Глава VI. БУРГУНДСКИЕ ВОЙНЫ.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VI. БУРГУНДСКИЕ ВОЙНЫ.

ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ

 Невзирая на победы у Земпаха и Нефельса, союзники-швейцарцы отнюдь не перешли к завоевательской империалистической политике крупного масштаба подобно грекам после побед над персидским царем. Уже в 1389 г. они заключили с Габсбургами мирный договор сначала на 7 лет, затем (в 1304 г.) на 20 и, наконец (в 1412 г.), на 50 лет, причем древний владетельный род временно совершенно отказывался от известных владений и прав, но все же удерживал в своей власти очень значительную часть современной Швейцарии. Если сопоставить этот мир с военными успехами союзников, то на минуту останавливаешься над вопросом, - так ли значительно было в действительности военное превосходство союзников, если, в конце концов, они довольствовались достаточно скромными результатами. Но при этом все же остается бесспорным, что новая военная сила действительно имела перевес над старым рыцарским ополчением53, ибо причину, по которой новое войско не проявило себя более сильным политически, следует искать не в военном деле, а в политике. Форма свободного союза - 8 равноправных единиц (Швиц, Ури, Унтервальден, Люцерн, Цуг, Цюрих, Берн, Гларус) - была не приспособлена к большим завоеваниям. Только под руководством господствовавшего города - Афин - и благодаря этому руководству греки могли использовать победы при Саламине и Платее и окончательно прогнать персов из Греции, а затем и из малоазиатских городов; у швейцарцских союзников при завоевательной политике крупного масштаба очень скоро начались бы междоусобия, так как они вели не только общую, но и каждый кантон - свою собственную политику экспансии. Перед лицом опасности междоусобных раздоров, которые могли проистекать отсюда и неоднократно имели место, в вопросе о завоеваниях приходилось держаться узких рамок и действовать с большой осторожностью. Не прибегая к силе меча, многие кантоны - особенно городские - искали способа расширить свои владения мирными средствами: высчитано, что за время с 1358 г. по 1408 г. Цюрих затратил на современные деньги капитал в 2 миллиона франков для закупки и приема в залог земель соседних рыцарских и княжеских владений54.

 Лишь когда младший сын Леопольда III герцог Фридрих оказался столь неосмотрителен, что с пустым карманом вступил в конфликт с Констанцским собором, был объявлен вне закона, изгнан и подвергся нападению со всех сторон, - тогда только швейцарцы снова взялись за оружие и овладели Ааргау (1415 г.), а одним поколением позже (1460 г.) - Тургау, после чего перешли Рейн и повели наступление на австрийские владения в Южном Шварцвальде и Эльзасе.

 Герцог австрийский Сигизмунд, не видя спасения от народа-завоевателя, все более и более расширявшего пределы своей страны, стал, наконец, искать помощи у герцогов Бургундских, которые в качестве боковой линии французского королевского дома объединили в своих руках большое число немецких и французских владений и являлись самой могущественной династией Средней Европы того времени. Сигизмунд заложил свои граничившие с Швейцарией владения в Эльзасе и Шварцвальде Карлу Смелому, считая его достаточно сильным, чтобы защищать их; более того: он надеялся, что отсюда проистекут конфликты, в которых могущественный бургундец победит швейцарцев и поможет австрийским Габсбургам вернуть себе свои прежние владения (1469 г.) Но результат этой дипломатии был совершенно иной. Карл Смелый был старым другом швейцарцев и отнюдь не склонен впутываться в ссору с ними. Его завоевательные планы были направлены в другую сторону - на Нижний Рейн и на Лотарингию, расположенную между его владениями - Нидерландами на севере и обеими Бургундиями на юге. Герцог Сигизмунд скоро понял, что последствием его дипломатии может быть только то, что ему придется все старые владения своего дома окончательно уступить Бургундскому дому за полученный им за них залог в 50 000 гульденов. Для того чтобы добиться получения своих земель, он решил перейти в другой лагерь: если бургундец не хочет ему помочь осилить швейцарцев, швейцарцы ему помогут осилить бургундца. Смертельный враг Карла Смелого, французский король Людовик XI, принял на себя посредничество в соглашении между австрийцем и союзниками-швейцарцами. Хотя до тех пор в продолжение 150 лет мир заключался на определенные сроки, т.е. по существу заключали просто перемирия, теперь (1474 г.) герцог Сигизмунд выразил готовность "окончательно и навсегда" отказаться от швейцарских земель, а швейцарцы, со своей стороны, за эту уступку обязались при известных условиях ставить ему наемников и помогать ему в случае нападения на него.

 Из этого оборонительного соглашения союзники постепенно дали втянуть себя в общий наступательный союз, направленный против герцога Бургундского. Было много споров по вопросу о том, в чем собственно следует искать главную причину этой войны. Подобно тому как во время былых своих войн с Габсбургами, швейцарцы и по сей день склонны изображать дело таким образом, что если они и не, подвергались нападению бургундцев, то во всяком случае то, что бургундцы обосновались в Эльзасе, создавало угрозу такого нападения. Об этом не может быть и речи. Если уже ко времени восстания первых лесных кантонов против Габсбургов в бой пошли вовсе не мирные пастухи и земледельцы, а люди, опытные в военном деле и хорошо владевшие оружием, то тем более теперь военная мощь союзников оценивалась соседями их так высоко и внушала всем им такой страх, а сами союзники были так полны сознания своей силы, что для швейцарцев совершенно исключается самая мысль об угрозе им со стороны Бургундии; никаких ссылок или упоминаний об этом ни в одном из различных имеющихся источников не встречается. Скорее вопрос может идти о том, по собственным ли политическим побуждениям, - именно по мотивам экспансии, захвата добычи, завоеваний, - швейцарцы начали и вели войну против Карла Смелого и в результате опрокинули герцога или просто как наемники чужеземного властителя, а именно короля французского.

