Лодки и навигация

Балансир, придававший лодке устойчивость, был одним из важнейших изобретений австронезийцев, предшествовавших их расселению по Океании. В островной части Юго-Восточной Азии балансиры помещались по обеим сторонам корпуса лодки, в Океании же почти повсюду использовался один балансир, который крепился с наветренной стороны. Такой балансир более надежен в бурном море, чем двойной. Лодки с одним балансиром не были в ходу там, где острова расположены близко друг к другу — на архипелагах островной Юго-Восточной Азии, за исключением Андаманских и Никобарских островов и небольших индонезийских островов Ниас и Ментавай. Быстроходные и маневренные лодки — достижение самих океанийцев, которые были превосходными мореходами.

Из обширного свода, созданного Э. Хэддоном и Дж. Хорнеллом [632; 357; 881; 358], можно узнать все об изготовлении лодок в Океании в ранний период контактов с европейцами. Повсюду в Океании, за исключением отдельных периферийных островов Полинезии, таких, как Мангарева и Чатем, встречались лодки с одним балансиром, выдолбленные или с обшитым корпусом. Микронезийцы сделали из лодок этого типа самые совершенные в Океании суда. Высокий асимметричный клиновидный корпус ослаблял дрейф в подветренную сторону. Треугольный парус наклоняли то в одну сторону лодки, то в другую в зависимости от курса. У этих микронезийских лодок нос не отличался от кормы. Суда можно было направить вперед или назад, повернув парус вокруг центральной мачты. В середине лодки и у подветренного борта были места для пассажиров и груза. По скорости и маневренности микронезийские лодки не имели себе равных [881, гл. 10; 86]. Разновидности лодок этого типа использовались также на о-вах Санта-Крус в Меланезии, а океанийский треугольный парус, изобретенный, видимо, в Микронезии, крепили на двойных лодках фиджийцы и новокаледонцы, а также маилу, обитавшие на юго-восточном побережье Новой Гвинеи.

По всем этнографическим параметрам в Меланезии весьма сложная картина. В ряде западных районов, включая п-ов Кейп-Йорк в Австралии, встречаются лодки с двумя балансирами индонезийского типа. Население Соломоновых островов специализировалось на изготовлении дощатых лодок без балансиров, также происходивших, возможно, из восточной части Индонезии. Жители всех других островов пользовались исключительно лодками с одним балансиром, кое-где на западе с квадратными парусами. Вообще, в Меланезии наблюдалась значительная вариативность. Так, на Новых Гебридах встречались простые лодки-долбленки, иногда с насадками на бортах, а на северо-востоке Новой Гвинеи были распространены простые долбленки, часто даже без парусов. Зато на таком изолированном острове, как Новая Каледония, имелись настоящие двойные лодки с одинаковыми концами (т. е. корма и нос не различались) и океанийскими треугольными парусами. Мореходы Западной Меланезии, промышлявшие обменом, совершали свои плавания на замечательных парусных судах. Самыми лучшими в Меланезии были фиджийские друа, соединявшие качества микронезийских лодок с балансиром и значительно превосходившие их по размерам двойных полинезийских лодок. Друа были двойными, но состояли из неодинаковых корпусов: наветренный был короче подветренного. Треугольный океанийский парус позволял идти вперед или назад не разворачиваясь, обеспечивая характерную для микронезийских лодок маневренность; правда, асимметричные в сечении корпусы лодок, типичные для Микронезии, не распространились далее о-вов Тувалу. В начале XIX в. фиджийские лодки могли перевозить до 200 человек. В период первых контактов с европейцами они быстро вытеснили обычные в прошлом двойные полинезийские лодки Тонга и Самоа.

^{Фиджийская друа}

В Полинезии лодками с одним балансиром пользовались почти повсеместно, только на о-ве Мангарева европейцы застали бревенчатые плоты (с парусами), а у мориори на о-вах Чатем — плоскодонки из связок льна или папоротника. На Новой Зеландии ко времени, когда туда прибыл Дж. Кук, лодки с балансиром и двойные лодки были вытеснены простыми долбленками. Огромные однокорпусные военные лодки, которыми славились маори, имели высокие насады на бортах, искусно украшенные резьбой нос и корму.

