2. Развитие: французский вариант

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Развитие: французский вариант

В Западно-Франкском королевстве и Бургундии ранее других провинций ослабела королевская власть, в результате чего бенефиции, созданные на базе исполнения государственных функций, были одними из первых пожалований, ставших наследственными. Больше всего сведений по этому вопросу мы получаем из распоряжений Карла Лысого в его знаменитом Кьерсийском капитулярии 877 года. Собираясь отправиться воевать в Италию, он стремится обеспечить исправное управление королевством в свое отсутствие, предусмотреть все сложные случаи. Как поступить, если в это время какой-нибудь граф умрет? Прежде всего, поставить в известность об этом государя, поскольку только ему принадлежит право окончательного назначения. Своему сыну Людовику, которого он оставляет регентом, король дает право назначать только временных правителей. Весь капитулярий проникнут ревнивым духом власти. Вместе с тем государь стремится не нарушать семейных притязаний знати, ее надежд на наследственную передачу имущества, об этом свидетельствуют два рассмотренных им частных случая. Может случиться так, что умрет граф, сын которого воюет за Альпами вместе с государем. В этом случае Карл, запрещая регенту самому решать вопрос замещения, успокаивает в первую очередь своих соратников, он не хочет, чтобы его верные боевые товарищи обманулись в надежде получить столь долго чаемое потомственное владение. И второй случай рассматривает Карл: сын во Франции, но он «совсем мал». В этом случае от имени этого ребенка до дня вынесения высочайшего решения графством будут управлять доверенные лица его отца. Дальше этого дело в капитулярии не идет. Разумеется, государь не стремился во всеуслышание и прямым текстом объявить, что вводит принцип потомственного наследования. Зато этих умолчаний нет в указе, который король поручает прочитать своему канцлеру перед ассамблеей. В нем он без всяких обиняков обещает передать сыну — солдату итальянской кампании или малолетнему — «почести» отца. Безусловно, это была вынужденная политически щедрость. Она не порывала с прошлым, шгчего не устанавливала на будущее, она просто официально признавала для данного отрезка времени существование вошедших в обычай привилегий.

Думается, что для того, чтобы понять, как на самом деле возникало наследственное право, будет достаточно шаг за шагом там, где это возможно, проследить историю главных графских родов. Возьмем, например, предков наших королей третьей династии. В 864 году Карл Лысый еще мог отобрать у Роберта Сильного его «почесть Нейстрию», с тем чтобы передать ее другому. Но продлилось это недолго, потому что, когда Роберт в 866 году пал под Бриссартом, он уже опять был управителем земель, лежащих между Сеной и Луарой. Оставленные им сыновья были и в самом деле очень малы и не унаследовали ни одного из графств отца, которые король передал другому магнату. Нужно было дождаться смерти этого чужака, и тогда в 886 году старший сын Роберта Эд вновь получает Анжу, Турень и, возможно, Блезуа. Больше эти земли не выйдут из семейного владения. Во всяком случае, до того дня, пока Робертинов не сгонят с их земель их собственные подчиненные, преобразившись, в свою очередь, тоже в наследственных владельцев. В череде графов одного и того же рода, которые приблизительно с 885 года и до своего угасания в 1137 году сменялись в Пуатье, был только один перерыв и к тому же достаточно короткий (с 890 по 902 год), вызванный несовершеннолетием преемника, с одной стороны, и подозрением в его незаконнорожденности, с другой. Решение монарха отторгнуть владения вдвойне красноречиво: он действует вопреки собственным установлениям, но своим решением удовлетворяет наследственные притязания потомка еще более древней графской линии, который, вполне возможно, настоятельно заявлял свои права. Спустя несколько веков Карл V и даже император Священной Римской империи Иосиф II получат Фландрию только потому, что от брака к браку до них дотечет капля крови того Бодуэна Железного, который в 862 году так дерзко похитил дочь короля франков.

Однако, как мы видим, все приводит примерно к одному и тому же периоду: решающий этап утверждения наследственного права приходится на вторую половину IX века.

Что же происходит с обычными феодами? Распоряжения Кьерсийского капитулярия недвусмысленно распространяются не только на графства, но и на бенефиции, которые сами королевские вассалы раздают собственным верным и которые также можно считать своего рода «почестями». Мало того, и в капитулярии, и в обнародованном указе сделан еще один шаг. Король предписывает своим вассалам распространить на своих подвассалов те милостивые распоряжения, которые он сделал в их пользу. Мера, безусловно, продиктованная интересами военной кампании: нужно успокоить и заинтересовать не только крупную знать, которая будет стоять во главе войск, но и тех, кто станет в этих войсках воинами. Однако эта мера вовсе не случайность, она проявление глубинной сути всего общества: в социуме, где почти каждый был одновременно и слугой, и господином, невозможно было допустить, чтобы в милости, оказанной слуге, этот слуга, тут же превратившийся в господина, откажет своим слугам. Каждый документ феодальной эпохи: древний капитулярий Каролингов и гораздо менее древняя Великая Хартия англичан, классическая основа всех их свобод, — основаны на одном и том же принципе равенства всех слоев снизу доверху в обладании привилегиями, и этот принцип был самым плодотворным в феодальном обществе.

