Глава 9. Знаменательный прецедент
Глава 9.
Знаменательный прецедент
Что было, то и будет… и все, что будет, уже когда-то было…
Экклезиаст
В настоящее время, когда оценки успели не только устояться, но и закостенеть, Карл Маркс почитается как экономист по преимуществу. Такая его слава держится исключительно на одной книге, которая называется «Капитал»[45].
Если учесть, что тома II и III названной книги, посмертно изданные Энгельсом, славы Марксу не прибавили – следует признать, что экономической славой своей обязан он почти исключительно I тому «Капитала». То же подтверждается ссылками на Маркса в трудах немарксистских авторов, насколько мы в состоянии об этом судить. Коль скоро речь идет о положительных (не с полемической целью) ссылках, мы повсеместно находим, главным образом, I том[46].
Один лишь фундамент задуманного здания не создает архитектору имя. Однако авторитет Маркса как экономического мыслителя вырос из одного лишь фундамента его системы. Сказанное тем более удивительно, что кое-как впоследствии достроенное здание явилось для фундамента сомнительным украшением.
Исчерпывающим объяснением причин, почему автор оставил нам одно лишь начало своего капитального труда, история не располагает. Тот факт, что много лет вынашиваемый экономический труд был для Маркса делом всей жизни, лишь усугубляет загадку незавершенности этого труда. Маркс действительно всю свою активную жизнь, начиная с рукописей 1844 года, шел к «Капиталу» и писал «Капитал»[47].
Незавершенному «Капиталу» имеется исторический прецедент – незавершенная работа «К критике политической экономии». Карл Маркс – автор незавершенных книг по экономике.
«К критике… » вышла в мае 1859 г. первым выпуском, содержащим две главы: «Товар» и «Деньги». Третья глава – «Капитал» - обещалась автором немедленно вослед. В письмах 1859-60 гг. время от времени упоминается работа над вторым выпуском, но таковой не последовал. Почему?
Опубликованные рукописные материалы не только не проливают света на этот вопрос, но создают добавочную путаницу. После рукописи 1857-58 гг., на основе которой была выпущена «К критике …», следующие рукописные материалы датируются 1861 годом[48].
Неясно, насколько эпистолярные упоминания Маркса о работе над вторым выпуском соответствуют действительности. Реальных следов рукописных материалов, которые относились бы к периоду 1859-60 гг., мы в Сочинениях не находим, равно как не находим мы и упоминаний Издателя о наличии таковых.
Маркс возлагал на своею будущую книгу большие политические надежды. Таковые были непосредственно связаны с революцией, которая ожидалась вот-вот. И тем не менее, факт налицо: с мая 1859 г. по август 1861 г. в работе Маркса над своим трудом зияет загадочный провал.
Мы цитировали письмо Маркса к Лассалю от 22 февраля 1858 г., где излагается план большого экономического труда. Непосредственно вслед за цитированным в письме следуют такие строки:
… Но, в конце концов, мне кажется, что теперь, когда после пятнадцатилетнего изучения я продвинулся настолько, что могу действительно завершить это дело, мне, по всей вероятности, помешают бурные события извне. Ну что же. Если я кончу слишком поздно, когда мир перестанет интересоваться подобного рода вещами, то вина, очевидно, будет лежать на мне. (29/449)
В этом письме обсуждаются вопросы, связанные с изданием большого труда («К критике политической экономии»). Лассаль, проявив отзывчивость и энергию, взялся найти Марксу издателя в Берлине и, наконец, устроил его к своему издателю Дункеру. Заодно он сосватал Дункеру военную брошюру Энгельса «По и Рейн».
Цитированный отрывок подтверждает сказанное выше о надеждах Маркса и должен пониматься однозначно: Маркс боится, что не успеет издать свой труд до начала революции, ожидавшейся, несомненно, в соответствии с теорией научного коммунизма.
Как известно, революция должна была произойти либо с наступлением экономического кризиса, либо с началом войны на континенте.
В сентябре 1856 г. Маркс предсказывает мировой хозяйственный кризис не позже зимы 1857 года. Основания для прогноза изложены на полутора страницах письма к Энгельсу. В конце такие строки:
На этот раз дело приняло, впрочем, такие общеевропейские размеры, как никогда раньше, и я не думаю, чтобы мы еще долго оставались здесь зрителями. Даже то, что я, наконец, снова дошел до обзаведения домом и затребовал свои книги, убеждает меня в том, что «мобилизация» наших особ не за горами. (29/58)
Энгельс понял юмор. Ответное письмо его тоже заканчивается страшным пророчеством:
На сей раз это будет dies irae как никогда раньше: вся европейская промышленность в полном упадке, все рынки переполнены…, все имущие классы втянуты, полное банкротство буржуазии, война и полнейший беспорядок. Я тоже думаю, что все это исполнится в году 57-м, а когда я увидел, что ты снова приобретаешь мебель, я сразу же счел дело решенным и стал по этому поводу предлагать пари. (29/60)
Шутку Маркса он повторяет так, будто сам только что ее придумал.
Эти пророчества осуществились только наполовину. Во всяком случае, кризис разразился.
Во избежание недоразумений, укажем, что попадание в точку относительно кризиса не означает, будто Маркс и Энгельс научились предсказывать течение хозяйственного цикла. Предсказаниям этим не предшествовало ни серьезное изучение мировой экономической конъюнктуры, ни, тем более какая-то марксистская теория экономического цикла (таковой в природе не существовало и не существует) - они были сделаны на основе внешних признаков бума.
Энгельс (см. цитату) перечисляет кратко то, о чем перед этим говорит Маркс более подробно. Попросту говоря, кризис был предсказан лишь на том основании, что за бумом неизбежен спад. Если сопоставить с письмом Маркса описание кризиса 1857 г., хотя бы по Туган-Барановскому (М.Туган-Барановский. Периодические промышленные кризисы. Смоленск, 1928, с. 94), можно убедиться, что Маркс не назвал ни одной подлинной причины спада.