 Мнение, будто бы швейцарцы вели войну лишь как наемники, уже давно высказано в самой Швейцарии и, как я убедился в результате повторно предпринятых мной исследований, является, хотя и не вполне, но в основном правильным. Союзники, правда, были в известной мере заинтересованы в том, чтобы герцог Бургундский не обосновывался в Эльзасе и Шварцвальде, и считали себя вынужденными помочь городам "Нижнерейнского союза" - Страсбургу, Кольмару, Шлетштадту, Базелю - отразить от своих ворот грозившее им бургундское владычество, но заинтересованность эта была исчерпана заключением оборонительного союза, о котором шла речь выше; 7 восточных кантонов также отказались идти, ибо завоевания в войне с Бургундией могли пойти на пользу только все расширявшему свои границы Берну.

 Таким образом, политика союза натолкнулась на то же препятствие, о котором мы уже узнали: военная мощь, так же как и стремление к войне и завоеваниям, имеется здесь налицо, но не проявляется в действии из-за соперничества кантонов между собой. Лесные кантоны считали, что путь к славе и трофеям ведет черед Сен-Готард в Италию. В Берне же господствовало мнение, что наступление следует направлять на запад, чтобы захватить Юру и Ваадт, которые принадлежали союзнице Бургундии - Савойе. Но завоевательные планы Берна никогда не увлекли бы другие кантоны, если бы им на помощь не пришло золото Людовика XI.

 Государственные мужи, стоявшие у кормила правления в Берне, сами также служили по найму у французов; но между французскими деньгами и политическим образом мыслей Берна было настолько полное соответствие, что нельзя просто сказать, что Берн продался французскому королю. Что касается остальных 7 кантонов, то не подлежит никакому сомнению, что они просто подчинились руководству Берна и французским деньгам, когда обратили свое оружие против Бургундии.

 Итак, что бы мы ни считали решающим моментом: завоевательные планы Берна, или принципиальную борьбу с возраставшим могуществом соседней Бургундии или, наконец, деньги Людовика XI, который купил как влиятельных политических деятелей лично, так и целые кантоны, - все равно речь здесь идет не об освободительной или даже оборонительной войне, а о предпринятой швейцарцами наступательной войне. Такого рода политический характер войны имел громадное влияние на, ее стратегию и поэтому должен быть рассмотрев несколько подробнее.

 Война протекала совершенно иначе, чем это представляли себе швейцарцы. В то время как при объявлении войны они прямо подчеркивали свою роль не как "главной" воюющей стороны, а только лишь союзников Германской империи, дома Габсбургов, "Нижнерейнского союза" и короля французского и предполагали вести безопасную и выгодную для себя второстепенную войну, им скоро пришлось узнать, что как император Фридрих III, так и король французский заключили мир с бургундским герцогом и последний, пылая жаждой мести, обратился против них же.

 Война, возникшая таким образом, не только имеет исключительное значение в политической и военной истории, но представляет в то же время значительный интерес с точки зрения методологии истории и народной психологии. О ней наряду с современными ей источниками имеется написанная 2-3 поколениями позже запись реформатора Буллингера, которая воспроизводит народную традицию об этой войне. Я впервые опубликовал в моих "Персидских и Бургундских войнах" эту часть до сих пор не напечатанного исторического труда Буллингера не потому, чтобы в ней можно было почерпнуть какие-либо до сих пор неизвестные нам данные о ходе событий, но потому, что эти рассказы служат чрезвычайно поучительной параллелью к рассказам Геродота о персидских войнах: нигде нельзя установить столько внешнего сходства, чтобы явилось подозрение в подражании, но черта за чертой проявляется совершенно та же работа фантазии; здесь мы находим даже беседу изгнанного спартанского царя Демарата с персидским царем перед Фермопилами: Карл Смелый заставил одного пленного, швейцарского полковника Брандольфа фон Штейна, изложить ему образ действий швейцарцев, полковник своими объяснениями вызвал удивление и ужас герцога. По этим рассказам Буллингера можно и должно учиться, настолько критически следует подходить к народным преданиям в таком роде, как у Геродота.

ЛИТЕРАТУРА

 Незадолго до того, как я в первый раз исследовал политические взаимоотношения швейцарцев и Карла Смелого в моих "Персидских и бургундских войнах" (1887 г.), появилось исследование Генриха Витте (Heinrich Witte), Zur Geschichte der Entstehung der Burgunderkriege (Программа Гагенау 1885), которое до меня дошло настолько поздно, что я не мог его использовать. Тот же ученый в "Zeitschrift fer die Geschichte des OberrheinsV. 45, 47, 49 (1891, 1893, 1895) опубликовал ряд своих дальнейших исследований по этому вопросу, чрезвычайно ценных благодаря тщательному привлечению и сравнению как архивных, так и напечатанных источников. Но при всей акрибии исследования они не лишены некоторого пристрастия - положительного отношения к швейцарцам как к "германцам" и отрицательного к бургундцам как к "французам", и я поэтому не мог найти в них основания, чтобы видоизменить взгляды, изложенные мною в "Персидских и бургундских войнах". В программе, например, на стр. 8, сказано, что если Сигизмунд искренно желал мира с союзниками, он мог бы заключить его и помимо Бургундского союза; "как ни воинственны вообще были союзники, как ни побуждало их еще более к наступлению сознание своего численного превосходства в открытом поле и ненависть к рыцарям, все же они во всякое время готовы были бы к миру, если бы Сигизмунд сделал серьезные шаги к обузданию своего рыцарства и если бы он окончательно отказался от того, что фактически им уже было потеряно", - я считаю эту точку зрения неправильной: в союзниках была жажда завоеваний, которая хотя и удерживалась препятствиями внутреннего характера, но, в конце концов, все же прорвалась бы, даже если бы Габсбурги по-прежнему стремились сохранить мир.

