4. Империя

4. Империя

Последствием распадения Каролингской империи было то, что два общих для всей христианской Европы понятия локализировались и стали восприниматься как местные: сан папы достался кланам римской аристократии; империя — без конца делимому, с подвижными границами итальянскому баронату. Как мы успели убедиться, титул императора был связан с владением королевством Италия. Но он обрел некий смысл только после 962 года, когда стал принадлежать германским государям, чьи претензии опирались на достаточно мощные по тем временам возможности.

Надо сказать, что два эти титула, королевский и императорский, никогда не смешивались. На протяжении периода, который длился, начиная с царствования Людовика Благочестивого и до Оттона I, мы видим, что за империей на Западе окончательно закрепились два определения, она должна была быть «римской» и «священной». Для того чтобы объявить себя императором, недостаточно было получить титул и помазание, например, в Германии. В императоры нужно было быть посвященным рукою папы в священном городе Риме, принять второе помазание и получить специальные знаки императорской власти. Новым было то, что с некоторых пор только избранник германских магнатов считался единственным законным претендентом на этот титул. Как писал в конце XII века один эльзасский монах: «Каков бы ни был принц, избранный Германией в качестве владыки, изобильный Рим склоняет перед ним голову и признает его своим хозяином». Вскоре стали считать, что вместе с титулом короля Германии этот монарх одновременно получает право управлять не только Восточно-Франкским королевством и Лотарингией, но и имперскими территориями: Италией, а затем и королевством Бургундия. Другими словами, по выражению Григория VII, «будущий император» уже распоряжался империей; с конца XI века немецкий государь, будучи избран и коронован на берегах Рейна, в ожидании другой торжественной церемонии получал еще и титул «король римлян», с тем чтобы поменять его на еще более торжественный в день, когда после традиционного R?merzug, «римского похода» он будет увенчан на берегах Тибра короной цезарей. Но если обстоятельства препятствовали этому долгому и трудному путешествию, то этот государь вынужден был довольствоваться титулом короля в своей империи.

Между тем вплоть до Конрада III (1138–1152) все монархи, призванные править Германией, рано или поздно становились императорами, так что попробуем разобраться, каково же истинное содержание этого, столь завидного титула. Нет сомнения, что он возносил своего носителя над всеми остальными королями, — «корольками», как любили говорить в XII веке придворные немецкого владыки. Этим объясняется желание присвоить его и некоторыми королями вне пределов античной империи, они объявляли тем самым свою независимость по отношению к более сильной монархии и собственную ведущую роль по отношению к своему окружению; в Англии так именовали себя некоторые короли Мерсии и Уэссекса, в Испании короли Леона. Плагиат, не более того! Единственным подлинным императором на Западе был «император римлян» — эту формулу усвоила с 982 года канцелярия Оттона, позаимствовав ее у Византии. Имперский миф питался здесь памятью о цезарях — христианских цезарях в первую очередь. Потому что Рим был не только «главой мира», он был еще и «апостольским городом», обновленным кровью мучеников. Отдаленные воспоминания о том, что римская империя была вселенской, подкреплял куда более близкий образ Карла Великого, «завоевателя мира», как назвал его один имперский епископ^{301}. Оттон III, который начертал на своем щите девиз: «Обновленная Римская империя», бывший девизом и Карла Великого, отыскал в городе Ахене могилу великого Каролинга, позабытую поколениями, равнодушными к истории. Воздвигнув пышную усыпальницу, достойную памяти великого императора, Оттон III перенес туда славный прах, сохранив для себя фибулу и клочок одежды, красноречиво выразив тем самым верность двум слившимся воедино традициям.

Нет сомнения, что идею империи в первую очередь лелеяло духовенство. По крайней мере, если говорить о первом этапе феодализма. Трудно предположить, что малообразованные воители вроде Оттона I или Конрада II отчетливо понимали ее. Но духовные лица, которые всегда присутствовали в окружении королей, давали им советы, а иногда и воспитывали, безусловно влияли на их деятельность и политику. Оттон III был молод, образован, мистически настроен, он «родился в пурпуре» и усвоил уроки своей матери, византийской принцессы, — всем этим объясняется его опьянение имперской мечтой. «Римлянин, победитель саксонцев, победитель итальянцев, раб апостолов, Божьей милостью священный император Мира» — разве мог написать так писец в одной из грамот, если не был уверен заранее в одобрении своего господина? Век спустя официальный историограф Салической династии как рефрен будет повторять «управитель Мира», «господин над господами Мира»^{302}.

