1. Потрясения

1. Потрясения

Последние нашествия нанесли Западу трудно заживающие раны. Скандинавы не щадили городов, и, хотя многие из них после ограблений и запустения заселились опять и были даже отстроены заново, их экономическая жизнь налаживалась очень медленно, так как они были очень ослаблены. кое-каким из них не повезло вовсе: два главных порта империи Каролингов на северных морях — Дорстед в дельте Рейна и Квентовик при впадении реки Канш — навсегда остались один — захолустным поселком, второй — рыбацкой деревенькой. Речные дороги перестали быть безопасными: в 861 году парижские купцы во время своего плавания были захвачены скандинавами и увезены в рабство. Но больше всего пострадали деревни, иной раз от них в самом деле не оставалось ничего. Так в Тулонэ после набегов викингов из Френе крестьянам пришлось поднимать землю заново, все межевые знаки были снесены, и по свидетельству летописи, «каждый обработал столько земли, сколько хватило сил^{20}. В акте от 14 сентября 900 года идет речь о Вонте, небольшом поместье в долине реки Эндр, и деревне Мартиньи, расположенной на Луаре в провинции Турень, которую так часто грабили викинги. В Вонте «пятеро рабов могли бы обработать всю землю, если бы не войны». В Мартиньи в держании у крестьян было семнадцать наделов, но, к сожалению, некому больше за эти наделы платить. Только шестнадцать семей осталось на семнадцати участках, а каждый участок из них обрабатывали две или три семьи. У многих мужчин «нет ни жены, ни детей». И как рефрен повторяется все та же скорбная фраза: «Люди могли бы кормиться землей, если бы был мир»^{21}. Но опустошения были делом не только грабителей, единственным оружием, которым зачастую боролись с захватчиками, был голод. В 894 году отряд викингов был вынужден укрыться в крепости Честер, и тогда, по свидетельству летописи, английские королевские войска «увели из округи весь скот, сожгли хлеба и пустили пастись лошадей вокруг города, чтобы они уничтожили всю траву».

По сравнению со всеми другими слоями населения положение крестьян было самым безнадежным. Между Соной и Луарой, возле Мозеля отчаявшиеся крестьяне сбивались в отряды и с неистовством набрасывались на пришельцев. Неумелых воителей уничтожали без всякой жалости^{22}. Но от опустошения деревень страдали не одни крестьяне. Горожане, даже если стены городов надежно защищали их, страдали от голода. Беднели сеньоры, жившие на доходы от своих земель. Нищала церковь, вследствие чего — как это было и после Столетней войны — пришли в упадок монастыри, а вместе с ними как монашеская жизнь, так и интеллектуальная. Больше других стран пострадала Англия. В предисловии к «Правилу пастырскому» Григория Великого король Альфред, который перевел это «Правило» для англичан, жалуется на «горькое время, когда ради того, чтобы уберечь землю от огня и разграбления, церкви вынуждены были жертвовать своими сокровищами и книгами»^{23}. Его голосом жаловалась вся церковная англосаксонская культура, еще недавно озарявшая своим светом Европу. Но главная беда была в том, что люди повсеместно обессилели. По мере того как восстанавливалась безопасность, люди возвращались к мирной деятельности, но их стало гораздо меньше, земли гораздо больше, и, когда-то тщательно обработанная, она теперь зарастала бурьяном. Целинные земли, которых оказалось теперь в избытке, были освоены только спустя век.

