ЖЕЛЕЗНАЯ ГВАРДИЯ: ИДЕОЛОГИЯ И ПРАКТИКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЖЕЛЕЗНАЯ ГВАРДИЯ: ИДЕОЛОГИЯ И ПРАКТИКА

Интерес к Железной гвардии заставляет кратко проанализировать особенности ее идеологии, а также «стиль» и практику деятельности этой организации, которая в межвоенный период являлась одним из наиболее популярных и в то же время одним из наиболее кровавых движений фашистского толка. Напомним: эта организация, официальное название которой звучало как Легион архангела Михаила, была основана в 1927 г. студентом факультета права университета г. Яссы (Молдавия) Корнелиу Зеля Кодряну. В 30-е годы на базе Легиона развернулось массовое политическое движение, с 1930 г. называвшееся Железной гвардией.

Получив сперва достаточно активную поддержку крестьянства, Железная гвардия проникла затем и в городскую среду, вербуя сторонников среди мелкой и средней буржуазии. В нее вступали чиновники, преподаватели, студенты, адвокаты, врачи, мелкие торговцы. Социопрофессиональный состав движения характеризовался достаточно высоким процентом образованных людей. Показательны, например, такие цифры. В добровольном трудовом лагере в Кармен-Сильве, одном из тех, которые во множестве организовывались тогда Железной гвардией, из 710 участников образование имело не менее половины (38 лицеистов, 170 студентов, 98 — лиц со средним и высшим образованием, 59 чиновников, 52 преподавателя, 59 обладателей научной степени)[177]. Такой же структурой характеризовался список кандидатов от партии «Все для родины» (Totul pentru ?ar?) — под этим названием Железная гвардия участвовала в парламентских выборах 1937 г., получила 16% голосов избирателей, стала третьей политической партией страны (66 депутатских мандатов)[178]. Ее кандидатами были офицеры, школьные учителя, университетские преподаватели, священники, муниципальные служащие.

В начале 30-х годов, ко времени окончания университета Чораном, Элиаде, Ионеску, Железная гвардия уже представляла собой организацию, привлекавшую новым стилем участия в политической жизни. Ее популярность даже пугала короля Кароля. Кодряну, чья звезда непрерывно поднималась все выше на политическом небосклоне, не только постоянно увеличивал влияние на массового избирателя, но и с 1926 г. обрел достаточно серьезную поддержку среди представителей исполнительной власти. Захватывающее описание этого стремительного восхождения содержится в книге Сержа Московичи «Хроника потерянных лет»: «Превращения Железной гвардии совершались у нас на глазах. В подражание Муссолини, она обратила в свою веру и привлекла под свои знамена толпы крестьян и горожан, священников и лицеистов, рабочих крупных предприятий, мускулистых студентов и известных интеллектуалов. Я хорошо помню одну из таких демонстраций... Ничто не может сравниться с отрывистым пением, долгим воем, выкрикиванием лозунгов из толпы, где личность переставала быть собой, исчезала, превращалась в один из элементов целого. Кто-то выступал с речью. Он произносил фразу: толпа отвечала воем. Следующая фраза — и снова вой. Люди в форме сновали вокруг толпы с вымпелами. Если бы их песни не были столь враждебными и антисемитскими, я и сам проникся бы их энтузиазмом и звонким волнением их голосов». По мнению Московичи, причины столь быстрого развития движения заключались в том, что «оно смогло навязать приемлемую форму подчинения одному человеку, одной идее — единой, сильной и мистической. Молодые вливались в него, чтобы объединяться в бригады, старые — чтобы проникнуться духом времени... Дремавшие прежде в людях пылкость и достоинство проснулись, но вместе с ними пробудились страх и жестокость. И все это нашло язык для самовыражения»[179].

