«В саду счастья и радости»
«В саду счастья и радости»
В Монголии — стране чудес и тайн — живет хранитель всего неразгаданного и неизвестного: Живой Будда Его Святейшество Джебтсунг Дамба хутух-тахан, или богдо-гэгэн, первосвященник Та-Куре; Богдо — это воплощение бессмертного Будды, представитель непрерывной, таинственно продолжающейся линии теократических властителей, царствующих с 1670 г. и хранящих облагораживающий дух Будды-Амитабы и Хан-ра-зи, «милосердного духа гор».
С Живым Буддой связано все: мифы о солнце, чары таинственных вершин Гималаев, рассказы об индийских пагодах, суровое величие монгольских императоров — властителей над всей Азией, — странные легенды китайских мудрецов, мысли браминов, строгие нравы монахов добродетельного ордена, месть вечно странствующих воинов-олетов со своими ханами — Батур Хун Тайги и Гуши, гордые заветы Чингисхана и Кублай-хана, реакционное, клерикальное мировоззрение лам, суровость основателя желтой секты Паспы и тайны тибетских королей, родоначальником которых был Сронг-Цан-Гампо.
В гуманной истории Азии — Монголии, Памира, Гималаев, Месопотамии, Персии и Китая — постоянно упоминается имя «Живого Бога» Урги. Немудрено, что его почитают и на Волге, и в Сибири, и в Аравии между Евфратом и Тигром, и в Индокитае, и на берегах Ледовитого океана.
Во время моего пребывания в Урге я неоднократно посещал дворец Живого Будды, беседовал с ним и наблюдал его жизнь.
Приближенные Живого Будды, из числа ученых марамб, много рассказывали мне о нем. Я видал его за чтением гороскопов, слышал его пророчества; мне удалось осмотреть архивы книг и рукописей, содержащих жизнеописания и предсказания всех богдоханов.
Ламы были со мной очень откровенны, так как благодаря письму хутухты Нарабанчи я пользовался их доверием.
Живой Будда, как и все ламаисты, имеет двойственную личность: он умен, прозорлив, энергичен, но одновременно предается пьянству, приведшему его к слепоте.
Когда он ослеп, ламы впали в отчаяние. Некоторые из них считали необходимым отравить богдоха-на и заменить его другим лицом, признанным новым воплощением Будды. Другие, возражая, указывали на большие заслуги первосвященника в глазах монголов и приверженцев желтого учения. В конце концов порешили умиротворить богов, воздвигнув большой храм с гигантской статуей Будды. Будда, однако, не помог зрению Богдо. Зато все эти споры подали Живому Будде повод помочь тем из лам, которые стояли за слишком радикальный метод разрешения вопроса — поскорее перейти в потусторонний мир.
Богдохан постоянно занят вопросами веры и управления Монголией. Одновременно с этим он любит совершенно бесполезные забавы. Большое удовольствие доставляет ему, например, артиллерия.
Какой-то бывший русский офицер подарил ему однажды две старые пушки, за что получил титул Тум-бир Хун, что означает «сердцу моему близкий князь».
Пальба из этих пушек в праздничные дни является одним из самых привлекательных развлечений для слепца.
Автомобили, граммофоны, телефоны, хрусталь, фарфор, картины, духи, музыкальные инструменты, редкие звери и птицы — слоны, медведи с Гималаев, обезьяны, индийские змеи и попугаи, — все это в разное время находилось во дворце «Бога», но все это он поочередно оставлял и предавал забвению.
В Ургу прибывают паломники и приносят дары со всего ламаистского и буддийского мира.
Хранитель драгоценностей дворца, почтенный Балма-Дорын, повел меня однажды в большой зал, где хранятся приношения верующих. Это единственный в своем роде музей драгоценностей. Там имеются редкостные вещи, совершенно неизвестные европейским музеям. Открывая шкаф с серебряным замком, хранитель сказал мне:
— Здесь вы увидите слитки чистого золота, полученные с Бей-Кема, черные соболя с Кемчина, а также чудотворные оленьи рога. Вот эта шкатулка, присланная орогонами, содержит драгоценные корни женьшеня и благовонный мускус. Это вот кусок янтаря с берегов «замерзшего моря», весящий 124 лана (около 10 ф.). Здесь алмазы из Индии, благовонный цибет и резная слоновая кость из Китая.
