Глава V. КРОМВЕЛЬ.

Глава V. КРОМВЕЛЬ.

 Можно сомневаться, следует ли отводить в истории военного искусства особое место Кромвелю, так как нельзя утверждать, чтобы в цепи прогрессирующего развития этого искусства какое-либо звено носило его имя. Все же он настолько крупный военачальник, и армия его представляет настолько своеобразное и значительное явление, что обойти их молчанием не представляется целесообразным112.

 В средние века, как мы видели, Англия благодаря своей строго централизованной монархии создала весьма действенную военную организацию. В войнах Алой и Белой Розы эта военная организация, так сказать, сама себя истребила. Крупные роды кондотьеров друг друга уничтожили. Династия Тюдоров, положившая конец гражданской войне и воздвигшая почти неограниченный деспотизм, опиралась не на военную мощь, а на утонченную полицейскую организацию.

 Уже имелся зародыш постоянной вербованной армии, предназначенной главным образом держать в повиновении ирландцев, но развиваться она не могла, так как парламент, опасаясь дальнейшего укрепления деспотизма, не отпускал на нее денег.

 Очень важно было бы прийти на помощь немецким протестантам во время Тридцатилетней войны. Но подобно тому как Елизавета, щадя чувствительность своих подданных к налоговому обложению, оказывала лишь слабую поддержку Нидерландам в их борьбе с Испанией, так и ее наследники не вмешивались в дела Германии, хотя именно в надежде на эту поддержку чехи и выбрали себе в короли курфюрста Пфальцского, зятя английского короля Якова. Однако Англия ограничилась посылкой нескольких вспомогательных отрядов, снаряженных на добровольно собранные деньги.

 Для защиты страны и поддержания порядка существовала известная нам уже в средние века милиция (т. III, кн. 2, гл. 5). Каждое графство сообразно своим размерам формировало соответственную воинскую часть, организованную по-военному и снабженную командным составом. Оружие хранилось в специальных цейхгаузах; иногда производились учения; для таковых в каждый летний месяц выделялось по одному дню. Однако эту милицию звали "обученным войском" (trained bands) скорее потому, что она должна была обучаться, чем потому, что она действительно обучалась. Ее боевая ценность была также ничтожна, как и боевая ценность ополчения многих немецких областей, в чем мы могли убедиться.

 К тому же, по закону ими не только нельзя было пользоваться за пределами королевства, но, по возможности, даже и за пределами собственного графства. Прошло около полутораста лет, в течение которых Англия хотя и вела порой войны, но не могла похвалиться какими-либо боевыми достижениями. Правда, как и во Франции и Германии, и в английском дворянстве продолжали жить воинственные традиции отцов, но теперь уже нельзя было вести победоносных войн при помощи рыцарского ополчения, а если вербовали наемных солдат, то у них недоставало той традиции, которая придавала ценность немецким ландскнехтам. Будучи сильнейшей из всех протестантских стран, Англия не могла играть значительной роли за недостатком военной организации в европейской политике ни в течение гугенотских войн, ни в борьбе за независимость Нидерландов, ни в Тридцатилетней войне, в которой, наконец, руководящую роль взяла на себя Швеция, несмотря на незначительность своих материальных сил.

 Тот же недостаток военной организации, естественно, являлся господствующим фактором и в гражданскую войну. Как сторонники Карла I, собравшиеся вокруг него, так и ополчение парламента были недостаточно сплочены, несмотря на свое партийное усердие добиться крупных решительных успехов. С обеих сторон под оружием было от 60 до 70 тысяч человек, но, безусловно, большая часть войск была использована в качестве гарнизонов в городах и укрепленных замках, так что в решительных боях в открытом поле принимало участие не более 10 или 20 тысяч человек. С обеих сторон были офицеры и солдаты, ранее служившие в нидерландских или шведских войсках и принимавшие участие в сражениях Тридцатилетней войны. Формы, выработанные там, были теперь перенесены в Англию, но прошло несколько лет, прежде чем с ними сжились массы, так что сама война, как это имело место я в другие эпохи всемирной истории (например, во время гуситских и позднее французских революционных войн), породила подлинную армию.

