Влияние Юго-Восточной Азии в эпоху металла на Западную Меланезию,
В прошлом уже не раз высказывались мнения о влиянии культур эпохи металла на Западную Меланезию, но свидетельства об этом имели разный характер: от вполне приемлемых до очень сомнительных. До сих пор в центральной части п-ова Чендравасих в Ириан-Джая папуасы мейбрат используют три плохо сохранившихся тимпана от донгшонских барабанов с изображениями двенадцатиконечных звезд [399]. Но это — единственные в Западной Меданезии предметы, являющиеся бесспорными им-портами с запада. Менее надежны данные о донгшонском влиянии, полученные в поселке Квадаваре на небольшом острове на озере Сентани на севере Новой Гвинеи [337; 338]. Несколько лет назад местные жители нашли здесь втульчатые топоры и наконечники копий, а также латунный светильник и латунный кинжал с железной рукоятью. Но эти предметы нельзя считать донгшонскими в узком смысле слова. Возможно, речь здесь идет о местной металлургии, возникшей за последние 1500 лет, благодаря индонезийским торговцам.
Выше говорилось, что комплекс ступ и пестов мог отражать какие-то донгшонские влияния. То же относится к топорам и теслам с черешками и скошенными лезвиями, встречающимся в Меланезии. Без новых археологических данных этот вопрос будет открытым. Более вероятными, хотя все-таки гипотетичными, свидетельствами влияния эпохи металлов являются каменные и обсидиановые топоры с сильно скошенным рубящим краем, найденные на Новой Гвинее [1204; 689; 183; 253]. В Меланезии почти нет прямых археологических данных о сколько-нибудь существенном влиянии комплексов, увязываемых с плохо вычлененной донгшонской культурой.
Более перспективными кажутся предположения о возможных филиппинских влияниях. Рассмотрим обычай захоронений в кувшинах, известный в Меланезии только в Кейп-Родни (на юго-восточном побережье Новой Гвинеи), на некоторых островах в области расселения массим, включая о-ва Тробриан [911; 391], и на юге Бугенвиля. На Бугенвиле Дж. Террел обнаружил остатки кремации в толстостенном расписном сосуде неизвестной культурной принадлежности[113], а на юго-востоке Новой Гвинеи в кувшинах хранились человеческие кости. В области расселения массим некоторые из таких захоронений делались в горшках с прочерченными завитками, напоминающими донгшонские [553, с. 581]. Однако проблема заключается в том, что кувшинные захоронения в островной части Юго-Восточной Азии никак не коррелируются с донгшонскими бронзами. Гораздо больше аналогий можно найти в керамике эпохи металлов последних 1500 лет на Филиппинах. С этой точки зрения особый интерес вызывают недавние археологические исследования на юго-востоке Новой Гвинеи.
Речь идет о работах Б. Эглоффа в районе зал. Коллингвуд и П. Лауэра на о-вах Д’Антркасто [389; 390; 849]. Оказалось, что некоторые из тробрианских погребальных сосудов и многие сосуды из зафиксированных подъемными сборами на о-вах Тробриан и Д’Антркасто были завезены сюда в обмен гончарами из зал. Коллингвуд более 500 лет назад. Еще недавно тробрианцы, не имевшие глины для собственного гончарства, почти все сосуды получали путем обмена кула от обитателей о-вов Амфлетт. Иначе говоря, межостровной обмен возник лишь недавно, а в прошлом островитяне в гораздо большей степени вели обмен с обитателями основной территории Новой Гвинеи. В районе зал. Коллингвуд в поселке Ванигела Б. Эглофф раскопал три искусственные насыпи неизвестного назначения, обнаружив в них керамику 700— 1400 гг. н. э. с каннелированным, прочерченным, пунктирным и нанесенным отпечатками раковин орнаментом. Сосуды этого типа и вывозились на о-ва Тробриан. Их ранние образцы представлены хорошо профилированными, в частности реберчатыми, чашами часто с многочисленными треугольными выемками по венчику. Они датируются, возможно, началом I тысячелетия н. э. В нескольких километрах от зал. Коллингвуд был найден почти Целый сосуд этого типа на высокой ножке со сквозными прямоугольными отверстиями. В поселке Ванигела в начале нашего века были обнаружены похожие сосуды [1206; 781], причем для них нетрудно найти аналогии в материалах, относящихся к эпохе металлов на Филиппинах, особенно в комплексе керамики новаличес, выделенном У. Солхеймом. Более того, в Илопане на о-ве Бука обнаружено два небольших монолита, украшенных полосами выбитых треугольников, вроде орнамента на описанной выше керамике из Ванигела [1135, рис. 2], хотя вряд ли можно предполагать, что между этими районами существовали прямые связи.