Еще лишь спустя полтора года, в марте 1858 г. Маркс пишет другу, что для него «очень важно найти в непосредственных материальных предпосылках крупной промышленности какой-то один момент, определяющий эти циклы» и выдвигает предположение о связи промышленного цикла со средним периодом физического износа машинного оборудования.[49] (29/241)
Оставались, однако, еще надежды на развязывание какой-нибудь войны. Поэтому в феврале 1858 г., когда кризис, в основном, миновал низшую точку, Маркс, в дважды цитированном нами письме к Лассалю, всерьез рассматривает возможность скорой революции, когда «мир перестанет интересоваться такого рода вещами».
Тогда же, в феврале 1858 г., Энгельс сообщает другу, как после серьезной болезни он снова входит в форму и даже выполняет сложные верховые упражнения, а затем:
Вообще мы уже кое-что сможем показать прусской кавалерии в искусстве верховой езды, когда снова вернемся в Германию. Господам этим трудно будет угнаться за мной… (29/227)
Возвращаться в Германию, чтобы удирать от прусской кавалерии?
Но Маркс не видит ничего смешного:
Не делай только слишком опасных скачков, так как скоро представятся более важные поводы рисковать головой. Ты, по-видимому, очень увлекаешься ездой на этой скаковой лошадке. Не думаю, во всяком случае, что кавалерия является той именно специальностью, для которой ты наиболее нужен в Германии. (29/229)
Он уже руководит своим «генералом».
В эти дни вопрос об издании экономического труда Маркса встал, наконец, на повестку дня. Напоминаем, это будущая работа «К критике политической экономии».
Я намерен издавать вещь выпусками, так как у меня нет ни времени, ни средств, чтобы спокойно написать ее всю целиком. Издание в виде выпусков, может быть, повредит форме, но для распространения оно, во всяком случае, лучше, да и книгоиздателя найти легче... (29/231)
- пишет он Энгельсу 22 февраля 58 г. А в письме к Лассалю от 11 марта, после выражения «самой горячей благодарности» за «хлопоты, ценность которых увеличивается еще на 100%, если принять во внимание твое болезненное состояние», после обсуждения связанных с поиском издателя вопросов о правах и гонораре, он сообщает:
Первый выпуск при всех условиях должен был бы представлять собой относительно цельную работу… Он содержит: 1) стоимость, 2) деньги, 3) капитал вообще (процесс производства капитала, процесс обращения капитала, единство того и другого, или капитал и прибыль (процент). Это составляет самостоятельную брошюру. (29/451)
Выходит, еще в начале 1858 г. Маркс представлял себе материал позднейших трех томов «Капитала» умещенным в одной брошюре и намеревался издать это первым порядком. Объем выпуска он представлял себе не меньше 5-6 листов![50]
29 марта Маркс информирует Энгельса так:
От Лассаля сегодня – письмо. Дункер возьмется за издание моей политической экономии на следующих условиях: каждые два месяца я поставляю выпуск от 3 до 6 листов. (Это предложение исходило от меня самого). Он имеет право на третьем выпуске прекратить издание. Вообще мы лишь после третьего выпуска заключаем формальный договор. Пока он платит три фридрихсдора за лист... Первый выпуск – т.е. рукопись – должен быть готов к концу мая. (29/251)
Итак, 6 выпусков, каждый, максимум, в 6 листов, все это создается и издается в течение года с небольшим – на том исчерпывается разработка и создание политической экономии марксизма.
Так Маркс представлял себе в марте 1859 г. свой фундаментальный и всеобъемлющий научный труд. Через два месяца он собирался закончить первый выпуск под названием «Капитал»…
В апрельском письме к Энгельсу он повторяет композицию, изложенную ранее Лассалю:
Всю дрянь я намерен изложить в шести книгах: 1.О капитале. 2.Земельная собственность. 3. Наемный труд. 4. Государство. 5. Международная торговля. 6.Мировой рынок. (29/254)
Дальше следует развернутый план-конспект первого выпуска:
1.Капитал распадается на четыре отдела: a) Капитал вообще. (Это – содержание первого выпуска.) b) Конкуренция или действие многих капиталов друг на друга. c) Кредит, где весь капитал выступает по отношению ко всем капиталам как всеобщий элемент. d) Акционерный капитал, как самая совершенная форма (подводящая к коммунизму), вместе со всеми его противоречиями. Переход от капитала к земельной собственности дается в то же время и исторически… Точно так же и переход от земельной собственности к наемному труду изображается не только диалектически, но и исторически, поскольку конечным продуктом современной земельной собственности является вообще установление наемного труда, который затем выступает в качестве базиса всей дряни. (Там же)
Да-а-а... Это нужно оценить...
«Весь капитал выступает по отношению ко всем капиталам как всеобщий элемент»...
«Акционерный капитал, как самая совершенная форма (подводящая к коммунизму)»...
«Наемный труд как конечный продукт современной земельной собственности»...
Обалдеть можно.
Возможно, употребление Марксом необычных для подобного контекста словечек[51] объясняется состоянием здоровья. По его словам, он только что пережил обострение своей болезни печени и не совсем еще оправился.
Интересующиеся дальнейшими подробностями могут обратиться к первоисточнику, где, вслед за цитированным, разворачивается более подробно содержание первого выпуска – Стоимость, Деньги, Капитал.
Будто назло нам, последняя рубрика осталась нераскрытой, так как Маркс прервал изложение и закончил письмо, сославшись на плохое самочувствие.
Действительно жаль, что самочувствие писавшего сказалось именно в этом месте, так как по целому ряду причин было бы интересно увидеть, как представлял себе Маркс главу о капитале тогда, весной 1858 г. (одна из причин нашего интереса – обнаруженный недавно факт, что первая рукопись названной «главы» должна датироваться 1861 г., а не 1859-м, как всегда считалось).
