Внутренняя дисциплина: кнут и пряник

Внутренняя дисциплина: кнут и пряник

Немцы придумали очень точное и емкое слово для обозначения огромного аппарата слежки и запугивания: «flachendeckend», которое означает «работа по площадям». Кнут был виден не всегда, но люди все время помнили о нем. Даже сотрудники Штази не были неуязвимыми. Однако по отношению к своим Эрих Мильке применял также и метод пряника.

По восточно-германским меркам офицерам Штази платили очень хорошо. Лейтенант получал 1900 марок в месяц, в два раза больше среднемесячной зарплаты по стране и больше, чем директор фабрики среднего размера с числом рабочих в несколько сотен. Офицеры в званиях майора и выше имели возможность приобрести коттеджи для загородного отдыха, расположенные в самых живописных местах Восточной Германии, за ничтожную часть их действительной стоимости. Большая часть земли там была конфискована у тех, кто был брошен в тюрьму как враг народа или бежал на Запад. Помимо этого, всем сотрудникам предоставлялись бесплатные путевки в один из двадцати четырех санаториев, принадлежавших МГБ. Высшие чины аппарата госбезопасности отоваривались в специальных магазинах, где продавались западные товары. Время от времени генералов и полковников вызывали на склад отдела почтового контроля, где им выдавали запечатанные металлические коробки с товарами, конфискованными из посылок западных немцев, которые те посылали своим восточным родственникам.

Кнутом Мильке — который использовался так же часто, как и пряник, — была политическая и личная дисциплина, напоминавшая первые дни формирования французского национального легиона. Вновь поступающие на службу давали присягу «бороться плечом к плечу с органами государственной безопасности всех социалистических стран против врагов социализма». Нарушителей этой торжественной присяги ждало «суровое наказание по законам республики и презрение трудового народа». Помимо этого, сотрудники давали подписку о неразглашении, действительную на всю жизнь. Им не разрешалось ездить в капиталистические страны, и каждый раз, получая почтовые отправления с Запада и принимая гостей оттуда, они обязаны были ставить об этом в известность руководство МГБ. Эти ограничения касались и их ближайших родственников. Нарушения присяги или подписки о неразглашении влекли за собой увольнение со службы и невозможность устроиться на какую-либо стоящую работу. Серьезные случаи рассматривались военными трибуналами на закрытых заседаниях, которые могли вынести смертный приговор, что означало гильотинирование или выстрел в затылок. Такая судьба постигла около двух сотен офицеров. «Существовал лишь один способ уйти из МГБ без того, чтобы тебя преследовали всю жизнь, — вспоминал один бывший полкрвник. — Либо вы уходили на пенсию, либо умирали. После того как вы поступали на службу и при этом открыто выражали свое недовольство политикой правительства, с вами было покончено. Если вы не оказывались в тюрьме или что-либо еще хуже того, вы как бы прекращали свое существование. Это произошло с несколькими тысячами бывших сотрудников. В некотором роде они тоже стали жертвами режима».