Он долго рассказывал мне о разных хранящихся здесь предметах, и на самом деле то, что я здесь видел, достойно было удивления. Передо мной мелькали редкие меха — белый бобер, черный соболь, белые, голубые, черные лисицы (песцы) и темный, почти черный барс; тут же стояли коробочки из черепахи с чудесной резьбой, в которых хранились хадаки из тонкой, как паутина, индийской шелковой ткани, длиною 10–15 метров; около них находились маленькие мешочки из золотых нитей, в которых лежали жемчуга, подарки индийских раджей, и драгоценные кольца с сапфирами и рубинами из Китая и Индии; большие нешлифованные алмазы, слоновые клыки, украшенные золотом, жемчугом и бриллиантами; роскошные одеяния, вышитые золотыми и серебряными нитями; моржевые клыки с барельефной резьбой — работой примитивных художников с берегов Берингова пролива и масса других предметов, которых я не в состоянии описать.
В другой комнате стоял шкаф со статуэтками Будды из золота, серебра, бронзы, слоновой кости, кораллов, перламутра и из какого-то благовонного дерева необыкновенного цвета.
— Вы знаете, — пояснил мне хранитель, — что, когда завоеватели врываются в страну, где существует культ богов, они ломают и низвергают их изображения. Так было и более 300 лет тому назад, когда калмыки напали на Тибет; то же повторилось и в Пекине, когда в 1900 году европейские войска разгромили дворец. Возьмите одну из этих статуэток и осмотрите ее хорошенько.
Я взял из ближайшего ко мне угла шкафа деревянную фигуру Будды и осмотрел ее со всех сторон: что-то внутри статуэтки пересыпалось и бряцало.
— Вы слышите? — спросил лама. — Это бриллианты и золото — внутренности Будды. Поэтому-то завоеватели и разбивают изображения богов!
Уже в Индии, Вавилоне и Китае из нутра статуй богов вынуто много редких драгоценных камней.
Несколько комнат во дворце занимает библиотека; полки ее переполнены всевозможными рукописями и книгами разных эпох, на разных языках и на самые разнообразные темы. Многие из этих древних документов истлевают и рассыпаются. Но в последнее время ламы стали покрывать их каким-то составом. Этот состав их в известной мере сохрани ет и защищает от влияния воздуха.
Помимо того, в библиотеке имеются глиняные дощечки с клинописью, очевидно, из Вавилона.
Китайские, индийские и тибетские книги стоят рядом с монгольскими. И среди них выставлены произведения старого чистого буддизма, книги «красных шапок» — испорченного буддизма, книги желтого — ламаистского буддизма, книги традиций, легенд и парабол.
— Дамы постоянно работают над этими произведениями, исследуют их, переписывают, чтобы таким образом сохранить потомству и распространить древнюю мудрость предшественников.
Одно отделение посвящено таинственным книгам о магии, записям жизнеописаний и произведений Живого Будды, буллам далай-ламы и первосвященника из Таши-Лумпо, хутухты из Утая в Китае, пандиты гэгэна из Доло-Нора во Внутренней Монголии и сотен китайских мудрецов. Сюда имеют доступ лишь Богдо-хутухта и марамба Та-Рим-по-Ша. Ключи хранятся вместе с печатями Живого Будды и украшенным свастикой рубиновым кольцом Чингисхана в ларце, находящемся в частном кабинете Богдо.
Особа Его Святейшества окружена свитой в пять тысяч лам. Они делятся на много классов, начиная от простых слуг и кончая советниками «Бога», из которых и состоит правительство. К советникам принадлежат все четыре хана Монголии и пять высших князей.
Особый интерес заслуживают 3 класса; о них мне рассказывал и сам Живой Будда при моем с Джам Болоном посещении его.
Живой Будда сообщил нам при этом, что он очень удручен той деморализованной и порочной жизнью, которую ведут ламы, так как таковая быстро сокращает число прорицателей и ясновидцев.
— Если бы, — говорил он, — монастыри Джал-хантцы и Нарабанчи не сохранили своих строгих правил, то Та-Куре вскоре остался бы без пророков и предсказателей. Барун Абага Нар, Дорчиул-Юр-док и остальные святые ламы, могущие видеть то, что скрыто от простого народа, ушли от нас вместе с благодатью Божьей.
