были конными. Почти ежегодно отправляясь в поход, воин часто возвращался домой без своего верного коня, которого он лишался в дальнем походе. Война всегда стоила несравненно большего числа лошадей, чем людей. Крестьянин же не в состоянии каждые несколько лет поставлять годного боевого коня. Большинство крестьян вообще не имело лошадей, а тем более пригодных для войны; для полевых работ они пользовались волами или коровами.

Таким образом, эдикты королей Каролингской династии о группах свободных людей, обязанных снаряжать из своей среды одного воина, являлись по существу замаскированным налоговым обложением. В большинстве случаев призывы являлись фикцией, служившей законным поводом для короля взимать налоги со свободных и вместе с тем охранявшей последних от произвольных злоупотреблений этим правом со стороны чиновников. Если, например, трое упомянутых выше владельцев, имевших по одному наделу, снаряжали должным образом одного из своей среды, или же - что они в большинстве случаев вероятно предпочитали - доставляли снаряжение, которое граф затем передавал одному из своих вассалов, или, наконец, вносили соответствующий выкуп, то этим они вполне исчерпывали свой долг перед графом, который больше от них ничего и требовать не мог.

 По этому вопросу сохранился целый ряд королевских эдиктов, по-видимому, весьма точных. Так, например, эдиктом от 807 г. для области к западу от Сены предписано, чтобы владельцы 4-5 земельных наделов лично являлись для участия в походе; трое, имевших по одному наделу, или владелец двух наделов вместе с одним владельцем одного надела, или двое, имевших по одному наделу вместе с одним еще более мелким собственником, должны были совместно выставлять одного бойца; каждые шесть владельцев половинных наделов выставляли одного бойца; безземельные же с цензом в 5 фунтов обязаны были вшестером снаряжать одного бойца и дать ему 5 солидов. Подобная детализация не должна, однако, вызвать ложное представление о значении такого эдикта. Прежде всего для высшей администрации он почти никакой роли не играл. Какова была тогдашняя администрация, можно судить по тому, что вся верхушка ее, не владея латынью, вынуждена была для ознакомления с каждым документом, списком или донесением полагаться на перевод своих писцов. Центральная власть просто не была в состоянии составить себе точное представление о том, сколько людей и сколько наделов насчитывается в каждом сельском округе (Gau). Когда однажды при короле Эдуарде III английский парламент решил исчислить налоги по новой расценке, то при определении ожидавшейся суммы исходили из расчета, что в королевстве имеется 40 000 приходов; на самом же деле их оказалось неполных 9 00013. Число рыцарских ленов одними членами парламента исчислялось в 60 000, другими же членами, а также королевскими министрами - в 32 000. В действительности же их было не свыше 5 000. При этом, как мы увидим ниже, в Англии уже существовал центральный аппарат власти; что касается государства франков, где он совершенно отсутствовал, то до нас не дошли даже расценки, могущие служить нам примерами. В дальнейшем изложении нашего труда еще не раз встретятся данные, подобные взятым нами из истории Англии, и свидетельствующие о том, что средневековая центральная власть не имела никакого представления о статистике государственного хозяйства.

 В 829 г. при Людовике Благочестивом была по-видимому сделана попытка составить нечто вроде рекрутского списка с оценкой имущества по всему государству. Этот закон сохранился в четырех копиях, но характерно то, что все они различны во всех деталях. В одной из них недостает пункта, по которому для выставления бойца объединяются двое; в другой - отсутствует пункт о шестерых; в третьей - упоминается только объединение троих; в четвертой - об этих группах вообще ничего не говорится.

 Объясняется это тем, что при оценке имущества и разделения его на группы был предоставлен настолько широкий простор произвольному (disckretionAren) толкованию эдикта, что даже и такие разногласия в уставе не играли никакой роли. Должно быть, для составления эдикта везде пользовались известными, сохранившимися от прежних поколений формами и нормами оценки, которые и были зафиксированы.