 Одним поколением позже завоевательным стремлениям швейцарцев пришел конец только благодаря переключению их воинственных стремлений в наемничество. Витте сам прибавляет в примечании: "Сигизмунд, может быть боялся честолюбивых планов Берна, но сражение при Вальдсгуте показало как раз, что союзники вовсе не так-то склонны поддерживать подобные планы. И, кроме того, Берн также не был настолько воинственным, как это принято думать".

 Против этого можно возразить, что если бы Берн не был действительно в высшей степени воинственным и жадным к завоеваниям, то вообще не было бы политических оснований к разрыву с герцогом Бургундским 25 октября 1474 г., и пришлось бы без обиняков принять старое мнение, что эта война была просто не чем иным, как службой наемников у французского короля.

 В своей статье в "Zeitschrift fer die Geschichte des Oberrheins", т. 45, стр. 16, Витте думает, что мир между союзниками и Австрией мог бы осуществиться и без вмешательства короля Людовика. "Чем определеннее Карл рассчитывал на создание королевства Бургундского, тем более эта общая для них опасность, которую невозможно отрицать, все возраставшая и помимо вмешательства Гагенбаха, необходимо должна была свести Сигизмунда с союзниками". Правильно в этом тезисе то, что союзники не желали основания великодержавной Бургундии у своих границ, и что это было для них политическим мотивом, с целью заключить договор с габсбуржцами и обеспечить этим старым своим врагам помощь для возвращения им их заложенных верхнерейнских областей; но нельзя согласиться с утверждением, что королевство Бургундия представляло для союзников "опасность", которую нельзя не признать; наоборот, эта опасность скорее должна быть просто отвергнута. Даже правнук и наследник Карла Смелого, император Карл V, располагавший мощью совершенно иного масштаба, чем его прадед, не мог стать опасным для швейцарцев. Очень правильно говорит сам Витте (стр. 74) по поводу депеши миланского посланника Черрати своему государю: "В Берне создалось преувеличенное представление о силе сопротивления своей и других членов союза; в своих горах они считают себя достаточно сильными, чтобы схватиться одновременно с Бургундией, Савойей и Миланом, и король Людовик знал, что он делает, когда навязал союзникам войну со своим бургундским противником".

 Этому более или менее противоречит то, что Витте на стр. 72 говорит о "состоянии самозащиты", в котором, якобы, находились союзники по отношению к завоевательным стремлениям Бургундии, а на стр. 367 утверждает, что Берн, вероятно, оставил бы в покое владения фон Ромонта, если бы тот не стал нарушать интересов Берна. Я думаю, что наоборот: как бы ни действовал граф фон Ромонт, бернцы в условиях этой войны всегда нашли бы предлог занять хотя бы часть его владений, в крайнем случае, хотя бы Муртен.

 Настоящий корректив о фактической обстановке внесен был Фишером (Vischer) в экскурсе его к напечатанному под его редакцией дневнику Кнебеля в "Baseler Chroniken", т. III. стр. 369, где доказано, что посольство, отправленное герцогом Бургундским к союзникам, установившее дружеские взаимоотношения ( и на этот факт я ссылался еще в "Истории персидских и бургундских войн", стр. 175), объездило кантоны не в 1474 г., а раньше этого - еще в 1469 г. Из этого, однако, еще нельзя сделать выводов, касающихся общего политического положения, как это делает, например, Дэндликер (Dandliker) в своей "Истории Швейцарии", т. II, стр. 841 (3-е изд.); Берн еще в марте 1474 г. передал герцогу: "Городу Берну останутся незабвенными добрые отношения, бывшие некогда между ним и предками герцога - особливо отцом его, из коих и проистекает взаимное понимание, которое Берн хранит по наследству из поколения в поколение". Город намерен и сейчас относиться к каждому так, как подобает его чести и положению. (Witte, Zeitschr. f. d. Gesch. d. Oberrheins, новое изд., т. VI, стр. 23, прим.). Из приподнятого тона только что приведенных слов ясно видно, что Берн старается перейти от этих до сего момента его хороших отношений к враждебным.

 С исключительным отсутствием предвзятости рассматривает события Дирауер (Dierauer) в своем труде "Geschichte der Schweizerischen Eidgenossenschaft" (т. II, 1892), вообще очень ценной книге.

 Дэндликер "Истории Швейцарии" (т. II) подобно Витте старается выставить швейцарцев находящимися под угрозой, а войну эту - оборонительной. Он говорит (стр. 200) об "ужасном страхе" союзников и думает (стр. 201), что народ был преисполнен "страха пред яростным безрассудным герцогом". Все эти переживания в действительности были союзникам совершенно чужды и создают неверное представление о них. На стр. 841 он приводит то место из моих "Персидских и бургундских войн", где и я придаю французским деньгам второстепенное значение, но опускает моменты, с моей точки зрения, решающие: во-первых, противоречия между Берном и другими 7 кантонами и, во-вторых, то, что политические мотивы Берна были завоевательного, а не оборонительного характера. Для 7 восточных кантонов я придавал француз^им деньгам отнюдь не только второстепенное значение.