За 1928—1933 годы численность членов Движения увеличилась с 28 000 до 272 000 активистов, надевших зеленые рубашки и вскидывавших руку в древнеримском приветствии. Красноречивая цифра! Число недовольных в Румынии не переставало расти, и на рубеже 20—30-х годов организация уже ничем не напоминала прежнюю крошечную группку. Она рекрутировала сторонников во всех слоях населения, в том числе и среди рабочих. В обычных условиях те бы примкнули к крайне левым, но, поскольку в Румынии не было ни профсоюзных организаций, достойных этого названия, ни компартии (запрещенной в 1924 г.), рабочие искали защиты у Железной гвардии. В нее вступали люди, живущие своим трудом, — служащие трамвайных депо, адвокаты, офицеры на пенсии, больше не надеявшиеся, что очередная смена правительства существенно улучшит их жизнь. К ней примыкали многочисленные представители буржуазии, зачастую в ранге сочувствующих, политики всех мастей, не нашедшие себе применения, разнообразные авантюристы, обломки старой аристократии, цеплявшиеся за любую возможность каким-то образом вернуть себе прежнее материальное и социальное положение. Одна из особенностей движения — его популярность среди интеллектуалов. Среди них много потерявших работу; таких, униженных и оскорбленных, набралось в 1936 г. 20 000. Но положение представителей столичной интеллектуальной элиты несравнимо лучше. Чтобы завоевать их, «прорвать бухарестский фронт» (выражение, бывшее в ходу у легионеров в начале 30-х годов), был даже специально основан журнал «Акса». Двое из его редакторов были близкими друзьями Мирчи Элиаде, прежде возглавлявшими «Критерион»: Михаил Полихрониад и Ян-Виктор Вожен. Генри Сталь, чья гипотеза представляется весьма интересной, настойчиво подчеркивает наличие мощного «движения народной мистики», которое буквально заворожило самую просвещенную часть населения и тем самым превратилось в мощный фактор становления и роста Железной гвардии[180]. Этот портрет мало походит на предложенное Чораном в 1950-е годы описание движения как банды необразованных оборванцев.

Составная идеология

Многие черты идеологии Движения определяли ее сходство с идеологией других фашистских партий европейских стран. Достаточно назвать культ вождя и элиты, мечту об освобождении нации от «чужеродных» элементов, апологию «дако-римской расы» (как ее именовал Кодряну), яростные антисемитизм и антибольшевизм, неприятие либерального общественного устройства, великие планы по повышению нравственности в политической сфере. Но историки недаром считают Железную гвардию одним из самых своеобразных фашистских движений своего времени: ее идеология, как никакая другая, была проникнута религиозностью и православием, отличалась обскурантизмом и неясностью, мистическим стремлением к жертвенности и к геройской смерти в «святой битве» с «еврейским духом» (упоминания об этой священной миссии не сходили у легионеров с уст, служа оправданием крайней жестокости их методов[181]).

Одной из важнейших характеристик румынского фашистского движения являлось отсутствие сколько-нибудь четкой экономической или политической платформы. В этой пустоте Кодряну мгновенно стал использовать в качестве идеологической основы ненависть к евреям, придав ей характер глубоко укоренившейся навязчивой идеи. Антисемитизм, в сочетании со спиритуалистской риторикой, заменил собой отсутствующую программу. Ее целью было создание «нового человека», закаленного страданием и способного стать инструментом в руках будущего «этнического государства». Основным средством — борьба не на жизнь, а на смерть с евреями, а также с их охвостьем — коррумпированными либо «объевреившимися» политиками и прочими предателями нации. «Такова историческая миссия нашего поколения, — разъяснял Кодряну в одном из циркуляров 1937 г., — вот за что мы сражаемся уже 15 лет и на что должны быть направлены все наши грядущие действия»[182]. В 1933 г., в сборнике наставлений для инструкторов-легионеров (который Нае Ионеску сравнивал с «Духовными наставлениями» св. Игнатия Лойолы) Кодряну писал, что «еврейский вопрос представляет для нации самую большую опасность, с которой она когда-либо сталкивалась с самых ранних времен своей истории»[183]. Ион Мота, переводчик на румынский язык «Протоколов сионских мудрецов», близкий друг Мирчи Элиаде и второй по значимости человек в Железной гвардии, обратился к Международному фашистскому конгрессу (Монтрё, Франция, 16—17 декабря 1934 г.) с предложением официально включить «борьбу с еврейским засильем» в число первоочередных задач фашистского движения. В отсутствие немецкого представителя это предложение не встретило ожидаемой поддержки[184]. Призраки «нашествия» и еврейско-коммунистического сговора занимали в пропаганде Железной гвардии такое же центральное место, как в идеологии НСДАП. Об этих двух опасностях Кодряну упоминал буквально на каждой странице своей книги «Для легионеров»: евреи захватят демократические страны руками масонов и международного финансового капитала, а Россию — руками большевиков. Их главная цель заключается в том, чтобы направить народы «на путь распада через разрушение семьи, отравление алкоголем и другие аналогичные бедствия»[185]. Из посылки этой безмерной демонизации логически вытекал полный запрет для легионеров каких-либо контактов с еврейским населением, вплоть до запрещения посещать еврейские магазины или дома, арендуемые евреями.