 Если эдикт в действительности и выполнялся, что весьма сомнительно, то и это ни к чему не приводило и годилось только для данного момента; через несколько лет - вследствие смерти или перехода имущества по наследству - картина изменялась. Даже в первый год этот эдикт принес мало пользы, потому что при учете приходилось в значительной степени считаться и с личным положением поселян, особенно в случаях болезни, что не поддавалось никакому контролю. Наконец, трудно предположить, что в намерения главы государства и закона входило буквальное выполнение принципа: "каждый свободный отправляется в поход", или "каждая упомянутая законом группа свободных выставляет бойца", ибо предпосылкой для этого могло бы служить только равномерное в отношении достатка распределение по всему сельскому округу (Gau). Даже незначительная неравномерность в распределении при частых походах и военных тяготах легла бы слишком тяжелым бременем на те области, которые случайно населены были большим числом свободных, т.е. где население было главным образом германским. Когда-то в Римской империи центральная власть (сенат) распределяла по общинам военное обложение на основании тщательно составленных цензовых списков.

 Империя Карла Великого не располагала таким административным аппаратом. Здесь самое существенное, в конце концов, было предоставлено, несмотря на известные регулирующие предписания свыше и на инспекцию через "послов" (missi), произвольной оценке графов14. Когда войско было в сборе, то император или его полководец осматривали отдельные отряды и при малочисленности их без труда определяли, какой отряд был хорошо вооружен и в нормальном составе, а у кого из вассалов отряд был малочислен и вид дружинников был хуже. Распоряжения о выставлении определенного числа воинов встречаются в течение всего позднейшего средневековья очень редко, и это вполне естественно, поскольку в таком войске главную роль играет качество, которого нельзя выразить ни числом, ни мерою. Формой, в которой монарх настаивал на сборе полных контингентов, было его требование, чтобы в случае призыва на службу являлись все военнообязанные. Из этого я также могу заключить, что в сущности, здесь едва ли имелись в виду одни свободные, которые должны были призываться по точному смыслу закона, ибо, несмотря на все вышесказанное, должно было существовать большое неравенство в распределении свободных по территории. Напротив, больше основания полагать, что в разных сельских округах, в соответствии с их численностью, вассалы фактически имелись налицо и что лишь в таком случае требование, чтобы все военнообязанные являлись по призыву, могло иметь приемлемый и вполне выполнимый смысл.

 По точному смыслу приведенных выше капитуляриев мы должны были бы принять, что все обязанные военной службой расценивались с военной точки зрения совершенно одинаково и призывались для обучения поочередно в определенном порядке. Однако, по всей вероятности, это было еще возможно при первых Меровингах, когда франкские народные массы, при переходе из первобытного военного состояния к земледельческому быту, едва лишь начинали приобретать крестьянский характер. В то время подобные постановления о призыве могли еще быть изданы и вполне соответствовать условиям действительной жизни. Но в ту эпоху, к которой относятся дошедшие до нас постановления, а именно - когда франки, с одной стороны, сделались уже настоящими крестьянами, а с другой - когда они в качестве вассалов уже обособились в военное сословие, призыв крестьян в порядке известной очередности являлся совершенно невозможным. Добровольное желание, склонность и годность к военной службе проявляются среди горожан и крестьян весьма неравномерно, и хороших воинов по чисто природным склонностям немного. Если не считать исключений, допущенных в отдельных постановлениях, то устанавливаемые контингента фактически оказываются значительно меньшими, чем кажутся на первый взгляд по указанным цифрам. Общую массу составляли, конечно, не многоземельные владельцы, а владельцы целого или половинного надела; но среди мужчин, живших на наделе или полунаделе, весьма часто находилось более одного, годного по возрасту к военной службе. Все они считались военнообязанными, но военные тяготы налагались на них сообразно их имуществу. Если, например, набор на основании указов от 807 г. проводился очень строго, то и тогда едва ли набиралось больше 10% взрослых свободных мужчин и юношей вместе. Если бы какой-либо граф явился к сборному пункту с десятой частью, или с шестой частью, или с четвертью своих крестьян, то он этим наверное поразил бы своего сеньора и других вассалов. Нет никакого основания предполагать, что военная квалификация в это время была выше, чем впоследствии в 30-летнюю войну, когда в провинции Бранденбург издан был указ, по которому каждая деревня или несколько деревень вместе обязаны были выставить по одному бойцу и, снабдив его провиантом, оружием и боевыми припасами, отправить на сборный пункт. Такими призывами столь же мало добивались в IX в., как и в XVII15.