Вместе с тем во многих районах отличительным признаком полинезийских мореходов были двойные лодки с равновеликими корпусами, симметричными в сечении. Видимо, самыми известными из судов такого типа были огромные военные лодки и парусные лодки с о-вов Общества, достигавшие в длину 30 м и имевшие резную корму до 8 и более метров в высоту. В одной такой лодке помещались 114 гребцов. Дж. Банкс описывает двойную лодку, которую он увидел на Таити, возможно, фиджийского типа с неравными корпусами: один — длиной 15,5, другой — 10 м [75, с. 319]. По-видимому, этот пример уникален для Восточной Полинезии. В 1774 г. Дж. Кук видел флот, состоявший из 160 двойных гребных военных лодок и сопровождавших их 170 небольших грузовых парусных лодок. Всего, по его подсчету, на них находилось 7760 человек. Этот флот готовился к нападению на о-в Муреа. Обитатели о-вов Общества разработали искусство войны на море. Лодки воюющих сторон подходили вплотную друг к другу, и воины по двое или по четверо сражались на высоких помостах, причем выбывавших бойцов постоянно заменяли новые. Эти помосты устраивались специально для воинов, подымались на них также, вероятно, вожди и жрецы: гребцы же в бою не участвовали. Именно так бораборцы победили жителей о-ва Раиатеа. Были еще особые лодки для пере, — возки мертвых и для перевозки переносных балочных платформ марае. Флот таитян произвёл глубокое впечатление на Дж. Кука, хотя увидеть его в бою капитану так и не удалось.

У полинезийских двойных лодок обычно имелись четко выраженные нос и корма, курс судна изменяли поворотом руля. В Полинезии только на лодках туамотуанцев не различались нос и корма и использовался треугольный океанийский парус. Возможно, строительство таких лодок — местная традиция, а не привнесенная из Микронезии или Меланезии. На Тонга и Самоа лодки, имевшие нос и корму, ходили под треугольным парусом

более архаичного типа; вообще же полинезийцы применяли менее эффективный неподвижный парус и вертикальную мачту. Если лодки микронезийцев были самыми маневренными, то лодки полинезийцев, безусловно, самыми крупными: они могли

перевозить большие группы людей на очень значительные расстояния. Как это происходило? Ни один аспект полинезийской истории не порождал столько ожесточенных споров.

Итак, приступим к рассмотрению этого вопроса. Первые ценные сообщения о полинезийском мореходстве появились только в конце XVIII в. Наиболее лестное из них принадлежит Андиа-и-Вареле, испанцу, побывавшему на Таити в 1774–1775 г. Вареле удалось побеседовать с одним таитянским мореплавателем, сопровождавшим его по пути в Лиму, и он узнал, что таитяне ориентировались по солнцу, а перед тем как отправиться в плавание, тщательно наблюдали за направлением ветра и волн. Сообщения Варелы касаются только морских переходов по известным маршрутам (а не путешествий в неведомые края). Вот что пишет Варела: «Он (т. е. мореход) выходит из гавани, обладая запасом знаний об условиях плавания; он ведет судно в соответствии с собственными расчетами, учитывая состояние моря и направление ветра и делая все, чтобы не сбиться с курса. В облачный день ему труднее установить стороны света (по солнцу). Если и ночь окажется облачной, он определяет курс по тем же признакам. Так как ветер меняет направление чаще, чем волны, мореход наблюдает за его изменениями с помощью вымпелов из перьев и пальмовой коры и управляет парусом, держа курс в соответствии с данными, полученными при наблюдении за морем. В ясную ночь он правит судном по звездам, и это для него гораздо проще, так как благодаря многочисленности звезд он определяет по ним местоположение не только нужных островов, но и бухт этих островов, куда он может прямо направить лодку, ориентируясь на звезду, которая поднимается или заходит над бухтой. И приводит судно туда так же точно, как самый искусный штурман цивилизованных народов» [286, т. 2, с. 285–286].