Так или иначе, план в целом встретил безусловное одобрение Энгельса, с оговорками о своих трудностях в постижении этого «весьма абстрактного» резюме.
Дальше в письмах начинает преобладать, пока не становится единственным, сюжет: где достать денег на жизнь и уплату долгов. Из-за продолжавшегося экономического спада иссяк такой стабильный источник дохода Маркса, как Энгельс. Только в августе Маркс упоминает вскользь, что «дело с Дункером становится спешным». (29/285)
21 сентября Маркс сообщает другу потрясающую новость: «В России началась революция» (29/588) и пытается представить себе шансы на мировую революцию.
Созыв съезда уполномоченных – дворян из губерний для подготовки крестьянской реформы Маркс видел по аналогии со съездом нотаблей во Франции на кануне Великой Революции. Логика его была такова: во Франции революция началась после съезда нотаблей, значит и в Росси она должна начаться после съезда уполномоченных. К вящей славе теории научного коммунизма.
22 октября Маркс, отвечая на настойчивый вопрос друга, пишет, что «рукопись еще не ушла» и «не может быть отправлена раньше, чем через несколько недель». (29/299)
12 ноября Маркс пишет Лассалю:
Что касается запоздания с присылкой рукописи, то сначала мне мешала болезнь, а потом мне надо было наверстывать другие работы для заработка…
То есть, то же самое, что в письмах к Энгельсу. Однако следом написано:
… Но основной причиной является следующее: материал у меня был готов; дело заключалось еще только в том, чтобы придать ему форму. Между тем, во всем, что я писал, я ощущал на стиле влияния больной печени...
(не иначе, слишком много Scheisse попало на бумагу)
...А у меня вдвойне есть основание не допускать, чтобы это сочинение было испорчено из-за медицинских причин:
1. Оно является результатом пятнадцатилетних исследований, то есть лучшего периода моей жизни.
2. Это сочинение впервые научно выражает имеющий важное значение взгляд на общественные отношения. Поэтому я обязан перед партией не допускать того, чтобы вещь была изуродована той тяжелой, деревянной манерой письма, какая бывает при болезни печени.
Я стремлюсь не к изящному изложению, а только к тому, чтобы писать в своем обычном стиле…
Затем выражается уверенность, что Лассаль сумеет объяснить Дункеру выгоды издателя от улучшения стиля книги.
...Закончу я приблизительно через месяц, так как в сущности только что начал писать.
Вот как! Зато здесь сообщается, что отдел «Капитал вообще» займет сразу два выпуска, поскольку
чрезмерная краткость сделала бы вещь неудобоваримой для публики. Но, с другой стороны, оба эти выпуска должны появиться одновременно. Этого требует внутренняя связь и от этого зависит весь эффект. (29/462)
Оставим «медицинские причины» на совести автора, чтобы отметить другое: стиль опубликованных глав действительно отличается от стиля рукописи. Настолько отличается, будто два разных человека писали две разных книги.
Вопрос о воздействии печени Маркса на стиль его рукописи 1857-58 гг., насколько нам известно, пока не был изучен и не получил марксистского освещения. Если судить по переписке с Энгельсом того же периода, в цитированном письме печень Маркса была несколько оклеветана ее владельцем.
В последующих письмах к Энгельсу – о разном (политика, зубная боль, общие знакомые, журналистика), о книге – ни слова, вплоть до 29 ноября, когда Маркс сообщает:
Жена моя переписывает рукопись, и ранее конца этого месяца она вряд ли будет отослана. (29/304)
До конца «этого месяца» оставался, как видим, ровно один день. Следующее сообщение – от 16 декабря:
Скоро Лупус услышит, что рукопись ушла, но черт меня побери, если кто-нибудь другой с такой паршивой печенью и в моих условиях мог бы справиться с этим в столь небольшой срок. (29/307)
Лупус – прозвище Вильгельма Вольфа, друга и сподвижника. Жил в Манчестере, где постоянно общался с Энгельсом. Ему посвятит потом Маркс 1-й том «Капитала».
«Лупус услышит» - просто риторический оборот. Если верить тому, что в ноябре фрау Маркс уже переписывала рукопись, непонятна эта новая ссылка на собственную печень.
Ох, как не писалось ему... Как досаждала эта научная работа... Но вот - навыдавал же векселей...
В следующих письмах снова разные разности, в том числе сообщения о ряде статей для «Трибюн». Между 13 и 15 января (так датирует Издатель) Маркс пишет Энгельсу:
Было бы важно получить от тебя, если можно, до вторника статью…[52] мне хочется успеть до среды отправить мою рукопись Дункеру, а это возможно только в том случае, если во вторник я не буду занят.
Рукопись составляет около 12 печатных листов (3 тетради), и хотя заглавие ее – только не падай в обморок – «Капитал вообще», в тетрадях этих еще нет ничего о капитале, они содержат лишь две главы: 1) Товар, 2) Деньги, или простое обращение. Как видишь, та часть, которая была уже подробно разработана (в мае, когда я был у тебя), пока не появится вовсе… (29/313)
Здесь возникает определенная неясность. Энгельсу сообщалось, что все три главы были готовы еще в мае. В середине ноября Лассалю сообщено, что автор «только что начал писать».
В соответствующем примечании от 1962 г. наш Издатель поясняет, очевидно, полагаясь на Маркса, что третья глава была написана с ноября 1857 по май 1858 г. Между тем, сегодня (1980 г.) Издатель сообщает нам, что в результате «дальнейшего всестороннего изучения этих рукописей» установлена такая датировка: начало третьей главы – август – октябрь 1858 г., после чего – перерыв до 1861 г.
Выясняется, что третья глава не была «разработана» ни в мае, ни вообще в 1858 г. То, что Маркс «только начал писать» в ноябре (письмо к Лассалю) – это, очевидно, опубликованный текст двух первых глав.