 Эта эволюция армии, замена рыхлых ополчений гражданской милиции и добровольцев квалифицированной армией - по преимуществу дело рук Кромвеля, а всемирно-исторической личностью делает его то, что он сумел эту созданную им армию использовать тактически и вести стратегически. В качестве члена парламента он внес предложение, чтобы высшее командование милицией было передано из рук короля в руки парламента; когда из-за этого предложения возгорелась гражданская война, он, будучи 43 лет, допустил назначить себя ротмистром и сформировал в своем графстве эскадрон. Раньше он не был солдатом. Когда парламентское войско в первом более крупном столкновении при Эджгиле (23 октября 1642 г.) потерпело неудачу, он во время отступления сказал Гемпдену: "Ваши войска состоят большею частью из старых одряхлевших лакеев, кабатчиков и тому подобного сброда. Войска же противника - это сыновья дворян и знатные молодые люди. Неужели вы воображаете, что мужество таких низких малых, как ваши солдаты, когда-нибудь может потягаться с мужеством людей, у которых в сердце есть честь, отвага и решимость? Вы должны постараться набрать людей, преисполненных единым духом и, не примите за обиду то, что я вам скажу, - духом столь же высоким, как и дух дворянина". "Людей чести должны победить люди религии, а где таковые имеются, я знаю", - добавил он. В другой раз он сказал: "Во главе стоят не те люди: голоса адвокатов больше значат в войне, чем голоса военных".

 В этом духе сформировал он сперва свой эскадрон, а за ним и полк, и в 1645 г., следовательно, на четвертый год войны, было решено создать по этому образцу новую полевую армию. До тех пор, собственно, настоящей, целостной парламентской армии не существовало, а было несколько войсковых групп, содержавшихся отдельными графствами или несколькими объединившимися графствами. Наиболее сильное из этих объединений, состоявшее из нескольких восточных графств, уже примкнуло к Кромвелю и его графству и составило теперь ядро для "новой модели".

Парламент обещал этой новой армии регулярную выплату жалования уже не от графства, а из государственной казны. Хотя численность этого войска не превосходила какие-нибудь 20 000 человек, однако наличного состава не хватало и для этих формирований, и общинным управлениям было предложено доставить необходимые пополнения путем набора.

 До этого времени войска с той и с другой стороны были приблизительно одинакового достоинства: в обоих лагерях были офицеры, раньше служившие у нидерландцев и у Густава Адольфа; и с той и с другой стороны офицерский корпус состоял из дворян. То, что в парламентской армии со временем и некоторые рядовые солдаты были произведены за отличие в офицеры, в общем, не составляло существенной разницы. Из 37 полковников и генералов и в новой армии 9 - были лорды, 21 - провинциальные дворяне и только 7 - буржуазного происхождения; лишь в позднейшие годы на места дворян, взявшихся за оружие из-за политических и религиозных убеждений, выдвинулись профессиональные военные. Поэтому разницу между обеими армиями не следует искать в противопоставлении аристократического и демократического начала. Названия "кавалеров" и "круглоголовых", толкуемые будто последние с пренебрежением отвергли локоны, красу тогдашней знати, вводят в заблуждение. Портреты предводителей и офицеров "круглоголовых", Кромвеля, например, и других, изображают их всех украшенными локонами. Только в начале гражданской войны пуритане выступали в поход с остриженными волосами, словно они выступали в поход, как пишет один современник, лишь до той поры, пока у них снова не отрастут волосы.

 В первые годы во главе революционных войск стояли выдающиеся члены парламента - графы Эссекс и Манчестер. Создавая новую армию, создали и новое верховное командование. Парламентские генералы вели войну все время в предвидении, что в конце концов все-таки придут к соглашению с королем. Граф Манчестер говорил: "Хотя бы мы девяносто девять раз победили короля, все же он - король, и его потомки тоже будут королями; но стоит королю нас победить хотя бы один только раз, и мы будем повешаны, а наши потомки обратятся в рабов". Теперь был издан закон "Акт самоотречения", согласно которому члены парламента больше не должны были занимать начальственных постов в армии. Ведение войны должно было, так сказать, быть отделено от политики. Парламент назначал верховного главнокомандующего, и на этот пост был избран генерал Томас Ферфакс. Последнему было предоставлено право со своей стороны назначать всех офицеров, полковников и капитанов, но еще с согласия парламента. Если бы Кромвель был заурядным человеком, это мероприятие окончательно закрыло бы ему все перспективы на будущее. Ибо, как член парламента, он был бы вынужден сложить с себя свою должность в армии, в которой тем временем он дошел до звания генерал-лейтенанта. Но результат получился обратный. Авторитет Кромвеля среди войск был так велик, что к нему не, решились применить "Акт самоотречения", Ферфакс же был просто лишь солдат, натура аполитичная. То обстоятельство, что Кромвель оставался одновременно и в парламенте и в армии, дало ему такое влияние на Ферфакса, который на 12 лет был моложе его, что последний передал ему в руки фактическое руководство, хотя Кромвель и занимал лишь второе место.