В поселке Ванигела были обнаружены и раковины Conus с прочерченными спиралями и завитками, но захоронений в сосудах здесь пока не найдено. Рассмотренные данные позволяют говорить о наличии на юго-востоке Новой Гвинеи комплекса элементов, редких или вообще отсутствующих в Меланезии: погребений в кувшинах, керамики филиппинского типа и специфических узоров из спиралей и завитков (я не включаю в этот комплекс находки с о-ва Бугенвиль, так как ничего не знаю о происхождении найденных там погребений в кувшинах). Другие находки в поселке Ванигела имеют более меланезийский облик: костяные ложечки и иглы, раковинные браслеты и остатки ожерелий, тесла линзовидного сечения и каменное навершие булавы с отверстием. Вполне вероятно, что примерно 1500 лет назад на юго-востоке Новой Гвинеи побывали торговцы из островной части Юго-Восточной Азии. Серьезным основанием для такой гипотезы служат собранные А. Капеллом лингвистические данные о том, что приблизительно в этот период сюда устремились переселенцы из центральной части о-ва Сулавеси и с Филиппин [198]. Они, очевидно, неоднократно контактировали с местными жителями, но сколько-нибудь крупных постоянных поселков здесь не создавали. Учитывая расстояние, кажется сомнительным, что непосредственными участниками этих контактов были обитатели центральных районов Филиппин. Речь скорее может идти о населении Восточной Индонезии, где в будущем археологи, возможно, найдут керамические комплексы типа новаличес.
Сосуд на ножке, возможно родственный керамике стиля новаличес из центральной части Филиппин. Найден в Вава, в районе зап. Коллингвуд.
Таким образом, имеющиеся археологические и этнографические данные свидетельствуют о контактах Западной Меланезии с районами, лежащими к западу от Новой Гвинеи. Разные авторы пытались связать их с влиянием донгшона, но, судя по более детальным исследованиям, картина была гораздо сложнее. Изучение предметов искусства также дает туманные намеки на донгшон, которые неоднократно возбуждали любопытство историков культуры.
История меланезийского искусства чаще всего затрагивалась искусствоведами, которые подходили к ней с позиций диффузионизма. Обычно они старались искать источники специфических океанических сюжетов в шанском и чжоуском Китае, донгшоне или Индии. Чаще всего речь шла о древнекитайских прототипах. Мне все это кажется сомнительным. Я тоже вижу несомненные аналогии, но, судя по археологическим данным, столь дальняя прямая диффузия была невозможна. В океанийских и восточноазиатских культурах есть общий устойчивый комплекс сюжетов искусства, восходящий, возможно, к периоду, когда переселение австронезийцев в Океанию еще и не замышлялось. Некоторые из этих мотивов были установлены в ходе работ, проведенных под руководством Д. Фрэзера [482]. Они были обнаружены во многих местах, включая шанский и чжоуский Китай, Суматру, Калимантан, район среднего течения р. Сепик на Новой Гвинее, Новую Зеландию и другие тихоокеанские острова, Британскую Колумбию, Центральную Америку и Перу. Среди этих сюжетов были человеческие фигуры с высунутыми языками [35], антропоморфные маски на фронтонах жилищ, человеческие фигуры с «геральдическими» животными по бокам и симметричные изображения, в особенности антропоморфные. Все это надо связывать либо с неоднократными миграциями, либо с единым восточноазиатским источником, существовавшим, возможно, не менее 6 тыс. лет назад. Нет необходимости останавливаться на сложности многих из этих мотивов. Как показал Чжен Чжилю, они, безусловно, были распространены в Юго-Восточной Азии в протоавстронезийскую эпоху [239]. Р. Хайне-Гельдерн объединил все эти мотивы в единый древнеокеанийский стиль и предположил, что его истоки надо искать в неолите Северной Евразии [698]. Остается неясным, почему он исключал возможность его происхождения из Китая или Юго-Восточной Азии. Возможно, источник древнеокеанийского стиля навсегда останется неизвестным, но твердо установлено, что в Океанию этот стиль был занесен первыми австронезийцами. Там в условиях изоляции или локальных контактов он видоизменялся, а в некоторых областях заново расцвел в XIX в. благодаря появлению железных орудий. Большинство предметов океанийского искусства, хранящихся в музеях, конечно же, далеко не первобытны, и неосторожных исследователей здесь ждут ловушки.
