Глава 1. ЭВБЕЯ: ЛЕФКАНДИ, ХАЛКИДА, ЭРЕТРИЯ
Эвбея (в новогреческом произношении Эввиа) — крупнейший, после Крита, остров Эгейского архипелага; его длина составляет 170 км, а ширина колеблется от 6,4 до 48 км. От Беотии и Аттики его отделяет узкая водная полоса, в древности называвшаяся Эвбейским морем. Его наиболее узкий отрезок — пролив Эврип, минимальная ширина которого менее 90 м, — был весьма удобен для захода судов, тогда как восточное побережье Эвбеи, обращенное к открытому Эгейскому морю, грозило им суровыми скалами и стремительным течением. Жители, населявшие в эпоху бронзы западную часть Эвбеи, — абанты (предположительно племя фракийского происхождения из Абы в Фокиде), — упоминаются в списке ахейских кораблей Гомеровой Илиады. О населении северной и южной оконечностей острова говорилось, что это смешанные племена северного происхождения, — известные как эллопы и дриопы соответственно.
Историческими городами на Эвбее были Халкида, Эретрия, Гистиея, Герест и Карист. Важнейшими из них были Халкида и Эретрия, расположенные неподалеку друг от друга на юго-западном побережье. В позднебронзовом веке (микенская эпоха) этот край, составлявший часть области, заселенной абантами, попал под влияние соседней Беотии. Затем сюда переселилась одна из ветвей греков-ионийцев — очевидно, в ту пору, когда другие их сородичи перебирались на Киклады и в Ионию. Впоследствии эти два крупных эвбейских города играли заметную самостоятельную роль в дальнейшем подъеме Греции.
Халкида, возвышавшаяся над самым узким отрезком Эврипа, сохраняла некоторые религиозные традиции минойской эпохи; считалось (возможно, ошибочно), что по окончании Троянской войны со основал афинянин Коф. Эретрия лежала юго восточнее — там, где пролив значительно расширяется. Поселение, существовавшее здесь в эпоху бронзы, согласно Страбону, носило название Меланеиды. Рассказывали, что после Троянской войны его повторно основал Ээл из Афин, а имя ему дал по названию местной агоры. Но Страбон упоминает и другой возможный (видимо, более правдоподобный) источник этого названия, — а именно, что прежде где-то поблизости существовало поселение Аротрия. (Приводит он и еще одну этимологию — от Эретриея из Макиста в Трифи-дни, пелопоннесской области.)'
Можно сказать, что Халкида и Эретрия задали воинственный тон всей позднейшей греческой истории, так как издревле вели непрестанный спор за обладание Лелантской равниной, обязанной своим именем Леланту (ныне Каламондари) — стремительной и бурной реке. Рядом с целебными водами Ле-ланта, протекавшего между двумя городами, залегали богатые руды меди и железа. Именно здесь в недавнее время были сделаны удивительные открытия — близ современного селения Лефканди, которое в древности, возможно, звалось Ле-лактом; но Лефканди можно отождествить и со «старой Эрет-рией», упоминаемой Страбоном2, если только оно не было просто зависимым владением этого города.
Ок. 1150 г. до н. э. на месте Лефканди существовало поселение микенского времени (позднего бронзового века). Располагаясь на широком полуострове с удобным причалом, оно в то же время занимало выигрышное место по отношению к Лелантской равнине. Однако самое удививительное (учитывая нынешнее состояние наших знаний) — это исключительный расцвет, который переживало поселение после краха микенской цивилизации, в течение последующего переходного периода (начиная примерно с 1075 г. до н. э.), обычно называемого «темными веками», — хотя на Эвбее (а отчасти и на Крите и Кипре) не наблюдалось резкого культурного спада, который оправдывал бы такое определение. Ибо жители Лефканди, пусть весьма немногочисленные (о сколько-нибудь точных цифрах ведутся споры), стали, очевидно, одними из первых греков, ввозивших предметы роскоши с Ближнего Востока, в особенности из северной Сирии и Финикии.
Так, среди находок из гробниц (в частности, на невысоком холме Туба, возвышающемся с севера над Лелантской равниной, а с запада обращенном к морю) обнаружено ожерелье из фаянса (голубоватого стекла) середины XI века д0 н. э., вазы, пластинка и египетское кольцо из сходного материала и набор бронзовых колес, возможно, кипрского происхождения. Кроме того, в могилах были найдены образцы афинской протогеометрической керамики (ок. 950–900 гг. до н. э.), а также сосуды, выполненные в местном, эвбейском протогеометрическом стиле. А терракотовый кентавр 34,5 см в высоту являет на редкость ранний пример фигурной пластики.