Условие, чтобы третья глава была опубликована одновременно, хотя и отдельным выпуском, свидетельствует как будто о том, что Маркс тогда намеревался сделать ее для печати сразу вслед за двумя первыми. Но теперь, в середине января, он определенно сообщает лишь о двух первых главах. И дает такое объяснение отсутствию третьей:
… Это хорошо в двух отношениях. Если вещь пойдет, то третья глава, о капитале, может последовать немедленно. Во-вторых, так как в силу самого характера предмета эти собаки в своей критике публикуемой части не смогут ограничиться одной тенденциозной руганью и так как все выглядит чрезвычайно серьезно и научно, то я заставлю этих каналий и в дальнейшем относиться достаточно серьезно к моим суждениям о капитале. (29/313)
Стало быть «военная хитрость»[53]. В отношении нужного восприятия главы о капиталебуржуазными учеными и критиками (мы не находим иного адреса для выражений «эти собаки» и «эти канальи»), по-видимому, возникли какие-то сомнения и автор решил пока не раскрывать карты. Как будет видно из дальнейшего, это похоже на правду, кроме сообщения о готовности этой главы. Ее еще надо было написать по черновику 1857-58 гг.
21 января – Энгельсу:
Злосчастная рукопись готова, но не может быть отослана, так как у меня нет ни гроша, чтобы оплатить почтовые расходы и застраховать ее. Последнее необходимо, так как копии у меня нет. Поэтому я вынужден просить тебя…
(выслать сколько можешь)
… Посмотрю на будущей неделе – так как я даю себе недельный отпуск, прежде чем взяться за продолжение рукописи, - не удастся ли мне устроить какой-нибудь финансовый фокус…
… Если дело в Берлине удастся, то я, быть может, выберусь из всего этого болота. Да уже и пора. (29/314)
Потом идет высказывание о желательности скорого английского перевода – сперва, с денежных позиций, а после:
Кроме того, такое событие ужасно досадило бы нашим врагам. (Там же)
Один враг (имярек) всюду рассказывает, что другой враг (имярек) «вытеснил» Маркса и Энгельса «в рабочих». (Там же)
26 января – благодарность за 2 ф.ст. и сообщение, что рукопись отослана. (29/315)
1 февраля Маркс отсылает письмо в Милуоки (США) старому другу И. Вейдемейеру, единомышленнику и сподвижнику по Союзу коммунистов. Объяснив, почему он лишь теперь отвечает на письмо от 18 февраля предыдущего года (печень, работа), рассказав коротко о друзьях (Энгельс, Лупус, Дронке, Веерт), об общих знакомых, о своих делах и пр., Маркс продолжает:
Теперь перейду к главному. Моя «Критика политической экономии» будет выходить отдельными выпусками (первый выпуск – через 8 -10 дней) в издании Франца Дункера в Берлине. Только благодаря чрезвычайному рвению и красноречию Лассаля удалось склонить Дункера на этот шаг. Однако он оставил себе лазейку. Окончательное заключение договора поставлено в зависимость от продажи первого выпуска. (29/468)
Затем следует уже знакомый нам план из шести книг, потом краткое содержание первого выпуска. В конце письма вот что:
Я надеюсь добиться для нашей партии научной победы. Но и сама партия должна теперь показать, настолько ли она многочисленна, чтобы купить достаточное количество экземпляров и тем самым успокоить «угрызения совести» издателя. От продажи первого выпуска зависит дальнейшая судьба всего дела. Как только я заключу окончательный договор, все будет в порядке. (Там же)
Маркс уже начал раскручивать свою невышедшую еще книгу. О договоре, насколько можно судить, Вейдемейеру сообщено, в общем, правильно. О сроках – нет. Рукопись была отправлена из Лондона 26 января, так что едва ли первый выпуск мог ожидаться так скоро.
В действительности вышло еще дольше.
2 февраля Маркс пишет Лассалю, что 31 января на почте получено извещение, будто рукопись в Берлине, но судя по письму Лассаля от того же дня, она издателю не доставлена. Из этого Маркс делает вывод, что в ней рылась полиция и высказывает такое опасение:
Кто поручится, что какой-нибудь мелкий чиновник потехи ради не использовал одну или две страницы для разжигания трубки? (29/469)
Тут следует абзац, специально предназначенный для правительства Пруссии, чья полиция, как думал Маркс (возможно, не без оснований, мы не знаем), читала его письма:
Я предполагаю, что прусское правительство в своих же собственных интересах не совершило каких-либо неверных шагов в отношении моей рукописи. В противном случае, я поднял бы дьявольскую бурю в лондонской прессе («Tribune » и т.д.) (Там же)
То ли прусская полиция испугалась этой угрозы, то ли по иным причинам, но рукопись еще накануне была доставлена Дункеру, о чем Маркс пока не знает.
4 февраля Маркс нервно пишет Лассалю, что от Дункера еще нет извещения о получении рукописи. (29/470) Одновременно выражает уверенность в скором начале войны Франции, Пьемонта и Австрии. Но о «революционных последствиях» на сей раз говорится как об ожидаемых лишь « в конечном счете».
8 февраля:
Дорогой Энгельс!
Сегодня ровно две недели, как я отослал рукопись в Берлин; с тех пор написал два письма Лассалю, но до сего момента нет уведомления о получении. А отправку предисловия я поставил в зависимость от этого «уведомления о получении». Ты ведь понимаешь, что можно потерять всякое терпение, когда все так не ладится. От досады я совершенно болен.
Прилагаю письмо Лассаля. Верни мне его обратно. (29/318)
Речь идет о знаменитом Предисловии «К критике политической экономии», где излагается «классическая» формула исторического материализма в терминах «базис – надстройка» и научно обосновывается неизбежность социальной революции. (13/5-9)
9 февраля:
Дорогой Энгельс!
Сегодня, наконец, письмо от Дункера. Он рукопись получил лишь 1 февраля…
Похоже, что прусская полиция не рылась в рукописи. «Лишь 1 февраля» - это сразу, на следующий день по прибытии в Берлин.