Эти приемы использовались при плавании с Таити на Раиатеа (200 км) и на более отдаленные острова, названий которых Варела не знал. Речь, разумеется, идет об известных маршрутах между островами, поддерживавшими постоянные контакты. Из описания Варелы нельзя заключить, что таитяне совершали дальние исследовательские плавания, во время которых они всегда могли определить свое местоположение. Этого не утверждает ни один из ранних европейских путешественников, в том числе и Дж. Кук, который во время своего третьего плавания (1776–1780) менее лестно, чем Варела, отзывался о полинезийском мореходстве. В 1777 г. Кук побывал на о-вах Тонга. «Местные лодки, — писал он, — могли делать семь узлов или миль в час… Во время плаваний днем тонганцы определяют путь по солнцу, а ночью — по звездам; когда же их не видно, ориентируются по тому, откуда дует ветер или набегают на лодку волны. Если же небо затмится, а ветер и волны изменят направление… люди теряются, не могут найти порт назначения и часто пропадают без вести» [76, ч. 1, с. 164].

Незадолго до того, как Дж. Кук сделал это наблюдение, он побывал на о-ве Атиу (о-ва Кука) и обнаружил там пятерых таитян, оставшихся в живых после подобного путешествия, во время которого 15 человек погибли. «Этот случай, — замечает он, — показывает, как происходило заселение островов в этом море, в особенности тех, которые лежат далеко от материка и друг от друга» [76, ч. 1, с. 87].

И Вареле, и Куку удалось побеседовать с опытными полинезийскими мореходами (Тупаиа, мореплаватель с о-ва Раиатеа, сопровождал Кука во время его первого плавания); в их сообщениях совершенно ясно говорится о приемах плавания по морю и о трудностях, с которыми они сталкивались. Этим путешественникам удалось также собрать ценные сведения о географических познаниях обитателей о-вов Общества. В 1769 г. Кук записал со слов Тупаиа названия 130 островов, 74 из которых он нанес на карту. Теперь определены 45 из них [340; 885]. По мнению Дж. Льюзвейта, Тупаиа знал названия большинства полинезийских островов до Фиджи на западе, ему не были известны только Новая Зеландия, Гавайи, Мангарева и о-в Пасхи. Остается, правда, неясным, как он приобрел эти знания, ведь нет данных о том, что таитяне в период контактов с европейцами плавали за пределы о-вов Общества и северо-северо-западнойчасти о-вов Туамоту. В 1797 г. они говорили миссионерам, что не способны плавать дальше о-вов Раиатеа и Хуахине [1462, с. 203]. Следовательно, большая часть этой. информации отражала народную память и сведения о случайных дрейфовых плаваниях.

В 1772 г. таитяне сообщили испанцу Бенечеа [286, т. 1, с. 306] названия 16 островов, и в этом списке значился по крайней мере один из островов, расположенных в южной части о-вов Кука (Атиу). Миссионер Дж. Уильямс, первым из европейцев прибывший на о-в Раротонга, утверждал, что население южной части о-вов Кука и о-вов Общества знало о существовании друг друга [1458, с. 88]. Но как только на острова ступила нога первого европейца, местная культура стала видоизменяться. Полинезийцы быстро переняли географические познания европейцев и без труда включили их в свою традицию. В 1774–1775 гг., через два года после посещения Таити Бенечеа, другой испанец [286, т. 2, с. 187–194] вновь записал на Таити названия островов. Его список включал уже о-ва Общества, многие из о-вов Туамоту, некоторые из южных островов Кука, о-вов Тубуаи, а также местность под названием Понаму — это может быть только о-в Южный в Новой Зеландии, о котором в 1769 г. Дж. Куку рассказывали как о «крае нефрита» (Те Вахи Поунаму). Таитяне могли узнать это название только от Кука или его людей.

Что же касается межостровных плаваний во время появления европейцев, то есть надежные данные о частых контактах между обитателями о-вов Общества и Туамоту, а также Тонга, Самоа и Фиджи и, возможно, о-вов Тувалу и Ротума [886; 1213, с. 32]. Все другие группы островитян были, видимо, изолированными, особенно новозеландцы, гавайцы и рапануйцы. Иначе говоря, к моменту появление европейцев ни полинезийцы, ни другие народы Океании не совершали длительных исследовательских плаваний. Но что можно сказать о более отдаленном прошлом, когда острова заселялись впервые?