Древнеокеанийский стиль, выделенный Р. Хайне-Гельдерном, надо рассматривать как отражение реального единства, лежащего в основе всего океанийского искусства. За время тысячелетней изоляции в нем возникли локальные варианты, которые трактовались историками искусства с диффузионистских позиций. Впрочем, диффузия действительно происходила в поздние периоды, мы говорили о ней в связи с Новой Гвинеей. До начала широких археологических работ некоторые историки искусства предлагали поистине экстраординарные гипотезы. Так, в 1937 г. Р. Хайне-Гельдерн высказал предположение, что между Маркизскими островами и Китаем до 600 г. до н. э. имелись прямые связи [691, с. 180], а позже он писал о контактах между Новой Зеландией и народом юэ в III в. до н. э. [698]. По его мнению, искусство маори Новой Зеландии имело неполинезийский характер: оно «было варваризованным, но таким, которое могло развиться только в условиях высокой цивилизации» [691, с. 202]. Критиковать такие рассуждения можно только с общих позиций: новозеландские маори во времени и пространстве были значительно удалены от юэ и достижениями в искусстве они обязаны самим себе и своим австронезийским предкам.
Д. Фрэзер, развивший и детализировавший некоторые теории Р. Хайне-Гельдерна, выдвинул иные, довольно сложные объяснения истории океанийского искусства [480; 481; 1327]. Он признал древность простейшего папуасского искусства на Новой Гвинее, характеризовавшегося использованием масок и криволинейных мотивов, но для последующих австронезийских стилей он нарисовал довольно запутанную картину разнообразных источников влияний, и кратко ее описать невозможно. Так, он считает гавайское искусство продуктом влияний из Китая, Японии, Индии и Вьетнама (эпоха донгшона). Но последние археологические работы исключают возможность этого.
В решении проблемы происхождения океанийского искусства участвовали, конечно, не только диффузионисты. Противоположных взглядов придерживался К. Леви-Строс, проанализировавший симметрично развернутые изображения [878, гл. 13]. По его мнению, такие изображения возникают в разных обществах самостоятельно, когда люди пытаются представить человеческое лицо в виде двух его симметричных профилей, особенно татуированное лицо, так как его изображение в фас не дает полного представления о татуировке. В таком объяснении есть логика, и все же оно представляется крайностью. Распространение симметрично развернутых изображений из единого древнего источника и ныне кажется вполне вероятным.
Вот к каким рассуждениям привел нас вопрос о влиянии культур эпохи металла и донгшона в Меланезии. Вернемся теперь к понятию «донгшон». Многие историки искусства убедительно показали, что такие мотивы, как «лодки духов», спирали и птицеголовые носы лодок, были довольно широко распространены в Западной Меланезии. Следы искусства, родственного изображениям на донгшонских барабанах, были зафиксированы г районе р. Сепик, на о-ве Новая Ирландия, о-вах Адмиралтейства, Тробриан [1328; 36], причем в последнем случае имеются и археологические данные. Независимо от того, были восточноиндонезийские или филиппинские торговцы эпохи металла проводниками донгшонского влияния или нет, они, видимо, сыграли заметную роль в культуре Западной Меланезии. Но восточнее Соломоновых островов эти люди, видимо, не проникали.