…На этой неделе она в набор не идет, так как сейчас кончают печатание какого-то сочинения Лассаля, – какого именно, не знаю. (29/319)
Печатается драма Лассаля «Франц фон Зиккинген». Герой драмы – историческое лицо, руководитель рыцарского восстания на Рейне в защиту Реформации в XIV (?) в. Потерпел поражение.
21 февраля Маркс пишет Энгельсу, что «обрабатывает» свою третью главу, «Капитал». (29/323) Датировка рукописей, о которой мы говорили выше, сославшись на Издателя, не подтверждает этого сообщения.
25 февраля Маркс одобряет идею Энгельса о военной статье «По и Рейн» (по поводу назревавшей войны) и сообщает:
Ты должен тотчас же взяться за дело, так как время тут – все. Я сегодня уже написал Лассалю и уверен, что этот еврейчик Браун устроит дело. (29/324)
Почему «еврейчик» - «Браун»? Этого мы объяснить не можем. Почему вообще такой пренебрежительный тон и насколько он отражает истинное отношение адрессанта к адресату? Постараемся объяснить позже.
Письмо к Лассалю от 25 февраля посвящено как раз содержанию предполагаемой брошюры Энгельса и просьбе пристроить ее к Дункеру. В заключение:
Ответь мне как можно скорее и не сердись на меня за то, что я отнимаю у тебя так много времени и так часто прибегаю к твоему содействию. Оправданием мне служат просто общие интересы партии. (29/475)
Лассаль сделал и это. Как писал Энгельс (4 марта),
Дорогой Мавр!
Еврейчик Браун умело сторговался: я согласен на половину чистой прибыли. (29/330)
Такое было у них представление о благодарности...
10 марта Маркс обращается к Энгельсу:
Если ты будешь писать завтра г-ну Лассалю, прошу тебя от твоего имени сделать то, чего я от своего имени сделать не могу. Дело в следующем: в понедельник (7 марта) приходит, наконец, что-то из Берлина. Что это было, как ты думаешь? Первый лист корректуры, и до сегодняшнего дня никакого второго листа нет. Стало быть, вопреки категорическому письму г-на Дункера, моя рукопись пролежала шесть недель, а теперь, по-видимому, будет набираться по листу в неделю. С прибытием твоей рукописи, возможно, снова сделают перерыв, и таким образом дело может тянуться еще целые месяцы. Я считаю, что это никуда не годится, и ты мог бы от своего имени набросать Лассалю несколько слов об этом…
О чем? Чтобы не прерывали печатание работы Маркса ради работы Энгельса? Две недели назад он торопил: «время тут – все».
…Неужели эти господа хотят отложить мою работу до тех пор, пока окончательно не вспыхнет война, и тем самым наверняка ее угробить, что даст г-ну Дункеру предлог отказаться печатать продолжение? (29/332)
Предстоящая война была для Маркса много больше, чем просто война. Однако, в этих риторических восклицаниях нам видится некоторое сгущение красок. Мы не должны отождествлять тут слова Маркса с его думами.
Очередной причиной задержки в печатании книги Маркса, напоминаем, стала брошюра Энгельса «По и Рейн». Не исключено, что трагические нотки письма рассчитаны были на сознательность Энгельса. Прямо просить друга приостановить его брошюру ради своей Маркс не решается. Самому просить Лассаля – тоже. Вдруг дойдет до Энгельса? Будет конфуз.
16 марта Лассалю в Берлин:
В конце концов, я теперь все же думаю, что война даст и нам, быть может, кое-какие шансы. (29/478)
О задержке с печатанием своей работы в этом письме – ни слова.
Энгельс пишет Лассалю, с которым почти незнаком или знаком издали. Письмо от 14 марта:
Дорогой Лассаль!
Прежде всего, позвольте выразить благодарность за помощь в деле с Дункером, которая увенчалась таким успехом и дает мне возможность впервые почти за 10 лет снова выступить перед немецкой публикой…
Для обоих эмигрантов эта возможность имела значение неоценимое. На родине их основательно подзабыли, а если и вспоминали кое-когда в газетах, то в виде насмешек или сплетен. Просьбу друга (подтолкнуть экономическую рукопись) Энгельс выполнил, но весьма осторожно:
… Как идет дело с печатанием рукописи Маркса? До сих пор мне известно только об одном напечатанном листе, а ведь рукопись находится в Берлине уже больше месяца. По-моему, это очень медленно… (29/476)
Марксова намека на то, чтобы придержать его военную брошюру, Энгельс не понял или сделал вид, что не понял.
16 марта Маркс пишет Энгельсу:
Вчера прибыл второй лист корректуры. Если так пойдет дальше, им понадобится три месяца. (29/333)
После того, как два года тянул с рукописью.
22 марта Маркс сообщает Энгельсу:
Из Берлина ничего не слышно. За восемь недель получил всего три листа корректуры. (29/334)
25 марта, в новом письме, то же самое. (29/335)
28 марта Маркс пишет Лассалю о том же (три листа корректуры за восемь недель), высказывает предположения о возможных причинах медлительности Дункера, рассказывает вымышленную (ибо Энгельсу было бы сообщено обязательно, а этого как раз не было) историю о переговорах насчет английского издания своего первого выпуска. Затем:
Ты увидишь, что первый раздел еще не содержит основной главы, а именно третьей главы – о капитале. Я считал это целесообразным по политическим соображениям, ибо как раз с третьей главы начинается настоящая битва, и мне казалось неблагоразумным нагонять страх с самого начала. (29/479)
Раньше было необходимо для книги печатать все три главы вместе, теперь стало целесообразно третью главу попридержать. Для того и другого приводятся серьезные и убедительные доводы, значение которых (тех и других) совершенно обесценивается в свете того, что главы еще просто нет в природе.