 Руководящей, составленной на основании первоисточников работой по бургундским войнам остается, как и прежде, Эм. фон Родт (Em. v. Rodt, Die Feldzьge Karls des ^hnen, Herzogs von Burgung, und seiner Erben, mit besonderem Bezug auf die Teilnahme der Schweizer an denselben, 2 тома, Шаффгаузен, 1843; представляет ценность пространная биография американца Дж. Фостера Кирка, (J. Foster Kirk, History of Charles the Bold, duke of Burgundy, 3 тома, Лондон 1863-68). С. Toutey, Charles le TOmmaire et la Ligue de Constance, Париж 1902, очень обстоятельное исследование, но ничего не дает для нашей цели.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ГЕРИКУРЕ 13 ноября 1474 г.

 Швейцарцы, эльзасцы и австрийцы тотчас после объявления войны, - в то время как герцог Карл со своими главными силами находился на Нижнем Рейне, - выступили с войском в 18 000 человек для осады Герикура. С севера шло на выручку бургундское войско; так как оно во всяком случае было гораздо слабее осаждавших (вряд ли там было 10 000 человек, о которых упоминают источники)55, то неизвестно, что они, в сущности, имели в виду, - может быть только попытку демонстрации. Союзники выступили им навстречу, и бургундцы, не завязав серьезной борьбы, обратились в бегство. А то, что конные бургундцы, якобы, изумились непривычной смелости, с какой так бесстрашно наступали на них простые кнехты56, - это без сомнения только воображение швейцарцев.

 С точки зрения критики источников интересны указанные в них потери.

 Золотурнские военачальники сообщили домой, что убитых врагов было 600 человек.

 Бильские военачальники сообщили домой, что врагов убито "около 1 000 человек".

 Бернцы сообщили французскому королю, что на поле сражения насчитано было 1 617 неприятельских трупов57помимо множества погибших в одной деревне во время пожара, так что враг сам, якобы, оценивает свои потери приблизительно в 3 000 человек.

 Другой официальный источник сообщает о 2 000 мертвых.

 Бернский летописец Шиллинг - о 2 000 павших на поле боя и 1 000 сгоревших.

 В первую минуту 1 617 неприятельских трупов, которые насчитали бернцы, кроме сгоревших, пожалуй, покажутся достоверной цифрой, и новейшие исследователи пытались согласовать с этим подсчетом данные того сообщения, которое было отправлено золотурнцами домой в следующую же ночь после боя, предполагая, что победа на другой день оказалась более крупной, чем это представлялось накануне. С подобными фактами мы сталкиваемся достаточно часто, но здесь это не соответствует ни ходу сражения, ни собственным потерям союзников.

 Базельский городской хронист Николай Рюш58 и бернский хронист Дибольд Шиллинг утверждают, что у союзников будто бы не было ни одного убитого, а лишь несколько раненых, которые затем выздоровели. По другим сообщениям,59 убитых было трое; бильские военачальники сообщали домой лишь о двух убитых. Родт60 из какого-то источника, им не называемого, приводит цифру - 70 человек убитых.

 Даже при потере в 70 человек у швейцарцев трудно допустить возможность потерь в 2 000 человек и более на другой стороне, так как бургундцы не подвергались атаке ни с фланга, ни с тыла и во время бегства не встретили никаких препятствий; тем не менее это можно допустить потому, что тут же рядом приводятся ложные сведения о собственных потерях швейцарцев. Но если считать верным сообщение, что у союзников вовсе не было потерь или самое большее 2-3 человека убитых, то потери бургундцев, исчисляемые тысячами окажутся совершенно невероятными.

 Следовательно, цифру в 1 617 убитых бургундцев, представляющуюся результатом тщательного подсчета, нельзя рассматривать как достоверную.

 Из числа пленных 18 наемников-ломбардцев по обвинению в святотатстве и иных преступлениях, совершенных ими при нападении на Эльзас, были подвергнуты пыткам и сожжены живыми. Но на будущее время постановлением союзного совета было установлено, - как и раньше вообще уже было принято у союзников, - не брать пленных, но убивать всех немедленно.

СРАЖЕНИЕ ПРИ ГРАНСОНЕ 2 марта 1476 г.

 Прошло целых полтора года, пока Карл, занятый в Лотарингии и на Нижнем Рейне, смог подойти к границе Швейцарии для защиты своих владений. Швейцарцы тем временем совершали поход за походом и опустошали соседнюю Бургундию и Ваадт. Жители Штеффис, тихого местечка на Нейенбургском озере, осмелившиеся оказать сопротивление, были вырезаны все до одного. Гарнизон замка, который позже подвергся нападению, был сброшен с башни в пропасть; даже тех мужчин, которых впоследствии находили в каком-нибудь потайном месте, связывали вместе одной веревкой и топили в озере. Затем явились фрейбургцы со 100 возами, чтобы увезти сукно, которое изготовлялось в этом городке и составляло его богатство. Уцелевшим женщинам и детям ничего из имущества не было оставлено. Даже сами грабители почувствовали некоторое сострадание при виде столь ужасного горя, и большой совет Берна обратился к своим военачальникам с мягким увещеванием по поводу их "бесчеловечных жестокостей"61.

 Бернцы использовали предпринятые совместно с фрейбургцами грабительские походы для того, чтобы со своей стороны, захватить укрепленные пункты, главным образом на Юрских перевалах. Но когда затем появился герцог с мощной армией, замки были снова оставлены, так как выяснилось, что восточные кантоны по-прежнему не были склонны сражаться ради завоевательных планов Берна. Дальше всего выдвинутым постом, который бернцы решились отстаивать, был Грансон. Бернцы поместили там гарнизон в 500 человек, рассчитывая, что они смогут удержаться и что, если положение их станет более серьезным, прочие союзники, в конце концов, не откажутся выступить им на выручку.

