6. Проблема интеллигенции в России

6. Проблема интеллигенции в России

Теперь — другая сторона всех этих проблем. В это время у нас начинает зарождаться еще одно сословие, о котором у нас любят поговорить, к которому у нас особое отношение, но, тем не менее, не все это хорошо понимают и вообще о нем трудно судить. Я имею в виду российскую интеллигенцию.

Слово «интеллигенция» очень трудно перевести. Английское выражение «intellectual» означает «образованный человек», «мастер своего дела». Он может быть математиком, врачом, преподавателем — кем угодно. Интеллигент — это скорее чисто русское явление, и зарождается оно в те времена, когда в результате всех пертурбаций, происходивших в России, появляется человек, который начинает осознавать свой долг по отношению не к стране, а к угнетенному народу. Это люди с неспокойной совестью. Помните у Радищева пассаж о том, что он огляделся вокруг, и душа его уязвлена стала, он потерял душевный покой: как же так, он такой-сякой, а как плохо всем людям вокруг. Но такое явление могло быть выражено по-разному. Можно было посмотреть на самого себя: что ты конкретно делаешь для изменения ситуации. Все-таки интеллигенция родилась у нас в дворянской среде, а дворяне были помещиками. Но оказалось не так: дело не во мне, а в правительстве, во власти, в природе власти, в религии, в экономической ситуации, в политическом строе, в законах — в чем угодно, но только не во мне лично.

Таким образом, начинает появляться укоренившаяся впоследствии точка зрения: что я скорблю о народе, я всех буду учить, как жить, как поступать, как делать, всем все покажу. Это, в общем-то, мой долг. А какое-то конкретное дело — так я же вот его и делаю.

Именно тогда возникает эта единственная в своем роде философия. Это тоже заслуга отчасти Петра, но в большей степени, пожалуй, его преемников. Заставив дворянство изучать грамоту, посылая его за границу, очень быстро столкнулись с проблемой западного влияния, причем влияния очень своеобразного. Далеко не все являлись оттуда специалистами, а чаще всего возвращались людьми, чего-то нахватавшимися, насмотревшимися на западную жизнь, где все было гораздо комфортабельнее, где законы были лучше, дороги были чище, где дома были каменными, где одевались иначе, и вообще солнышко грело лучше и светило ярче.

{29}

Вероятно, практик типа самого Петра стал бы работать непосредственно над такой проблемой. Но интеллигенция, родившаяся в дворянском сословии, сочла возможным становиться в известную оппозицию: власть — это одно, а она — другое. С другой стороны, она усвоила себе роль ментора, учителя жизни. Я не думаю, что граф Шувалов, изобретая отмену внутренних таможен, исходил из каких-то идеальных соображений. Ему нужно было хоть как-то наполнить казну. В этом отношении он был абсолютно не интеллигентным человеком. А вот Радищев, который написал «Путешествие из Петербурга в Москву» — это интеллигентный человек в высшей степени. Хороший он был человек? Вероятно, неплохой. Он констатировал факты, вскрывал язвы и при этом оставался при своей скорби. Екатерина подобных вещей не любила. Она считала, что надо служить, находиться на своем рабочем месте, а отнюдь не заниматься агитацией и пропагандой, как сказали бы в XX веке.

В XVIII веке интеллигенция только начинает складываться, она еще не определилась в это время как сословие. Развитие интеллигенции, пребывающей в таких умонастроениях, приведет к появлению декабризма, а дальше — к появлению либеральной интеллигенции и всего, что за этим последует в конце XIX века. Забегая вперед, скажу, что Чехов — человек, который воспел российскую интеллигенцию, у нас обычно воспринимается несколько своеобразно. Я говорю не о личности Чехова, а о его героях. Не знаю, слыхали ли вы об этом, но в те времена, когда Чехов писал своих дядей Вань, Гаевых и Раневских, было выражение: «пьет, как чеховский интеллигент». Как известно, все эти люди, которые не нашли в России применения своим мыслям, своим талантам, просто спивались. Почему-то у нас после Чехова интеллигентность стала почти ругательством («настоящий чеховский интеллигент»). Чеховский интеллигент — это мало привлекательное явление. Гаев, Треплев, Тригорин — вся эта публика действительно никогда не была голодной, всегда обо всем судила и рядила и ничего не делала. В лучшем случае просто сотрясала воздух, при первой же трудности отбывая за границу. Если посмотреть бесконечные рассказы на тему о «лишних» людях, то этот тип прослеживается совершенно четко. Вот вам результат эволюции. Выходит дело, что когда Петр заставлял всех служить, то он ставил таким образом естественную преграду. И он чего-то добился. Русские офицеры, создавшие офицерскую касту, офицерский корпус, были, конечно, люди выдающиеся, хотя и очень малозаметные. Вряд ли тогда они думали о каких-то глобальных проблемах. Но именно они шли под пули, именно они умирали за веру, царя и отечество, хотя впоследствии то, что вышло из вольности дворянства, привело к его моральной деградации.

Я бы посоветовал вам прочесть книгу Бердяева [14]. Там не со всем можно согласиться, это очень хлесткое произведение, но по-своему интересное и замечательное хотя бы уже тем, что конкретно на эту тему написано. Книга небольшая, впервые вышла в Париже, у нас переиздана.

Итак, процесс создания интеллигенции возник уже в те замечательные времена — в XVIII веке. Как ни странно, он связан с указом о вольности российского дворянства

Обзор, который я попытался сегодня дать, конечно, не исчерпывает тему, но дает представление о том, как трансформировалось общество. И если в начале XVIII века мы видим реформы (строительство флота, строительство новых государственных учреждений, устройство новой армии, введение новых принципов администрирования и т. д.), то здесь мы видим совершенно иную ситуацию. Все немножко утряслось, все притерлось, все встало на какие-то совершенно иные, чем задумал Петр, места, и создалась совершенно новая ситуация. Она, до известной степени, есть результат петровских реформ. Но она совершенно не похожа на то, что хотел сделать Петр.

Следовательно, мы должны считать, что реформы Петра, бесспорно, послужили возникновению принципиально новой ситуации в России (социальной, экономической). Но эти реформы не сохранились его преемниками так, как он их замышлял. Сознательно их переделали или шел какой-то подспудный процесс? Вероятнее всего — последнее. Вряд ли у Воронцова или у дельцов Анны Иоанновны был какой-то план действий. Я думаю, что они, не имея возможности собрать нужное количество денег в казну, сталкиваясь с проблемой казнокрадства, плохо разбираясь в проблемах внешней политики и т. д., пытались все время как-то затыкать дыры, как-то лавировать между оскорбленной гвардией, бегающим крестьянством и давлением иностранных дипломатов, не забывая при этом еще и свои личные нужды. Этот процесс был до известной степени стихийным. Но он был естественным следствием того, что было сделано в первой четверти XVIII века.