 Во всей истории средних веков мы вновь и вновь встречаемся с таким порядком, при котором по букве закона граждане призывались на войну, в действительности же этим путем с них взимались налоги.

 В предыдущем томе мы указывали на то, что уже с конца VI в. в войнах Меровингов решающую роль играл не всеобщий призыв, а вассалы. При внуках Карла Великого окончательно исчезли все следы существовавших раньше форм всеобщего призыва. Из этого следует, что в дальнейшем и военное устройство базировалось не на призыве крестьянства, давно уже утратившего свою воинственность.

 Капитулярии Карла Великого следует поэтому толковать в том смысле, что владельцы наделов или группы таких владельцев, если только случайно кто-либо среди них не проявлял добровольного желания отправиться на войну, передавали снаряжение, которое они обязаны были поставить (adjutorium), графскому вассалу, бравшему на себя выполнение их воинских обязанностей. Такое толкование королевского указа удобно было для обеих сторон, - как для крестьян, предпочитавших оставаться дома, так и для графа, которому важно было иметь не только вооруженного ратника, но и хорошего, усердного и дисциплинированного бойца.

 Все обороты речи указов, содержащие как будто определенное требование о том, что один из военнообязанных сам обязан отправляться на войну, следует рассматривать только как канцелярскую риторику, переходившую из поколения в поколение, может быть, даже в течение целых веков. В действительности же в капитуляриях о призыве речь идет о военном обложении, которое в различное время в различных частях империи исчислялось по-разному. Естественно, что для войны против сорбов или чехов саксы привлекались в большем числе, чем для войны в Испании.

 Окончательным доказательством того, что капитулярии, трактующие о вассалах, вернее отражают действительное положение вещей в эпоху Каролингов, чем те, которые свидетельствуют о якобы всеобщем призыве, служит нам определение численности войск. Чем малочисленнее войско, тем более можно быть уверенным в том, что оно состояло из профессиональных воинов; граф, приводящий с собой, примерно, всего только 100 дружинников с сельского округа (Gau) при населении его в 5 000 человек, не набирает ежегодно новых, а берет их из определенного кадра бойцов, в которых он уверен, что они его прославят.

 Самым существенным в постановлениях о военной организации Каролингов и в частности самым важным для нашего понимания ее является предписание, что отдельные контингента обязаны являться со всеми необходимыми на все время похода предметами потребления и припасами и возить их с собой. В древнеримских, как и в современных армиях, все снабжение доставлялось государством; для этого полководец в соответствующих местах закладывал магазины, организовывал их пополнения, закупал припасы и направлял их посредством своих продовольственных транспортов в лагерные места. Израсходованные запасы пополнялись непрерывным регулярным подвозом.