Следует, однако, уточнить, что на протяжении всех 30-х годов антисемитизм исповедовало большинство румынских политических организаций. Совсем недавно эмансипировавшаяся еврейская община в Румынии, которая насчитывала тогда 750 тыс. человек, что составляло 4% от 18-миллионного населения, была довольно широко представлена в общественной и экономической жизни страны. По сравнению с другими национальными меньшинствами, больше евреев было сконцентрировано в городах (68%). Проявляемый евреями динамизм очень быстро обратил на них недовольство массово пострадавшего от кризиса населения. Всеобщий рост публичных антисемитских высказываний сопровождался увеличением числа актов физического насилия. Легионеры не обладали монополией в этой области, но отличались особым рвением: на их счету были разгромленные городские кварталы, вылазки в еврейские общины деревень, целая серия преступлений и мини-погромов. К этому добавился рост актов насилия в университетах, где Кодряну и его сторонники добивались введения процентной нормы. Центральная роль данного аспекта идеологии и практической деятельности Легионерского движения объясняет, почему его руководство восхищалось Гитлером с 1933 г. и считало Германию и Италию своими главными зарубежными союзницами. Кодряну, ни в коей мере не скрывавший своей позиции, накануне выборов 1937 г. заявлял: «Через 48 часов после победы Движения (на выборах. — Пер.) Румыния вступит в союз с Римом и Берлином и тем самым вновь вернется к естественному пути своей истории: к защите креста, христианских цивилизации и культуры»[186].

На страницах II тома «Мемуаров» Элиаде, посвященных Легионерскому движению, нет ни упоминания, ни даже намека на антисемитский характер Железной гвардии, присущий ей с момента зарождения движения и доминировавший как в ее идеологии, так и в структуре и в политической деятельности до 1941 г. Кодряну Элиаде представляет как мученика, «совершенно не заинтересованного в завоевании власти» и озабоченного лишь «созданием нового человека»[187]. Пусть так! Однако следует уточнить, что новизна этого человека, по замыслу Кодряну, заключалась в том, что в нем должны были «возродиться все черты и качества нашей (дако-римской) расы». Еще один признак новизны, предложенный Капитаном: новый человек — «единственный, кто способен решить еврейский вопрос, который он рассматривает со всей серьезностью и мужеством»[188]. После войны Элиаде объяснял, что Железная гвардия обладала «структурой, типичной для секты мистиков и отличалась соответствующими целями и задачами»[189]. Тем не менее эта организация выдвигала кандидатов на всех выборах и активно участвовала во всех избирательных кампаниях: в 1931 г., когда сам Кодряну был избран депутатом, в 1932 г., затем в 1937 г. — совместно с Национал-крестьянской партией.

Вождь этой «секты» приобретал ключевую роль для единения членов организации. Капитан Кодряну в партии стал объектом самого настоящего поклонения. Впрочем, его культ был довольно разнородным. В нем смешивались немецкий «принцип вождя» (F?hrerprinzip), идея христианского апостола и местный, балканский образ гайдука — разбойника с большой дороги, вставшего на защиту слабых и угнетенных (эти карпатские Робины Гуды пришли в западную литературу из романов писателя румынского происхождения Панайота Истрати). Кодряну не отличался высоким интеллектом и был неважным оратором. Однако у него нельзя было отнять ни тактической ловкости, ни режиссерских способностей. Вот, например, какой восторженный его портрет нарисовали члены Французской академии братья Жером и Жан Таро, посетившие Бухарест в 1938 г.: «Перед нами — еще нестарый человек, облаченный в грубую одежду румынских крестьян; у него волнистые волосы, высокий лоб, холодные голубые глаза, антично красивые черты лица, мирные и размеренные жесты... Позади него на стене был изображен святой Михаил огромных размеров с распростертыми крылами. Трудно сказать, случайно или преднамеренно тело молодого человека загораживало тело святого, и сияющие крылья, казалось, возникают прямо из его спины»[190]. Генри Сталь, сам неоднократно встречавшийся с Кодряну, описал его как весьма противоречивую личность: с одной стороны, это был «катастрофический дурак», объяснявшийся только короткими рублеными фразами, лозунгами, абсолютно неспособный развить какую-либо мысль. С другой стороны, он обладал впечатляющей внешностью, это был «высокий, массивный, мощный» человек, наделенный харизмой как никто из румынских политических деятелей со времен участников Революции 1848 г. Важное признание из уст стойкого социал-демократа![191] Как отмечал Генри Сталь, Элиаде также находился под обаянием Кодряну, «его подавляло само присутствие Капитана»[192]. «Капитан сказал, что... значит, так это и должно быть», — повторял он. «Странная, необъяснимая позиция Элиаде», — комментировал социолог[193].