4 апреля Маркс спрашивает Лассаля, вышла ли брошюра Энгельса. (29/482)
9 апреля пишет Энгельсу:
Что ты скажешь о Дункере? Как тебе нравится эта неповоротливая собака? (29/337)
Энгельс отвечает 11 апреля:
Что за паршивые собаки эти умничающие неторопыги в Берлине! Даже брошюры они не могут напечатать! Я никаких сведений больше не имел, можно с ума сойти от этого. (29/338)
Он тоже забочен и тоже нервничает, но больше по поводу своей брошюры.
12 апреля Маркс пишет другу о получении им письма от Лассаля с сообщением, что брошюра Энгельса вышла три дня назад.
В том же письме Лассаля (которое Маркс почему-то выборочно цитирует, а не направляет другу оригинал, как обычно) сказано, со слов Дункера, что работа Маркса выйдет к середине мая. (29/338)
19 апреля Маркс пишет Энгельсу, что получил пока лишь восемь листов корректуры. (29/341)
В тот же день ушло письмо к Лассалю. О «Критике» - ни слова. Объемистое письмо целиком посвящено разбору драмы Лассаля. Разбор обстоятелен и изобилует комплиментами. Большая его часть – с политической и исторической точки зрения. (29/482-485)
18 мая Энгельс пишет огромное письмо к Лассалю с разбором его драмы по существу – с точки зрения драматургии, поэзии, сценичности, исторических событий и т.д. Тоже много тонких комплиментов. (29/490-496)
В этот же день Маркс пишет Энгельсу, что Лассаль также написал брошюру о назревшей войне в Италии:
Появление твоей анонимной брошюры не давало ему спать. (29/350)
Здесь же, со слов Вейдемейера, сообщение, что в США уже заказано 100 экземпляров «Критики».
Партия не подведет!
24 мая Маркс пишет Энгельсу:
Если ты сможешь прислать мне немного «металла», то ты меня очень обяжешь. Паршивый Дункер, на которого я рассчитывал, намерен, как видно, тянуть до бесконечности. В течение одиннадцати дней этот скот снова ничего не прислал. И знаешь, кто мне стоит поперек дороги? Не кто иной, как Лассаль. Сначала моя книга откладывается на четыре недели из-за его «Зиккингена». Теперь, когда дело приближалось к концу, этот балбес должен был снова впутаться со своей «анонимной» брошюрой, которую он написал только потому, что ему не давала спать твоя «анонимная» брошюра. Неужели собака эта не понимает, что хотя бы из одного приличия нужно раньше выпустить мою вещь? Подожду пару дней, а потом напишу в Берлин грубейшее письмо. (29/356)
Такие вот представления о приличиии... «Анонимка» Лассаля – брошюра «Итальянская война и задачи Пруссии». О брошюре Энгельса, также прервавшей печатание его труда, Маркс упоминает весьма дипломатично.
«Грубейшее письмо» было написано… Дункеру. Текста его мы не имеем.
На следующий день пишет Энгельсу снова:
Сегодня … ровно две недели с того дня, как я отослал собаке Дункеру три последних листа корректуры... Вещь, стало быть, готова. И этому субъекту оставалось только прислать чистые оттиски последних трех листов для составления списка опечаток. Вместо этого я сегодня получаю – что бы ты думал? Брошюру Лассаля, и так как у нас в доме совсем не было денег, а почти все, что можно заложить, уже заложено, то мне еще пришлось послать в ломбард последний сколько-нибудь приличный сюртук, так как нужно было заплатить 2 шиллинга за эту дрянь, которая в Берлине стоит, вероятно, 8 пенсов. Но, собственно говоря, я хотел сказать следующее:
Теперь вполне очевидно, что на мою вещь снова было наложено эмбарго на две недели, чтобы очистить место г-ну Лассалю. Моя книга требовала еще работы на три часа. Но этот проклятый тщеславный дурак нарочно устроил эмбарго, чтобы внимание публики не раздваивалось. А Дункер, эта свинья, счастлив до глубины души, что имеет новый повод отсрочить мне уплату гонорара. Я этого номера еврейчику не забуду. Спешка, с которой была напечатана его дрянь, показывает, что на него падает magna pars (главная доля) вины за задержку наших вещей. Причем этот скот настолько влюблен в вымученные им творения, что считает само собой разумеющимся, что я просто сгораю от нетерпения увидеть его «аноним» и в достаточной мере «объективен», чтобы считать убийство моей книги в порядке вещей. (29/358)
Раздражение безденежного человека можно понять, следовательно, и употребление крепких словечек. Кроме того, думается, Лассаль здесь получил не только свою порцию, но и то, что причиталось Энгельсу за его брошюру, пущенную Дункером вперед книги Маркса. Едва ли адресат был настолько туп, чтобы не понимать всего этого. Он понял – и отреагировал, как от него требовалось: прислал 5 фунтов стерлингов.
Версия заговора Лассаля с Дункером против книги Маркса не вызывает у нас никакого доверия в свете предыдущего поведения Лассаля в отношении книги Маркса.
Не проще ли представить себе, что Лассаль спешил с брошюрой ввиду развития политических событий, считая книгу Маркса достаточно академичной, чтобы судьба ее не могла зависеть от нескольких недель задержки с выходом в свет? Тем более, помня, как сам ее автор тянул с отсылкой в издательство.
Понятно и поведение Дункера, спешившего, пока не кончилась война, выпустить о ней две брошюры. Но это нам – понятно, а не автору долгожданного экономического труда...
Впрочем, Лассалю Маркс по-прежнему ничего не пишет.
7 июня Маркс пишет Энгельсу:
Прежде всего, меня очень обрадовало, что первый выпуск тебе понравился, так как в этом вопросе для меня важно только твое мнение. Мою жену очень забавляло, что я жду твоего суждения с каким-то беспокойством…
(Упоминание о жене есть, скорее всего, такой же риторический оборот, как и «Лупус услышит». Вообще, подобные обороты, в которых фигурирует жена, нередки в письмах Маркса – часто было удобнее, видимо, высказывать или рассказывать что-то со ссылкой на жену, чем прямо от своего имени. Это одни из приемов «дипломатии» Маркса в письмах к Энгельсу и Лассалю. Энгельс тоже иногда пользуется этим приемом, то есть ссылкой на жену Маркса.)