Проблема осложняется отчасти тем, что многие авторы не желали поверить сообщениям Кука и Варелы. В конце XIX в. исследование Полинезии вступило в «романтическую фазу», стали часто появляться, в особенности на страницах «Журнала Полинезийского общества», издававшегося тогда С. Перси Смитом, рассказы о грандиозных путешествиях из одного конца Океании в другой. В 1898–1899 гг. вышла в свет книга Смита «Гаваики: откуда пришли маори» [1287], и с тех пор исследовательские плавания из Индонезии на Гавайи и в Восточную Полинезию стали рассматриваться как очевидный факт. В 1923 г. Э. Бест с романтическим пылом писал: «Смотрите, в течение скольких веков азиат плавал у берегов своего континента, прежде чем обрел мужество предпринять шестимесячное путешествие через Индийский океан при попутном ветре; карфагенянин осторожно продвигался вдоль западноафриканского побережья, привязывая свою лодку на ночь к дереву, чтобы ее не унесло, пока он спит, европеец терял покой, когда исчезала прибрежная линия, а Колумб на ощупь пробирался через Западный океан со своей полусвихнувшейся командой, молившей бога спасти их — не дать свалиться за край Земли; полинезийский же мореплаватель, нагой дикарь, не знавший ни кораблей, ни металлов, выдалбливал заостренным камнем длинную лодку из бревна, привязывал по бортам ее несколько досок, брал жену, детей, несколько кокосовых орехов и домашнюю свинью и пускался в путь по огромному океану, чтобы заселить одинокий остров, лежащий за две тысячи миль» [110, с. 8].

В атмосфере, созданной Смитом и Бестом, очень далекие двусторонние морские плавания казались вполне возможными, хотя многие ученые и даже сам Бест понимали важность случайных дрейфов. В 1934 г. Р. Диксон пришел в восторг, установив 2000-мильный предел полинезийских странствований без остановок. Но стрелку уже качнуло назад — к здравому смыслу, к точке зрения, высказанной Куком и Варелой. В 1924 г. Дж. Боллонс, опытный морской капитан, писал: «Достойно изумления, как смело сухопутный европеец отправлял полинезийцев в представлявшийся тогда бескрайним океан, описывал плавания, мореходные качества лодок, перевозимый груз, способ дрейфования в плохую погоду и управление лодкой по звездам и солнцу. Все это кажется простым, когда живешь на берегу» [138].

Смит и Бест и другие авторы слишком буквально воспринимали полинезийский фольклор, не учитывая, что многие его образцы были собраны через сто лет после начала контактов с европейцами. Полинезийский фольклор — не сводка достоверных сообщений очевидцев. Но исследователи начали осознавать это лишь после 30-х годов XX в. К 50-м годам явственно обозначился перелом. Его ознаменовала опубликованная в. окончательном варианте в 1963 г. полемическая работа Э. Шарпа [1213]. В первом издании этой книги [1209] Э. Шарп особенно подчеркивал случайные, а не целенаправленные плавания, за что подвергся критике со стороны Дж. Парсонсона [1063], стоявшего на традиционалистской точке зрения.

По мысли Шарпа, Полинезия заселялась в основном путем безвозвратных плаваний, т. е. мореходами, не способными определить пройденный путь и вернуться назад даже при желании. Намеренно или нет пускались они в путь, не имеет большого значения. Изгнанники, мореплаватели, вынужденные дрейфовать, или добровольные эмигранты — все они могли совершать плавания в одном направлении. Двусторонние плавания происходили, конечно, между близлежащими островами, но надежные сведения о плаваниях между островами, отстоящими друг от друга на расстоянии 150 км и более, получены, как говорилось выше, в районе о-вов Общества и Туамоту и Западной Полинезии. Жители Гавайских островов, о-ва Пасхи и Новой Зеландии, Маркизских островов, большинства о-вов Кука и многих других не поддерживали постоянных внешних связей. Между ними могли происходить лишь плавания в одном направлении. Главные аргументы Э. Шарпа заключались в том, что полинезийцы не умели определять долготу и высчитывать смещения, порожденные подводными течениями, скорость которых достигала 40 км в день, или ветрами. Иными словами, ни один полинезиец не мог бы определить своего местоположения в море после нескольких дней плавания в незнакомых водах.

