На сцене гвардия

На сцене гвардия

Наш читатель уже знаком с краткой историей образования гвардейских частей и их участия в дворцовых переворотах середины XVIII века. Здесь же мы рассмотрим охранные функции гвардии. Начнем же с «лейб-компанейцев» Елизаветы Петровны. Единственной прямой обязанностью «лейб-компанейцев» была охрана императрицы и лиц императорской фамилии. Они несли караулы в царских и великокняжеских дворцах и сопровождали императрицу, великого князя и великую княгиню во время «высочайших выездов». Их ежедневный караул в Зимнем дворце состоял из одного сержанта и капрала, 10 кавалергардов и 40 гренадеров при одном барабанщике и флейтисте. Посты выставлялись у входа и внутри апартаментов императрицы; тем, кто нес караул в комнатах императрицы, выдавалось по 10 рублей в год.

Судя по всему, «тристаканальи» и этой службой особенно себя не утруждали. Прусский посланник при дворе Елизаветы Петровны писал: «Они из дворца не выходят, получая в нем хорошее помещение и хорошую пищу… разгуливают по галереям, во время приемов Ея Величества расхаживают между высокопоставленными лицами… играют в „фараон“ за тем же столом, где сидит Императрица, и Ея снисходительность к ним настолько велика…» Вероятно, по этой причине последовал приказ от июля 1748 года, в котором говорилось: «Ее Императорское Величество соизволила усмотреть, что на пикетах в Петербурге стоящие обер- и унтер-офицеры отлучаются от своих постов, того ради… наикрепчайшее подтверждается, чтоб г-да обер-офицеры, также унтер-офицеры и прочие чины были на своих местах безотлучно…»

На постах у Летнего сада стояли семеновцы, в числе которых был и капрал А. В. Суворов. Как-то, когда Суворов нес караульную службу у Монплезира, в сад вошла императрица Елизавета. Она обратила внимание на неказистого с виду солдата, с большой ловкостью отдавшего ей честь. Узнав, что это был сын известного ей Василия Ивановича Суворова, она собственноручно пожаловала капралу рубль-крестовик. Памятуя о введенных строгостях, Суворов принять рубль отказался.

— Молодец, службу знаешь, — молвила Елизавета и, потрепав Александра Васильевича по щеке, протянула ему для целования руку. — Я положу его здесь на земле, — добавила она. — Как сменишься, возьми.

Крестовик этот фельдмаршал хранил всю свою жизнь.

Петр III был человеком беспечным и своей охраной пренебрегал вовсе. К тому же он не питал любви к русским гвардейцам и приобрел в их лице смертельных врагов. Он разогнал не только бездельников «лейб-компанейцев», но и приступил к расформированию всей гвардии, хотя завершить начатое не успел.

Екатерина же II незыблемую веру в могучую силу гвардии, как главной опоры своего режима, пронесла в течение всех 34 лет своего правления и зафиксировала в одном из двух своих дошедших до нас завещаний, датированном 1792 годом: «Буде я умру… носить гроб кавалергардам, а не иному кому». По свидетельству фрейлины Варвары Головиной, Павел I выполнил волю покойной: «… шесть кавалергардов были поставлены вокруг гроба». В день ее похорон, 18 декабря 1796 года, кавалергарды участвовали в церемонии погребения, а затем были распущены по своим полкам. Впрочем, «лейб-компанию» Екатерина II восстанавливать не стала, а через неделю после своего восшествия на престол зачислила «тристаканалий» во вновь учрежденную кавалергардию (июль 1762 года). Генерал-аншефом кавалергардии в память о Екатерине I стал граф Гендриков, ее племянник. После него на этой должности будут Г. Г. Орлов, Г. А. Потемкин, П. А. Зубов. В отличие от петровских времен, кавалергардов после коронации не расформировывали, а вместе с яркими мундирами отправляли в Петербург — теперь они должны были составить внутренний караул императрицы.

Караул из кавалергардов выставлялся в непосредственной близости от рабочего кабинета и спальных покоев императрицы, зал или комната, где они находились, назывались «кавалергардской». (В современном Зимнем дворце в этом помещении сейчас находится Александровский зал, перестроенный архитектором А. П. Брюлловым после пожара 1837 года.) Через этот зал во внутренние апартаменты императрицы — «бриллиантовую» и «уборную» комнаты — проходили только особо приближенные лица. Именно тогда в дворцовом лексиконе появилось выражение «иметь вход за кавалергардов», означавшее особый статус той или иной персоны при дворе. При Николае II «кавалергардская» зала находилась у входа в Концертный зал Зимнего дворца. Пересечь линию этого караула и войти в Концертный зал могли только придворные чины, имеющие право входа «за кавалергардов». В Малахитовый же зал, где собирались члены императорской фамилии, могли войти только высочайшие особы.