 Строительство армии нового образца было связано с окончательной утратой характера гражданского ополчения; она образовала строго дисциплинированную, чисто военную корпорацию. Основой же дисциплины служила религия. Не следует при этом упускать из виду, что армия по сравнению со всей массой населения была весьма мала. Она представляла корпорацию единомышленников, в одно и то же время - войско и секту. Ее не без основания сравнивали с крестоносцами и с рыцарским орденом. Поэтому английская революционная армия представляет нечто совсем иное, чем позднейшая французская революционная армия; не походит она также и на немецких ландскнехтов. С первой - она имеет сходную черту сплоченности одною религиозно-политической идеей и в то же время отличается от нее тем, что она представляет не массовый набор, а отбор. С другой стороны, воинский дух новой армии сближал ее с ландскнехтами; но у ландскнехтов мы видели воинственность низшего порядка, животную храбрость, без каких-либо идейных устремлений, в то время как в армии индепендентов мы видим воинственный дух на службе идеи. Во французских гугенотских войнах дело не дошло до образования замкнутого войска вроде армии Кромвеля. Войска во время этих войн, то и дело прерывавшихся мирными договорами и перемириями, носили характер дворянских и буржуазных ополчений и банд наемных солдат.

Кавалерия в армии Кромвеля, так же как и в армиях конца Тридцатилетней войны, составляла от одной трети до половины всего ее состава. Большинство солдат имело собственных лошадей и собственное снаряжение. Они получали такое большое жалование, что могли жить как джентльмены, и между ними было много образованных людей, которые смотрели на свою службу как на хорошее положение.

"Наши солдаты, - говорил позднее старый офицер-роялист офицеру-пуританцу, - были подвержены человеческим грехам: пьянству и распутству, а ваши - грехам сатанинским: духовной гордыне и духу возмущения".

 Так как офицеры не избирались, а назначались, то принцип авторитета был строго обеспечен. "Когда я приказываю, каждый повинуется или немедленно увольняется, - писал однажды Кромвель, - я не терплю возражений от кого бы то ни было". "Одинаковая форменная одежда, - об этом в данном случае и шла речь, - необходима, ибо из-за различия в обмундировании нередко наши люди наносили удары своим"113. Авторитет строго поддерживался и на высших командных постах. Хотя командующий часто созывал на военный совет своих полковников, он не считал себя связанным их решением, а отдавал свои распоряжения по собственному усмотрению.

 Военная дисциплина, опиравшаяся, по выражению Кромвеля, "на страстность и истинность веры", использовалась для того, чтобы путем учений и упражнений образовать из всадников крепкие, сомкнутые тактические единицы. Граф Эссекс в начале гражданской войны считал возможным отказаться от основательной муштровки милиции; лишь бы солдаты понимали и знали самое необходимое. Кромвель, наоборот, требовал не только того, чтобы капитанами делали надежных людей, но чтобы им дали и время обучить своих солдат.

 У конницы, служившей королю, тоже не было недостатка в храбрости, а в лице принца Руперта Пфальцского, сына "зимнего короля" и племянника короля Карла I, последний имел весьма ценного кавалерийского генерала, прошедшего школу Тридцатилетней войны. Эссекс одно время потерял надежду, что ему когда-либо удастся образовать кавалерию, равную королевской. Превосходство, которое наконец-таки достигли кромвелевские "железнобокие" (ironsides), основано было не только на их храбрости, но на дисциплине, дававшей возможность вождям тотчас после атаки снова их собрать.

 Хёниг (II, 2, 435) установил, что во всех четырех кампаниях принца Руперта, до конца его кавалерийской карьеры под Нассби, постоянно повторяется та же ошибка: всадники после атаки не собираются снова, - и он делает из этого вывод, что принц Руперт не понимал всего значения этого требования. Но так ли это? Какой же это кавалерийский генерал, которого не научил бы неоднократно повторявшийся опыт тому, как необходим сбор после атаки, как опасно беспорядочное преследование, или того хуже - погоня за добычей? Не могу я отказать в таком понимании принцу Руперту. Но ведь одного понимания мало. Это - вопрос военного воспитания; дело чрезвычайно трудное, требующее огромного морального напряжения, с которым пуритане, благодаря импульсу, который давали им их религиозные стремления, справились, а королевские - нет. Вот это-то различие между двумя кавалериями и решило исход сражений при Нассби и Марстон-Муре; правда, при Нассби, вопреки прежним взглядам, парламентское войско имело к тому же и большое численное превосходство114.

 От описания отдельных кампаний и сражений Кромвеля я могу отказаться: оригинально в нем было не столько то, как он вел свою армию, сколько описанный нами способ ее формирования. Впрочем, в дополнение отметим несколько интересных частностей, которые касаются всего военного дела той эпохи.