В 1968 г. взгляды Э. Шарпа нашли поддержку Ч. Акерблома, который показал, что вычисление долготы и смещения от ветра и течений было непосильной задачей для полинезийцев, более того, им скорее всего был неведом и способ определения широты по звездам (супруги Г. и Г. Булинье привели контраргументы в пользу умения полинезийцев определять широту по звездам [145]). Представления о путешествиях на большие расстояния с возвращением назад, когда вслед за мореходами, прокладывавшими новые пути, плыли нагруженные всем необходимым лодки переселенцев, явно не выдерживают никакой критики, о какой бы части первобытной Океании ни шла речь; археологические факты, накопленные за последние 20 лет, не позволяют пересмотреть вывод Ч. Акерблома.

Но это еще не все. Многие особенности плаваний океанийцев убеждают, что их мореходное искусство достигло высокого уровня и что они были бесстрашными людьми. Это искусство основывалось на знаниях, полученных скорее эмпирическим, чем эвристическим путем. Можно утверждать, что заселение Полинезии не было связано с экипажами случайно занесенных сюда лодок. В Полинезии течения, проходящие к северу и югу от экватора, движутся с востока на запад со скоростью до 40 км в день, а течение, идущее в обратном направлении, существует только в узкой полосе между 4° и 10° с. ш. [1414]. Пассаты дуют также с востока на запад, и только летом их иногда сменяют прерывистые западные ветры. Естественно, что большинство плаваний, зафиксированных в Полинезии, имело направление с востока на запад [340], хотя в Микронезии обычны дрейфы с запада на восток, поскольку Каролинские острова расположены как раз на широте встречного течения, идущего с запада на восток [1132]. Следовательно, чтобы попасть из Меланезии в Полинезию, надо было идти против течения.

Насколько это было трудно, показал проведенный недавно анализ при помощи ЭВМ [877; 95]; были обобщены данные, о более 100 тыс. вероятных дрейфов с учетом предоставленных Метеорологической службой Великобритании сведений о ветрах и течениях на всем протяжении от Меланезии до американского побережья. Допускалось, что дрейфы начинались с отдельных островов в пределах этого района (в основном в Полинезии), успешными считались те, которые приносили лодку на другой остров за достаточно короткое время. Результаты этого подсчета показали, как и ожидалось, что наилучшим образом заканчивались дрейфы в западном направлении, в частности с Тонга на Фиджи, с Самоа на о-ва Тувалу, с севера о-вов Кука на Токелау, с Питкэрна на о-в Мангарева и в восточную часть Туамоту, с Рапа на Тубуаи и на юг о-вов Кука. Вероятность таких дрейфов составляла более 20 %, многие другие, вероятность которых была выше 10 %, имели в целом западное направление, отклоняясь к северу и к югу. Некоторые из населенных полинезийцами островов Северной Меланезии также благоприятно расположены для дрейфов из Западной Полинезии.

Уже много лет назад Т. Хейердал показал, что дрейфовые плавания в Полинезию осуществимы именно с востока. Но достижения современной науки позволяют говорить о том, что заселение Полинезии наверняка происходило не с востока, и течения, идущие от Перу к Полинезии, в действительности оставляют мало надежды на успешный дрейф, если он не начат в 500 км;от побережья. Последнее обстоятельство было выявлено в результате анализа, проведенного при помощи ЭВМ [877, с. 47]. Были обнаружены и другие очень важные моменты, а именно что дрейфовать в «полинезийский треугольник» с какого-нибудь лежащего вне его острова почти невозможно, а внутри его морские переселения, которые, как теперь установлено, совершались полинезийцами (с Фиджи на Тонга, с Самоа на о-ва Общества и Маркизские, с островов Центральной Полинезии на Гавайи, о-в Пасхи и Новую Зеландию), не могли происходить путем дрейфов. Статистические данные свидетельствуют о том, что первопоселенцами на этих островах были мореходы-разведчики, сознательно державшие направление под углом 90° к ветру. Многие из этих плаваний были, видимо, однонаправленными, хотя, если лодки шли вперед против ветра, им теоретически было бы гораздо проще вернуться домой по ветру, поэтому отрицать возможность двусторонних разведочных плаваний на короткие расстояния не следует.