Но если присмотреться к имперской идее попристальнее, мы увидим, что она соткана из противоречий. На первый взгляд, императорам проще всего было считать себя, как Оттон I, преемниками великого Константина. Но что тогда делать с «Даром», который курия приписала этому радетелю церковного мира, будто бы отдавшего папам Италию, а с ней вместе и весь Запад? «Дарение Константина» было так неугодно императорам, что окружение Оттона III впервые высказало сомнение в подлинности этой грамоты: дух солидарности сделал его подданных скептиками. Немецкие короли, которые, начиная с Оттона I, короновались в Ахене, считали себя законными наследниками Карла Великого. Между тем та самая Саксония, откуда родом была правящая династия, хранила горькую память о жестокой войне, — мы это знаем от историографов, — которую там вел завоеватель Карл Великий. Да и существовала ли, в самом деле, Римская империя? Духовенство настаивало на этом: но традиционному толкованию Апокалипсиса она была последней из четырех, после чего должен был наступить конец света. Правда, другие церковные писатели сомневались в подобной неизменности; по их мнению, Верденскнй договор о разделе знаменовал совершенно новую эпоху в истории. И что бы там ни говорили, но саксонцы, франки, баварцы, швабы, императоры и могущественные сеньоры империи, которым так хотелось уподобиться древним римлянам, чувствовали себя по отношению к римлянам-современникам чужаками-завоевателями. Они не любили их, не уважали, — они их ненавидели. С обоих сторон дело доходило до страшных насилий и злоупотреблений. Случай Оттона III, который был душевно предан Риму, был исключением, и его царствование кончилось трагедией обманутого сновидца. Он умер вдали от Рима, откуда его выдворили мятежники, а немцы обвиняли его в том, что ради Италии он пренебрегал «землей, где родился, сладостной Германией».

Что же касается претензий германских императоров на мировое господство, то для их осуществления им не хватало материальных средств, поддержки других государей, не говоря уж об иных, не менее серьезных препятствиях: мятежах римлян или жителей Тиволи, сеньорах-бунтовщиках, засевших в замках при дороге, возмущении и несогласии собственных войск, словом, причины были те же самые, что мешали им как следует управлять и своим собственным государством. Собственно, до Фридриха Барбароссы (а он пришел к власти в 1152 году) эти претензии были всего-навсего канцелярской формулой. Несмотря на множество вторжений первых императоров-саксонцев в Западно-Франкское королевство, эти претензии никогда не были сформулированы. Или, по крайней мере, не были сформулированы впрямую. Императоры саксонские или салические, высшие владыки Рима, «поверенные» святого Петра, а значит, его защитники, наследники традиционных прав римских императоров и первых Каролингов, хранители христианской веры повсюду, где она только существовала, не имели в собственных глазах ни более высокой, ни более подобающей их достоинству миссии, чем миссия покровительства, реформирования и руководства римской церковью. По словам одного из епископов Верее, «под могущественной защитой цезарей папы отмывают текущие века от их грехов»^{303}. А если быть более точными, то цезари-императоры считали себя вправе назначать священного владыку или, по крайней мере, требовать, чтобы его назначали с их согласия. «Из любви к святому Петру мы выбрали в качестве папы нашего наставника сеньора Сильвестра и по воле Божией поставили и утвердили его папой» — так пишет Оттон III в одной из своих грамот. А поскольку папа был не просто епископом Рима, но в первую очередь, главой «вселенской церкви» «вселенским папой», как дважды подтверждает Оттон Великий, определяя привилегии святого города, — то получалось, что император имеет право своеобразного контроля над всем христианским миром, и если он пользовался этим правом, то был гораздо могущественнее любого короля. Это и было тем зерном неминуемого разлада между духовными и светскими, которое было заложено в имперской власти, зерном, которое было чревато гибелью.