Глава 5. КЛИСФЕН

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Позже Клеомен рассорился с Клисфеном, но попытки спартанского царя заменить его главой соперничавшего рода, Исагором (508 г. до н. э., ок. 506 г. до н. э.), а затем вернуть к диктаторской власти Гиппия (504 г. до н. э.) потерпели полное поражение.

Когда Клеомен предпринял вторую такую попытку, афиняне разбили в один день войска двух союзников Спарты — Халкиды и Беотийского союза, и эта двойная победа преисполнила афинян уверенностью в своих силах. Беотия, еще в 519 г. до н. э. вступавшая (безуспешно) с Афинами в битву за Платеи, была разгромлена не полностью, зато эта участь постигла Халкиду — и земли халкидской знати были конфискованы в пользу четырех тысяч бедных афинских поселенцев — клерухов (?????????), получивших такое прозвание из-за выделенных им земельных наделов — клеров (??????). Эти клерухи положили начало новому типу колонизации: они сохраняли афинское гражданство (в отличие от переселенцев в обычных колониях, которые становились гражданами основанного ими нового полиса), так что, хотя географическая удаленность от метрополии вынуждала их заводить собственные органы местного самоуправления, они по-прежнему подлежали службе в афинском войске и в случае необходимости превращались в военный гарнизон, действующий на стороне Афин.

В ходе этих волнений, или уже к их концу (возможно, постепенно, в промежутке между 506 и 500 гг. до н. э.), Клис-фен, заручившись поддержкой народа («привлекши на свою сторону народ»39, то есть демос), получил или захватил в свои руки необходимые полномочия, дабы предотвратить истребление собственной фракции Алкмеонидов, которой приходилось весьма тяжко в междоусобной родовой борьбе. Завладев же этими полномочиями, Клисфен утвердился у власти и воспользовался случаем провести законодательные реформы, которым предстояло стать знаменитейшими во всей греческой истории.

Эти реформы отличались необычайной сложностью. Воспользовавшись в качестве прецедента примером Спарты (Глава III, раздел 3), Клисфен упразднил прежнее деление Аттики на четыре филы (примечание 4), при котором господство оставалось за родовой знатью (и которое не учитывало многочисленных новых граждан, получивших этот статус при Солоне и Писистратидах), — взамен же ввел территориальное деление на десять новых фил, никак не связанных с древним родовым прошлым. За прежними четырьмя филами сохранялось лишь религиозное значение, но будущее Афин отныне целиком зависело от десяти новообразованных фил, или областей. Ибо они легли в основу всех сторон общественной жизни. Одной такой стороной была воинская служба, так как каждая из десяти фил должна была выставить свое войсковое подразделение, а подобная обязанность способствовала быстрому зарождению сословного духа среди новых фил. Такой сплоченности благоприятствовали и религиозные | санкции: каждая фила была названа в честь какого-нибудь мифического героя, по преданию, погребенного в Афинах ь (исключение составили два героя, чьи могилы оказались на Саламине и в Элевсине). В эти клисфеновские филы было допущено немалое число метэков и бывших рабов. Само создание этой новой системы деления явилось умышленной попыткой разрушить прежние консервативные родовые союзы.

Прежде всего, новые филы не были единицами местного значения: управление ими осуществлялось из самого города. И, что самое главное, возврат к прежнему делению стал невозможен, так как было введено еще и членение фил на трит-тии (????????, «трети»). Как мы отмечали ранее (раздел 1, выше), они, должно быть, выступали территориальным синонимом или заменой фратрий и были учреждены в административных целях. Раньше их было двенадцать, Клисфен же довел число таких единиц до тридцати. Таким образом, в каждой филе имелось по три триттии. Но в любой филе каждая из этих трех триттий относилась к иной области Аттики, нежели остальные две триттии той же филы: таким образом, среди граждан наблюдалось сильное «смешение», и такая разбросанность бывших союзников по разным округам устраняла опасность розни.

Кроме того, дабы воспрепятствовать повторному возникновению смутьянских фракций среди жителей равнины, приморья и гор, — три новых территориальных подразделения отнюдь не полностью совпадали с прежними тремя областями. Новыми районами стали город (????, включавший Афины, Фалер, Пирей и полоску прилегающей равнины), приморье (???????, куда входила большая часть прежней области с тем же названием, но также и дополнительные прибрежные зоны) и внутренняя часть Аттики (включавшая участки всех трех прежних областей).

Клисфен к тому же разделил десять фил и тридцать триттий на округа — демы (?????), числом около ста сорока. Они были созданы для удобства и пришли на смену прежнему аристократическиму разделению на роды и фратрии. Правда, и эти древние объединения продолжали существовать, сохранив за собой религиозную значимость, но основополагающей единицей общества отныне служил дем. Во все десять фил входили демы из трех новых районов. Так как изначально эти демы были или селениями, или городскими кварталами или маленькими городками (раздел 1, выше), они значительно разнились своей величиной. Принадлежность к демам после должного письменного закрепления, становилась наследственной и не зависела от места проживания, так что члены одного дема далеко не всегда обитали по соседству.

Тем не менее во всех демах имелись собственные перечни приписанных к ним граждан с описью их владений (существовали такие перечни и для метэков), так что государство всегда могло раздобыть необходимые сведения, чтобы побудить афинян к исполнению гражданских обязанностей. Кроме того, демы осуществляли надзор за правами на афинское гражданство: каждый афинский гражданин непременно значился в официальных списках отцовского дема. За демами была закреплена земля, в них шла своим чередом общественная жизнь — с религиозными обрядами и даже народными собраниями (возможно, созывавшимися нечасто). Подобная деятельность, которую возглавлял ежегодно избираемый де-марх (????????), противостояла соответствующим назначениям прежних родов и фратрий, а следовательно, ослабляла их. Памятуя о неспешно-созерцательном характере деревенской жизни, надо полагать, что наиболее богатые и знатные представители сельских демов (а также демов, располагавшихся под Афинами) все еще удерживали в своих руках значительную меру власти. Вместе с тем такая новая местная самостоятельность позволяла не одним только богачам, но всем афинским гражданам понять, в той или иной мере, каков механизм государственного управления — уже не полагаясь ни на местного покровителя, ни на главу правительства — диктатора, — ни на его «партию».

Распространение политической деятельности и власти на простых граждан в целом нашло выражение в созданном Клис-феном новом Совете пятисот (впоследствии Буле). Традиция, приписывавшая Солону учреждение Совета четырехсот, пришедшего на помощь и, по сути, заменившего Ареопаг, — вероятно, была правдива (раздел 3, выше). Но об органе, основанном Солоном, нам мало что известно, тогда как клисфеновский Совет пятисот и в будущем сохранял господство. Среди пятисот его членов насчитывалось по пятьдесят человек, старше тридцати лет, набранных из всех десяти новых фил. Каждый из демов, входивших в эти филы, был представлен в новом Совете сообразно численности своего населения; таким образом, Совет служил своего рода соединительным мостиком между городом и деревней и в то же время пресекал на корню появление любых политических партий и оживление «партийных» интересов, тем самым способствуя созданию и развитию афинской демократии.

Совет пятисот заседал ежедневно, за исключением праздничных и неблагоприятных дней. Текущие дела Совета готовила группа из пятидесяти его представителей — притонов (яритауец), причем каждая такая группа выбиралась на одну десятую часть года. Пританы являлись на службу каждый день, а над ними начальствовал ежедневно сменяемый председатель — притан-эпистат (ётпот&тпО· Неясно, существовала ли такая система в окончательной форме уже в клисфенов-ские времена, но, видимо, разнообразие обязанностей Совета с самого начала потребовало учреждения подобного «срочного исполнительного комитета». Ибо Совет, будучи органом совещательно-административным, имел в своем ведении множество самых разных текущих дел. Кроме того, Совет завладел всеми законодательными правами, так что отныне к нему перешли важные судебные функции — в частности, право рассматривать случаи предполагаемых нарушений законности. Члены Совета отбывали на службе годичный срок, а по прошествии некоторого времени им позволялось снова занимать в нем должность.

Однако нельзя с точностью установить, как именно осуществлялся отбор граждан в этот орган на заре его существования. В начале должности в Совете были выборными и неоплачиваемыми, а приблизительно с 450 г. до н. э. (или 462 г. до н. э.) булевтов стали назначать по демам путем жеребьевки. Любые попытки выяснить, с каких пор это в действительности началось, наталкиваются на упорное препятствие в лице афинских писателей (в том числе Аристотеля), неизменно приписывавших черты позднейшей демократии чрезмерно раннему периоду40. Но к эпохе Клисфена метод жеребьевки уже был в ходу, а следовательно, по жребию назначались не только члены суда-гелиэи (если только это была особая группа, выделявшаяся из Народного собрания, а не само Народное собрание целиком), но и члены клисфенов-ского совета пятисот.

Афиняне наделяли жеребьевку большим религиозным значением, ибо она оставляла выбор за богами. Впоследствии такой порядок превозносили радикалы (но порицал Сократ), видя в нем высший принцип восхвалявшейся ими крайне-демократической системы, так как он всех уравнивал перед случаем41. В этом отношении он действительно был демократическим, хотя в другом отношении он таковым не был, потому что выбор не всегда падал на достойнейшего: жребий, как замечали его противники, слеп к людским заслугам.

Однако на протяжении последующих веков афинской демократии такая система срабатывала не так дурно, как можно было бы ожидать, — главным образом потому, что многие рядовые граждане уже получили политическую и административную закалку в различных органах местных общин, так что жеребьевка не могла натворить большой беды. Однако этот метод, особенно на раннем этапе, подвергался одному весьма существенному ограничению: жребий тянули лишь для кандидатов, за которых предварительно проголосовали жители дема (это голосование называлось ярокршц). Таким образом, разыгрывавшаяся жеребьевка лишь помогала выбрать кого-то одного из небольшого списка претендентов, ранее избранных путем голосования, — иными словами, исходя из их достоинств и заслуг. Неважно, был ли в Афинах учрежден такой «средний путь» уже Солоном или нет (на сей счет даже Аристотель, кажется, впадает в противоречие с самим собой — примечание 40), — должно быть, он играл важную роль в установлениях Клисфена.

Народное собрание, как и новый Совет, отныне обладали значительными полномочиями, которые ранее показались бы неслыханными. Трудно определить сравнительное влияние этих двух органов в эпоху Клисфена и в последующие десятилетия, однако такую попытку все же следует совершить, ибо от ответа на этот вопрос зависит и наша общая оценка ранней, или нарождающейся, афинской демократии (точнее, демократии среди мужчин-граждан, так как женщины, метэки и рабы к ней не имеют касательства).

В пользу предположения, что главенство принадлежало Народному собранию, говорит его право принимать или отвергать, на своих устраивавшихся в течение года сорока сходках, предложения Совета. Кроме того, за Народным собранием значился ряд важных функций, включая ответственность за объявление войны; а так как состав Совета ежегодно полностью сменялся, это лишало его сплоченности, которая смогла бы противостоять «верховной» власти Народного собрания. К тому же гражданский состав последнего приобрел ббльшую четкость и радикальность, и изрядно пополнился за счет новоявленных граждан. Когда глашатай выкрикивал: ?Кто может дать полису добрый совет и хочет, чтобы его услышали?» — он действительно обращался ко всему собранию граждан: такова была в действии прямая (а не представительная, как сегодня) демократия, где любой желающий мог выступить с политической речью перед широкой аудиторией — участливой и пристрастной.

В то же время именно Совет решал, какие предложения следует вносить в Народное собрание и в какой форме, — да и заседал Совет чаще Народного собрания (которое, кстати говоря, лишь голосовало поднятием рук). К тому же Совет взял на себя (или сразу, или несколько позже) обязанность предварительно рассматривать эти вопросы (????????????), прежде числившуюся за Ареопагом. Впоследствии он следил и за тем, чтобы постановления Народного собрания приводились в исполнение, так что официальная формула «Совет и Народ постановили» обладала полнокровным смыслом.

Вторым серьезным ограничением полномочий Народного собрания явился штат из десяти военачальников- стратегов (?????????), учрежденный в ту же пору. Они возглавляли воинские подразделения каждой из десяти фил и командовали афинским войском. Эти стратеги, вначале происходившие из знатных и богатых семейств, не назначались путем жеребьевки, ввиду их специфических обязанностей, а избирались Народным собранием, причем избирать одного и того же человека на эту должность можно было неограниченное число раз.

Полемарх по-прежнему возглавлял государственные войска, ведя их в битву, и сражался сам, когда полису грозила беда. Однако ни он, ни другие архонты уже не обладали былым влиянием. Признаком такой перемены явилось постановление, согласно которому их, наряду с прочими членами Совета, следовало назначать по жребию, из перечня прокрытое (?????????), то есть уже «избранных» жителями демов кандидатов. (В V веке до н. э. от такой системы отказались в пользу двух последовательных жеребьевок.) Наши источники не придерживаются единого мнения относительно того, когда именно архонтов начали назначать таким образом. Возможно, это впервые случилось в 487/486 гг. до н. э., но в целом можно заключить, что и это новшество было введено Клисфеном. (Испытания же претендентов на архонтство, и проверка их деятельности, были учреждены ок. 462 г. до н. э. [ср. раздел 3, выше].)

Учреждение должностей стратегов явно представляло большие помехи безраздельному главенству Народного собрания, нежели те, что могли теперь чинить архонты с их ослаблен, ным могуществом. Но не меньшие ограничения свободе де, ятельности этого органа, которая рассматривалась отныне как демократическое выражение народной воли, исходили из его собственных рядов и вытекали из его собственного характера.

Ибо, хотя выступить с речью в Народном собрании мог любой, — того, кто начинал говорить глупости, как нам известно, немедленно «освистывали». Иными словами, определенная мера опыта и знаний требовалась не только для обращения не только к Совету, но и к Народному собранию, — а единственными людьми, кто располагал досугом для обретения подобных знаний, были представители праздного аристократического сословия, так что и здесь еще господствовали высшие слои общества и формируемые ими же «лобби». Вместе с тем человек, таким образом завладевавший всеобщим вниманием в Народном собрании, мог удержать его, лишь постоянно упражняя и утверждая свой дар убеждения и воздействия на слушателей — снова и снова. Он не получал автоматического признания в силу одной своей принадлежности к определенной «партии» или сословию. Напротив — рассказывали, что Клисфен вознамерился искоренить эти прежние «клановые» обычаи и содружества (ооупвеихг)42, пестовавшиеся аристократическими кружками и симпосиями, которые составляли ядро политической, общественной и культурной жизни в раннегреческом полисе. (И здесь ему не удалось добиться полного успеха, потому что эти древние установления выдержали все подобные посягательства на свое существование.)

Клисфен заботился все о том же — о предотвращении междоусобной розни, — когда ввел неслыханный дотоле обычай — остракизм. Это был новый способ изгнания видных политиков, терявших народное доверие. Каждый афинянин, желавший устранения такого человека, выцарапывал его имя на черепке (ботракоу), и если общее число голосов превышало шесть тысяч, — человек, чье имя возглавляло список, удалялся на десять лет в изгнание. Хотя никто не подвергался остракизму ранее 487 г. до н. э., — указанию Аристотеля на то, что сама процедура была учреждена Клисфеном, вполне можно довериться43. Однако он был не совсем прав, полагая, что остракизм был задуман с целью предотвратить тиранию в будущем; а уж коли так, то это была лишь второстепенная цель — или, быть может, одна из первоначальных целей, которую затем вытеснили другие. Основным назначением этого порядка, как показал ход дальнейших событий, было предотвращение столкновений между враждующими аристократическими родами. Ибо в Афинах еще оставалось немало сторонников Писистратидов; имелись и другие причины — ведь политическая власть по-прежнему оставалась слаба, и Клисфе-ну, который и сам прежде был «партийным» вождем, было это известно как нельзя лучше. Поэтому он решил, что спасти государство можно, лишь временно устранив кого-либо из таких смутьянов. Некоторые особенности остракизма заставляют предположить в нем сознательное возрождение древнейшего религиозного обычая — а именно очищения общины от скверны (??????) изгнанием «козла отпущения». Высылка неугодного политика была вернейшим способом заставить его замолчать; ибо афинская цивилизация до сих пор носила преимущественно устный характер, — а в рамках устной культуры достаточно было физически удалить человека, так чтобы от него ни слуху ни духу не было, — и он уже не представлял никакой угрозы.

Такой метод устранения аристократов-бунтарей явился очередным шагом Клисфена, стремившегося «приблизить народ к участию в общественных делах»44. Принимая подобные меры, он, надо полагать, не мог предвидеть, сколь колоссального могущества достигнет в следующем столетии афинская демократия. И все же он с твердостью проторил путь к этому могуществу, дав народу и Народному собранию верный залог будущей власти. Та степень демократии, что была учреждена Клисфеном или существовала в его время, известна нам под именем исономии — «равнозакония», — которая пришла на смену иерархическому порядку эвномии — «благозакония». Правда, и былое устройство не было полностью разрушено, но его вытеснило новое; как и везде, прежние ?????? — «указы», «установления», навязанные властями, отныне соседствовали с ????? — законами и обычаями, принятыми по доброй воле самой общиной, — и частично уступали им место. Клисфенова исономия — пусть она не сразу вступила в действие, а лишь постепенно формировалась, — являла собой сложное, мудреное и пробное нагромождение политических новшеств. Оно дополнило самую демократическую форму правления из тех, что дотоле порождала человеческая изобретательность, и определило сущностные черты афинского общества на ближайшие двести лет.

На это последнее десятилетие VI века до н. э. пришлась та стадия в искусстве, которую многие по праву считают вершиной афинского краснофигурного стиля вазописи. Были совершены новые, более смелые попытки достичь реализма: отныне эти росписи были уже не просто украшением плоской поверхности, а настоящими окнами-прорывами в трехмерный, наделенный перспективой мир, в котором по-прежнему преобладали мифологические сцены, но завоевывали все больше места и человеческие изображения — например, сцены из жизни молодого аристократа и дионисийские празднества.

Среди множества афинских вазописцев явно выделялась группа необычайно даровитых мастеров, со смелой уверенностью положивших начало «классическому стилю» будущего и названных впоследствии первооткрывателями. Некоторые из этих художников, особенно Евфроний, Евфимид и вазописец круга Клеофрада, обнаруживали точность и искусность в передаче линий, сравнимые с блестящими достижениями современной им скульптуры. Евфроний, умевший искусно изобразить пышные формы гетер (ешграг) с мельчайшими подробностями, выказывал не меньше художественной сноровки в использовании тени и цвета, передавая ярость воинских сражений. Рассказывали, что, когда вазописец начал терять зрение, он обратился к гончарному ремеслу и преуспел в нем в равной степени. Евфимид, славившийся уверенными, скупыми линиями и тонкостью рисунка, не знал себе равных в изображении изогнутых и перекрученных, необычайно пластичных человеческих тел. Но непревзойденным рисовальщиком, работавшим на рубеже VI–V веков до н. э., был вазописец из мастерской гончара Клеофрада. Для его яркой, личностной живописной манеры характерны смелые текучие очертания и пространственная монументальность композиции. Приблизительно в ту же пору появилась — возможно, по почину мастера Никосфена, — изящная вазопись по белому фону вместо черного, вдохновленная восточно-греческими узорчатыми тканями.

Над афинской внешней политикой Клисфеновой эпохи тяготела угроза со стороны могущественной Персии. Ок. 513/512 гг. до н. э. царь Дарий I вторгся во Фракию и пересек Дунай; возможно, и даже вполне вероятно, он уже тогда замыслил со временем завоевать всю Балканскую Грецию. Мнения афинян по поводу того, как следует вести себя по отношению к персам, разделились. Когда спартанский царь Клеомен I дважды пытался водворить в Афинах своего ставленника Исагора, афиняне было обратились за помощью к Дарию — но затем передумали, отвергнув условия, которые выставил им персидский сатрап из Сард. Вероятно, за первой попыткой заручиться персидской поддержкой стояли Алкмеониды во главе с Клисфеном, а ее неудачный исход, быть может, ослабил или подорвал его положение, — хотя после смерти (последовавшей, видимо, ок. 500 г. до н. э.) ему воздали должные почести, удостоив погребения за государственный счет.