Раскопки в Лефканди обнаружили также развалины сооружения апсидального типа, относившегося, вероятно, к X веку до н. э… Насколько возможно судить, их форма и характер своей усложненностью заметно опережали зодчество той эпохи в остальной Греции. На каменном фундаменте стояли стены из кирпича-сырца, изнутри облицованные гипсом; на наружных верандах тянулись ряды деревянных столбов-колонн. Постройка оказалась неожиданно велика: сорока трех метров в длину и одиннадцати в ширину. Судя по ямам, выкопанным для пифосов (хозяйственных кувшинов), это было светское здание, — но в то же время оно явно указывает будущее направление в монументальном храмовом зодчестве.
В слое, располагавшемся над строением, обнаружились два пышных захоронения. Одно из них (возможно, героон [црфоу] — святилище героя) — могила воина, который, судя по всему, принадлежал к царскому роду или бывшей царской династии. Его кости и прах были найдены внутри амфоры; они были завернуты в полоски ткани, от которых, как ни странно, сохранились отдельные лоскутки. Во втором погребении обнаружились сожженные останки женщины. На скелете поблескивали позолоченные височные кольца, крупные булавки для одежды и бюстгальтер, украшенный большими дисками. Возле головы ее лежал жертвенный нож: быть может, это указывало на то, что смерть ее явилась человеческим жертвоприношением. Рядом с ней были найдены скелеты трех или четырех лошадей. Следы литейной мастерской по соседству, относившейся к началу X века до н. э., говорят о том, что местные жители уже не только ввозили металлическую пластику с Ближнего Востока, но заимствовали и освоили саму технику литья. Золото и другие предметы роскоши продолжали прибывать с востока, и в Лефканди накапливалось все больше богатств. Но ок. 865 г. до н. э. произошло резкое исчезновение подобных погребений, хотя жизнь здесь продолжалась, уже на более скромном уровне, вплоть до 700 г. до н. э.
Если, как предполагалось, Лефканди и есть «старая Эрот-рия», упоминаемая у Страбона, то, быть может, прекращение этих захоронений объяснялось тем, что отсюда — как и из других деревень — жителей переселили ради фактического и политического объединения «новой Эретрии»; но такая точка зрения порождает ряд хронологических затруднений. Как бы то ни было, обновленная Эретрия, в десяти километрах к востоку от Лефканди, стала городом весьма внушительных размеров, богатым золотом и бронзой. Найденная здесь керамика относится приблизительно к 875–825 гг. В Эретрии имелся храм Аполлона Дафнефора (ок. 750 г. до н. э.) и местный героон. По-видимому, в ту же пору произошло объединение Халкиды, превратившейся из пяти прежде одиночных деревень в крупный город, знаменитый своим бронзовым литьем. Гесиод получил в награду треножник на поэтическом состязании, устроенном на похоронах Амфидаманта Халкид-ского (раздел 4, ниже).
Политические отношения Лефканди с Халкидой и Эретрией воссоздать невозможно, но, скорее всего, они были достаточно тесными. Ясно одно: Эвбея извлекала выгоду из своего географического положения, первой возобновив торговлю с заморскими странами, прервавшуюся к концу микенской эпохи. Если в Лефканди раньше были установлены связи с восточными землями, то Халкида стала крупным ремесленным центром, и здесь, как и в Эретрии, даже правящая знать — учредившая государство всадников, сменившее единовластное правление, согласно Аристотелю3, — не гнушалась подобных занятий или поиска людей для них.
Значительную роль в возобновлении этих связей играли по меньшей мере три порта в северной Сирии — Аль-Мина, Посидейон и Палт. Из этих городов (а возможно, и из торговых кварталов финикийских городов) к эвбеянам и к другим грекам, жившим на материке, поступали золото и серебро, а также разнообразные изделия, послужившие грекам образцами для «ориентализирующего» стиля в искусстве. Затем, в свой черед, часть этих товаров эвбеяне отправляли на свои рынки (эмпории) в Питекуссах и Кумах, в Южной Италии (Глава VII, раздел 1), где они вели торговлю с этрусками (Приложение 3). Кроме того — хотя эту честь «оспаривали» и другие города (Глава I, примечание 35), — есть серьезные основания предполагать, что финикийский алфавит (Приложение 1), легший в основу греческого письма, впервые проник в Халкиду именно из упомянутых северно-сирийских портов. Одна из самых ранних алфавитных надписей была найдена в Питекуссах, эвбейском торговом эмпории.