…Скотина Дункер, которого я грубейшим образом выругал за промедление, открыто сознается в своем письме, что последняя трехнедельная проволочка, когдавсе уже было готово, кроме списка опечаток является следствием выхода в свет «анонима», изготовленного из «пота, огня и логики»…[54] Я нахожу несколько диким то, что г-н Лассаль, по своему желанию, накладывает на меня эмбарго. На этой неделе вещь выйдет в Берлине, - я имею в виду выпуск первый. (29/363-364)
10 июня – в тот же адрес:
Дункер: Еще ничего не получил – ни денег, ни экземпляры…
… Относительно Лассаля. В ответ на его гигантскую рукопись[55] … я ему ответил (сегодня) письмом приблизительно в треть этого моего письма… (29/365-366)
Чем вызвано упоминание о величине письма к Лассалю? Кто желает разгадать загадку? Учтите, что по размеру оно точь-в-точь такое же, как данное письмо к Энгельсу. Отличается оно другим, а именно – отсутствием каких-либо следов грома и молнии. В нескольких сдержанных словах Маркс отмежевывается от взглядов Лассаля на итальянскую войну. Затем косвенно извиняется перед Дункером за свое грубое письмо, оправдываясь ссылкой на медлительность издателя. Потом сообщает о вымышленной потере вымышленного английского издателя своей книги (косвенный упрек Лассалю). (29/496)
Дальнейшая история книги Маркса хуже прослеживается по переписке последующих месяцев.
4 июня в редактируемой Марксом немецкоязыкой газете «Volk» (Лондон) было опубликовано то самое (в будущем – знаменитое) Предисловие из «Критики». От редакции (то есть, от Маркса же) было обещано дать вскоре обстоятельную рецензию.
18 июля, в письме к Энгельсу:
…Видел ли ты уже где-нибудь извещение о выходе моей книги? (29/369)
В это время Маркс берет на себя функцию редактора и идеолога газеты «Volk» («Народ»), уже - под иным названием - издававшейся Э.Бискампом, журналистом демократических убеждений, также эмигрантом революции 1848 г. Это доставляет Марксу множество новых хлопот и денежных забот (последнее ложится, по идее, на Энгельса), зато дает возможность регулярно печатать все, что хочется.
19 июля он пишет постоянному своему адресату:
Бискамп хотел написать краткую заметку о моей «Критике политической экономии» и т.д. Я отсоветовал ему, так как он ничего в этом не понимает. Но поскольку он («Volk») обещал что-нибудь сказать об этом, я прошу тебя (если не на этой, то на следующей неделе) сделать это вместо него. Коротко о методе и о новом в содержании. Этим ты вместе с тем задал бы тон корреспондентам отсюда и противодействовал бы плану Лассаля угробить меня. (29/373)
Версия об инициативе Бискампа вызывает у нас не больше доверия, чем злодейский план Лассаля. Основания – в следующем письме.
22 июля, оттуда же – туда же:
Ты забыл сообщить мне, согласен ли ты написать заметку о моей книге. Здесь среди этих господ большое ликование. Они уверены, что вещь провалилась, так как не знают, что Дункер до сих пор не разу не давал о ней объявления. Если ты будешь писать, надо не забыть: 1) что прудонизм уничтожен в корне, 2) что уже в простейшей форме, в форме товара, выясненспецифически общественный, а отнюдь не абсолютный характер буржуазного производства… (29/375)
Читатель, представьте себе время, когда не было на свете политической экономии марксизма – не было ни этого странного словоупотребления, ни этих туманных, двоящихся понятий, ни вычурного гегелеобразного слога, ни, конечно, канонизированных толковников и интерпретаций.
Ничего этого никто еще не знал.
И не ждал.
Если вам удастся такое представление, хотя это чрезвычайно трудно, в этот момент следует взять книгу Маркса «К критике политической экономии» (а значит, ее нужно приготовить загодя, до начала эксперимента), раскрыть ее и начать читать глазами человека, никогда не видавшего этой книги и даже слыхом не слыхавшего о чем-нибудь подобном:
…Быть потребительной стоимостью представляется необходимым условием для товара, но быть товаром, это – назначение, безразличное для потребительной стоимости. Потребительная стоимость в этом безразличии к экономическому определению формы, т.е. потребительная стоимость как потребительная стоимость, находится вне круга вопросов, рассматриваемых политической экономией. К области последней потребительная стоимость относится лишь только тогда, когда она сама выступает как определенность формы. Непосредственно потребительная стоимость есть вещественная основа, в которой выражается определенное экономическое отношение, меновая стоимость.
Меновая стоимость выступает прежде всего как количественное отношение, в котором потребительные стоимости обмениваются одна на другую. В таком отношении они составляют одну и ту же меновую величину…
…Как безразличный к особенному веществу потребительных стоимостей, труд, создающий меновую стоимость, безразличен, поэтому и к особенной форме самого труда… (13/14-15)
И так далее и тому подобное. И это – на первых же страницах. А в следующей главе – еще хлеще.
В таком случае вы, может быть, сможете отдаленно пережить что-то похожее на восприятие книги Маркса ее первыми читателями. Ее и сейчас-то трудно читать.
Но это не все. Кто-нибудь, по-немецки основательный не менее, чем сам автор, все же кое-как разберется с этим товаром, с еще более путанной главой оденьгах…
...и тут книга кончается.
«Продолжение следует…».