 Относительно этого похода мы хорошо осведомлены не только благодаря подробным повествованиям швейцарских и бургундских хроник, но главным образом благодаря подробным отчетам, которые в два дня раз посылал своему господину Панигарола, состоявший при Карле посланником герцога Миланского; отчеты эти напечатаны62.

 Самый близкий путь, по которому герцог Бургундский мог проникнуть в Швейцарию, пролегал пожалуй через Юру, - например, на Невшатель или Биль. Карл, однако, избрал новый путь. Целью, которую он себе ставил, было прежде всего не вторжение в швейцарскую область, а освобождение Ваадта - части Савойи, захваченной швейцарцами. Таким образом, Карл направился сюда и сделал Ваадт своей операционной базой, так что позже, во время войны, его фронт обращен был к северо-востоку.

 Первым стратегическим объектом, который наметил себе герцог, был Грансон. Этот пункт расположен в стороне от дороги, которая прямо привела бы его к главному его врагу - г. Берну. Но именно поэтому, видимо, Карл избрал такой маневр: его соображения были, очевидно, параллельны соображениям бернского Большого Совета, но шли в противоположном направлении. Он знал, что отнюдь не все кантоны согласны с политикой Берна. Но если бы он прямо двинулся на Берн, то следовало ожидать, что, несмотря на все разногласия, союзники не оставили бы Берн без поддержки. Однако, так как Карл напал на Грансон, кантоны прежде всего были поставлены перед вопросом, есть ли у них повод поддерживать Берн в отстаивании этого его завоевания. Возможно было, что при таком настроении они не стали бы действовать изо всех сил, оказали бы незначительную поддержку или, быть может, даже вовсе не оказали бы ее. Таким образом, безразлично, решился ли бы Берн самостоятельно или с помощью своих ближайших союзников дать бой за освобождение Грансона, или же предоставил бы гарнизон крепости своей собственной судьбе, - шансы Карла как раз для этого предприятия в том и другом случае были особенно благоприятны.

 Все произошло так, как рассчитывал герцог. Никакие сведения о бургундском наступлении, никакие посольства Берна со слезными мольбами о помощи не заставили восточные кантоны немедленно приступить к действиям. Только спустя более чем 3 недели после того как бургундцы начали переход через горы, союзная армия пришла, хотя и не вполне, в боевую готовность. Между тем гарнизон Грансона вынужден был сдаться на милость победителя: разъяренный герцог приговорил его к заслуженному наказанию за совершенные злодеяния - к казни.

 Несомненно, всего безопаснее для Карла было бы ожидать наступления швейцарцев в хорошо укрепленном, защищенном артиллерией лагере на равнине под Грансоном. Его войско насчитывало приблизительно 14 000 человек: 2 000- 3 000 тяжелой конницы, 7 000-8 000 стрелков, остальные - пешие пикинеры.

 Хотя швейцарцы, насчитывавшие до 19 000 человек, имели перевес в несколько тысяч, но все же было сомнительно, осмелятся ли они напасть на лагерь, и Карл поэтому решил выступить им навстречу. Со своими профессиональными воинами, со своей артиллерией он считал свою победу над народным ополчением обеспеченной. Дорога шла вдоль Нейенбургского озера; на некотором промежутке подступавшие к озеру горы обращали ее в ущелье. Для того чтобы обеспечить себе проход через него, Карл прежде всего лежавший у противоположного (северного) его выхода замок Вомаркюс и поставил в нем гарнизон (1 марта)63.

 Эта операция определила и дальнейший образ действий швейцарцев. До этого они действительно не решались нападать на укрепленный лагерь бургундцев, теперь же они приняли решение немедленно наступить на Вомаркюс. Можно было быть уверенным, что Карл поспешит ему на выручку, и, таким образом, представится возможность сразиться на неподготовленных, т.е. на не обеспеченных артиллерией позициях.

 Утром 2 марта оба войска выступили навстречу друг другу: швейцарцы - по направлению к северному выходу из ущелья, на Вомаркюс, бургундцы - к южному выходу. Карл намерен был продвинуть свое войско только до этого места, приблизительно на расстояние одной мили от Грансона. Таким образом, обоих противников разделял бы еще горный хребет шириною приблизительно в полмили. Но тут неожиданно для обеих сторон разыгралось сражение.

 Часть швейцарцев, - преимущественно швицы, бернцы и фрейбургцы, - вступила в бой с бургундским постом, расположенным на дороге через хребет. Разгоревшийся бой привлекает на эту дорогу один отряд за другим, а когда они, преследуя противника, переходят на другой склон хребта, то замечают перед собой в долине все его войско. Авангард уже прибыл и приступил к разбивке лагеря; главные же силы еще были на походе.

 Герцог сам прибывает с авангардом и принимает бой с выходящими из ущелья швейцарцами, выдвигая против них, в первую голову, своих стрелков.

 Создавшаяся обстановка с абстрактной точки зрения была как нельзя более благоприятной для бургундского войска. Оба войска еще только подходили, но бургундцы шли по долине, швейцарцы - по затруднявшему передвижение дефиле. Следует поэтому предполагать, что бургундское войско могло быть собрано и выстроено раньше, чем швейцарское, далее, оно могло атаковать еще развертывавшихся швейцарцев, и если бы ему удалось опрокинуть их, то, теснясь у входа в дефиле и образуя здесь затор, швейцарцы должны были понести тяжелые потери.