Мы, разумеется, никогда в точности не узнаем, как заселялись отдельные острова Полинезии. Но несомненно, что, как только люди обнаружили, что в регионе есть острова, лежащие недалеко друг от друга, начались плавания туда и обратно, при этом мотивы были самыми разными. Контактные зоны Океании описаны Д. Льюисом, выявившим несколько таких больших зон в Микронезии, Западной Полинезии и районе о-вов Общества — Туамоту, и гораздо более мелких в других областях [881, карта 2]. Некоторые меланезийцы, особенно папуасоязычное население юго-восточных окраин и обитатели о-вов Санта-Крус, были искусными мореходами, хотя обычно они плавали в пределах, обусловленных потребностями местного обмена. В Полинезии межостровной обмен имел меньшее значение, чем в Микронезии, и здесь дальние плавания предпринимались ради завоеваний, престижа, а также в целях использования природных ресурсов необитаемых атоллов и песчаных отмелей [340]. Те же мотивы характерны и для Микронезии, где на Каролинских островах находился крупный контактный ареал с центром на о-ве Яп.

Именно из Микронезии получены наиболее подробные сведения о том, как совершались плавания в оба конца между известными пунктами. В доисторическую эпоху каролинцы были, очевидно, способны плавать с центральных островов на Марианские острова, покрывая расстояние до 700 км, и возвращаться назад. Недавно Т. Глэдвин и Д. Льюис детально изучили микронезийскую технику мореходства, особенно на центральных островах Каролин [526; 881]. В наше время каролинские капитаны обучаются в специальных мореходных школах, где получают практические знания и навыки, позволяющие им совершать плавания на другие острова. Конечно, эти острова уже известны по предшествующим плаваниям, и теперь плавания предпринимаются не только с целью открытия новых островов, хотя в прошлом знания и навыки могли приобретаться именно для этого. Каролинские мореходы отправлялись в путь в определенный сезон и прокладывали курс по звездам, по природным и искусственным ориентирам на родных островах [717; 1458, с. 97]. В море они тщательно наблюдали за направлением волн и характером пересечения течений (особенно у Маршалловых островов), восходом и закатом солнца, запоминали расположение рифов, направление полета птиц в сумерках, учитывали характер облачности и различные другие природные явления. Но, как заметил Т. Глэдвин, объем теоретических знаний каролинцев был ограничен лишь районом Каролинских островов. То же можно сказать и о мореходах Маршалловых островов. Другими словами, в географически ограниченных пределах мореходная техника работала превосходно. Некоторые из приемов были известны, надо думать, еще мореплавателям культуры лапита, которые во II тысячелетии до н. э. проникли через Меланезию в Западную Полинезию. Но было бы, конечно, слишком смелым предполагать, что этих приемов и знаний хватало для безостановочного плавания из одного конца Океании в другой и обратно. Зоны постоянных контактов, видимо, мало изменились со времен лапита.

Стремление осваивать новые острова в разные времена то разрасталось, то ослабевало; ко времени прихода европейцев оно, видимо, почти замерло. Судя по полинезийскому фольклору, многие разведочные плавания и переселения происходили в конце I — начале II тысячелетия н. э., как будет показано ниже, для таких районов, как Гавайи, Новая Зеландия и о-ва Кука; это подтверждается археологически. Уже после того как глава была сдана в издательство, с о-ва Мауи (Гавайские острова) на Таити отправилась двойная двухмачтовая лодка под названием «Хокулеа». Общие размеры ее —18?4,5 м, ширина каждого корпуса — 1 м, глубина — 1,5 м, палуба — 3 X 2,5 м, водоизмещение — более 11,3 т. Корпусы были сделаны из современных материалов, а оснастка и паруса — из каната и циновок. Экипаж состоял из 15 человек. Груз — местные продукты питания и домашние животные: собака, свинья, две курицы и традиционные растения для посадки. Все, кроме таро, было доставлено на Таити в удовлетворительном состоянии. Курс лежал частично против ветра, но через 35 дней, покрыв расстояние в 5000 км, лодка успешно причалила к берегам Таити. Хотя результаты плавания еще не получили детальной оценки (это было двустороннее плавание: лодка отправилась назад на Гавайские острова), совершенно ясно, что плавание «Хокулеа» сделало весомый вклад в изучение полинезийского мореходства.