Но ущерб не ограничился материальными убытками. Хотелось бы указать и на моральный ущерб. Пережитый людьми шок был особенно чувствителен, так как гроза пришлась на относительно мирные времена, по крайней мере, в Империи франков. Хотя, разумеется, мир в Империи Каролингов не был ни давним, ни полным. Но память человеческая коротка, а стремление к иллюзиям неисчерпаемо. Подтверждение сказанному — история укрепления Реймса, которая с небольшими изменениями повторялась чуть ли не с каждым городом^{24}. История эта следующая: архиепископ реймсскии получил от Людовика Благочестивого разрешение использовать камни построенной древними римлянами городской стены на перестройку собора. «Монарх, — пишет Флодоард, — в те годы наслаждался миром и, гордясь могуществом своего царства, даже не помышлял о вторжении варваров». Не прошло и пятидесяти лет, как варвары вернулись, и горожанам пришлось поспешно возводить новые городские стены. Укрепления, которыми принялась оснащаться Европа, были зримым знаком переживаемого ею страха и подавленности. Разбой в эти времена становится привычным явлением, и возможность такового оговаривается даже в заключаемых договорах. Подтверждением тому договор об аренде земли в окрестностях Лукки в 876 году, который предусматривает отсрочку арендной платы, если «язычники сожгут или ограбят дома или мельницу»^{25}, а восемнадцатью годами раньше король Уэссекса объявляет в своем завещании, что «деньги на милостыню», которую он поручает раздать в свои землях, должны быть выделены в том случае, если «на этих землях останутся люди и скот, и она не превратится в пустыню»^{26}. В самых разных концах Европы возносятся очень похожие и одинаково горячие молитвы, их сохранили для нас несколько богослужебных книг; в Провансе молились: «Пресвятая Троица… избавь твой христианский народ от обид язычников» (в этих местах язычниками, без сомнения, именовались сарацины), в северной Галлии просили: «От свирепых норманнов, что опустошают наши царства, избавь нас, Господи!», в Модене умоляли святого Джеминьяно: «Против стрел венгерцев будь нашим защитником»^{27}. Представим себе на секунду душевное состояние верующих, которые каждый день присоединяются к этим молитвам. Жизнь в постоянной тревоге не проходит безнаказанно. Хотя, разумеется, за тени, что омрачали души в те нелегкие времена, были ответственны не только сарацины, венгры, норманны, но и они тоже в немалой степени.

Вместе с тем нельзя сказать, что все эти потрясения носили только негативный характер. Они изменили и порой весьма радикально те силовые линии, которые сформировали западную цивилизацию.

После вторжения викингов на территорию Галлии население расселилось по-иному, и, если бы мы имели более точные сведения об этом, мы четче видели бы и последствия. Начиная с царствования Карла Лысого, власти пытаются вернуть на прежние места, правда, без большого успеха крестьян, убежавших от викингов. Можно ли думать, что все до единого жители Лимузена, о которых хроники неоднократно сообщают, что они искали спасения в горах, вернулись обратно? И в Бургундии равнины опустели в гораздо большей степени, нежели предгорья^{28}. Деревни, что одна за другой исчезали с лица земли, вовсе не все были сожжены и разрушены, многие были просто покинуты своими жителями ради более надежного убежища. И, как всегда, повышенная опасность вела к готовности жить более скученно. Мы гораздо больше знаем о передвижении по стране монахов, чем простых жителей. По дорогам скитаний монахи несли с собой не только святые мощи, но и свои религиозные традиции, свои легенды о святых; пересекаясь, знакомясь друг с другом, католики постепенно формировали некую общность, единый католический мир. Великий исход бретонских реликвий многих познакомил с бретонской агиографией, и верующие, изумленные их необычайными чудесами, охотно приняли бретонских святых.

Но самые значительные перемены как политические, так и культурные произошли в Англии, где чужаки хозяйничали дольше, чем в других местах, и на более обширной территории. Ослабление поначалу сильных королевств: Нортумбрии на северо-западе и Мерсии в центре, повело к тому, что самым сильным стал расположенный на юге Уэссекс, его короли превратились, как говорит одна из хартий, в «императоров всей Британии»^{29}; их наследие прибрали впоследствии к рукам Кнут и Вильгельм Завоеватель. Южные города: Винчестер, Лондон с этих пор будут привлекать к себе внимание своими богатствами, так как в их великолепных замках будут храниться подати, собранные со всей страны. Аббатства Нортумбрии славились как очаги учености, в одном из них жил Беда Достопочтенный, в другом учился Алкуин. Грабежи датчан и постоянные расправы Вильгельма Завоевателя, который то предотвращал бунт, то наказывал бунтовщиков, положили конец интеллектуальной гегемонии Нортумбрии. Случилось и худшее: часть северных земель навсегда перестали быть английскими. Завладев Йоркширом, викинги отрезали от остальной англоязычной страны земли вокруг нортумбрийской крепости Эдинбург, и живущие на них англичане стали подданными горцев-кельтов. Двуязычное королевство Шотландия сформировалось в результате скандинавского нашествия.