 Своеобразные состав и тактика того и другого войска сделали неосуществимым для бургундцев этот, сам по себе естественный, маневр. Дорога, по которой наступали швейцарцы, представляла собой не непосредственный переход из лесистых гор в долину, а отлогий спуск по усаженным виноградом холмам. В такой местности Карл почти совсем не мог пустить в ход ни одного из тех двух родов войск, на которые он по преимуществу возлагал надежды, - рыцарство и артиллерию. Пусти он одно только великое множество своих стрелков в наступление, они бы, возможно, и заставили швейцарцев повернуть назад в ущелье, но настоящего поражения стрелки, не смевшие подойти к врагу вплотную, а тем более вступить с ним в рукопашный бой, нанести не могли бы.

 Поэтому Карл принял решение - развернуть свое войско в долине и там встретить атаку швейцарцев. Можно думать, что этим самым он отказался от главного преимущества, которое предоставляла ему обстановка, а именно - возможности завязать сражение до прибытия основных сил противника. Но даже это удалось ему. Он послал в бой несколько отрядов стрелков, которые, численно превосходя швейцарских стрелков, вероятно, создавали большие затруднения для формировавшейся на холмах четырехугольной баталии швейцарцев. Эта последняя, охватывавшая менее чем половину швейцарского войска - приблизительно 8 000 человек, - таким образом, вынуждена была перейти в наступление, не дождавшись подхода остальных частей.

Ее сопровождала немногочисленная конница64 и несколько орудий, подвезенных бернцами. Едва ли можно представить себе обстановку, более благоприятную для бургундского войска, если бы только оно успело полностью развернуться. Но этого еще не случилось. Можно предположить, что к моменту наступления швейцарцев бургундская армия была уже полностью в сборе, но частично, несколько позади перестраивалась из походного порядка в боевой. Возможно, что швейцарцы дали увлечь себя в обособленную атаку именно в расчете на то, что и бургундцы еще не вполне готовы.

 Как бы то ни было, но герцог по-прежнему был убежден, что все преимущества на его стороне. Если бы швейцарская баталия спустилась в долину, то он смог бы атаковать ее со своими жандармами с фланга, а с фронта - подвергнуть ее обстрелу артиллерии и стрелков. Немногочисленным швейцарским отрядам конницы и стрелков, сопровождавшим баталию, не под силу было бы защитить ее от фланговых и, возможно, даже тыловых атак; чтобы защищаться от них, она должна была бы остановиться и, в конце концов, была бы сломлена атаками со всех сторон.

 Карл поэтому приказал нескольким отрядам своих жандармов предпринять фланговую атаку со стороны гор, другим - отойти с фронта, чтобы демаскировать артиллерию. Снаряды попадали в швейцарскую баталию. Атака жандармов проведена была блестяще: легкая пехота союза укрылась в глубину баталии; жандармы подступили на расстояние удара копья, но не были в состоянии проникнуть в глубь сплоченных отрядов, которые выставили им навстречу свои длинные копья. Рыцарь Шатогюйон при попытке ворваться в их ряды верхом был заколот, остальные повернули назад. Атака была отбита; бургундцы должны были отступить перед лесом пик сплоченной баталии швейцарцев.

 Это предрешило исход дня. Среди находившихся еще позади и, вероятно, еще только строившихся отрядов бургундцев, а также в обозе, началась паника, которая распространялась все дальше и дальше. С криком "sauve qui peut" ("спасайся кто может") одна часть за другой обращалась в бегство. Панигарола объясняет эту панику тем, что части, стоявшие позади, сочли за бегство передвижение, имевшее целью открыть свободное поле действия для артиллерии. Швейцарцы же решили, что на бургундцев нагнало такой страх прибытие остальных союзников, которые двигались непрерывным потоком из обоих проходов (по горе и по берегу озера). Возможно, что имело значение и то и другое, а кроме того неудача атаки жандармов под командой Шатогюйона65. Во всяком случае до всеобщего сражения не дошло. Главную силу бургундского войска составляли стрелки, которые не могли допустить дело до рукопашной схватки с пикинерами и алебардщиками, к тому же им недоставало сплоченности тактического организма, которая не дает отдельным воинам поддаться общей панике. Бургундское войско ринулось в бегство; напрасно Карл старался удержать своих воинов и кое-где пытался продолжать еще бой. Швейцарцы преследовали бежавших; но так как прибыли к месту боя еще только немногие из конных воинов, и эти последние не решались двинуться вперед, оторвавшись от главной массы войска, то они не могли уже больше причинить никакого ущерба бургундцам.

 Урон, исчисленный в некоторых источниках в 1 000 человек, во всяком случае преувеличен; Панигарола утверждает, что пали лишь немногие, - и это в большей степени соответствует характеру данного сражения, - а начальник сен-галленцев, барон Петер фон Хевен, на следующий день после сражения доносил своему аббату, что на поле битвы осталось только 200 бургундцев66.

 На стороне швейцарцев было довольно значительное число убитых и раненых бургундскими стрелами и снарядами; их было немало и среди контингентов, находившихся не в авангарде, а в баталии главных сил; так, например, люцернцы имели 52 раненых, получивших свои раны, вероятно, большей частью во время преследования от стрел бежавших. К авангарду, будто бы примкнуло также известное число отдельных воинов остальных контингентов, а возможно, что некоторые из них были ранены и в самом сражении67.