Между тем Халкида — несомненно, с помощью выходцев из других городов, — играла главную роль и в основании Регия (примерно до 720 г. до н. э.), который, быть может, стал первой греческой колонией на крайнем юге Италии. Регий обрел влияние благодаря выгодному расположению на берегу Сицилийского (Мессинского) залива, который, должно быть, напоминал переселенцам родной Эврип. Кроме того, рассказывали, что уже ок. 734 г. до н. э. выходцы из Халкиды основали Наксос — первую греческую колонию на Сицилии, а вскоре к ним прибавились Леонтины (основанные тем же Феоклом) и Катана. Эти сицилийские поселения были созданы главным образом ради окрестных плодородных земель.
Таким образом, Халкиде принадлежала главенствующая роль в освоении западного мира. Кроме того, совместно с Эретрией она колонизовала имеющий форму трезубца полуостров на македонском побережье, названный поэтому Хал-кидикой (Глава VIII, раздел 2). Халкида, чье аристократическое правительство оставило многих граждан без пахотной земли на родине, вывела более тридцати поселений (опять-таки при участии других полисов) на Сифонии и Акте, тогда как Паллену и побережье Фермейского залива заселили эрет-рийские колонисты. Все эти новые поселения обзавелись легендами, где говорилось, что при их основании не обошлось без дельфийского оракула. В распоряжении переселенцев появились земли, дававшие хороший урожай зерновых, а с тыла оставались «про запас» просторы, пригодные в будущем как источник для работорговли.
Однако незадолго до 700 г. до н. э. обе эвбейские метрополии этих колоний встряли в ожесточенную и продолжительную борьбу за обладание тучной Лелантской равниной, простиравшейся между ними. Это была самая ранняя из греческих войн, имевшая полное основание называться исторической.
Исход войны был предметом живейшего интереса различных греческих государств. И не только потому, что на карту было поставлено благополучие заморских владений враждующих городов, но и еще потому, что Халкида контролировала Эврип —· жизненный путь сообщения между Эвбеей и материком, — а Эретрия владела рядом Эгейских островов, в частности, Андросом, Кеосом и Теносом. Следственно, обоим полисам не составило труда обзавестись союзниками. Например, Самос, Фессалия и Коринф (невзирая на соперничество в делах колонизации), по-видимому, выступали на стороне Халкиды, а Милет и, вероятно, Мегары поддерживали Эрет-рию.
Дельфийский оракул будто бы предрек Халкиде первенство среди всех прочих греческих городов, ввиду хорошего оснащения ее бойцов4 в этот период аристократических войн, предшествовавший появлению гоплитской фаланги, — хотя, быть может, как предполагает само название Халкиды, «бронзового города», здесь был значительно усовершенствован нагрудник, позднее служивший чрезвычайно важной частью гоплитского снаряжения. Халкидская конница тоже была настолько мощной, что местные земельные аристократы даже прозывались гиппоботами (?????????), буквально — «коневодами». Правящее сословие в Эретрии тоже звалось всадниками (??????); отмечалось, что город может выставить 600 таких всадников, а также 60 колесниц и 3000 пехотинцев.
Сохранились сведения о том, что одно сражение в ходе этой Лелантийской войны увенчалось крупной победой хал-кидян, чьим превосходным войскам помогали фессалийские конники. Однако остается неясным, насколько решающим был этот успех, ибо если Эретрия, при таком исходе войны, явно утратила былую роль ведущего полиса — в частности, потеряв Андрос, который ок. 650 г. до н. э. вывел собственную колонию на Халкидику, — то и Халкида с тех пор перестала быть крупнейшей торговой державой, уступив место своему бывшему союзнику Коринфу. Возможно, эвбейские города, по крайней мере временно, были разрушены или ослаблены продолжительной войной (которая, очевидно, и привела к окончательному уничтожению Лефканди). Вместе с тем, хотя споры за Лелантскую равнину в дальнейшем постоянно возобновлялись, Халкида была по-прежнему в силах выполнять свои замыслы в отношении колонизации севера. А Эретрия возводила мощные укрепления, производила огромные сосуды на высоких ножках (ок. 700–650 гг. до н. э.) и к тому же имела златокузнечную мастерскую, от которой остался богатый склад.