Общественное мнение тех времен руководствовалось живым ощущением своеобразной взаимообратимости семенного организма: услуги, оказанные отцом, давали потомкам право требовать вознаграждения. И это право в обществе, практически лишенном как письменности, так и организованной юриспруденции, воспринималось как законное. Нашло оно отзвук и во французской эпической поэзии. Хотя нарисованная поэтами картина, безусловно, нуждается в коррекции. По традиции поэты описывают только особ королевской крови, а значит, и проблемы касаются только больших королевских феодов. К тому же, выводя на сцену первых Каролингских императоров, поэты изображают их, правда, не без оснований, куда более могущественными, чем короли XI или XII веков. Каролингские императоры настолько сильны, что могут свободно распоряжаться всеми «почестями» королевства, даже в ущерб прямым наследникам. Капетинги на такое уже не были способны. Свидетельство поэтов в этом случае ценно лишь как более или менее верная реконструкция давно ушедшего прошлого. Но оценка подобной практики, которая, без сомнения, распространялась на все виды феодов, у поэтов резко отрицательна, причем они не упрекают господина в противозаконных действия, они осуждают его с точки зрения морали. За подобные действия мстит само небо, они влекут за собой множество катастроф. Что, как не двойное ограбление господином своего вассала, породило неслыханные беды, о которых повествует эпическая поэма о Рауле из Камбре? Хороший господин всегда держит в памяти поучение, вложенное поэтом в уста Карла Великого, поучающего своего преемника: «Бойся феод отобрать у сиротки-младенца»{157}.

Но много ли было хороших господ или тех, кто вынужден был быть хорошим? Написать историю наследования значит изучить век за веком статистику унаследованных и не унаследованных феодов, но это, учитывая состояние документации, нереально. Решение в каждом отдельном случае долго зависело от множества привходящих факторов, а главное, от того, на чьей стороне была сила. Более слабые и плохо управляемые церкви чаще всего сдавались под натиском своих вассалов уже с начала X века. Зато в отношении наследования крупных светских владений мы видим большие колебания вплоть до середины следующего века. Мы можем проследить историю феода Сен-Сатурнен в Анжу, находившегося под властью графов Фулька Черного и Жоффруа Мартелла (987–1060){158}. Графы отбирали его при малейшем проявлении неверности, а проще сказать, при отъезде вассала в соседнюю провинцию, что могло послужить препятствием для несения службы. В действиях графов нет и намека на уважение семейных прав. Среди пяти держателей этого феода, сменившихся за шесть десятков лет, только двое — похоже, это были два брата, — связаны кровными узами. Но и между братьями затесался чужак. Оба эти рыцаря были сочтены достойными сохранять Сен-Сатурнен пожизненно, но после их смерти земля не отходила к их детям. Впрочем, ничто не указывает на то, что у них были сыновья. Но если предположить, что ни один, ни другой не оставили мужского потомства, то тем красноречивее выглядит молчание на этот счет в очень подробной записи, из которой мы и черпаем свои сведения. Запись эта была сделана с тем, чтобы обосновать права вандомских монахов, в чьи руки по смерти многих владельцев в конце концов попал этот феод, в ней последовательно перечисляются предыдущие владельцы, после чего его должно получить аббатство, так как, судя по всему, отказ в имуществе прямым потомкам прежнего держателя никому не кажется беззаконием.

Однако подобная точка зрения в это время отнюдь не норма, а скорее наоборот. Уже около тысячного года в том же Анжу возникают главные династии сеньоров-помещиков. Нет сомнения, что в Нормандии к 1066 году феод уже повсеместно считался наследственным, потому что именно с этим убеждением нормандцы и прибыли в Англию, и там это право практически никогда не оспаривалось. В X веке, в случае, если сеньор вдруг соглашался на наследственную передачу феода, он приказывал специально оговорить это согласие в акте пожалования. С середины XII века ситуация меняется на противоположную: теперь особо оговариваются те редкие, исключительные случаи, когда феод жалуют лишь в пожизненное владение. И во Франции, и в Англии в это время человек, произнося слово феод, имеет в виду наследственное владение; и если церковная община объявляет, что отказывается считать феодом службу своего чиновника, то это означает, в отличие от прошлых времен, что община не берет на себя обязательство пользоваться услугами сына так же, как пользовалась услугами отца. Уже начиная с эпохи Каролингов сеньор при передаче феода отдавал предпочтение наследнику умершего вассала, именно такой практике безусловно способствовало немалое количество «возвращенных феодов», являвшихся по существу наследственными владениями; при последних Каролингах и первых Капетингах почти повсюду была принята инвеститура сына после отца. На протяжении второго периода феодализма, когда в социуме формировалось и сформировалось юридическое мышление, предпочтение сделалось правом.