Каролингский же воин должен был носить за собой из дома все, что было необходимо для похода и обратного пути. Тяжесть такого груза для одного бойца, как указано нами в предыдущем томе, превышает максимальную нагрузку вьючного животного и равняется полному грузу упряжного животного. Но и этого хватало только потому, что отряд каждого графства вел за собою целое стадо убойного скота. Если вспомнить, что эти воины считали себя привилегированным сословием и в некоторых местностях назывались даже "благородными", а также что они являлись потомками завоевателей и не сдерживались строгой дисциплиной, как некогда легионеры своими центурионами, то станет ясно, насколько эти отряды были требовательны. Они не довольствовались самым необходимым, когда им приходилось в непогоду стоять под открытым небом; они хотели быть обеспеченными, хотя бы в скромных размерах, всем, что требовалось для лагерной жизни, и, кроме того, добрым глотком вина. Карл Великий особым эдиктом (811 г.) запретил чоканье. - ["Находясь в рядах войска пусть никто не уговаривает пить ни равного себе, ни кого бы то ни было другого, а найденному в пьяном виде приказываю в виде наказания не пить ничего, кроме воды, пока он не исправится ("quosque male fecisse cognoscat") - до тех пор, пока не сознает, что совершил дурное]. - Таким образом, за коралингскими воинами должно было следовать не малое число бочек пива и вина. Принадлежали ли эти бочки самим воинам или же сопровождавшим войска купцам - значения не имеет, так как в обоих случаях следовавшие за такого рода армиями обозы должны были быть бесконечно длинными. Число сопровождавших армию людей и животных должно было во много раз превосходить число воинов и занимать на пути движения вместе с повозками и вьючными животными гораздо большее пространство, чем самые боевые отряды. Документально установленный факт, что армии Каролингов все припасы на все время похода брали и тащили с собой, служит наглядным доказательством того, что эти армии были весьма немногочисленными16. Большие армии не могли бы таким образом ни двигаться вперед, ни прокормить своих лошадей и упряжного скота. Можно считать, что у Карла Великого редко собиралось больше 5 000-6 000 воинов в одном месте, ибо уже такая армия вместе с обозом растягивалась на расстояние целого дневного перехода в 3 мили. Численность боевого состава каролингской армии мы можем принять самое большее в 10 000 воинов. При этом надо еще учесть, что понятие "воин" не было строго определенным. Эти 5 000-6 000 человек были преимущественно всадниками, но, кроме того, вся масса яичных слуг, следовавших за военачальниками, графами, епископами и крупными вассалами, равно как обозные, погонщики мулов и повозочные, также были вооружены17 и более или менее военизированы. Во всяком случае эти люди могли быть использованы для побочных военных целей - для фуражировок и для опустошения вражеской страны. Ведь древнегреческих и римских легковооруженных воинов мы также представляем себе как нечто среднее между слугой и воином.

 Скудость источников эпохи Каролингов, всегда изображающих ход событий в самых крупных чертах, может легко ввести в заблуждение относительно значения и степени важности отдельных явлений и отдельных фактов, а также относительно тех тягот, которые ложились на население в результате ежегодных призывов его для военных целей. Мы можем без большой погрешности представить себе в отношении франкского графства то, что нам известно об императоре Фридрихе II, который в 1240 г. требовал от начальника округа в Ферре Идронти, чтобы он призвал из своего округа ленных вассалов в соответствии с их имущественными возможностями, что доставило начальнику округа большие затруднения: только 18 ленников (feudatori) оказалось возможным зачислить на службу, остальных же он не мог даже снабдить снаряжением.

 Таким образом, снаряжено было 18 (всего только 18!) человек, которым к тому же пришлось дать субсидию.

 Каролингская армия не была массовой крестьянской армией, как ее считали до последнего времени; целый ряд данных об ее составе и устройстве подтверждает наше убеждение в том, что это было небольшое по численности, но высококвалифицированное войско. Из этих же данных явствует, что контингента из самых отдаленных областей были объединены в одну армию.

 В 763 г. баварцы были посланы в Аквитанию. В 778 г. баварцы, аллеманы и восточные франки совершили поход в Испанию; в 791 г. саксы, тюрингцы и рипуарские франки совершили поход против аваров; в 793 г. аквитанцы были в Южной Италии; в 806 г. бургундцы отправились в поход в Богемию; в 818 г. аллеманы, саксы и тюрингцы двинулись на Бретань. Несколько раз аквитанцы отправлялись в поход в Саксонию; в 815 г. король Бернгард явился в рейхстаг в Падерборн со своей лангобардской армией. В 832 г. Лотар с лангобардами, а Людовик с баварцами пришли в Орлеан18.