В момент возникновения гражданской войны пикинеры и мушкетеры стояли еще рядом. Твердо установленной схемы, как их надлежит размещать во взаимной связи, я в источниках не нашел. Неоднократно упоминается, что пикинеры отразили кавалерийскую атаку или что сшибались между собою их батальоны. Как на континенте, так и здесь мушкет начинает одолевать лику. Нередко упоминается о том, как в рукопашном бою мушкетеры пользовались своим оружием как палицей. В качестве существенного момента постепенного продвижения на первое место мушкета Ферт указывает на большую способность мушкетеров к походным движениям, так как они не носили панцирь. В первые годы гражданской войны самые длинные дневные переходы не превышали 10-12 английских миль, наиболее форсированный переход достигал 13 миль, следовательно, все же меньше 20 км. Впоследствии, когда отказались от панцирей, дневные переходы стали удлиняться, но все же едва достигали 3 немецких миль, или около 23 км.

 Окончательно англичане отказались от пик лишь в 1705 г.

 В начале гражданской войны еще пользовались вилками для мушкетов, но в "армии нового образца" они уже были упразднены.

В первые годы гражданской войны перед каждым сражением объявлялся боевой признак отличия и боевой клич, дабы солдаты обоих лагерей могли друг друга отличать. Под Эджгилем парламентские войска носили оранжевые перевязи, под Ньюбери - зеленые султаны на шляпах, при Марстон-Муре - кусок белой материи или лоскут белой бумаги на шляпе.

Так как такой значок легко мог потеряться в свалке сражения, введен был и боевой клич, как например "С нами Бог" (подобно шведам при Брейтенфельде) или у противной стороны при Марстон-Муре: "Бог и король".

 Еще во время войны Кромвель ввел однообразное обмундирование - красный мундир, который с тех пор оставался одеянием английских солдат в течение двух с половиной столетий.

 У англичан было обыкновение идти в атаку с громкими криками; шотландцы же молча наступали на врага. Монро смеется над имперцами, кричавшими при атаке: "Са, са, са"; они-де наступают, как турки, словно криком можно испугать храбрых солдат. Датчане и шведы тоже наступали молча115.

 Поскольку своеобразный характер пуританской армии придавала ей ее религиозность, а дело Кромвеля заключалось в использовании этого религиозного духа для создания военных форм и осуществления военных предприятий, то нельзя умолчать и о том, как этот характер армии, в свою очередь, отражался на политике.

 Военное командование сперва было в руках Ферфакса, а затем - заступившего на его место Кромвеля. Когда же военные вопросы принимали характер политических, то решение выносил совет офицеров, а когда в 1647 г. армия восстала против парламента, то и рядовые избирали "агитаторов" - солдатский совет, который должен был отстаивать их интересы. Парламент хотел дать стране пресвитерианскую церковную конституцию, которая обеспечила бы власть господствующих классов над страной при помощи церковной дисциплины116.

 Этому воспротивилась армия. В ней шевелилась, в противоположность аристократическому характеру традиционной парламентской конституции, демократическая идея. Духовному авторитету пресвитерианцев в такой же мере не хотели подчиняться, как и авторитету епископов, и отстаивали идею отделения церкви от государства, свободное образование сект, идею индепендентов. Наконец, выступил на сцену корпоративный дух армии как таковой; парламент хотел распустить армию после того, как она сделала то, что от нее требовалось - сразила короля. Полки же не хотели быть распущенными. Офицеры еще готовы были идти на какое-нибудь соглашение, но к этому нельзя было склонить солдат; и в конце концов офицерам удалось удержать в своих руках войска только тем, что они приспособились к их тенденциям. Сам Кромвель поддался этому давлению. Воинская субординация была восстановлена, причем несколько вожаков были расстреляны по приговору военного суда. Однако воля армии была выполнена по всем пунктам: король был казнен, парламент сперва очищен, а затем и устранен. Когда этот ход событий был обеспечен, исчез и солдатский совет. Но многих из "агитаторов" мы затем встречаем в качестве офицеров. Правит армия, а ее глава Кромвель становится и главой государства. Как ни мала база, представляемая малочисленной армией, все же Кромвелю удалось до самой смерти удержаться в качестве властителя над тремя королевствами: Англией, Шотландией и Ирландией, так как он пользовался своей властью для проведения энергичной внешней политики и успешно отстаивал интересы страны против конкурентов - Нидерландов и исконного врага - испанцев. "Я могу вам сказать, чего я не хочу, но никак не могу сказать, чего я хочу; ибо я это буду знать лишь тогда, когда это станет необходимо", - фраза, приписываемая Кромвелю и могущая служить для него меткой самохарактеристикой.