 Dierauer, т. II, стр. 207, подверг сомнению мой подсчет численности бургундского войска в 13 000-14 000 человек, так как к тем 11 000, которые привел Карл (не считая 400 копий, высланных вперед), по его мнению, следует еще прибавить савойские и миланские подкрепления. Но весьма сомнительно, получил ли Карл в действительности подкрепления из Милана и участвовали ли савойцы в сражении под Грансоном, тогда как, напротив, вполне возможно, что отдельные части армии Карла уже ранее были им отделены от нее и куда-либо отряжены (ср. "Персидские и бургундские войны", стр. 150).

 Feldmann, Die Schlacht bei Granson (Freienfeld, 1902), пытается доказать, что численность бургундской армии была выше предполагаемой мною, так как я не включил в нее артиллерийских команд; "жандармов" и савойцев. Но артиллерийские команды состояли главным образом из некомбаттантов: наличие не принятой мною в расчет "жандармерии" не доказано, а о савойцах мы уже говорили выше.

 Фельдман придает также значение возгласу Карла: "20 000 человек удрали" и полагает, что Карл ведь не мог желать представить победу швейцарцев еще более крупной, чем она была в действительности. Против этого я возражаю: ясно, что приведенный в ярость трусостью своего войска Карл преувеличил цифры не в его пользу.

 В депеше от 31 декабря 1475 г. Панигарола сообщает, что по утверждениям герцога у него имеется уже 2 300 копий и 10 000 лучников. Я принял ("Персидские и бургундские войны", стр. 149), что 10 000 лучников входили в то же время в состав копий. Фельдман отвергает такое толкование, и, быть может, в этом он прав: герцог действительно хотел сказать: 2 300 копий (13 800 человек) и 10 000 стрелков. Но это все же не дает нам никаких данных для исчисления сил под Грансоном. В этом решающее значение имеет сообщение Панигаролы от 16 января, из которого вытекает, что герцог в том более раннем своем указании допустил крупные преувеличения.

СРАЖЕНИЕ ПРИ МУРТЕНЕ 22 июня 1476 г.

 Как ни настаивали бернцы, но швейцарцы не использовали плоды своей победы, чтобы перейти к широким наступательным действиям; они не использовали ее даже далеко за пределами лагеря под Грансоном, а, захватив добычу, тотчас же разошлись с нею по своим родным кантонам68.

 Благодаря этому Карл имел возможность реорганизовать свою армию в Ваадте, в 11 милях от Берна. Его штаб-квартирой была Лозанна. За два месяца он закончил здесь все свои приготовления, собрал армию, значительно более сильную, чем под Грансойом, - приблизительно в 18 000-20 000 человек, - и снова начал поход69.

 Бернцы на этот раз не решились удержать столь далеко выдвинутые посты, как Грансон. Единственный пункт в Савойской области, который они еще сохранили, был Муртен, в 3 милях от Берна, заграждавший более северную из двух дорог, ведших из Лозанны в Берн, как Фрейбург заграждал южную. Карл прежде всего должен был атаковать один из этих двух пунктов. Направиться, минул их, прямо на Берн не представляло никакого расчета. Бернцы одни вряд ли приняли бы сражение в открытом поле; герцогу пришлось бы осаждать город, и при этом он подвергся бы здесь такой же атаке армии, пришедшей на выручку города, какую он мог ожидать под Муртеном и Фрейбургом, но в неизмеримо худших для себя условиях. В силу этого он вынужден был двинуться прежде всего на один из этих двух городов. Предвидя это, Бернский совет усилил фрейбургское ополчение "подкреплением" в 1 000 человек, а расположенный на неприятельской территории г. Муртен, отношение которого к обеим сторонам было под сомнением, он снабдил гарнизоном в 1 580 человек, под начальством особо испытанного воина, Адриана фон Бубенберга.

 Герцог Бургундский решил обратить свои силы против этого последнего пункта. Какие бы специфически военные соображения ни повлияли на его решение - то ли более удобная линия отступления, то ли топографические условия, - но решающими здесь были те же причины, которые побудили его первый свой поход направить на Грансон. Отрицательное отношение к этой войне восточных кантонов после Грансона оставалось таким же, каким было до него70. Поэтому они, невзирая на все убеждения Берна и несмотря на очевидность военных преимуществ, которые они могли бы приобрести, немедленно после победы разошлись по домам и дали бургундцам возможность устроить свое место сбора в непосредственной близости от них. Они даже отказались защищать Муртен и хотели ограничиться защитой территории, действительно принадлежавшей Швейцарскому союзу. Нападение на Фрейбург заставило бы их немедленно поголовно взяться за оружие, - с Муртеном же легко могла повториться та игра, какая имела место весною под Грансоном.

 Каковы были дальнейшие намерения герцога на тот случай, если бы ему удалось взять Муртен до прибытия шедшей на помощь этому городу швейцарской армии, - сказать трудно. Хотя он говорил Панигароле, что в этом случае он направится прямо на Берн, но точно также можно допустить, что он стал бы выжидать нападения швейцарцев на укрепленной позиции. Взяв в плен полуторатысячный гарнизон Муртена и держа его в своих руках в качестве заложников, он, вероятно, располагал бы достаточным средством для достижения своих целей; а если бы он, как при осаде Грансона, велел казнить их, ему не пришлось бы идти до Берна, чтобы встретиться с швейцарцами в желанном для него бою в открытом поле.

 Итак, наступление Карла на Муртен было им хорошо обдумано. 9 июня он начал осаду и одновременно возвел укрепления против армии, могущей напасть на него с целью деблокады города. Он не обнес свой лагерь этими укреплениями в непосредственной близости от города, так как здесь господствующее положение над укреплениями занимала бы окружавшая их более высокая местность, а выдвинул их на ближайшие высоты в l S-2 км от города, перед которыми вновь расстилалась широкая равнина, Вильское поле, к востоку от Мюнхенвилера и Бурга. Она представляла собой великолепное поле сражения в том отношении, чтобы еще издалека взять наступающего противника под обстрел, затем встретить его ядрами, дротиками и стрелами стрелков и, наконец, сделав вылазку с рыцарями и пехотой, перейти в атаку71.

