Не было бы счастья

Не было бы счастья

Итак.  Убытки.  Столкнуть Блинда с Фогтом не удалось.  Не удалось посрамить Фогта.  Не удалось посрамить немецких революционных демократов.  Обвинения Фогта остались на Марксе.  Потерян Блинд.  Едва не потеряны Фрейлиграт и Лассаль.  Потерян год – из лучшего периода жизни – для писательской работы.  Отдано много сил и нервов.  Оспа фрау Маркс и печеночная болезнь самого.  Отсутствие резонанса на «Критику политической экономии».  Книга против Фогта в свете не появилась.  Появились финансовые убытки (гонорар адвокату, неустойка по предприятию с печатанием памфлета).  Тяжелое безденежье.

Прибыли.  Оживление связей с несколькими бывшими соратниками (И.Ф. Беккер, Имандт…).  Возобновление авторитета и влияния в Просветительном рабочем обществе.  Появление нескольких новых, притом, весьма полезных друзей, в частности, Зибеля и Боркхейма.  Укрепление отношений с Лассалем.  Общее сплочение «партии» Маркса.  Финансовые убытки оплачены Энгельсом, Лассалем и Боркхеймом.  Также оказана Энгельсом внеочередная денежная поддержка семье Марксов.

Сальдо.  Давайте же вспомним: «разоблачил» … «защитил» … «боролся» … «освобождение пролетарского сознания» …  Ничего подобного.  Не разоблачил.  Не защитил.  Не боролся.  Не освободил.  Потому что памфлет не состоялся.  Что бы там ни было за кулисами, на сцене все выглядит однозначно: на обвинения Фогта Маркс не ответил.  Стало быть, на взгляд публики, остался при них.  Оплеванный в глазах общественного мнения Германии и эмиграции, Карл Маркс остался у разбитого корыта, в том числе и в отношении карьеры своей на поприще политической экономии.

Так что же, полный крах и поражение?  Ничуть не бывало.  В следующем году мы видим Маркса снова энергичным, деятельным, неунывающим, полным новых начинаний.  Он посещает Родину после двенадцатилетнего перерыва, и, представьте себе, выглядит в Берлине чуть ли не знаменитостью (о, преувеличено, преувеличено... но однако, где же «всеобщая и исключительная ненависть к нам»?). 

Еще год спустя выясняется, что и первый выпуск «К критике политической экономии», как ни удивительно, нашел в Германии почитателей.  Один из них, Кугельман, становится еще одним полезным другом Маркса...  Короче говоря, жизнь продолжается.  А нам-то показалось, что уже и нет никаких перспектив...

Видимо, мы недооценили цепкость Маркса и его бойцовские качества.  Мы забыли (почему-то), что это был выдающийся человек, а с людьми таких качеств разделаться не так-то просто.

Любой другой был бы действительно сломлен, уничтожен и погребен под массой обвинений и  нравственных переживаний.  Но не Маркс.  Отдадим должное силе характера этого человека, его вере в себя и свое будущее.  И полному отсутствию нравственных переживаний (пока не узнала жена).

Одна проигранная партия (разумеется, в спортивном смысле) ничего не решает.  Турнир продолжается.  Мы еще посмотрим, что кого!

Также не следует переоценивать влияния книги Фогта на общественное мнение Германии.  Каков бы ни был успех ее, мы полагаем, он хотя бы отчасти обязан тому, что что у Маркса и до того была на Родине репутация хуже некуда.  Десяти лет не прошло с выхода книги Мюллера-Теллеринга «Предвкушение диктатуры Маркса и Энгельса в Германии».  Вряд ли Теллеринг был одинок.  Да и красный номер «Нойе Райнише Цайтунг» многим еще должен быть памятен.

В таких условиях общественный резонанс книги Фогта, оживившей старые страсти, вряд ли мог продолжаться долго. 

Книга Маркса убедила тех, кого не требовалось убеждать, потому что они и так ему верили.

Так же и с книгой Фогта.  Она тоже убедила – тех, кто и без того знал или догадывался, что представляла собой фигура Маркса.  «Филистеры» и «отечественные пошляки» еще раз вспомнили, еще раз покачали головами, поцокали языками, посмеялись – ну и сколько можно об одном и том же?  Публике все приедается, любая сенсация так или иначе себя исчерпывает.  Скандал, поднятый книгой Фогта, как можно понимать, выдохся и утих сам собой. 

В таких ситуациях, для людей, наблюдающих распрю со стороны, их собственные симпатии и пристрастия значат не меньше, чем рациональные доводы противных сторон.  Поэтому нам представляется наивным полагать, что памфлет Маркса, получи он распространение в Германии, изменил бы многое в общественных настроениях.  В особенности, с учетом его непомерного объема и его тенденции (все неправы – один лишь автор прав, все дураки – один лишь автор умный). 

Появление на германском рынке этого пухлого труда, созданного человеком скверной репутации в свое оправдание, лишь укрепило бы «филистеров» в их мнениях и еще раз выставило бы автора в нелепом виде.  Это лишь подлило бы масла в огонь и принесло автору, скорее, дополнительный ущерб, нежели какой-то положительный эффект. 

Предубеждения с трудом поддаются рациональным доводам.  Сомнительно, чтобы памфлет Маркса нашел путь к сердцу широкого читателя.  В таком случае, непоявление памфлета в Германии на деле, скорее, пошло на пользу «пролетарской партии».

С другой стороны, моральная сатисфакция, полученная зрителями в связи с посрамлением недоброй памяти эмигранта, не могла не повлечь за собой смягчение прежней антипатии и по-своему компенсировать дурную славу одиозной личности.  Добрая слава преходяща.  Но ведь и недобрая тоже. 

Не исключено, что фактический исход скандала, не оправдавший ожиданий Маркса и его жены, принес ему большие выгоды, чем любой другой возможный оборот событий.  Экзекуция реализует настроение толпы, дает выход злым ее чувствам и, в конечном счете, снимет неприязнь к жертве. 

Отношение к имени Маркса в Германии, скорее всего, стало более спокойным, что могло способствовать постепенному удобрению почвы для дальнейших операций Маркса на родине.  Теперь оттяжка его политико-экономической атаки объективно работала на Маркса.  В указанном контексте нужно воспринимать цитированные нами ранее слова Энгельса пять лет спустя - что «наши имена опять пользуются  у публики почетом». (31/48)

Если же вернуться к описанным событиям, становится совершенно очевидным, что в такой ситуации вылезать со вторым выпуском «политической экономии» было неуместно.  В особенности в свете того, что глава о капитале была «революционной» (она должна была обосновать положение, что капитал есть неоплаченный труд).

 Нужно было снова уходить за кулисы, набираться терпения и ждать, пока великодушное Время покроет ржавчиной память о скандале вокруг имени Маркса. 

Так мы понимаем ситуацию, в которой Маркс – после полуторалетнего перерыва – не стал спешить со вторым выпуском, но засел за новую рукопись.  Отсюда уже маленький шажок до решения издавать весь труд целиком и сразу. 

Прохладный прием, оказанный первому выпуску «Критики» даже людьми из окружения автора, мог быть дополнительным соображением в пользу публикации труда целиком, дабы любому партийному ослу стало ясно, «к чему все это».

Наконец, пора разобраться и с тремя разноречивыми версиями причины перерыва в работе Маркса над его «политической экономией» в 1859-61 гг.