10. Жены декабристов

10. Жены декабристов

Особняком стоит подвиг (думаю, что слово это здесь вполне уместно) жен этих людей, которые на свой страх и риск, отчетливо понимая свой долг, отправились в Сибирь, будь то француженка маркиза Лаваль (княгиня Трубецкая), или княгиня Волконская (дочь генерала Раевского), или какие-то малоизвестные женщины — например, гувернантка семьи Анненковых Полина Гебль, которая даже русского языка не знала как следует и никогда бы не вышла за Ивана Анненкова, потому что мать не разрешила бы ему жениться на безродной «французской твари». Но когда сын ее стал государственным преступником, она дала Полине кучу денег, и та уехала в Сибирь, где обвенчалась с государственным преступником, которому на время венчания разрешено было снять кандалы, и дожила с ним до глубокой старости, родив 14 детей (в живых осталось 6) и написав интереснейшие воспоминания. На фоне этих воспоминаний героями выглядят отнюдь не декабристы, а эти женщины, которые действительно совершили подвиг и действительно являются настоящими героинями.

Существуют воспоминания Марии Волконской, написанные ею для собственного сына, существуют записки некоторых декабристов. Но в целом эта история выглядит так, как я постарался вам рассказать, хотя я и не убежден, что мое повествование должно претендовать на какую-то законченность.

Что касается неудачи самого восстания, то причины ее крылись не в какой-то там неподготовленности. Войти в Зимний дворец и перерезать всех, кто там находился, можно было за два часа, учитывая богатый опыт гвардии. Думаю, что эти мечтатели, фантазеры, мальчишки, как называл их Грибоедов, нутром понимали, что творится что-то не то. Политические обольстители — их руководители — видимо, сумели им навязать свою волю, но по-настоящему повести за собой не смогли. То, что случилось с ними 14 декабря (что могло быть глупее, чем полк, стоявший на Сенатской площади час, два, три, четыре, пока по нему не пальнули картечью) — это нонсенс. Все они были военными, имели боевой опыт, некоторые — золотое оружие за храбрость. Таких людей не упрекнешь в трусости, в неумении командовать. Но здесь налицо некий паралич — следствие внутренней раздвоенности. Трубецкой не был трусом, но, видимо, в чем-то сомневался.

Некоторые получили ссылку на Кавказ, где сложили головы — в частности, писатель Бестужев-Марлинский, блестящий гвардейский адъютант. Но многие выслужились. Одного человека Николай помиловал. Генерал Михаил Орлов, довольно беззастенчивый тип и один из руководителей всей этой истории, был схвачен, очень вызывающе вел себя во время допроса у императора, и судьба его, вероятно, была бы печальной, если бы за него не вступился брат — Алексей Орлов, командир полка кавалергардов и личный друг императора. Николай ему ответил: «Сам не знаешь, о чем просишь. Этого прощу — остальных тоже придется прощать». Но обаяние Алексея Орлова было столь велико, что император выполнил его просьбу и отправил Михаила Орлова в имение, чтобы и духу его больше не было в столице (потом, правда, ему было разрешено жить в Москве). Алексей Орлов обещал, что всю свою жизнь посвятит императору, и слово свое сдержал. О его роли в русской истории мы еще будем говорить, она необычна — это был действительно замечательный русский патриот. И так же бестрепетно, как он вел свой полк на декабристов-бунтовщиков, он немало послужил отечеству на другом поприще — дипломатическом.

Николай всю жизнь считал, что 14 декабря он спас Россию. Кажется, что так оно и есть, особенно когда читаешь программу Пестеля, где говорится о цареубийстве, о государственном военном перевороте, диктатуре лет на 10 и т. п. Это очень напоминает то, что последовало после 1917 года.