Прорицатели же эти — «дзурены» — нам необходимы. Каждый раз, когда какое-либо важное лицо посещает монастырь Урги, посетителя без его ведома раньше всего показывают «дзуренам»; результат их исследования судьбы данного лица сообщается Богдо для того, чтобы он знал, как обращаться с гостем и какой политики с ним придерживаться. «Дзурены» большей частью старики, худые, истомленные и строгие аскеты; но мне пришлось встречать и совсем молодых «дзуренов», почти мальчиков — это были хубилганы, возрожденные боги, будущие хутухты и гэгэны различных монгольских монастырей.
Следующий за прорицателями класс — это доктора — Та-ламы; они должны наблюдать за влиянием растений и определенных животных продуктов на людей, сохранять тибетские лекарства, совершенствовать методы лечения и изучать анатомию, не прибегая, однако, к вивисекции. Они ловко вправляют члены, массируют, хорошо знают гипноз, животный магнетизм и влияние минеральных источников.
Третий класс составляет высший разряд вра-чей-отравителей, большей частью тибетского и калмыцкого происхождения.
Это, так сказать, «доктора политической медицины». Они живут отдельно от своих коллег и являются молчаливым орудием в руках Живого Будды.
Мне говорили, что почти все они немы. Я видел одного из них — того, который отравил китайского врача, присланного императором для «ликвидации» Живого Будды. Это был маленький седой старичок с глубокими морщинами на лице, небольшой седой бородкой и живыми, пытливо все высматривающими глазами. Как только он появляется в каком-нибудь монастыре, местный «Бог» тотчас же перестает есть и пить из страха перед этим монгольским отравителем. Но даже это не спасает приговоренного, ибо отравленный головной убор, рубашка, обувь, четки, даже поводья, книги и священные предметы с успехом приводят к тому, что имел в виду богдохан.
Слепой первосвященник внушает верующим глубокое уважение и религиозный страх. Все падают перед ним ниц. Даже ханы и хутухты приближаются к нему на коленях. Все вокруг него окутано тайной, полной восточной старины.
Пьяный старик, слушающий банальные арии граммофона, пускающий электрический ток в своих слуг с помощью динамомашины, коварный ветхий слепец, отравляющий своих политических врагов, лама, держащий свой народ в духовной темноте и обманывающий его пророчествами и предсказаниями, — он все же не вполне обыкновенный человек.
Однажды мы сидели в комнате Богдо. Князь Джам Болон переводил ему мои рассказы о великой войне.
Старик слушал очень внимательно. Вдруг он широко раскрыл свои глаза, прислушиваясь к звукам, доносившимся извне. Лицо его выразило благоговение, мольбу, испуг.
— Боги зовут меня, — прошептал он, медленно направляясь в свою часовню; там он промолился около двух часов, коленопреклоненный, неподвижный. Его молитва состояла в беседе с невидимыми богами, в вопросах, на которые он сам себе отвечал, как бы повторяя слова невидимых существ. Он вернулся оттуда бледный, измученный, но умиротворенный и счастливый.
Это была его личная молитва.
Во время обычного богослужения в храме он не принимает участия в молитве, ибо тогда он — Бог. Он сидит на троне, который ламы подымают и ставят на алтарь. Народ и ламы ему молятся. Он же, вперив свои быстрые, сверкающие, хотя и слепые глаза в пространство, выслушивает слова молитвы, надежды, слезы отчаяния своего народа. Ламы одевают его в различные, соответствующие случаю одежды, состоящие из желтой и красной ткани; меняют они также и его головные уборы.
Богослужение кончается, когда Живой Будда, с тиарой на голове, дает толпе молящихся свое благословение, поворачивая лицо на все стороны и простирая руки к северо-западу, то есть по направлению к Европе, где, по воззрениям желтого учения, должно распространиться учение мудрого Будды.
После долгого богослужения и одинокой молитвы в храме первосвященник действительно производит потрясающее впечатление. Он призывает тогда своих секретарей и диктует им свои, всегда крайне неясные видения и пророчества, не делая из них никаких выводов.
Обычно со словами: «Он вошел в Его обитель, и души их соединились!» — он облачается в белые одежды и удаляется на молитву в свою часовню. Тогда закрываются все двери дворца; ламы предаются какому-то мистическому страху: молятся и, перебирая четки и сопровождая молитву и заклинания верчением молитвенных колес, шепчут священные слова: «Ом! Мане падме хунг». Для истолкования видения предсказатели читают гороскопы, прорицатели описывают свои прозрения, а марамбы, в свою очередь, ищут в старинных книгах объяснение словам Живого Будды.