ГЛАВА 11 БЮЛОВ

ГЛАВА 11

БЮЛОВ

I

Вильгельм задним числом утверждал, что назначение Бюлова не было заранее решенным делом. Среди прочих возможных преемников Гогенлоэ всплывали имена его кузена Лангенбурга, а также Гатцфельдта. В ходе беседы кайзера с баварским посланником, графом Лерхенфельдом, последний высказал мнение, что новый канцлер не должен быть выходцем из Южной Германии. Именно тогда ему в голову и пришла мысль о Бернхарде фон Бюлове, писал Вильгельм. Новый канцлер был пруссаком, уроженцем Мекленбурга, правда, без налета присущей обитателям этого медвежьего уголка рейха провинциальности. Он был молод по сравнению со своими предшественниками, женат на итальянской аристократке. Эффектная дама училась музыке у самого Листа. Его отличал острый, хотя и несколько поверхностный, интеллект. Он любил пересыпать свою речь разными изречениями на латыни — в этом отношении с ним соревноваться мог, пожалуй, лишь сам кайзер. Назвать его типичным юнкером было невозможно.

Баронесса фон Шпитцемберг одобрила выбор кайзера. «Бюлов сделан не из железа, — писала она, — но это и к лучшему; иначе его быстро сомнут и сломают». Он, несомненно, обладал качествами государственного деятеля недюжинного масштаба. Не только из уст его приятеля Эйленбурга можно было впоследствии услышать, что, останься он в ближайшем окружении Вильгельма, и мировой войны не было бы. Бюлов сам охотно повторял эти слова, угрожая судебным преследованием в отношении любого, кто осмелился бы заявить, что его политика ничуть не отличалась от политики Бетман-Гольвега. Примерно то же утверждал и посол в Вашингтоне Бернсторф. Даже Вильгельм признавал, что в сохранении мира в условиях развязанной Тирпицем гонки морских вооружений была немалая заслуга Бюлова.

Издатель письменного наследства Бюлова вообще позволяет себе совершенно категоричное суждение: «Абсолютно очевидно, что он предотвратил бы развязывание мировой войны». В подтверждение был приведен отрывок из его письма, датированного 6 ноября 1905 года, в котором говорилось:

«Если Россия объединится с Англией, это будет означать открытие направленного против нас фронта, что в ближайшем обозримом будущем приведет к большому международному военному конфликту. Каковы были бы его последствия? Выйдет ли Германия победительницей из этой катастрофы? Увы, скорее всего Германия потерпит поражение, и все кончится триумфом революции».

Не только сторонники Бюлова высказывали столь лестные для него оценки. Мнение, что он мог бы удержать Германию от сползания в военный кошмар, разделял и Гольштейн, несмотря на то что Бюлов был главным виновником краха его карьеры. Наконец, упомянем о словах итальянского короля Виктора Эммануила, с которыми тот обратился к Бюлову в декабре 1914 года: «Если бы Вы были в Берлине, всей этой глупости не случилось бы». Верно: у Бюлова была заслуженная репутация человека, умевшего выпутываться из трудных ситуаций. Но это умение в немалой степени определялось полным отсутствием у него каких-либо моральных принципов.

Последнее обстоятельство дало основание и для более критических оценок этой личности. Так, согласно мнению графа Монтса, его преемника на посту посла в Риме, Бюлов «обхаживал всех и всех предавал. Он страшно боялся России и был буквально влюблен в Италию — эти чувства и стали основой его личной политики, в водоворот которой позволили себя втянуть Гольштейн и Его Величество, — последний, впрочем, время от времени находил в себе силы этому сопротивляться».

Монтс считал, что в условиях, когда Париж и Петербург вели курс на войну, Бюлов никак не мог ее предотвратить. Для него на первом месте всегда стоял вопрос о личной власти. Кайзер и канцлер порой спорили, в чем-то уступал один, в чем-то другой, но, в общем, Бюлов научился довольно ловко приспосабливаться к неожиданным поворотам во взглядах кайзера относительно войны и мира. Позиция кайзера была противоречива: он любил воинствующую риторику, но следовал заповедям бонапартизма — найти внешнего врага и создать культ национального величия на основе противостояния исходящей от него угрозе. К тому же Вильгельм хорошо помнил о судьбе Наполеона III, чтобы решиться попытать счастья на поле боя.

Первое время Вильгельм был в восторге от нового канцлера. Впрочем, «медовый месяц» он пережил и с двумя его предшественниками, но идиллия в отношениях с Бюловом длилась достаточно долго. Степень близости их отношений характеризует тот факт, что у кайзера был ключ от черного хода во дворец канцлера и он мог запросто навестить того после своей утренней прогулки по Тиргартену. «Я предоставляю Бернхарду Бюлову полную свободу действий; с тех пор, как он есть у меня, я могу спать спокойно», — писал Вильгельм Эйленбургу. Гольштейн, который определял политику в начальный период канцлерства Бюлова, отзывался о кайзере как об «импульсивном, прискорбно поверхностном господине, абсолютно не имеющем понятия ни о международном праве, ни о политических прецедентах, ни о дипломатической истории, и менее всего — о том, как надо себя вести с людьми». Британскому послу Эдварду Гошену он посоветовал относиться к кайзеру как к капризному ребенку или просто придурку. Известно, что он неоднократно ставил вопрос об отрешении кайзера как помешанного. Некоторые считали, впрочем, что эти характеристики вполне подходят самому Гольштейну. Вильгельм позднее заявлял, что он предупреждал Бюлова насчет злокозненной сущности Гольштейна. Тот вряд ли нуждался в таких предупреждениях: Бюлов умел держать в рамках Гольштейна — «серого кардинала» германской дипломатии. Вильгельм явно не проявил должной бдительности в отношении человека, который регулярно снабжал журналиста Гардена материалами, компрометирующими окружение монарха. Компромат на нового канцлера имелся. Речь шла о шкатулке с любовной перепиской между супругой Бюлова и польским пианистом и композитором Карлом Таузигом. История была старая: Таузиг скончался в 1871 году в возрасте 30 лет, но все же…