В Большом дворце в Петергофе зал, в котором располагался караул кавалергардов, по аналогии с Зимним дворцом назывался «кавалерским». Он преграждал путь из внутренних покоев дворца в столовый зал, право входа в который имели только придворная свита и особо приглашенные лица.

При «высочайших выходах» Екатерины и при торжественных аудиенциях кавалергарды занимали особый караул или выстраивались в залах дворца по ходу церемонии шпалерами. Во время «высочайших выездов» императрицы и наследника престола за пределы императорских резиденций одна команда кавалергардов двигалась по намеченному маршруту до выезда высочайших особ, другая — следом за ними. При них же — охраняемых особах — постоянно находились один капрал и шесть кавалергардов. Унтер-офицерам и рядовым, несшим караулы в Зимнем дворце, отпускалось из дворцовой канцелярии особое жалованье.

Наглядное представление о том, как осуществлялась караульная служба в Зимнем дворце дают опубликованные воспоминания князя И. М. Долгорукова (1764–1800) под длинным и претенциозным названием: «Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788 года в августе месяце на 25 году от моего рождения». В них содержится довольно интересное описание начала службы автора в мае 1782 года в Семеновском полку, куда он был зачислен прапорщиком по протекции родственников через всесильного фаворита, светлейшего князя Г. А. Потемкина-Таврического.

«Всей Гвардии было четыре полка: Преображенской, Семеновской… Измайловской и Конной. Преображенской составлен был из 4-х, а прочие два из 3-х батальонов, впрочем во всех в них был один штат, один оклад, один род службы. Преимущества у всех были общие. Каждый офицер Гвардии равнялся с штаб-офицером армейским; он имел право ездить четверней, во дворце ходить за унтер-офицерской пост в большую залу собрания, на балах придворных мог танцевать и, выходя в армию, из самых младших чинов получал „пример-майорской“ (то есть в соответствии с Табелью о рангах входил в 8-й класс старших офицеров от майора до полковника. —  Б. Г., Б. К.). Основной обязанностью гвардейцев было несение караула в резиденциях Императрицы Екатерины II. От каждого полка снаряжалась в караул полная рота со всеми офицерами и взвод гренадер в тот дворец (Зимний или Летний), где в это время находилась Государыня. В ее отсутствие в караул наряжалась неполная рота только с тремя офицерами. В местах присутствия Государыни караул меняется каждые сутки, и всякий полк содержал его 3 дня сряду, кроме Преображенского, которой, имея пред прочими ба-талион один лишний, на 4 дня выходил в караул. С тех дворцов, где не было Государыни, караул не сменялся, по 3 дни сряду».

Каждый вновь зачисленный в гвардию офицер должен был представиться государыне и благодарить ее за чин, встав на одно колено и поцеловав у нее руку. Во время поездки в Царское Село — «увеселительный замок российских Государей» — И. М. Долгорукий встретился с внуками царицы. Вот как он описывает эту встречу: «Внуки Императрицы Великие Князья Александр и Константин часто гуляли по саду, и я, нечаянно встретясь с ними, представился. Садовая эта аудиенция не сопровождалась никаким обрядом. Мальчик встретил детей: первый вытянулся, последние протянули ручонки, и все тем кончилось. Но для меня всякой подобный случай казался происшествием чрезвычайным»… (Автору мемуаров тогда было 18 лет, а великим князьям соответственно 5 лет и 3 года. — Б. Г., Б. К.).

Впервые пробыв в карауле в Зимнем дворце 3 дня 14–16 мая 1782 года, он уже позволяет себе в таких безапелляционных выражениях делиться своими впечатлениями: «…Я и проскучал трое суток, узнав из этого первого опыта, что служба гвардейская, хотя и не мудрена, однако налагает иногда очень скучные обязанности. Я… сидя в четырех стенах, ходил по придворным залам и коридорам. Но по новости моей признаюсь, что это меня довольно занимало. По ночам спал я одетый во все тяжкие мои наряды; по утрам принашивали нам придворный чай и кофе в прегадкой, однако в серебряной посуде… Отстояв первый свой трехсуточный караул, я ознакомился с должностью и с однополчанами, выучился своему делу и сделался настоящий офицер».

Вот и вся школа немудреной караульно-охранной службы!

Вместе с Долгоруким в карауле был другой новичок — князь Голицын, который был сержантом, то есть ниже его по чину, и князь Долгорукий вволю покуражился над ним: «Как я над ним величался! Как мне весело было показывать ему свою власть и могущество». Оказывается, «…мать его и мой Батюшка приезжали каждый день нас навещать в караульню, и я думал, что никто в Отечестве так ревностно не трудился в эти трои сутки, как я», — заключает мемуарист с уже приобретенным гвардейским фанфаронством. В карауле Зимнего дворца, как в пушкинской Белогорской крепости, нравы были вполне патриархальные. Правда, у Пушкина мы никакой «дедовщины» не обнаруживаем.

В 1775 году для охраны Екатерины II были учреждены три придворные конвойные команды (две казачьи — Донская и Чугуевская) и лейб-гвардии эскадрон. Парадная одежда чугуевцев состояла из красного кафтана с отворотами из зеленого сукна, пуговицами из английского олова и двумя серебряными с красным шелком эполетами, зеленых шаровар с выкладкой на боковых швах из красного сукна и с нашивками по ней из черного шнурка, шапки, опушенной черной смушкой с красным выпуклым верхом и украшенной большой серебряной кистью, а также сапог из желтого сафьяна. Парадный мундир донцов выглядел примерно так же, только сапоги были черного цвета, а шапка была выполнена в черно-белых тонах.

Следует отметить, что караульная служба гвардейцев во внутренних покоях Зимнего дворца на протяжении почти 155 лет — с эпохи царствования Екатерины II до царствования последнего российского императора Николая II — оставалась неизменной, что придавало и двору, и самой династии флер устойчивой традиционности и солидной старины.

Вот что пишет по этому поводу в своих опубликованных в 1937 году в эмиграции в Риге воспоминаниях «При дворе последнего императора» бывший начальник канцелярии Министерства императорского двора генерал-лейтенант А. А. Мосолов, служивший в свое время в лейб-гвардии конном полку: «В карауле мы находились сутки бессменно, что и в обычное время было нелегко. Допускалось снять одну крагу (перчатка с жесткими отворотами) и расстегнуть чешуйку с каски. Сидеть можно было только на особом, для караульного офицера приспособленном кресле. В дни высочайших выходов надевалась особая форма, а именно: сверх белого мундира — супервест (род жилета из красного сукна, заменявший в пешем строю кирасу), на груди и на спине которого имелось по большому двуглавому орлу (у кавалергардов — Андреевская звезда)… Мы носили также высокие сапоги с раструбами, а вместо рейтуз — лосины, то есть штаны из белой лосиной кожи. Облачаться в эту форму было нелегко… Для этого их слегка смачивали, посыпали внутри мыльным порошком, и затем (это относится и к офицерам и к нижним чинам) два дюжих человека „втряхивали“ в лосины, одеваемые обязательно на голое тело… Нелегко было оставаться в них 24 часа подряд, особенно когда они совсем засыхали…»

Одной из обязанностей гвардейцев, стоявших в караулах внутри и вне императорских резиденций, было пресечение попыток верноподданных передавать челобитные и прошения на высочайшее имя «мимо учрежденных на то правительств и определенных особо на то персон». В этом отношении Екатерина II следовала по стопам Петра I, объяснявшего в одном из своих указов 1718 года, что «челобитчики непрестанно его царское величество докучают о своих обидах везде, во всяких местах, не для покою… их множество, а кому бьют челом, одна персона есть».

Екатерина II не имела ни большого желания, ни физических возможностей самолично разбирать поток челобитных и прошений. Поэтому она дважды, в 1765 и 1767 годах, своими указами запретила подавать их «в собственные руки» и даже ввела наказание для нарушителей запрета. В обязанности гвардейских караулов входило оберегать покой императрицы от докучливых просителей и пресекать все их попытки передать ей прошение. В соответствии с уставом караульной службы гвардеец, стоящий на посту, обязан был вызвать к любому кричащему «Слово и дело!» дежурного офицера, который производил арест «изветчика».

Особенно популярен в Петербурге среди «изветчиков» был пост № 1 у царской резиденции. Так, 27 мая 1735 года некто Павел Михалкин приходил к Летнему его императорского величества дворцу и объявил стоящему на часах лейб-гвардии солдату, что есть за ним, Павлом, «слово». Чем закончилось это челобитие для Михалкина и часового, история умалчивает.