 Если предположить, что каждый из этих отрядов представлял собой народное ополчение, хотя бы и в ограниченном виде, то должны были бы собираться огромнейшие армии. При известном уже нам способе снабжения это было невозможно. С другой стороны, если бы существовало хоть что-либо близкое ко всеобщей воинской повинности, то для сбора армии средней численности не было надобности перебрасывать баварцев в Испанию, рипуарских франков на р. Тайо, бургундпев в Богемию, аквитанцев в Саксонию, а саксов в Британию, ибо здоровых и годных к военной службе мужчин в каждой из этих областей насчитывалось по 100 000 и больше. Объединение столь различных отрядов, бесконечное передвижение их, огромные переходы, требовавшие большой затраты сил и средств, - все это станет понятным лишь в том случае, если полководец стремился собрать вокруг себя не только горожан и крестьян, но и профессиональных воинов.

 Данные об отдельных военных событиях вполне подтверждают этот взгляд.

 В 778 г. во время пребывания Карла в Испании восстали саксы; уничтожая и сжигая все на своем пути они дошли до Рейна. Карл получил сообщение об этом уже на обратном пути, в Оксерре, и тотчас же отправил против них находившихся при нем восточных франков и аллеманов. Хотя численность вторгшихся в страну саксов не могла быть велика, а силы восточно-франкской армии, с которой Карл отправился за Пиренеи, также могли быть лишь незначительны, тем не менее Рейнские провинции были в результате этого до такой степени лишены боеспособных воинов, что не в состоянии были отбиваться от саксов, и только вернувшаяся из Испании армия настолько подняла боевую силу франков, что они оказались в состоянии справиться с неприятелем.

СКАРА И ДОМЕНЫ

 Военная организация, основанная на расселении по всему пространству государственной территории лиц военного сословия, причем эти лица, проживающие в собственных дворах, должны быть для каждого отдельного похода сперва призваны и снаряжены, а затем после нескольких недель переходов подведены к сборному пункту, - такая военная организация слишком громоздка и совершенно непригодна для выполнения менее крупных задач, как, например, защита границ или мелкие войны с соседями. И хотя военные поселенцы в пограничных областях были, может быть, более многочисленны, чем проживающие внутри страны, причем там имелся значительно более широкий круг военизированных, хорошо подготовленных и вооруженных людей, тем не менее призыв, проведенный в одной только пограничной полосе и соседних с ней областях, всегда давал слишком незначительное число воинов, к тому же мало пригодных для наступательных действий, так как они весьма неохотно оставляли без защиты свои собственные дворы. Поэтому, как мы узнаем из документов, при Карле Великом призыв ленников дополнялся отрядом, называвшимся "scara" (оттуда немецкое слово - Schar - отряд); перевод этого названия ближе всего мог быть выражен словом "стража".

 Скара представляла собой небольшой постоянный отряд, состоявший из неоседлых воинов. Содержался он при дворе или в лагере, являясь лейб-гвардией императора, достаточно многочисленной, чтобы совершать небольшие самостоятельные военные экспедиции без подкрепления и поддержки их со стороны народного ополчения. Так как этот отряд составлялся преимущественно из молодых людей, то эти последние в литературе назывались также "tirones" или "juvenes"19, немецкое обозначение этого термина - "Haistalden" или "Austalden", от чего происходит современное слово "Hagestolz" (старый холостяк), так как они не могли иметь семьи. Из них часто составляли также гарнизон крепостей в завоеванных областях, так как ленные вассалы только на известное время могли быть отозваны со своих наделов. Но этими, бывшими всегда наготове, отрядами Scharen - отсюда немецкие слова "Scharwache" (патруль) и "Scherge" (полицейский) - пользовались не только для военных действий против внешних врагов, но также для борьбы с разбойничьими шайками внутри страны и для несения полицейской службы. Кроме того они выполняли различные технические работы, как, например, установку межевых знаков, имевших в те времена большое значение; вернее сказать, среди них всегда можно было найти подходящих и хорошо подготовленных для такого рода услуг людей. В дальнейшем, - в истории Кнута, короля Дании и Англии, - мы встречаемся с термином "Hauskerle", обозначающим аналогичный институт, а терминами "milites aulici", "palatini", встречающимися в более поздних веках, обозначаются те же по существу отряды20.

 Скара, или лейб-гвардия, состояла лично при короле и в то же время при его дворе, причем содержалась на одинаковом положении с последним. Франкские короли, так же как и германские, не имели настоящей столицы, а почти непрерывно кочевали по своему обширному государству21, чтобы, в соответствии с природой государственного строя, везде лично выполнять королевские функции. Такое странствование сопряжено было бы с неимоверными трудностями, если бы приходилось возить за собой припасы для всего правительственного аппарата и придворного штата. Но на самом деле об этом не только не приходилось заботиться, а наоборот - стимулом для такой подвижности королевского правительства служило как раз то обстоятельство, что для его содержания везде было приготовлено все необходимое и что королевские домены, вместо того чтобы отправлять свои продукты в отдаленные центры, держали их наготове на месте, на случай приезда королевского двора. Таким образом, не продовольствие доставлялось из доменов ко двору, а наоборот, двор переезжал от одного продовольственного пункта к другому. Конрад Плат (Konr. Plath) доказал, что уже меровингские короли выстроили бесчисленное множество замков ("Pfalzen"), находившихся часто один от другого на расстоянии только одного дня пути и явно предназначенных для расквартирования путешествующего двора.

 С хозяйственной точки зрения имело больше смысла создавать все эти многочисленные богатые сооружения, чем перевозить из года в год на далекие расстояния продукты из доменов, - тем более что многие из этих продуктов, как, например, убойный скот, дичь, рыба, яйца, вообще нельзя было далеко возить. Нельзя, конечно, утверждать, что кочевое королевство явилось прямым результатом натурального хозяйства, - основа его кроется глубже, в самой идее власти германских королей; но, во всяком случае, оно тесно связано с натуральным хозяйством, и именно благодаря этой связи оно пустило такие глубокие корни и сохранилось так долго.

 Совсем недавно Карл Рюбель22 установил, что в эпоху Каролингов на путях, возникших в связи с походами против саксов, на каждом этапе были устроены казенные помещения и крупные доменные дворы, представлявшие собой пункты для сбора податей с окрестного крестьянства. Таким образом, эти дворы были в состоянии кормить в продолжении нескольких дней не только весь королевский двор, но и сопровождавшую его или же самостоятельно отправлявшуюся в поход скару. Это обстоятельство придавало скаре такую подвижность, какой обыкновенная армия никогда не могла достичь. Последней самой приходилось доставлять для себя запасы продовольствия и возить их за собою, так как для нескольких тысяч человек запасы казенных дворов, конечно, были недостаточны. Несколько пограничных и прилегающих к этапным путям областей не в состоянии были нести бремя войны за всю страну; поэтому армия и должна была сама подвозить и затем везти с собою все свои припасы.

ПРИСЯГА - КЛЯТВА В ВЕРНОСТИ

 Историю германского военного дела вернее всего отражает история германской присяги- клятвы в верности, которую мы имеем возможность проследить с достаточной определенностью, хотя и не располагаем документальными данными о каждом моменте этой истории23. Древние германцы знали не общую присягу в верности, а только ту, которую дружинники приносили лично своему вождю. При ближайших преемниках Хлодвига мы встречаемся со всеобщей присягой в верности королю. По той формуле, в какой подданные приносили эту присягу ("fidelitas et leudesamio") можно заключить, что она составлена по образцу прежней присяги дружинников; по этой присяге все народности подчиняли себя единому верховному военному вождю. Весьма возможно, что первым поводом для введения присяги своему вождю всей массой воинов была служба германцев в римском войске, так как на эту службу поступали не только отдельными отрядами, но и целыми народностями. Мы встречаемся с верноподданнической присягой, приносимой германцами своему королю, не только у франков, но и у остготов, вестготов и лангобардов; у англосаксов же, никогда не находившихся на службе у римлян, она вводится гораздо позже - в X в. - в подражание франкам.

 Эта верноподданническая присяга франков всем народом королю вышла из употребления при последних Меровингах; первые Каролинга, в том числе и Пипин, также еще не требовали всеобщей присяги; она заменялась введенной в это время клятвой вассалов. И при Меровингах верноподданническую присягу приносило не все население, а только та часть его, которая по духу времени считалась подлинным народом, т.е. воины24, а эти воины превратились в вассалов. Королю теперь присягали только его прямые вассалы, подвассалы же обязывались перед ним только через своих сеньоров. Карл Великий понял опасность такого порядка, когда во время восстания, поднятого, по всей вероятности, тюрингцем Хардрадом в 786 г., мятежники ссылались на то, что они королю не присягали. В связи с этим случаем, как определенно указывается во вступительной части сохранившегося эдикта, король приказывает, чтобы отныне все подданные старше 12 лет приносили присягу непосредственно королю; эту присягу он впоследствии неоднократно заставлял повторять, в частности - по случаю принятия им титула императора и при обнародовании указа о престолонаследии25.

Детально перечисляются категории подданных, обязанных приносить эту присягу; присягать обязаны епископы, аббаты, графы, королевские вассалы, наместники епископов, архидиаконы, каноники, клирики (за исключением монахов, давших обет), фохты, гунны и все подданные старше 12 лет, вплоть до того возраста, когда они еще в состоянии являться на судебные сходы и выполнять приказы своих сеньоров. Последние должны присягать и в том случае, если они не являются прямыми подданными короля, но в качестве жителей поместий графов, епископов или аббатов получали от них лен и снабжались ими конем и оружием - щитом, копьем, мечом и кинжалом.

 Перечисление это должно служить нам лишним доказательством того, что военная организация уже тогда носила вполне феодальный характер. Правда, те исследователи, которые придерживаются взгляда, что и при Карле Великом существовал еще общий призыв всех свободных, все же считают, что, судя по формуле присяги, ее должен был приносить весь народ (cuncta generalitas populi). Но если бы при этом имелись в виду действительно все подданные, то в таком случае подробное и точное перечисление категорий, обязанных присягать, было бы совершенно лишним. В действительности здесь речь идет о всех воинах и наряду с ними - о духовенстве. Тот, кто не является воином, не является свободным в истинном смысле этого слова и в политическом отношении к народу не принадлежит. В то же время несвободные, вступившие в сословие воинов, привлекаются к присяге.

 Только таким путем становятся понятными встречающиеся в хрониках выражения, что все аквитанцы26 или же все лангобарды27 явились к королю, чтобы покориться ему и принести клятву в верности. Под этим "всеми" подразумеваются не миллионы горожан и крестьян, а только те, с которыми при этом считались, т.е. только воины, которых можно было действительно собрать в одном месте и которых Карл Великий желал привести к присяге не через чье-нибудь посредство, а лично. Формула присяги, установленная после коронования императора, гласит, что приносящий присягу обещает такую верность, какую сеньор по своему праву может требовать от своего вассала (sicut per drictum debet esse homo domino suo). Эта формула как нельзя лучше характеризует дух того времени; основной смысл присяги подданный видит не в верности королю, которая должна служить исходной точкой государственного права, а наоборот - самой естественной и понятной ему кажется та верность, которую вассал должен оказывать сеньору; такую же верность требует от них теперь и император, для того чтобы сеньор, опираясь на верность своих людей, не мог обратить против него свое оружие.

 Но впоследствии эта надстройка верноподданнической присяги над вассальной быстро отпала, а вместе с ней отпали и единство, сплоченность и авторитет монархии.

 При новой присяге, по случаю принятия им в 802 г. титула императора, Карл обнародовал особое наставление о вытекающих из этой присяги обязанностях. При этом особенно подчеркивается, что присяга действительна не только на время жизни императора. Здесь новое доказательство того, что господствовало представление о клятве вассалов, на которой в данное время построили и верноподданническую. Клятва вассалов в идее носит чисто личный характер; она не создает никаких обязанностей по отношению к наследникам и к семье сеньора; при вступлении во владение последних требуется новый обоюдный акт. Верноподданническая же присяга приносится не только монарху, но и всей династии, и это приходилось разъяснять особо.

 В этом наставлении особо запрещается превращение в свою собственность императорских ленов, что опять-таки указывает на то, что приносившие присягу были вассалами.

 В заключение следует еще отметить, что приводимому к присяге несвободному полагалось кроме оружия давать еще коня. Не следует думать, что для пеших воинов присяга была необязательна; сомнительно также, что их просто забыли упомянуть; вернее будет предположить, что под воином всегда подразумевается конный воин. Других не существовало, или же они не принимались в расчет.

ВООРУЖЕНИЕ И ТАКТИКА

 Источники по вопросу о вооружении франкских воинов времен Карла настолько противоречивы, что это служит примером того, как мало вообще можно дать по этому вопросу подробностей. В послании о призыве к аббату Фульраду (т. II) каждому рейтару предписывается быть вооруженным щитом, копьем, мечом (кинжалом), луком и колчаном со стрелами. Шлем и панцирь не упоминается. Судя по этому, мы должны были бы представлять себе каролингских рейтаров в качестве легковооруженных конных лучников; но этому явно противоречит комбинация щита с луком, при пользовании которым щит безусловно мешает, а во время натягивания тетивы и спускания стрел он дает весьма недостаточное прикрытие. Гораздо более естественную защиту для лучника представляет кольчуга или плотная кожаная куртка. И в других местах капитуляриев часто еще встречается предписание о вооружении луком28. В источниках же повествовательного характера он упоминается весьма редко29.

 Воины каролингской эпохи, как и более поздней, являются, подобно древним германцам, бойцами врукопашную и пользуются мечом и копьем; последнее служило им иногда также в качестве метательного оружия. Хотя в качестве оборонительного оружия почти всегда упоминается только щит30, но так как Эйнхард (Einhard) в одном месте подчеркивает тяжесть франкского вооружения, а монах из Сен-Галлена (Эккегард) в своем знаменитом описании Карла Великого и его армии называет их сплошь железными, - то нам приходится заключить, что они были в кольчугах. В одних капитуляриях вооружение латами требуется только от владеющих более чем 12 наделами31, в других определенных указаний на это не имеется32.

 Возможно, что все эти противоречивые данные поддаются согласованию в том смысле, что требование вооружения щитом, копьем и мечом явилось пережитком первобытной эпохи, которым в данное время пользовались как формулой. Требование лука и стрел присовокупилось к нему по той причине, что как раз эти части оружия у германцев не были в ходу, между тем военачальники, наоборот, придавали им большое значение. О шлеме и кольчуге не упоминалось потому, что и без того все, кому было по средствам приобрести эти дорогостоящие предметы, охотно обзаводились ими. Если когда-нибудь, как, например, в формулировке капитулярия от 805 г., особо упоминаются и латы, то предписание это относится только к более богатым. Зато для них это требование подкрепляется особой угрозой наказания: тот, кто обладает латами и не будет иметь их при себе, лишен будет и лена и лат.

 Трудно предположить, чтобы путем таких указов добились общего пользования луком и стрелами. Правда, лук легко сделать, но, для того чтобы получился действительно хороший лук, требуется умение; настоящим лучником, особенно же конным, также становятся только после длительных упражнений.