Постоянное присутствие в риторике и ритуалах движения религиозного аспекта, сочетающегося с ультранационалистской, воинственно окрашенной мистикой, несомненно, представляет одну из наиболее оригинальных характеристик Железной гвардии. Весьма характерно в этом отношении Предисловие к Памятке руководителю гнезда (гнездом называлась первичная ячейка организации, включавшая 10—13 членов). Оно гласит: «Легион — организация, основанная на порядке и дисциплине. Легион вдохновляется чистым национализмом, внушенным бесконечной любовью к нации и к родине. Легион намерен пробудить к борьбе всю творческую энергию нации. Легион защищает алтари, на которые покушаются наши враги. Легион преклоняет колена перед крестами на могилах храбрецов и святых, павших за родину. Легион стремится выковать сильные души, крепкие руки, мощную страну — новую Румынию»[194]. Суровая дисциплина предусматривала прохождение каждым желающим вступить в организацию обряда посвящения. Он включал множество испытаний, конечной целью которых было превращение испытуемого в героя. Песни и молитвы после длинных конных или пеших переходов по сельской местности, которые предпочитали обычным средствам пропаганды, также играли первостепенную роль в политической борьбе организации. Считалось, что подобные ритуалы позволяют обращаться за помощью к предкам. «Не следует забывать, что мы, румынский народ, живем здесь, на этой земле, по воле Божьей и с благословения христианской Церкви», — напоминал в этой связи Кодряну. И продолжал далее, галлюцинируя: «Войны выигрывают те, кто смог привлечь на помощь таинственные силы невидимого мира. Эти таинственные силы — души наших предков, связанные с нашей почвой, которые умерли, защищая эту землю и ныне связаны с нами, их детьми, воспоминанием об их здешней жизни»[195]. Обращение к столь архаическим методам обеспечения победы объясняет, почему каждый посвященный легионер должен был носить на груди, как правило рядом с нательным крестом, кожаный мешочек, содержавший «святую землю, окропленную кровью предков».

Несмотря на то что в Легионерском движении имелись и более современные составляющие, благодаря этому архаическому стилю легионеры в сравнении с членами других европейских фашистских движений напоминали средневековых крестоносцев. Остается добавить, что их излюбленными методами, неизменно опиравшимися на «жертвенность» деятельности, до последнего момента их существования оставались терроризм и физическое устранение противников. Ведь Кодряну — процитируем опять-таки Элиаде — «верил в необходимость жертвы». Несомненно, именно эта странная смесь даже в начале 1980-х годов заставляла историка религий представлять Железную гвардию как «единственное румынское политическое движение, которое серьезно относилось к христианству и к Церкви»[196]. Железная гвардия ввела в политическую жизнь Румынии элемент, прежде совершенно здесь не употреблявшийся: систематическую практику убийств как средства борьбы с противником.

Мистика преступления

Именно с этой целью Капитан создавал, начиная с 1933 г., свои знаменитые «эскадроны смерти» (echipele mor?ii). Им были даны очень точные инструкции. Легионер должен был быть готовым отдать жизнь за великую идею. То, что Кодряну в книге «Для легионеров» называл «смертным решением», предполагало готовность к убийству и к собственной смерти»[197]. «Легионер любит смерть, ведь его кровь скрепляет ряды легионерской Румынии», — писал он в 1933 г.[198] Трагедия заключалась в том, что у этих идей нашлись последователи. Среди многочисленных жертв их смертоубийственных вылазок назовем, в частности, Манчу, префекта полиции г. Яссы. Он был застрелен еще в 1924 г. прямо посреди улицы самим Кодряну, которого впоследствии оправдали; премьер-министра-демократа И. Г. Дуку, о котором уже говорилось, застреленного тремя легионерами на перроне железнодорожного вокзала в 1933 г.; министра внутренних дел Армана Калинеску (сентябрь 1939 г.); экономиста и политика Виргила Мадьяру и знаменитого историка Николае Йорга (оба были зверски убиты в лесу в ноябре 1940 г.). В соответствии с рекомендацией их Капитана большинство убийц-фанатиков после совершения преступления добровольно сдавались полиции. Сотни молодых легионеров, в свою очередь, были казнены. Нае Ионеску, который всегда носил с собой фото Капитана и поддерживал постоянную связь с руководством Движения[199], использует все имеющиеся у него в запасе аргументы, чтобы подобные акции продолжались и впредь. «Я старше этих молодых, которые учатся летать вокруг меня, — восклицал он, например, в феврале 1938 г., — я говорю им, какое им выпало счастье жить в эпоху, когда вера столь сильна, что может привести к экстатической радости самопожертвования»[200]. С такими же речами выступал и Элиаде. На съезде легионеров в Тыргу-Муреше (1935) было решено провести новые акции легионеров-камикадзе против многих известных политиков и другой «сволочи». Полиция не вмешивалась. В это время Легион снова, после периода репрессий, попал в милость ко Дворцу. По предложению председателя съезда для убийства каждой отдельной «сволочи» создавался особый эскадрон смерти. Счастливые избранники должны были принести следующую клятву: «Мы клянемся защищать честь и наказывать изменников и сволочей ценой нашей крови. Да обрушится на нас проклятие всего народа, если дрогнет наша рука»[201].

Видимо, стремление к «жертвоприношению» побудило Легионерское движение направить в 1936 г. 11 своих членов в Испанию, сражаться на стороне франкистов. И тем же стремлением объяснялось «наказание» легионера-отступника Михаила Стелеску, усомнившегося в непогрешимости Капитана, в июле того же года. Стелеску в это время находился на лечении в одной из бухарестских больниц. В его палату ворвались 10 легионеров и разрядили в него свои револьверы (некоторые газеты упоминали о 120 выстрелах в упор). Затем они разрубили тело на куски топором и стали плясать вокруг него, после чего отправились в ближайший полицейский участок и сдались полиции. Железная гвардия назвала их Децемвирами и создала их культ. Эта жуткая история, повергшая в ужас всю страну, упоминается в письме Элиаде к Чорану от 24 июля 1936 г. из Берлина. Оно свидетельствует о тогдашних пронацистских настроениях автора. «Удивительно, насколько немецкий феномен заставляет наши мысли настраиваться на политический лад, — пишет Элиаде. — Если бы я остался здесь (в Берлине. — Авт.) еще на год, я бы тоже стал партийным активистом». А вот по поводу румынских событий: «Все-таки обстоятельства убийства Стелеску показались мне отвратительными. Противника не устраняют на больничной койке, когда он абсолютно беззащитен. Господи, прости нас!»[202] Однако это отвращение было не настолько велико, чтобы заставить историка религий отдалиться от Легионерского движения. В течение 1937—1938 годов он с невиданным прежде пылом направил весь свой авторитет на поддержку организации. Случившийся в 1936 г. приступ отвращения не привел к отходу от движения. Это настроение явно было мимолетным: всего два месяца спустя после смерти Стелеску, 4 октября 1936 г., Элиаде еще раз подтвердил свое присоединение к «румынскому мессианству», отмеченному «смелостью великих свершений», которое росло и развивалось у него на глазах. Писатель, несомненно, имел в виду Легионерское движение, поскольку в той же статье он приводил известные положения Кодряну[203].

Кароль II и власти сперва не вмешивались. Однако на фоне обострявшейся международной обстановки успех Железной гвардии на выборах 1937 г. прозвучал сигналом к окончанию перемирия. Король объявил ей войну: ввел диктатуру, отчасти пытаясь ей противостоять и приостановил действие демократической Конституции 1923 г. С этого момента события окончательно стали развиваться по логике «кто больше». В результате к концу 1937 г. по указанию Кароля II было принято одно из наиболее жестких антисемитских законодательств в Европе после немецкого — за невозможностью немедленно выслать евреев «на Мадагаскар» или куда-нибудь подальше, как требовал поэт и политик ультранационалистского толка Октавиан Гога. Гога, совместно с одним из лидеров антисемитского движения А. Кузой, стали у руля правления страны. Своими проектами Гога поделился с Жеромом Таро, который, возвратившись во Францию из поездки в Румынию, 2 января 1938 г. опубликовал в газете «Франс суар» свое интервью с этим националистским лидером-трансильванцем. Отвечая на вопрос знаменитого французского академика, как он намеревается решить «еврейский вопрос» в Германии, «Гога на мгновение замолчал, словно раздумывал, поделиться ли со мной мыслью, которая может показаться мне чудовищной. И, после непродолжительного колебания, продолжил: «Ну, нельзя ли их выслать куда-нибудь далеко... куда-нибудь на остров, откуда они не смогли бы выбраться. Вокруг курсировали бы военные корабли всех стран. На Мадагаскар, например... Как мне сказал Гитлер, которого я недавно посетил: «Мне очень жаль, что наши евреи попали к вам. Но я очень рад, что у меня здесь их нет». В заключение репортажа Жером Таро писал: «Таковы заявления, сделанные в беседе со мной Гогой, во всей их бесчеловечной жестокости. Всего через несколько дней я услышал аналогичные высказывания в Яссах из уст М. Кузы, подлинного вождя и вдохновителя Национал-христианской партии».

Таким образом, самый тяжелый удар обрушился на еврейскую общину с совершенно неожиданной стороны. Обратимся снова к весьма показательному в этом отношении рассказу С. Московичи, будущего коллеги Элиаде по социологическим исследованиям во Франции и в США. Московичи вспоминал: «Кароль II пытался взять верх в этой междоусобице, перерубив сук, на котором сидели фашисты, превратившиеся в нацистов. В качестве новогоднего подарка румынскому народу, между Рождеством и Новым годом, он назначил первое открыто антисемитское румынское правительство. Его возглавили певец национального единства поэт Октавиан Гога и патриарх румынских антисемитов А. К. Куза. Задачей правительства стало введение в Румынии расовых законов, полностью повторяющих немецкие»[204]. Легионеры, со своей стороны, увеличивали количество террористических актов (грабежей, поджогов синагог, избиений евреев). Затем, в 1938 г., Кодряну вместе со многими своими соратниками были арестованы, судимы и расстреляны (под предлогом попытки к бегству). Сотни легионеров и лиц, открыто признававшихся в сочувствии к ним, были интернированы в лагерь Меркуря-Чук. Среди них был и Мирча Элиаде. Историк, у которого имелись высокопоставленные покровители, смог выбраться оттуда живым. Осенью 1940 г. маршал Антонеску низложил короля и возглавил страну, приняв титул «кондукатор» (Conduc?tor), аналогичный по смыслу немецкому «фюрер». Только с его приходом к власти Легионерское движение, которым после смерти Кодряну руководил Хоря Сима, вновь стало тесно сотрудничать с правительством.

Государство, открыто провозглашенное «национал-легионерским», просуществовало всего пять месяцев. Члены Железной гвардии чувствовали себя его хозяевами; Легионерское движение было единственной партией, чья деятельность была разрешена. Воцарившийся в стране террор довольно быстро вывел из себя Антонеску, считавшего, что эти репрессии дезорганизуют жизнь страны. При открытом одобрении Гитлера Антонеску положил конец сотрудничеству с Легионерским движением. 22 января 1941 г. оно было разгромлено. Некоторая часть его членов нашла приют в Германии, Австрии, Венгрии; другие, менее удачливые, оказались в первом эшелоне мобилизованных для войны против СССР и отправленных на восточный фронт, и были быстро перебиты. Наконец, третьи выехали за рубеж составе различных румынских дипломатических миссий. В их числе оказались Мирча Элиаде (с апреля 1940 г.), а затем и Чоран (с начала 1941 г.).