Незадолго до 600 г. до н. э. диктатор Тиннонд навязал свою власть эвбеянам — по крайней мере, некоторым. Его имя имеет беотийское происхождение, что наводит на мысль о временном господстве над островом Беотийского союза Согласно сохранившимся сведениям, в Халкиде в ту пору водворились два других диктатора — Антилеонт и Фокс. Об их правлении нам известно из Аристотеля; он же сообщает, что за свержением этих самодержцев последовали соответственно «олигархия» и «демократия», — хотя можно предположить, что гиппоботы просто восстановили свое былое господство, обойдясь без особых перемен. Эретрии тоже привелось пережить тиранию. До или после 550 г. до н. э. прежнее аристократическое правительство было насильственно низложено диктатором Диагором (возможно, именно он разрешил афинянину Писистрату использовать город в качестве «плацдарма» для успешного переворота). Но в законе о перевозке грузов ок. 525 г. (?) до н. э. высший сановник Эретрии назван архсх; — что, предположительно, означало главу олигархического правительства5.
В начале второй половины VI века до н. э. Халкида начала чеканить серебряную монету. На лицевой стороне были выбиты атрибуты Зевса Олимпийского — орел и змея, а на оборотной городская эмблема — колесо. «Эвбейский медный талант» служил расчетной единицей уже в самые ранние времена; а появление новых монет вызвало к жизни «эвбейский стандарт» (с его тяжелым и легким подвидами, а также рядом местных разновидностей — включая аттическую и коринфскую), которому предстояло соперничать с эгинским стандартом за первенство в качестве основной меновой единицы средиземноморской торговли. Если эгинский стандарт преобладал в Эгейском бассейне, то «аттическо-эвбейский» имел хождение на Халкидике, в Киренаике и западных землях. Оба стандарта изначально основывались на сирийской системе мер, в которой одна мина содержала пятьдесят сиклей (ста-теров).
Афины стали все больше выдвигаться на сцену, проэвбей-ская партия Писистратидов была изгнана, — и неудивительно, что для Халкиды, главного эвбейского города, настал черед тревожиться, не последует ли вторжение с афинской стороны. Поэтому когда в 507/506 г. до н. э. Клеомен I Спартанский задумал напасть на Афины, к нему присоединились, образовав трехстороннее объединение, Халкида и Беотийский союз, который увековечил этот сговор тем, что поместил на своих монетах изображение колеса — эмблему Халкиды. Однако и халкидские, и беотийские войска на собственных же землях были разгромлены афинянами в один и тот же день.
В качестве выкупа за многочисленных пленных Афины присвоили часть халкидских земель, посягнув на верховенство местных олигархов, и отрядили туда 4 тысячи своих граждан, по возрасту пригодных к военной службе. Став клерухами, то есть владельцами небольших наделов, переселенцы сохраняли афинское гражданство и служили своего рода гарнизоном.
Халкидцы, как в метрополии, так и в колониях, — по крайней мере, в более поздние времена — были особенно известны склонностью к мужеложству, так что даже появился глагол х<хАла51?е1У (собственно, «вести себя по-халкидски», как бы «халкидничать»), ставший для нее синонимом. Афиней отмечал их, чрезвычайную склонность к педерастии, и Плутарх приводил из Аристотеля народную песенку о том же. Таким наклонностям была даже отыскана опора в мифологии: согласно одной из версий мифа, возлюбленный Зевса Ганимед был родом именно из Халкиды, и похитил его бог где-то здесь же, неподалеку6.
Что касается Эретрии, то, когда ионийцы взбунтовались против персидского засилья (499 г. до н. э.), милетянин Арис-тагор обратился к ней за помощью, как и к Афинам. Эрет-рия, связанная с Милетом узами признательности, присоединилась к афинянам и выслала мятежникам в помощь пять триер. Столь скромное число объяснялось, возможно, тем, что другие ее суда были отправлены на Кипр, где разгромили кипрский флот, состоявший на службе у персов. Такая неприязнь к персам со временем дорого обойдется Эретрии: Дарий I разрушит город, а его жителей выселит (490 г. до н. э.).