В самом начале Предисловия, со второго абзаца, Маркс заявляет:
Общее введение, которое я было набросал, я опускаю, так как по более основательном размышлении решил, что всякое предвосхищение выводов, которые еще только должны быть доказаны, может помешать, а читатель, который вообще захочет следовать за мной, должен решиться восходить от частного к общему. (13/5)
Первая реакция первых читателей, захотевших за ним следовать, была удручающей. Вот как пишет об этом Маркс в том же письме верному Энгельсу от 22 июля 1859 г.:
Г-н Либкнехт заявил Бискампу, что «никогда еще ни одна книга так не разочаровывала его», а сам Бискамп сказал мне, что не понимает, «к чему все это». (29/376)
Чувствуется некоторая растерянность автора, не ожидавшего подобной неотзывчивости от своих партайгеноссен.
В том же письме Маркс спрашивает, писал ли Энгельс Дункеру.
Верный Энгельс отвечает, что Дункеру написал, но что статью о книге Маркса не может начать на этой неделе:
Это – работа, и для нее мне надо было бы предварительно иметь какие-то заметки. Кроме того, я начал военную статью и хочу с ней скорей разделаться. Но я обязуюсь написать эту статью на будущей неделе.
Зато по поводу отзыва Либкнехта он высказывается категорически:
… Эти господа так привыкли к тому, чтобы мы за них думали, что всегда и везде требуют, чтобы им все не только было подано на подносе, но и как следует разжевано… Да и чего, собственно, требует этот осел? Как будто уже из трех первых строчек предисловия он не мог уяснить себе, что за этим первым выпуском должны последовать не менее пятнадцати, прежде чем он сможет подойти к окончательным выводам…
а дальше еще и «скотина», и «свинья». (29/377)
Дункера надо было поторопить с гонораром, авторскими экземплярами и объявлением о выходе книги. 3-го августа Энгельс пишет:
Посылаю начало статьи о твоей книге. Посмотри его хорошенько, и если оно в целом не понравится тебе, разорви его и сообщи мне свое мнение. Вследствие недостатка упражнений в такого рода писании я так от него отвык, что твоя жена будет очень смеяться над моей беспомощностью. Если можешь, подправь статью, сделай это. (29/380)
Видите? «Твоя жена»...
В переводе на нормальный язык: «я тоже не очень уверен, что правильно понял гениальные мысли твоей книги. В конце концов, лучше всего – напиши рецензию сам и поставь мое имя». Таков наш вариант перевода, а что – кто-нибудь предложит свой?
В письме Маркса от 8 августа, между всякой всячины:
Дункер, эта свинья, еще не ответил? (29/382)
Энгельс отвечает (10 августа):
С субботы до понедельника я был за городом, а в понедельник вечером нашел у себя прилагаемое письмо Дункера… (29/383)
Дункер считал, оказывается, что для лучшего распространения книги объявление о ней в газетах целесообразнее дать, спустя несколько недель после ее выхода. (29/606) О своем долге (моральном) Энгельс пишет так:
Вчера вечером, только я собрался писать вторую статью о твоей книге, как мне помешали, и так основательно, что я был совершенно лишен возможности работать дальше. Сегодня я уже не смогу этого наверстать, и как это мне ни досадно, но статью придется отложить до следующей недели. (29/383)
Что могло помешать Энгельсу и довести его до состояния, отнимающего возможность работать? Кому-кому, а Марксу это должно было быть очень даже понятно. Но он отмолчался.
В последующих письмах мотив книги Маркса не фигурирует. Там было другое – обанкротилась «Фольк». Об этом Маркс в конце августа пишет так:
Но все дело в том, что по мере улучшения газеты росли убытки, а число читателей уменьшалось, (29/385)
констатируя свое расхождение с читателями в вопросе о свойствах «хорошей» газеты.
Его кратковременная деятельность в «Фольк» вскоре неожиданно взорвется бомбой. Но пока ничто не предвещает…
Только 21 сентября Маркс пишет на интересующую нас тему:
Так как на этих днях я должен писать Дункеру насчет второго выпуска, то сообщи мне, поместил ли он в газетах объявление о первом выпуске. Мне кажется, что он хотел бы отвязаться от всего этого дела. (29/378)
Не правдоподобнее ли предположить, что отвязаться хочет кто-то другой?
Затем, 5 октября:
Прилагаемое письмо Лассаля, на которое я ответил немедленно, я считаю доброй вестью. Вопреки заговору молчания, вещь, по-видимому, расходится. Иначе не последовало бы этого косвенного предложения от Дункера. Но я абсолютно не в состоянии продолжать писание этой вещи, пока не очищусь любой ценой от всего этого отвратнейшего житейского дерьма. Твои статьи о моей работе перепечатаны немецкими газетами от Нью-Йорка до Калифорнии (с такой небольшой газетой, как «Volk» можно было держать в руках всю немецкую американскую печать). (29/395)
«Житейского дерьма» было много – кроме безденежья, еще судебные иски, предъявленные подписчиками «Фольк».
Как видно, Маркс успел напечатать там две «статьи Энгельса» о своей книге (чье перо их написало - пусть остается загадкой). И тираж, по-видимому, расходился. Но никакого капитала сверх этого книга автору не принесла. Как мы понимаем, уничтожение прудонизма осталось незамеченными никем, включая покойника.
Хотим обратить внимание читателя на выражение «заговор молчания». Этот марксистский термин мы скоро вспомним по другому поводу.
Что же Маркс написал Лассалю?
Дорогой Лассаль!
Очень хорошо с твоей стороны, что, несмотря на то, что обстоятельства говорят как будто не в мою пользу, ты первый снова взялся за перо, и как раз по делу, затрагивающему мои интересы…
Дальше идет целая страница объяснений, почему он не писал Лассалю. Объяснения все очень интересны по-своему, но мы их опустим.
Переходим к теме «Дункер». Несколько очень обтекаемых фраз, смысл которых приблизительно таков: вроде бы и Дункер не очень хочет продолжать со мной, да и я что-то не расположен продолжать с ним. А потом: