VII

VII

Два небольших столкновения между силами германского линейного флота и королевских ВМС Великобритании у побережья Гельголанда и на Доггер-банке прошли для немецкой стороны неудачно. Корабли вернулись на свои базы, и командование начало обдумывать альтернативную стратегию. Ставка была сделана на подводную войну. 3 февраля Вильгельм прибыл в Вильгельмсхафен, и на следующий день была обнародована декларация, провозглашавшая, что с 17 февраля германские подводные лодки устанавливают блокаду Британских островов. Морское командование рейха утверждало, что через шесть недель они поставят Британию на колени. Когда минуло шесть недель, стали говорить о шести месяцах. Британские воды были объявлены зоной военных действий, корабли противника и нейтралов могли там быть атакованы без предупреждения. Бетман-Гольвег занял скептически-неодобрительную позицию: его беспокоили политические последствия подводной войны. Примерно такова же была и реакция Вильгельма. С одной стороны на него влияли Трейтлер и Валентини, которые выступали против крайних мер; с другой — Дона, кронпринц и Тирпиц, выступавшие за радикализацию подводной войны. Пошли разговоры о «фронде кронпринца и Тирпица». Между штаб-квартирой Вилли Маленького, расположенной в Стене, и Шарлевиллем, где работал гросс-адмирал, постоянно сновали курьеры. Тирпиц говорил о своих симпатиях к кронпринцу: «У него четкий и ясный взгляд на вещи; жаль, что он не приучен к систематическому труду».

Вильгельм в это время был на Восточном фронте. С Щучинских высот он осмотрел позиции русских войск. В Ченстохове он вручил монахам 10 тысяч марок, чтобы они помолились Матке Боске за успехи германского оружия. Поведение кронпринца становилось все более вызывающим. В разговоре с одним из офицеров штаба Тирпица, капитаном Хопманом, Вилли Маленький обрушился на ближайшее окружение своего отца: «Эти людишки, которые так сильно влияют на кайзера, Линкер, Трейтлер, Мюллер, Валентини. Ты только посмотри на них — все слабаки, бесхребетные существа, только и делают, что пытаются скрыть от кайзера неприятные известия и избавить его от бремени трудных решений». Ответ Хопмана содержал то, что его собеседник хотел услышать: кронпринцу следовало бы подумать о том, чтобы взять в свои руки всю полноту власти. Принц не возражал: «Ты здесь полностью прав… Если бы я был у власти, я бы их всех разогнал. Я хочу иметь дело с людьми, которые мне говорят правду, притом всю правду. Мой отец — прямая противоположность: чуть что ему не понравится — он сразу переводит разговор на другую тему. Беседа с ним означает, что он говорит, а ты только слушаешь». Даже Тирпиц счел, что такие высказывания по адресу Верховного главнокомандующего недопустимы.

За три месяца подводной войны 37 немецких субмарин отправили на дно 115 судов противника. Свои потери составили пять подлодок. Для доблестных подводников были выбиты специальные медали: на аверсе был выгравирован портрет Тирпица, на реверсе — изображение подводной лодки и надпись «Боже, покарай Англию!». Жертвой атак немецких субмарин стали и несколько американских судов; утверждалось, что они перевозили продовольствие или военные грузы, нарушая объявленную блокаду британских берегов.

Вильгельм чередовал пребывание в Берлине с визитами на Восточный фронт — он не хотел упустить момента окончательной победы немецких войск над противником. 7 февраля в Лодзи он поздравил Макензена с присвоением ему звания фельдмаршала. Это был выходец из среднего сословия, получивший дворянский титул на рубеже двух веков. Посещение имения Радзивиллов в Неборове стало поводом, чтобы вспомнить состоявшуюся там в далеком 1886 году охоту и первого убитого им медведя. Вильгельм на короткое время вернулся в столицу, чтобы принять турецкую делегацию, и затем вновь отправился на восток — в Мазурию, где близилось знаменательное событие: немецкую землю вот-вот должен был покинуть последний российский солдат. Событие заставляло себя ждать, и Вильгельм дважды откладывал свой отъезд. Очередной орден «За заслуги» получил Фалькенгайн. Верный Плессен позаботился о том, чтобы ту же награду получил и сам кайзер.

19 февраля отметили день рождения Тирпица. Вильгельм решил, что лучшим подарком для «новорожденного» будет известие о том, что британский флот потерял в ходе только что начавшейся Галлиполийской кампании два своих линейных корабля. Тирпиц выразил радость, но на бумаге предался мрачным размышлениям: «У меня сорок броненосцев, больше половины из них — супердредноуты, плюс больше сотни торпедных катеров, и все это ржавеет на якорных стоянках… Двадцать лет одно и то же: полная бессмыслица под аккомпанемент фанфар; каждое ведомство тянет одеяло на себя, все расталкивают друг друга локтями, чтобы получить доступ к „нему“, а „он“ делает вид, что все решает сам… Византия!»

2 марта Вильгельм вернулся на Западный фронт. По пути он сделал остановку в Висбадене. 15 марта подписал приказ о присвоении звания фельдмаршала генералу Бюлову и отправился в поездку вдоль линии фронта. Его заинтересовала французская архитектура — в обществе Бодо Эбхардта, который занимался реставрацией замка Хоэ Кенигсберг в Эльзасе, он осмотрел руины замка Куси-ле-Шато. Прервав культурную программу, кайзер навестил в госпитале раненного шрапнелью генерала Клука. Вручив ему орден «За заслуги», Вильгельм попенял генералу: «Разве я давал Вам разрешение ползать по переднему краю?» Тот покаялся: «Я это упустил из виду — заранее попросить разрешения Вашего Величества, это верно».