 В другом месте, вероятно при Монтелье, он запрудил ручей, чтобы заградить подступы. Укрепление состояло, - как говорят швейцарские хронисты, - из "живой изгороди", частью из плетня, частью из частокола, за который на возвышениях установлены были орудия. Для вылазок в этой изгороди оставлены были бреши. Мы не имеем документальных данных относительно того, на каком протяжении лагерь был обнесен ею с восточной стороны, но, во всяком случае, настолько, что открытой могла остаться только южная сторона, а возможно, что лагерь обнесен был изгородью по всей своей окружности. Возможно ограда примыкала к лесу на юге от Мюнхенвилера, который сделан был непроходимым благодаря засеке. Нельзя было ожидать, чтобы швейцарцы, чей естественный сборный пункт находился на северо-востоке, могли сделать более далекий обход.

 Ввиду укрепленности своей позиции герцог был убежден, что швейцарцы вообще не решатся подступить, и, значит, от него одного будет зависеть довести ли дело до сражения или нет, т.е. выступит ли он из своего укрепленного лагеря или останется там72.

 Подвоз для своего укрепленного лагеря он обеспечил при помощи этапных отрядов, которые были размещены в подходящих для этого укрепленных пунктах.

 Герцог всего вернее защитился бы от внезапного нападения со стороны войска, предназначенного для снятия осады, если бы занял переправы через р. Заане, протекающую с юга на север приблизительно на половине дороги между Муртеном и Берном, именно - Лаупен и Гюмменен. Он и начал с того, что сделал попытку (12 июня) овладеть этими пунктами, но не возобновил ее, когда был отбит. Он, очевидно, не хотел подвергать далеко выдвинутые посты опасности снятия, чтобы не оказаться вынужденным выступить к ним на выручку.

 Теперь швейцарцы уже имели возможность собрать свое войско непосредственно за р. Заане и, когда главные силы были собраны, переправившись через реку, продвинуться до Ульмица (12 июня), не далее 5-6 км от бургундских палисадов (частоколов). Вместе с коренными швейцарцами выступает герцог Ренэ Лотарингский с несколькими сотнями конницы, австрийская конница, страсбургцы и другие контингента из Эльзаса. Но только 22 июня, на 13-й день после начала осады, вся армия была более или менее в сборе. Кантоны не реагировали ни на известие о продвижении бургундского войска, ни даже на известие об осаде Муртена; только когда нанесен был ущерб древнебернской области, что произошло при стычке на аванпостах у Зааны 12 июня, - только тогда кантоны призвали к оружию свои ополчения.

 Несмотря на большие усилия, бургундцам за это время не удалось овладеть Муртеном. Они пробили бреши и штурмовали его, но были отбиты. Комендант Бубенберг руководил защитой города с величайшей энергией и осмотрительностью. Он сумел удержать враждебно настроенные элементы населения в повиновении и увещеваниями и строгостью поддержать уже падавшее мужество своих людей. На помощь ему по озеру присланы были подкрепления. Поэтому бургундские капитаны посоветовали герцогу, отказавшись от вторичного штурма, ограничиваться продолжением обстрела и все усилия направить на подготовку предстоящего сражения, в результате которого должна определиться и судьба города.

 Когда герцогу доложили, что швейцарцы подошли очень близко, он 21 июня, за день до сражения, вместе с несколькими командирами, лично произвел рекогносцировку. Они настолько приблизились к швейцарцам, что те начали обстреливать их; стали соображать, не снять ли осаду и не лучше ли обрушиться сперва на этого противника в открытом поле73. Но герцог был против.

 Местность близ Ульмица, которую швейцарцы избрали сборным пунктом, была непригодна для рыцарского наступления; она была пересечена ложбинами и окружена лесом так, что невозможно было даже оценить и учесть силы противника. Герцог полагал, что собрались еще немногие. Тем не менее желательно ему было прервать осаду, которая все-таки должна была привести к цели. Разделить же свою армию, с тем чтобы продолжать осаду и одновременно атаковать при Ульмице войско, предназначенное для ее снятия (как поступил, например, Фридрих, отправляясь из Праги в Коллин против Дауна), он, кажется, не намеревался; да это и не было бы уместным, так как силы неприятеля при Ульмице не были достоверно известны; к тому же противник был хорошо защищен условиями местности. Поэтому герцог остался при своем решении - продолжать осаду и выжидать наступления войска, предназначенного для ее снятия. Панигарола, предостерегая герцога, указывал на коварство, кроющееся в образе действий швейцарцев; с часу на час можно ждать их внезапного появления. Но после того как бургундская армия за предыдущие дни неоднократно выстраивалась для их встречи за частоколом, и день за днем проходил в напрасном ожидании, герцог вообще перестал верить в возможность наступления швейцарцев, считая, что, на худой конец, достаточной защитой от неожиданности будут те 2 000 пехотинцев и 300 копий, которые охраняют и ночью его укрепление на фронте, обращенном к Ульмицу. Главные силы армии, которые уже простояли в боевой готовности и течение всей второй половины дня, он отправил обратно в лагерь.

 Ночью начался сильный дождь, который продолжался и все утро следующего дня. Швейцарцы утром начали было рекогносцировку, но тотчас же отошли назад и больше их не было ни слышно, ни видно. Теперь герцог окончательно уверился в том, что они не отважатся на атаку.